Что тогда произошло? Виктор мог лишь предполагать, но знать наверняка, естественно, не мог. Вероятно, Настя залетела. То есть, не вероятно, а точно. Забеременела и... Виктор был слишком молод. Заканчивал гимназию и не имел, по большому счету, ни кола, ни двора, ни внятной профессии. Какая-то квартира в Ниене, убогий замок на краю земли, небольшой счет в банке — вот и все его состояние на тот момент. И Настя это знала так же хорошо, как знал он сам. Но у нее — при всей ее внешней взбалмошности, — был трезвый и невероятно практичный ум, в чем Виктор убеждался не раз и не два. Вот она, возможно, и решила, что выйти замуж за другого — благо кандидат давно уже обивал порог родительского дома, — не самая плохая идея. Тем более, что Селифонтов фигура знаковая: умен, талантлив, харизматичен и, как говорят великобританские супостаты, "гуд лукинг". Староват, конечно, для восемнадцатилетней девушки, но в их среде такие браки обычное дело. Сорокалетний полковник медицинской службы, профессор Военно-Медицинской Академии и заведующий отделением центрального армейского госпиталя — вполне мог себе позволить жениться на молодой и даже сделать вид, что невеста ничуть не беременна. Для Насти, которая отчего-то решила сохранить плод, это тоже был неплохой вариант. А что же Виктор? Похоже, в его прежней жизни такого с ним никогда не случалось, а в этой второй своей жизни он привык считать себя молодым парнем. И к идее, что у него есть сын, никакого определенного отношения пока не выработал. Но и равнодушным не остался.
— Это ведь твой рабочий телефон? — даже не поздоровавшись, спросила она.
— Да, — опешил от такого напора Виктор.
— А квартира, ты говорил, у тебя там же? — продолжила Настя, словно, не замечая абсурдности ситуации.
— Да, — а вот Виктор на что уж был по жизни резкий мужчина, пилот-испытатель, как никак, а не просто так погулять вышел, внезапно оробел и растерялся и все еще не знал, что сказать ей в ответ, поскольку толком не понимал, что происходит на самом деле.
— Я хочу к тебе.
Вот теперь он все понял и от этого растерялся еще больше, но женщина ему отступить не позволила:
— Возражения не принимаются! — сказала, как отрезала.
— Да, я, вроде бы, и не собирался...
— И слава богу! — закрыла тему женщина. — Где?
— Соляной переулок дом 7, — ответил Виктор. — Я тебя встречу. Когда?..
— Соляной переулок? — переспросила Настя. — Через двадцать минут.
— Через двадцать минут, — повторил за ней Виктор и неожиданно для себя почувствовал, как его охватывает знакомое по прошлым их отношениям возбуждение определенного рода.
"Наверное, это потому что у меня давно не было женщины", — решил он себе в утешение, чертиком из табакерки вылетая из-за рабочего стола.
Времени у него было в обрез. Спрятать документы в сейф. Подняться к себе в квартиру и прибрать в беспорядке раскиданные по комнатам вещи. Виктор никогда не был педантом и аккуратистом и, живя один, не заморачивался особым порядком и чистотой. Хорошо хоть уборщица была у него в квартире третьего дня, так что пыль собраться не успела и кровать была застелена чистым бельем. Тем не менее, вечно опаздывая туда или сюда и не имея ни одной лишней минуты, он успел захламить свою небольшую квартирку даже за эти короткие два дня.
Раскидав вещи по "укрытиям", Виктор выскочил на улицу буквально в тот момент, когда в переулок из-за угла вышла Настя, одетая в просторную кунью шубу и шапку-малахай из черно-бурой лисы. Сам Виктор впопыхах выскочил на мороз даже без шинели, но, видит бог, ему сейчас не было холодно. Напротив, при виде идущей ему навстречу женщины он почувствовал, как на висках выступает горячий пот.
— Куда? — как-то очень уж по-деловому спросила она, приблизившись к нему практически вплотную.
— Иди за мной, — позвал он, поворачиваясь ко входу.
— Сумки возьми, — протянула она ему какую-то поклажу.
— Что это? — не понял Виктор, мысли которого были заняты совсем другим.
— Еда, выпивка, — чуть дрогнувшим голосом сообщила женщина. — У тебя же, поди, шаром покати...
