Кате уже не хватало воздуха. Она забилась...
Мешок сдернули с ее головы. Катя сидела внутри джипа, на заднем сиденье, стиснутая двумя мужчинами. Теми, что курили. Еще двое сидели впереди.
— Ни звука! — негромко, с угрозой произнес сидевший справа от Кати. — Язык отрежу.
В руках его не было ножа, но Катя только взглянула на него и сразу и безоговорочно поверила.
— Чисто отработали, — одобрительно произнес тот, что сидел за рулем.
— Делов-то... — пренебрежительно процедил угрожавший Кате. — Я бы один управился. Засылать целую бригаду на малолетку...
— А тебе-то не по барабану? — с усмешкой сказал тот, что сидел справа от водителя. — Плата по таксе. Сидор, поехали!
Заурчал двигатель...
— Кондиционер опять полетел, — пожаловался водитель.
— Опусти стекла, — сказал его сосед. — Девушка будет вести себя тихо. Да, девушка? — Он повернулся, подмигнул Кате. — Доедем с ветерком!
Стекла на передних дверцах поползли вниз... И тут что-то с грохотом обрушилось на крышу джипа.
— Ах ты!.. — заорал водитель, тут же страшно захрипел, потому что в окошко всунулась поросшая серой шерстью лапа с длиннющими пальцами, завершавшимися тупыми желтыми когтями, и пальцы эти сомкнулись на горле водителя. Раздался влажный хруст, и водитель обмяк... Но еще раньше точно такая же лапа просунулась во второе окошко и перехватила толстую шею второго похитителя, дернула его вверх, с силой ударив о дверцу...
Третий, тот, что угрожал Кате, выхватил пистолет и принялся палить в промявшуюся крышу. Катя моментально оглохла. Салон машины наполнился кислым дымом... Стрелок и его подельник, тот, что сидел с другой стороны от Кати, одновременно выпрыгнули из машины... И тотчас оба они взлетели вверх, словно их подцепило подъемным краном — только ногами дрыгнули. В следующее мгновение один из них со страшной силой врезался в дверцу гаража — прямо в соединенные замком петли. А второй тихонько сполз по капоту на землю... Крыша еще раз содрогнулась, джип присел на рессорах, качнулся... И всё.
Водитель не двигался, уткнувшись лицом в руль. Его сосед съехал с сиденья вниз и тоже не подавал признаков жизни. Угрожавший Кате лежал ничком у ворот гаража. Четвертого Катя не видела, но догадывалась, что и он уже не опасен...
Тем не менее Катя некоторое время набиралась храбрости, чтобы выйти из джипа. Вышла. На изрядно помятой крыше джипа — никого. Зато в соседнем дворе уже раздавались громкие голоса.
Катя шмыгнула в щель между гаражами, затаилась.
Минуты не прошло, а вокруг джипа собралась изрядная толпа. Катя тихонько выскользнула из своего закутка и смешалась с зеваками. Очень вовремя. Как раз приехала милиция. Место происшествия оцепили. К этому времени Катя уже почти пришла в себя. И попыталась тихонько улизнуть. Но ее перехватили на выходе из подворотни.
— Минутку, девушка!
Распаренный толстый мужчина сунул ей удостоверение:
— Вы были здесь, когда это произошло? Что видели?
— Что — это? — пискнула Катя, изображая глупенькую школьницу.
— Убийство! — буркнул толстяк. От него попахивало спиртным.
— Какое убийство? — Катя наивно захлопала ресницами.
— Такое, — буркнул толстяк. И вдруг потянул носом воздух: — Значит, ничего? А что это у тебя от волос порохом пахнет?
— Не видела ничего! — быстро сказала Катя. — Зато выстрелы слышала!
— Да неужели? Пернушкин, иди-ка сюда!
Подошел еще один, в милицейской форме.
— Чего тебе, Иваныч?
— Ну-ка понюхай! — он ухватил Катю за волосы.
— Что вы делаете! — жалобно вскрикнула Катя. — Не трогайте меня!
