— Аранхина, мы отвлекаемся от сути, — мягко заметил Галиан, давая понять, что собеседница касается вопросов, решать которые ей не дано.
— Да, — поспешно согласилась Талма. — Мы говорим о судьбе девочки. Самой одарённой из всех, кого я встречала. Она ещё слишком юна, чтобы не ошибаться и не делать глупостей, но поверь — хорошего в ней гораздо больше, чем плохого. И не следует забывать, что именно она спасла родной ур от пиратов. Если бы не она, там, возможно, вообще бы не осталось налогоплательщиков.
— Кажется, несколько лет назад эта девочка спасла твоего племянника?
— Да. Это очень смелая девочка.
— Не спорю, — улыбнулся Галиан, задумчиво рассматривая свой серебряный перстень с акхариллом. — И очень ловкая. У меня просто в голове не укладывается, как она умудряется оказываться едва ли не одновременно в двух достаточно отдалённых друг от друга местах. Про неё говорят и такое.
— Люди всегда говорят много лишнего, Галиан.
— Верно, — согласился избранник, по-прежнему глядя на свой перстень — так сосредоточенно, как будто на сверкающих гранях чёрного камня были написаны ответы на все одолевавшие его вопросы. — Люди не только много говорят, но и очень многое замечают.
Галиан долго молчал, постукивая длинными сильными пальцами по инкрустированному столику. Талма тоже молчала. Все аргументы она уже привела. Галиана она знала с детства. Он не любил, когда люди повторяются. И не любил, когда на него давили.
— Да, Ариэна, дочь Астарана, очень одарённая девочка, — промолвил он наконец. — Настолько, что лучше не оставлять её без присмотра. Ты права, аранхина. Её место здесь.
Ариэна ничего не знала о6 этом разговоре, но она догадывалась, что причинила своей покровительнице немало хлопот. Впрочем, та её ни в чём не упрекала. И даже пригласила пожить у неё, пока Ариэна не под6ерёт себе квартиру.
Выглядела Талма очень плохо. Она страдала одышкой, и у неё так отекали ноги, что она уже почти не выходила из дома. Ариэна насыпала измельчённой паутины во все многочисленные пузырьки с лекарствами, которые принимала аранхина, но толку от этого не было. Ариэне казалось, что Талма принимает лекарства исключительно из уважения к своему врачу, а вовсе не потому, что надеется выздороветь. На её исхудавшем лице уже лежала та печать о6речённости, которую Ариэна видела два года назад на красивом, печальном лице Мелоры.
Через своих знакомых Талма помогла Ариэне подыскать удобную и относительно дешёвую квартиру недалеко от Священного Сада.
— Ты меня нисколько не стесняешь, дорогая, — сказала она однажды вечером. — Но лучше тебе поскорей обзавестись собственным углом. Так ты быстрее тут освоишься. А за меня не беспокойся. Мои старые верные слуги прекрасно за мной присматривают. Навещай меня, если выберешь время.
— Конечно, выберу, госпожа, — заверила больную Ариэна.
Она стыдилась признаться себе, что покидает дом аранхины с чувством облегчения. Витающая здесь тень смерти угнетала её. Ариэна очень жалела Талму, но помочь ей уже ничем не могла. Да та и не нуждалась в её помощи. Талма нуждалась в покое и заботе тех, кто окружал её уже долгие годы. Ариэна поняла, почему аранхина старается мягко от неё отстраниться. Талма не хотела угасать у неё на глазах. И возможно, боялась излишне к ней привязаться. Это уже было ни к чему.
Почти все, кто имел хоть какое-то отношение к Святилищу, жили в Полумесяце. Так назывался престижный район, который действительно имел форму ущербной луны и наполовину опоясывал Священный Сад с запада. Центральные или Восточные ворота выходили на главную площадь города. Они были предназначены для посетителей. Отсюда же начинались праздничные шествия. Западными воротами пользовались только те, чья жизнь была неразрывно связана со Святилищем. К таким относились аранхиты, аранхины, ученики, ученицы и воины богини. Ну и, разумеется, многочисленные слуги, благодаря которым маленький городок в центре столицы, называемый Священным Садом, сиял чистотой. Все слуги Святилища носили особую форму — серые туники с эмблемой в виде заключённого в круг паука на груди. Они были почтительны даже с самыми младшими из учеников, но Ариэна заметила, что у большинства из них довольно заносчивый вид. Вскоре она поняла, что никто не умеет так задирать нос, как привилегированные слуги.