Удивительное дело, иной раз между мужчиной женщиной говорится столько разных слов, что можно роман написать, и еще останется. А в другой раз прозвучат всего несколько слов, да и то, вроде бы, не к месту и не ко времени, а на самом деле, все уже сказано, и никаких дополнительных объяснений не требуется. Так и сейчас, говорили о еде, но оба уже знали, о чем на самом деле идет речь. И поэтому, наверное, больше они ни о чем не говорили. Виктор провел Настю через пост охраны, они быстро поднялись по довольно крутой лестнице наверх, прошли коридором и наконец оказались в его квартире. Остальное происходило, как в тумане, или при умопомрачении. Виктор сразу же, не раздумывая, отставил куда-то в сторону "сумки-клюмки" и привлек к себе женщину. Оказывается, он не забыл вкус этих губ и, наверное, поэтому никак не мог от них оторваться. И не запомнил толком ни как раздевал ее, ни как раздевался сам, но очнулся уже голый и со сбитым дыханием, лежа в объятиях не на шутку запыхавшейся женщины...
Глава 7
1. Шлиссельбург, апрель, 1954
В полночь к ней в Кобонский Бор снова пришла Маша. Оставила третьего дня ночью зашифрованную записку в тайнике, оборудованном за одной из стенных панелей в рабочем кабинете адмирала Браге, забрала список очередного заказа, и вот наконец объявилась. Сюда, в Лизин личный кабинет, Маша наловчилась переходить без промежуточных остановок еще лет десять назад. И сегодня исполнила этот трюк ничуть не хуже, чем в предыдущие годы.
"Мастерство не пропьешь!"
Лиза приехала в Кобону заранее, оповестив все заинтересованные стороны, что смертельно устала и нуждается в немедленном отдыхе, как минимум, до шести утра, поскольку в семь за ней должен был прибыть геликоптер. Сказано — сделано. Она приняла душ, переоделась, плотно поужинала, — чтобы потом не отвлекаться, — и поднявшись к себе в кабинет, заперлась там за двойными дверями и плотно зашторенными окнами до самого утра. Ничего нового, тем более, необычного в этом не было. Ее домочадцы знали, Адмирал часто затворяется ото всего мира у себя в кабинете, к которому примыкает крошечная комната отдыха с удобным кожаным диваном, на котором она зачастую спала, когда решительно не было уже никаких сил идти в спальню. Но сегодня ей спать не придется, и оно того стоит.
Лиза проверила запасы: молотый кофе, сахар, шоколад. Заполнила водой емкость американской кофейной машины, сервировала журнальный столик на двоих, придвинув и его, и два удобных кресла к заранее разожженному камину, и завершила подготовительные мероприятия, водрузив на стол пузатую бутылку темного стекла с этикеткой, сплошь покрытой гербовыми печатями и изображениями золотых медалей. Это была эксклюзивная пятидесятилетняя старая польская водка "Starka Piastowska": ржаные спирты, бочки из-под португальского портвейна, настояна на листьях яблонь сорта "Розмарин" — в общем, полный набор. Старка эта очень нравилась Маше, но дело еще и в том, что у самой Лизы она будила приятные воспоминания о ее первой большой войне, когда именно такие трофейные бутылки привез ей в госпиталь полковник Рощин. Дело происходило после высадки десанта на Роя и Калк — им как раз и командовал полковник, — и после эпического боя на траверзе Виндавы. Тогда, прежде чем окончательно потерять сознание, Лиза все-таки умудрилась посадить на воду разбитую артиллерийским огнем "Вологду". Вот после этого всего и трех дней в коме, к ней в госпиталь приехал Рощин и привез букет чайных роз сорта "Глория Деи" и благородную польскую старку на распив. А позже, когда она уже приняла командование авианосной группой, прислал в подарок целый ящик — двенадцать бутылок — этого благородного напитка.
"Да, — улыбнулась она мысленно, вспоминая те дни, — было время..."
И в этот момент в адмиральский кабинет "вошла" Мария Бессонова. Просто возникла из неоткуда. Беззвучно, без балаганных эффектов, но весьма впечатляюще.
— Ты что с гулянки? — вместо приветствия спросила Лиза, рассмотрев ночную гостью. — Бал-маскарад, тематическая вечеринка?