На них мгновенно обратили внимание: зевак вокруг оставалось достаточно.
— Что вы ко мне пристаете? — еще жалобнее воскликнула Катя. — Я здесь работаю! В соседнем дворе!
— Проверим! — пообещал Иваныч. — Нюхай, Пернушкин! Чуешь, чем пахнет?
В толпе послышались возмущенные реплики, но вмешаться никто не рискнул. Помощь пришла в виде пожилого крупного мужчины в форме, с погонами.
— Пернушкин! Асов! Немедленно отпустите девушку!
Пернушкин тут же отпрянул от Кати, но толстяк ее не отпустил.
— Товарищ подполковник, от волос у нее порохом пахнет! — заявил толстый.
Подполковник глянул на Катю: та изобразила смесь наивности и испуга. Испуг, впрочем, был естественный. Перепугалась она не на шутку. Даже больше, чем тогда, в джипе. Тогда она просто не успела испугаться по-настоящему...
— Сказать, чем от тебя пахнет, Асов? — грозно произнес подполковник. — Я сказал: отпусти ребенка! Чем вы тут занимаетесь, мать вашу так?
— Опрос свидетелей, товарищ подполковник! — бойко отрапортовал толстяк.
— Так опрашивай, Асов! Опрашивай, а не к девyшкaм приставай! — раздраженно бросил подполковник. — Четыре убийства, а ты тут... — Он поглядел на Катю. — ...Детей пугаешь! Пернушкин! Запиши данные девушки и... Купи ей мороженого!
— Так точно, товарищ подполковник!
— И откуда ты взялась на мою голову? — сварливо пробормотал он, уводя Катю подальше от места происшествия. — Да не трясись ты, никто тебе ничего не сделает. Асов — он нормальный мужик. И опер толковый. Просто день у него сегодня трудный. Шутка ли — четыре жмура, и все на его земле... Видела что-нибудь?
— Выстрелы слышала, — с готовностью ответила Катя. — Три или четыре...
— Семь, — поправил милиционер. — Их весь квартал слышал. — Он похлопал себя по карманам. — У тебя ручки нет?
— Нет.
— Вот черт. И у меня нет! Ты тут что, живешь?
— Работаю, — сказала Катя. — Сторожем.
— И ничего не видела?
— Ничего! — Катя опять захлопала ресницами.
— Раз ничего не видела, так и записывать нечего, — решил милиционер. — Тебе какого мороженого? — Они как раз подошли к лотку.
Катя поглядела на его тощий бумажник и решила не вводить человека в расходы.
— Трубочку, — сказала она. — С черной смородиной.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
"Карлссона убили!"
Истинный тролль всегда голоден. Если он не голоден, значит, он умер. Или спит.
Троллиная поговорка
"Так вот что вчера имел в виду Карлссон — когда говорил, что за мной присмотрят", — думала Катя.
Она шла по улице, ела мороженое, исподволь оглядывалась, но, конечно, Хищника не видела. Солнце светит, людей вокруг полно... Интересно, как он ухитряется прятаться?
Катя почти с жалостью вспомнила о своих неудачливых похитителях. Слабаки они — против тролля. Как он их! Раз-два — и все лежат. Точно как вампир какой-нибудь в ужастике. И всё это — среди бела дня. И никто ничего не видел.
"Что им всем от меня нужно? Я же никому ничего плохого не сделала! — мысленно возмутилась она. — Может, это — из-за Карлссона?"
Что если за ней охотятся, чтобы она выдала его убежище?
Катя остановилась у светофора... К Лейке, что ли, зайти? Рассказать новости? Только как ей расскажешь? Тогда ведь и про Хищника придется сказать. А это — тайна. Интересно, поверила бы ей Лейка? Милиция уж точно не поверила бы. Катя вспомнила толстого милиционера... Какой он всё-таки противный! Потный, жирный, схватил ее так грубо... Ишь, прибежали, когда всё уже кончилось. Будут теперь искать, кто убил этих бандитов. А когда Катю два раза пытались украсть, милиции почему-то и близко не было. Хорошо, в первый раз мужики из "Шаманамы" поблизости оказались, а во второй раз — Хищник ее защитил. А если бы их не было? Вот у той девушки, тело которой нашли в Дубках, защитников не нашлось... А бандиты преспокойно разъезжают по городу на красивых машинах и делают что хотят...