— Поосторожней с ними, — предупредила её Талма. — Среди слуг Святилища много доносчиков. Иные их них на этом уже так нажились, что давно могли бы открыть собственное дело и перейти в разряд полноправных граждан, но они привыкли зарабатывать на жизнь не столько трудом, сколько доносами.
Слуги Святилища тоже жили в Полумесяце. Иногда в тех же домах, что и господа, только они обычно занимали либо самые верхние этажи, либо полуподвальные помещения, где, впрочем, тоже имелись вполне приличные квартиры с туалетными комнатами и водопроводом.
Большинство соучениц Ариэны были местными, так что жили в родительских домах — почти все в Полумесяце. Они удивлялись, что Ариэна выбрала дешёвую квартиру на добавочном этаже. Так назывался четвёртый, самый верхний, этаж. Квартиры тут из-за низких потолков считались второсортными. Содержание, которое получали ученицы, позволяло жить на широкую ногу, но Ариэна привыкла экономить. К тому же такой недостаток, как низкий потолок, полностью окупался наличием уютной мансарды с балконом. Ариэна решила устроить там мастерскую. Из мансарды было легко попасть на плоскую черепичную крышу, над которой шатром раскинулась крона старой либены. В конце осени её листья окрасились в густой оранжевый цвет, а ярко-лиловые плоды покрылись нежным розоватым пушком. Иногда по ночам Ариэна просыпалась от того, что переспевший плод со стуком падал на гладкую черепицу. В обеденной зале Мастерских кроме изысканных блюд подавали и отборные фрукты, но Ариэне, как и прежде, больше нравилось есть плоды, срывая их с дерева. Первое, что она сразу невзлюбила в школе, так это совместные обеды учениц и наставниц — церемонные и скучные. Хорошо хоть, поужинать можно было одной, у себя дома.
Хозяина дома звали Хавел. Это был хмурый и неразговорчивый старик. С жильцами он общался только по необходимости — если кто-то задерживал плату за квартиру.
— Надеюсь, ты не будешь устраивать по ночам шумные сборища? — ворчливо осведомился он у Ариэны перед тем, как подписать договор и дать ей ключи. — У меня внучка больная, а её комната как раз над твоей. Малышка и так иногда не спит по несколько ночей подряд. А уж когда её отпускает этот проклятый кашель, я не хочу, чтобы её тревожили.
— А что с твоей внучкой, господин Хавел? — вежливо поинтересовалась Ариэна.
— Грудная болезнь, — сухо ответил старик, всем своим видом давая понять, что с жильцами его связывают только деловые отношения, а посвящать их в подробности своей семейной жизни не в его правилах.
Хавел занимал со своей внучкой всего четыре комнаты третьего этажа. Больше у него близких не было. Позже Ариэна узнала, что предкам Хавела принадлежали обширные земли к востоку от Ур-Маттара, а кроме этого особняка ещё два дома и вилла.
— Поговаривают, что наш дорогой хозяин едва ли не царского рода, — сказал как-то Ариэне жилец цокольного этажа Вейт, семнадцатилетний юноша, приехавший в Ур-Матар учиться у известного ювелира. — Во всяком случае, предки у него были не только богатые, но и очень знатные. Но если с ним об этом заговорить, он возмутится и скажет, что ты несёшь какую-то чушь.
— Почему? Стыдится, что разорился? Так это судьба многих семейств с длинными родословными.
— Да, но не у всех родословные тянутся к царским гробницам. Избранники не доверяют родовой аристократии. Особенно потомкам царей Аранхайи... И даже тем, чьи предки просто упоминаются в старинных хрониках рядом с именами царственных особ.
