Иными словами — никакого особенного смысла в использовании Благородного Фантазма Фергусом не было — в первую очередь он бы нанес урон всем вокруг, включая своих союзников, а во вторую — практически все Слуги смогли бы скрыться от возникшего землетрясения и куда больший урон бы нанес исключительно окружающему городу, и без того превращенному в руины.
Строго говоря, Фергус был согласен с Лансером — он просто хотел упомянуть свое имя и использовать свою особую силу до того момента, как время сражения бы истекло.
Опустить свой клинок, однако, у Фергуса не вышло.
Шесть выстрелов, сделанных так быстро, что звук от них слился в единый громкий хлопок, превратились в шесть кровоточащих, хотя и небольших аккуратных ран в теле Фергуса.
В голову, в сердце, и по одной в каждую руку и ногу.
Не использовав свой Благородный Фантазм Фергус мгновение спустя свалился пораженный выстрелами.
-Громовержец,— и, что было весьма необычно, лишь после активации своего Благородного Фантазма юный парень, Арчер, что держался за свой револьвер, произнес его имя,— Ребенок Билли, самая быстрая рука на Диком Западе.
Кухулин, что пронаблюдал за этим, выдохнул. Конечно же, Генри Антрим — псевдоним, что Билли использовал в прошлом — как он мог не догадаться? Ведь стоило подумать, что человек с револьвером и возникший на землях Дикого Запада мог быть одним из самых известных преступников того времени и места...
Однако думать об этом дальше у Кухулина не получилось.
Нанеся еще один удар свои топором Баньян окончательно покончила с Плетеным Человеком — и Кухулин ощутил, что после полученного по лицу удара... Ты не была в столь уж радостном настроении.
* * *
Использованное Аинзом заклятие было применено без дополнительных модификаторов и было заклятием седьмого ранга, предназначенным в первую очередь для нанесения урона группе противников — особенно тяжелобронированных противников, поскольку дополнительной способностью заклятия Аинза была возможность долговременного снижения бронированности противника. Именно эта комбинация факторов, наложенная на фигуру тяжелобронированного — по виду — Кухулина Альтер и присутствие сразу нескольких подходящих целей для использования заклятия — и заставило Аинза выбрать заклятие.
В конце концов примерно в таких условиях Аинз и использовал эту магию.
И, при всех чудесах времени Аинза и невероятной глубине проработки его любимой игры, это заклятие создавало исключительно "область продолжительного воздействия", находясь в котором цели получали урон благодаря действию положенных в основу строк кода и математических уравнений, получая стакающийся дебафф на использование некоторых своих предметов и характеристик — в соответствии с креативной мыслью разработчиков и некоторой толики логики.
Симулировать то, что произойдет в реальности в случае произошедшего использования заклятий игра Аинза не могла — и, в общем-то, к лучшему для игроков.
Потому, что возникшее мгновенно облако ядовито-зеленого цвета, соответствуя своему названию, мгновенно обратилось в ядовитую жгущую росу.
Осаждение на тело Рамы или взвесь капель, забирающаяся даже под костяные доспехи Кухулина были меньшим — хотя все Слуги, даже Скатах, мгновенно почувствовали, как вгрызается в плоть вереницей жгучих зубов заклятие.
Когда кислота осаждается на глазах — это становится даже хуже.
Но хуже всего становится от осознания того, что Слугам необходимо дышать.
И поможет Господь тем, кто вдохнет жгучую смесь магии Аинза и креативности разработчиков.
Раме показалось на мгновение, что все его естество было заменено на боль — исключительно на боль, выжирающую его изнутри и снаружи, превращая каждую частицу его бытия в новый и новый очаг боли. Казалось бы, что не существовало ничего, кроме боли — не было зрения или слуха, ощущения клинка в руке или сидящего на нем доспеха — ничего кроме всепожирающей боли.
Рама не мог даже крикнуть — лишь один совершенный вдох позволил жгучему облако попасть внутрь него, превратив его голосовые связки в комок, пылающий огнем боли.
Кухулин Альтер, способный лишь к жестокости, ощутил, как его руки и ноги, его хвост и голова — его доспех, его тело — словно бы растворяются в потоке боли.
Даже Скатах, прошедшая сквозь Ад, который невозможно было описать человеческим языком, ощутила боль, словно бы пожирающую саму ее суть, заменяя ее разум на ядро пульсирующей боли.
При этом сам вред от магии Аинза не был столь уж критичен — как и полагалось магии, действующей в течение некоторого времени урон Аинза в одну секунду не был высок.
Однако боль, вгрызающаяся в сознание, была куда страшнее любой практической силы заклятия.
Однако Скатах все также оставалась одной из величайших Слуг Трона Героев.
Мгновение спустя она бросилась прочь, желая выйти из зоны поражения магии — словно бы для продолжения сражения в самых адских условиях ей не требовалось никакого сознания, никакого разума, замещенного на комок пылающей в агонии плоти. Словно? Нет, пожалуй, Скатах действительно это не требовалось.