Зажегся зеленый, Катя перешла улицу и двинулась к дому. Всё-таки хорошо, когда есть кому тебя защитить. Катя гордо откинула головку и пошла тем красивым шагом, которому научила ее Карина: легко, непринужденно, от бедра... Заметила, что практически все встречные мужчины обращают на нее внимание, и еще выше задрала подбородок...
Уже открывая двери, Катя вспомнила, что ей надо было срочно зайти к Карине. Ладно, сейчас она ей позвонит. Но сначала — Карлссон. Он должен знать...
Катя перелезла через подоконник.
— Карлссон! — закричала она. — Карлссон!
С его слухом он Катю за три километра услышит. Никакого телефона не надо...
Карлссон появился минут через десять.
— Привет, Малышка!
— Привет! — Катя встала с подоконника. — А меня сегодня...
Звук был такой, будто быстро-быстро защелкали кнутом, брызнули осколки кирпича. Карлссон прыгнул мигом раньше, ухватил Катю за плечо и грубо, как мешок, перебросил внутрь квартиры. Катя ударилась спиной об пол, и сразу же что-то врезалось в оконное стекло и, прошив его (не разбив!), ударило в кафельную плитку над мойкой, взвизгнуло и угодило в горку посуды, со звоном и грохотом посыпавшейся на пол. Катя вскочила (не самое умное, что она могла сделать, но она уже мало что соображала):
— Карлссон!
Карлссон (он стоял к ней спиной) мгновенно обернулся. Рубашка его была в крови.
— Беги! — закричал он. И тут сверху, на краю крыши, появился человек в камуфляже с коротким автоматом и сразу стал стрелять, причем Катя не сразу поняла, что он стреляет, потому что грохота выстрелов не было. Но когда вокруг завизжали пули, Катя тоже завизжала изо всех сил, потому что видела, что несколько пуль попали в Карлссона. Но он не упал, а наоборот, прыгнул вверх, на каменные перила, а с перил — на крышу, ухватил стрелка за ногу... Всё это произошло ужасно быстро: стрелявший потерял равновесие, завопил, автомат его полетел вниз... И он тоже полетел вниз.
И вместе с ним — оторвавшийся край ржавого водостока, за который держался Карлссон.
Катя ахнула, бросилась было на площадку, потом, опомнившись, к дверям — и вниз по лестнице. Внизу уже собралась толпа. Тот, кто стрелял, лежал на проезжей части. Вернее, у заднего бампера припаркованных у тротуара "Жигулей", крыша которых была вмята. Катя не рассмотрела стрелка толком, потому что увидела Карлссона.
Карлссон лежал на спине посреди тротуара. Он был еще жив — скреб пальцами асфальт и делал судорожные движения, словно пытался перевернуться. Кати он не видел. Он вообще ничего не видел, потому что его лицо и глаза были залиты кровью. И рубашка тоже вся в крови.
Катя стояла, оцепенев, совершенно не зная, что делать, смотрела, как движения Карлссона делаются всё слабее, пока он наконец не затих совсем. Появились два милиционера. Один, двумя пальцами, за ствол нес автомат. Потом приехала "скорая" и одновременно с ней — милицейская машина. В машине приехали трое, один из которых был Кате уже знаком: тот самый Асов, который пытался ее арестовать. Из "скорой" выбрался старенький доктор, наклонился к Карлссону, пощупал шею, покачал головой. Ко второму он даже подходить не стал.
— Это уже не наши, — сказал он Асову, сел в машину и уехал.
И Катя тоже всё поняла, повернулась и побрела куда глаза глядят. Она шла так, словно на улице никого нет, и ей уступали дорогу. Потому что человеку с таким лицом нельзя не уступить дорогу. А Кате очень хотелось заплакать, но она не могла. Так она шла и шла, пока не уткнулась в того, кто дороги ей не уступил.