"Забавно, — подумала Ариэна. — В стране уже пятьсот лет как нет никаких царей, а их призраки до сих пор не дают избранникам покоя".
Хавел не бедствовал, но ни один из его квартиросъёмщиков даже с натяжкой не назвал бы его состоятельным человеком. Большая часть его доходов шла на лечение внучки. Хавел обращался к лучшим врачам и готов был выложить любые деньги, если имелась хоть какая-то надежда, что именно это лекарство поможет маленькой Алиме. Внучку свою Хавел баловал, стараясь выполнить любое её желание. Похоже, его постоянно мучил страх, как бы её очередное желание не оказалось последним. Себе же Хавел во многом отказывал, ведь значительную часть доходов съедал налог. Владельцы домов, сдающие квартиры, не относились к категории граждан, которые по старости освобождались от налогов. Говорили, что Хавел хотел добиться снижения ежегодного налога, сославшись на тяжёлую болезнь внучки, но, когда он обратился с этой просьбой в коллегию алеатов, она начали так въедливо копаться в его прошлом и родственных связях, что старик предпочёл отказаться от своей затеи.
С Алимой Ариэна познакомилась в маленьком саду возле дома. Когда девочка чувствовала себя более или менее сносно, она там часто гуляла. Вернее, сидела в беседке с игрушками или книгой. Резвиться и бегать у неё не было сил. Все силы уходили на борьбу с тяжёлой болезнью, и, похоже, последняя была настроена на победу. Алиме недавно исполнилось десять лет, но она едва ли выглядела на восемь. Для диввинки она казалась слишком светлокожей. Впрочем, все объясняли её бледность постоянным недомоганием. Несмотря на нездоровый цвет лица Алима была хорошенькой. И как большинство болезненных детей, довольно капризной. Дед терпеливо сносил все её выходки, поэтому Ариэна очень удивилась, когда однажды Хавел сделал внучке выговор из-за сущего пустяка.
Алима сплела венок из стеблей травы-волосянки и прикрепила к нему крупную ризену — похожий на звезду ярко-синий цветок с восемью заострёнными лепестками. Надев на голову это подобие венца со звездой во лбу, Алима принялась рассматривать себя в маленькое зеркало, которое достала из кармана передника. Её бледное личико даже слегка разрумянилось от удовольствия. Девочка так самозабвенно собой любовалась, что не заметила, как подошёл дед. Хавел был явно недоволен, даже раздражён. Опасливо оглядевшись, он велел внучке снять венок. Хавел ещё что-то сказал. Что — Ариэна не расслышала, но после ухода деда Алима выглядела очень расстроенной. Она порвала венок, за6росила его в кусты и долго сидела, угрюмо уставившись в лежащую у неё на коленях книгу.
— Дедушке не понравился твой венок? — спросила Ариэна, подойдя к девочке.
Та ничего не ответила и посмотрела на неё настороженно.
— Давай сплетём другой, — предложила Ариэна. — Возьмём побольше цветов... Разных.
— Давай, — Алима слегка оживилась. — Только ризены рвать не 6удем.
"Наверное, ей вредна ризеновая пыльца, — подумала Ариэна. — Или запах. Потому Хавел и рассердился".
— А от других цветов тебе плохо не бывает? — на всякий случай спросила она Алиму.
— Нет, — сказала девочка после не6ольшой паузы. Создавалось впечатление, что она не поняла вопроса.
Больше Ариэна ничего не стала выяснять. Она сплела Алиме венок, потом рассказала ей сказку о девочке, которая нашла чудесный цветок, сделавший её самой красивой на свете. На северо-западе эту сказку знал каждый ребёнок. Алима слышала её впервые.
Через несколько дней, увидев Ариэну в саду, Алима сама её окликнула и попросила что-нибудь рассказать. Они подружились. Ариэне, у которой не было ни сестёр, ни братьев, даже нравилось опекать больную девочку. Она лепила ей из глины фигурки, рассказывала сказки, читала вслух книги. Правда, интересных книг в доме Хавела было немного. В книжных лавках и на рынках Ур-Маттара продавались в основном истории о славных деяниях аранхитов, которые с помощью Маттар избавляли своих сограждан от всяких бед. Алиме больше нравились истории, придуманные Ариэной. А от картинок, которые та для неё рисовала, девочка была просто в восторге.