Однако ее бросок прочь был прерван — Аинз среагировал быстро, продолжив методично отрабатывать связку полагающихся заклятий, не собираясь давать противнику и шанса на спасение.
Возникшее вокруг трех Слуг, выбранных Аинзом в качестве цели, сияние обозначило, что сбежать им не удастся.
Скатах уже знала действие этого заклятия — она уже видела его применение против себя при первом столкновении с Аинзом. А если Скатах видела это — значит она подготовилась к этому.
Поэтому спустя мгновение заклятие Аинза было разбито — Скатах оставалась не только воином, но и могущественной ведьмой Земли Теней — но мгновения Аинзу хватило.
На этот раз ударившая из-под земли цепь, словно бы собранная из переплетенных костяных рук, обвилась вокруг ее ног — Скатах потребовалось лишь одно мгновение на анализ заклятия и второе для того, чтобы вырваться из него. Первой мгновение Аинз дал той создавая следующее заклятие — второе уже нет.
На этот раз ударившие из-под земли колья пробили ее тело, насадив ее подобно бабочке на булавку — но Аинз не остановился на этом.
В сражении чрезмерности нет.
Потому отливающий алым лед мгновенно сковал ноги Скатах, и без того запутанные цепью, прежде чем начать подниматься выше, сковывая Скатах больше — после чего та ощутила, как ее мышцы деревенеют, словно бы паралитический яд пробирался по ее телу — но этого было мало. Спустя еще мгновение Аинз появился рядом с замершим телом Скатах и следующее прикосновение словно бы забрало все сопротивление из ее тела, сделав ее податливой, словно бы марионетка с обрезанными нитями, после чего вокруг нее вновь возникла печать, такая же, как та, что она разрушила недавно — и затем, словно бы всего этого не было достаточно, Аинз использовал следующее заклятие, окончательно заглушившее восприятие Скатах, словно бы отрезая ту в небольшом карманном мирке — прежде чем алый лед поднялся выше, запечатывая ее тело полностью в непробиваемом коконе, оставив только голову, бессильно повисшую в момент, когда само ее тело лишилось возможности сопротивляться.
На мгновение Аинз отвлекся от Скатах — отправившись проделывать подобные же действия по отношению к другим Слугам, еще не вырвавшимся даже из-под его первого заклятия — но вернулся спустя всего несколько секунд, за время которых Скатах так и не удалось вырваться из капкана.
Ядовитое облако продолжало впиваться в ее лицо роем жалящих укусов — и Скатах чувствовала, что с каждой секундой ее тело разрушается все больше — но ее тело не отвечало на ее команды — даже ее губы не могли прошептать и слова, не говоря уже о том, чтобы использовать какую-то руну. Ее глаза не могли повернуться в сторону и ее веки не могли прикрыть ее взгляд — хотя у нее уже не было ни век, ни глаз. Выжравшее ее лицо подобно рою прожорливых пиявок облако продолжило свою пытку — вгрызаясь уже в кости, обнаженные за потерянным лицом — и лишь одна мысль Скатах билась в голове той.
"Я была права."
У Скатах был еще один Благородный Фантазм. У Рамы был еще один Благородный Фантазм. И Кухулин Альтер был готов сражаться дальше, сильнее и жестче, чем до того — но что стоили их силы и способности перед ужасом, принесенным Аинзом?
"Какое зло было призвано в этот мир? Есть ли для человечества еще надежда на спасение?"
Спустя мгновение Аинз появился рядом со Скатах, довершив начатое ранее и следующим заклятием оборвав ее страдания.
Впрочем, если бы Аинз узнал о последних мыслях Скатах — наверное он мог бы удивится и даже обидеться.
Ведь он спасал человечество — прямо сейчас.
А касательно бесчеловечности его методов...
Это была просто самая эффективная тактика действий с его стороны и в текущих условиях.
И если кто-то жаловался на то, что его действия были чрезмерно эффективны... Не было ли это в данном случае проявлением лицемерия?
* * *
Арджуна умел быстро двигаться — одна из тысяч особенностей его бытия Слугой — и зная мышление Карны как свое собственное — мог бежать от того почти бесконечно.
Но лишь почти — пусть пламя Карны и было лишь одним зерном риса в текущих условиях — это было именно то зерно, что перевесило в конце концов чашу весов, заставив Арджуну остановится, когда два брата уже покинули пределы не только поля боя остальных Слуг — но даже города.
Арджуне и Карне не нужно было кричать друг другу, рассказывать что-то, сообщать о своих моральных терзаниях или мыслительных перипетиях — те были настолько близки, насколько только могут быть близки противники — и знали друг друга так глубоко и полно, что можно было счесть, будто бы они были единым целом — отраженным как две стороны одной монеты.
Им не надо было даже общаться для того, чтобы каждый из них понял то, что хотел сказать ему брат — что он чувствовал и о чем думал.
-Пашупата,— голос Арджуны был холоден.