— На родину ходила, — объяснила красавица, одетая по последнему слову флорентийской моды пятнадцатого столетия. — Ностальжи замучила, понимаешь ли.
Она опустила на пол объемистый кофр коричневой кожи и, протягивая руки навстречу, шагнула к Лизе:
— Дай хоть обнять тебя, мой адмирал!
— Я тоже соскучилась! — улыбнулась Лиза. — Выглядишь, умереть не встать!
— Ты тоже могла бы.
— Мне нельзя, — не без сожаления повторила свою мантру Лиза. — Я при исполнении.
— Значит, "про уйти" ты все для себя решила. — Не вопрос констатация факта.
— Маша, ты же знаешь, у меня здесь семья, друзья и страна...
Так все и обстояло. Это была ее земля, и эту землю надо было защищать от супостата, и не только потому что Себерия — ее родина, как бы странно это не звучало из ее уст, но и потому что на этой земле жили близкие и небезразличные ей люди. Ее родня, ее друзья, ее боевые товарищи. Маша все это знала, потому и не стала усугублять.
— Можешь не объяснять, — сказала, закрывая тему, которую, на самом деле, они закрыли двадцать лет назад, сразу после Техасских приключений.
— Тогда, прошу к столу! — пригласила Лиза.
— Да уж, я бы выпила! — хмыкнула в ответ Мария.
Сели к камину, Лиза разлила старку и выжидательно посмотрела на подругу:
— Что у вас?
— У нас почти все готово, — Мария взяла свой стаканчик и с удовольствием понюхала напиток. — Думаю, через три-четыре месяца сможем перекрыть все каналы. Жалко конечно, но или так, или скоро через точки перехода попрут все, кому не лень. Оно нам надо?
— Обсуждали, — напомнила Лиза. — Решили. Я поддержала. О чем еще говорить? Твое здоровье!
Выпили. Закурили. Посмотрели друг на друга и почти одновременно кивнули, каждая своим мыслям. Расставаться после стольких лет дружбы, разделенной тайны и невероятных приключений было трудно, но, увы, необходимо. Хранить в секрете возможность перемещаться между мирами с каждым годом становилось все труднее, а желающих прибрать эту тайну к рукам — все больше. В особенности, опасными были в этой связи мир Маши и родной мир Лизы. Да и мир Себерии развивался слишком уж быстро. Еще немного и последователи незабвенного полковника Штоберля сообразят, что к чему и как этим всем воспользоваться в свою пользу. Так что решение перекрыть границы, что называется, напрашивалось, тем более, что появилась и подходящая технология. То есть, сначала-то — лет двадцать назад — возникла некая, казавшаяся в то время вполне сумасшедшей теория, а потом уже, несколько позже, теория воплотилась в металл и появилась техническая возможность поставить между мирами непроходимый барьер. Этим сейчас, собственно, и занималась Мария.
— Ладно, — закрыла гостья тему. — Знаешь, как говорят? Умерла, так умерла! Рассказывай, что у вас?
— Готовимся к мировой бойне, — сообщила Лиза старую новость. — Понимаешь, Маш, все настолько прозрачно, подло и логично, что даже оторопь берет. Мне кажется, у нас там, — я имею в виду свою родину, да и твою тоже, — все всегда происходило как-то более завуалированно. Хитрожопо и не без приличной дозы невезения. Часто даже без прямого умысла, просто так карта легла. А здесь...
И в самом деле, все было настолько очевидно, что хотелось взвыть. Вот только слезами горю, как известно, не поможешь. Великобритания и Франкия боялись Себерию. Боялись и ненавидели. Они и друг друга-то не шибко любили. Воевали не раз и не два. Строили друг другу козни. Но на данный момент их союз был выгоден и тем, и другим, поскольку они, похоже, нашли "общий знаменатель": решили объединить под своей эгидой, — и, разумеется, на совершенно добровольных началах, — все европейские государства. В одиночку этот план было не реализовать, а вот вместе — вполне. Так возник этот комплот, что было, в принципе, не ново. Случалось уже пару раз в истории. Но на этот раз все было по-другому. В том новом мире, который они решили построить, не было места Великой Себерии. Объединение же Себерии с Киевским княжеством, Сибирским ханством, Хазарией и Землей Хабарова грозило возникновением именно такой Себерии, как бы она там потом ни называлась. Себерия являлась конкурентом давно — слишком долго на взгляд франков и бриттов, — но новая Себерия будет во сто крат хуже, потому что сильнее. В САСШ это тоже понимали, но в прямую конфронтацию вступать не хотели. Они по старой памяти не любили ни франков, ни великобританцев. Но это не значит, что американцы не захотят наловить так много крупной рыбы в мутной воде, взбаламученной франками и бриттами, сколько смогут. Как там у них говорят в этих их Североамериканских Соединенных Штатах? Только бизнес? Так и есть. Ничего личного, разумеется, поскольку все люди — ну, кроме негров и индейцев, естественно, — рождаются равными, и далее по тексту.