В конце осени Алиме стало хуже. Говорили, что в это время года её болезнь всегда обостряется.
— Неужели ей не помогают никакие лекарства? — спросила Ариэна у Лиссы, вдовы известного зодчего Тарнаха, снимавшей квартиру на втором этаже.
— Только на время, — вздохнула Лисса. — Похоже, её уже не вылечишь.
Когда Ариэна изъявила желание посидеть с больной, старый Хавел посмотрел на неё со смесью удивления и неприязни. Однако навестить Алиму разрешил. А увидев, как та обрадовалась гостье, позволил Ариэне приходить в любое время. Служанка, которая ухаживала за Алимой, 6ыла только рада. Оставляя гостью с больной, она и не подозревала, что та может что-то подсыпать Алиме в лекарство. Ариэна же делала это каждый раз, когда навещала девочку. Она знала, что вреда от добавленной в питьё тщательно измельчённой паутины не 6удет. Вопрос в том, будет ли польза? Вскоре выяснилось, что польза от этого есть. В какой-то момент Ариэне даже показалось, что чудесная паутина исцелила Алиму окончательно, но чуда не случилось. Через месяц болезнь обострилась снова. Ариэне опять удалось поднять девочку на ноги. Она чувствовала, что болезнь вернётся, но решила не отступать. Она продолжала тайком лечить Алиму при помощи паутины. В конце концов, без этого лекарства больной было бы ещё хуже. Талму Ариэна пыталась лечить скорее для успокоения совести — она знала, что аранхина обречена, но в то, что болезнь прервёт жизнь маленькой Алимы, она почему-то не верила. Не могла поверить. Даже после одного зловещего сна. Ей приснилась бледная красавица с серебристыми волосами, которая, издевательски посмеиваясь, сказала: "Зря ты так стараешься, дорогая. Ох как зря!" Это опять была она. Прислужница Гиамары, явившаяся в мир людей за очередной жертвой.
"Ну уж нет, — подумала Ариэна. — Алиму я тебе не отдам!"
Она была единственной из всех жильцов, кого хозяин особняка изредка удостаивал приветливой улыбки. Кажется, Хавел наконец-то понял, что ученица Святилища не пытается извлечь из дружбы с его внучкой какую-то выгоду. Ариэна исправно платила за квартиру, даже не заикаясь ни об отсрочке, ни о снижении суммы. Иногда ей казалось, что Хавел как-то странно на неё смотрит. Не мог же он не заметить, что улучшения в состоянии Алимы напрямую связаны с визитами юной художницы. Ариэна даже представить себе не могла, что он по этому поводу думает. Скорее всего, старик вообще избегал искать какие-либо объяснения. Он обожал свою внучку. И хотел, чтобы она подольше прожила. Наверное, по сравнению с этим всё остальное представлялось ему не таким уж и важным.
Общение с Алимой спасало Ариэну от приступов уныния, которые то и дело накатывали на неё в течение всей осени. Она знала, что никогда не привыкнет к этому страшному городу. Никогда не простит ему Герона. Но Ур-Маттар стал частью её судьбы, и в его обманчивой красоте было что-то завораживающее. Иногда по вечерам она вылезала через верхнее окно своей мансарды на крышу и, сидя под навесом ли6еновых ветвей, подолгу смотрела на город. Здесь, на юге, даже в конце осени было тепло, а короткая зима напоминала осень в окрестностях Зимогорья. Когда в Ур-Маттаре пошли дожди и Ариэна, выйдя на балкон, увидела, что крыши соседних домов становятся пёстрыми от опадающей листвы, она подумала о своём родном уре, где уже, наверняка, начали топить камины. И немного загрустила, вспомнив свой маленький уютный дом. Сейчас там жили Рауд и Эла. Ариэна сама на этом настояла, узнав, что Рауд окончательно поссорился с семьёй.