— Катенька, милая, что с вами?
Катя подняла голову и увидела Селгарина.
— Что с вами, Катенька? Что случилось? — Катя молчала. Она просто не могла говорить.
— Пойдемте-ка в машину! — решительно сказал Эдуард Георгиевич и увлек ее за собой.
Катя не сопротивлялась.
И в машине, той самой, красивой, с белыми кожаными сиденьями и откидывающейся крышей (сейчас она была поднята), она наконец расплакалась.
— У меня друг погиб, — прошептала она. — Очень близкий друг... Только что...
— Господи, бедная девочка! — Селгарин обнял Катю, вытер ей слезы пахнущим лавандой носовым платком. — Что же нам теперь делать?
Катя не обратила внимания на это "нам".
— Не знаю... — проговорила она.
— Ладно, поехали! — принял решение Селгарин. — Я знаю здесь поблизости одно спокойное место. Там мы всё обсудим и решим, что делать дальше.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Олигарх
Эльфийский омолаживающий крем: вечером наносишь на кожу лица, утром твое лицо покрывается превосходными подростковыми прыщами.
Маленький ресторанчик, где Селгарина хорошо знали и называли по имени-отчеству. Столик на двоих в нише у окна, выходящего на маленький зеленый двор. Бесплотный официант, классическая музыка, Григ, кажется...
В другое время Кате бы здесь ужасно понравилось...
Селгарин настоял, чтобы она прежде всего выпила рюмку коньяка. Коньяк был настолько мягкий, что казался сладким. Катя такого никогда не пила. Она ощутила его вкус, даже несмотря на свое состояние. Не спрашивая Катю, Селгарин заказал ей какой-то салатик, пирог... Катя ела, не обращая внимания на то, что ест, но много. На нее всегда нападал жор, когда она нервничала.
Сам Эдуард Георгиевич почти ничего не ел. Выпил стопку водки, закусил махоньким, размером с ноготь, бутербродиком с черной икрой. Потом ему принесли кофе, аромат которого Катя ощутила раньше, чем официант поставил его на стол.
Наевшись, Катя немного успокоилась, выпила еще одну рюмочку, и Селгарин очевидно решил, что она готова к разговору.
— Ваш друг — это тот, что упал из окна? — спросил он.
— Откуда вы знаете?
— Я ведь ехал мимо, — пояснил Селгарин. — Видел тело... То есть тела. Нетрудно догадаться.
— Он не выпал из окна, — сказала Катя. — Он упал... с крыши.
— Вы наверняка знаете, что он мертв? Я знаю случаи, когда...
— Он мертв, — безжизненным голосом произнесла Катя. — Я знаю точно. И еще перед этим в него стреляли. Тот, второй... — Она потянулась к рюмке, но рюмка была пуста. Селгарин тут же налил ей еще коньяка.
— Он... Тоже умер?
— Да. Сдох! — добавила она яростно.
— Спокойней, Катенька... — Селгарин коснулся ее руки, заглянул в глаза.
"У него такие же глаза, как у Карины, — отметило Катино сознание. — Может, даже еще синее и еще больше". В прекрасных глазах Селгарина светилось искреннее сочувствие. Он понимал и разделял Катину боль.
— С вами, Катенька, случилось огромное несчастье, — произнес он мягко. — Но боюсь, смертью вашего друга ваши, Катенька, беды не закончатся.
— Почему?
— Если бы он выпал из окна...(С крыши, поправила Катя). ...С крыши, просто упал, это было бы огромное несчастье. Но если в него стреляли, если его убили, то всё намного усложняется. Вы не знаете, почему в него стреляли?
Катя замотала головой.
— Уверены? Вы же сказали — это был ваш близкий друг...
— Не в этом смысле.
— Я тоже — не в этом смысле, — произнес Селгарин. — А в том, что вы можете быть посвящены в его... дела.
— Нет! — Катя сказала это чересчур пылко. Селгарин покачал головой.
— Вы мне не верите? — воскликнула Катя.