— Заключено перемирие, — рассказывала между тем Лиза. — Идут переговоры, но уже очевидно, мир нам с ниппонцами и цинцами заключить не дадут. Подзуживают суки. Предоставляют невероятные кредиты, долгосрочные и, вроде бы, под малый процент. Поставляют оружие. Да, что там поставляют! Оружие, боеприпасы, даже боевые корабли идут туда сплошным потоком. Я не сгущаю краски. У нас, Маша, сейчас апрель. А в марте одна только Ниппонская империя получила со стапелей САСШ три тяжелых крейсера и пять эсминцев. Из Великобритании пришли средний носитель и два старых тяжелых крейсера. Из Милана на франкские деньги — пять фрегатов, из Венеции под американский заем три старых эсминца. Хотели и в Пруссии купить. Но немцы сами в испуге. Они и нас боятся, и комплота франков с бриттами опасаются. В общем, при такой колоссальной военной помощи, ни ниппонцы, ни цинцы на мир с нами не пойдут. Ну только если мы им, и в самом деле, Землю Хабарова и Маньчжурию, да еще и с приличным куском Сибирского ханства не отдадим. Но, если мы, прогнемся, Золотая орда тут же нападет на сибиряков, а мы останемся ни с чем и в явно проигрышной позиции. Мало того, что понесем огромные финансовые потери, — не говоря уже о национальном унижении невероятной силы, — так мы к тому же ничего не выиграем. Просто тогда на нас и киевлян нападут уже не ниппонцы с цинцами, а поляки, бритты и франки. Ну, и Швеция, понятное дело, тоже подсуетится.
— Значит, действительно мировая война, — тяжело вздохнула Мария. Лиза знала, та ей сочувствует, но сломать жернова истории не в силах. Да и никто бы не смог.
— Ну, мы к ней, на самом деле еще с декабря готовимся, — Лиза пыхнула папиросой и взялась разливать по новой. — Наверное, сможем перетянуть на свою сторону пруссаков и византийцев. И еще, может быть, страны Тихоокеанского союза при негласном попустительстве Техаса впишутся. Но это все. Остальные или слишком слабы, или надеются отсидеться. Договориться, откупиться...
— Чем смогу помочь?
— Ты и так уже помогла.
Не без помощи Марии, на фармакологических заводах Себерии уже начался выпуск антибиотиков и некоторых других необходимых в будущей войне препаратов, включая витамины и нейростимуляторы. Нарастало производство искусственного горючего, а это двигатели внутреннего сгорания, которые кое-где все-таки лучше паровых машин. И, разумеется, электроника. В этом мире было много всякой автоматики, но все это богатство работало на основе электромеханических реле. Настоящие ЭВМ отчего-то не возникли, хотя и радары, и телевизоры существовали еще с двадцатых годов. Это было странно, но у Лизы на этот счет имелась одна совершенно безумная теория. Мир Себерии отличался не только географией и некоторыми отклонениями в действии общемировых физических законов, здесь и человеческое мышление было несколько иным. Мозги у людей были устроены как-то по-другому. Во всяком случае, вычислительные машины и боевая электроника пошли в серию только сейчас и не без помощи Марии. Ну, и кое-что еще по мелочам: кевлар для бронежилетов, пакет первой помощи в бою, включающий кровеостанавливающую пасту, перевязочные средства, кофеин, и два шприц-тюбика, — противошоковый и с антибиотиком, — ну и еще всякое-разное в том же духе.