Его второй Благородный Фантазм — Пашупата — было совершенным оружием, созданным и подаренным самим Шивой Арджуне — возникло на кончике его пальцев подобно искре — в мгновение вознесясь вверх, превратившись сперва в белоснежную точку, а затем в отмеченную сине-льдистым цветом сферу.
Совершенно оружие Арджуны по праву было его главным козырем — чья сила, впрочем, заключалась не в его разрушительности.
То есть, конечно же, невероятные разрушения, возникающие вокруг Арджуны после использования Пашупаты были сами собой разумеющимися — но основная функция этого оружия не заключалась в беспорядочном разрушении.
Пашупата выступала лишь своеобразной дверью изгнания.
Этот Благородный Фантазм не убивал людей, попавших в поле его действия сам по себе — нет. Вместо этого он лишь судил их.
Каждый, соприкоснувшись с этим оружием, будет сужден — и затем... Дарован мукти — хотя большему числу людей этот концепт был известен как "нирвана" — что было неправильно и лишь порождало путаницу в понятиях.
Мукти обозначало "существование вне круга перерождений", вне сансары — иными словами, существование без существования. С точки зрения индуизма или буддизма это даже можно было счесть "раем" — или, по крайней мере, тем, что ближе всего подходило к нему. Существование вне пределов реальности, вне пределов самого существования, последний выход из бесконечного круговорота перерождений.
Иными словами можно было сказать, что это был самый — возможно, единственный действительно "Благородный" Фантазм. Тот, что не убивал, но даровал вместо этого выход из колеса перерождений, скорее исполняя заветную мечту — "даруя рай" в определенном понимании противнику.
Впрочем, с точки зрения многих такой рай не был намного лучше простой гибели — и исполнял ту же функцию, убирая определенное число Слуг с поля сражения. Причем, чем ближе был человек к божественности — тем полнее на него действовала эта сила — но не из-за сверхъестественной легенды — а от того, что божественное отчетливее понимало, насколько на самом деле было соблазнительно предложение отказаться от своего текущего низменного существования в объективной реальности ради трансцендентного бытия — и от того, что ему было сложнее отказаться от этого. Приземленные же, лишенные божественности и склонные к цинизму герои напротив, видели в этом предложении лишь обманку, не отличающуюся от простой смерти ничем.
И потому в том случае, если герой, лишенный божественности, отказывался от предложения Арджуны — действительно благородного — за этим следовали последствия.
Пашупата все же умела уничтожать противника и простой силой удара.
Иными словами, это было могущественным оружием — ответить на которое Карна мог со своей стороны лишь одним,— Васави Шакти.
Спустя мгновение золотая броня вокруг Карны — символ его божественности, неуничтожимая броня — исчезла.
Копье Индры, дарованное Карне перед его последним боем.
Согласно легенде перед сражением с Арджуной Индра, что симпатизировал Арджуне, сошел на землю перед Карной, пожелав, чтобы Карна отдал свою золотую непробиваемую броню перед боем со своим братом — и Карна подчинился этой просьбе, не став противится — даже если это означало его смерть на поле боя, лишь по просьбе.
Сам Индра почувствовал, что совершит бесчестье, если оставит Карну, Героя Бедных, в сражении с Арджуной без козыря — и в ответ на его благородство даровал тому пику — Васави Шакти — чтобы та смогла проявить его благородство и сам божественный свет Сурьи, Бога Солнца, через Карну — и его благородство и готовность помочь любому, даже если ценой самого себя.
Васави Шакти было оружием абсолютного уничтожения. Наивысшей точкой развития оружия, при которой само понятие "силы" или "разрушения" теряло всякий смысл, как любые сравнения или же описания. Казалось бы, словно бы пламя и Солнце, гроза и молния снизошли в едином оружии для единого удара.
Это было совершенное оружие — оружие, что не брало в расчет никакую защиту или же силу против себя — оно существовало подобно некоей константе.
Оружие, уничтожающее все.
Проще было сказать, что это было не столько оружие, сколько функция.
Предмет, что, стоит ему быть примененным, уничтожить любой объект, что станет его целью.
Человек. Слуга. Город. Планета. Мир.
Совершенное оружие, финальная точка развития разрушительной мысли — сияющее разрушение божественности, воплощенное в едином порыве.
Карна был лишен своей брони и его оружие могло быть применено лишь единожды — но это было совершенно неважно. Второго удара абсолютного уничтожения было не нужно.
Два совершенных орудия. Два совершенных героя. Два брата.
Каждый из них был равен друг другу.
Оружие, что превзошло концепт разрушения ради дарования милости несуществования — и оружие, что поставило финальную точку в разрушении, превратившись во всеразрушающее.
Да Благородных Фантазма были направлены друг на друга — брат на брата — после чего, словно бы на секунду замерли — словно бы каждый из братьев позволил себе мгновение для того, чтобы взглянуть в глаза своему брату и врагу — прежде чем направить силы друг против друга.
