В начале пути

Неожиданно вспомнилась Кэт с её планами, и Джанет сообразила, что так и не спросила её позывной — надо бы поинтересоваться. Как знать, куда занесёт лихая судьба смуглую блондинку в круглых очках?..

Она просидела за радиостанцией до вечера, а потом явилась Кэт и вытащила подругу в ресторан, где гуляла вся команда. В одном из лучших ресторанов города Джанет чувствовала себя как-то странно... Но весело. Почтенная публика явно была непривычна к такому зрелищу, как девушка-офицер, тем более — не одна, и старались делать вид, что вовсе не пялятся на их компанию. Получалось у них это плохо — хотя в их собственном кругу этого, весьма вероятно, никто бы не заметил. Но моряки всё прекрасно видели — и потешались над ними.

Джанет наслаждалась вечером, строила глазки Слаю и старалась не думать ни о брате, ни о блондине-американце, ни, тем более, о перемирии, которое и перемирием-то не было. Прекращение огня не было формальным договором, а просто доброй волей командующих, и могло прекратиться в любой момент. Правда, пока оно держалось... И вполне могло подержаться до утра, но Джанет всё равно не верила, что его продлят хоть на секунду. Правда, говорить об этом она не собиралась — не хотелось расстраивать Кэт. Подруга так надеялась, что война кончилась, что у Джанет рука не поднималась разочаровывать её. Да и... Вдруг Кэт всё-таки права?

— Ладно, ребята, — Гейл поднял стакан. — За мир во всём мире!

— За мир! — команда со звоном столкнула стаканы.

— За здоровье Его Величества! — выкрикнул Смайли.

Стаканы снова зазвенели, за соседним столиком кто-то принялся аплодировать, Кэт взмахнула рукой, подзывая официанта...

— Эй, красавицы, не хотите повеселиться? — вместо официанта у столика нарисовался типичный представитель золотой молодёжи, сияющий ненатуральной улыбкой до ушей.

— Да мы и так не скучаем, — отозвалась Джанет, закуривая сигарету.

— Да ну, что могут дать нищие матросы таким красоткам? — сально улыбнулся гость.

— Мальчик, ты что, не понимаешь? — фыркнула Кэт. — Нам и без тебя не скучно. Но если хочешь... Можешь взять мой кортик и зарезаться.

Русский кортик, который Кэт выменяла у одного русского офицера на абордажную саблю, был предметом зависти всего Гибралтара. И Кэт вполне могла пустить его в ход...

— Наглые больно шлюхи пошли... — пробормотал парень — и тут же Кэт вскочила и без замаха ударила по лицу, разбив губы в кровь.

— Ты, ублюдок, посмел оскорбить офицеров Королевского Флота, — зашипела она. — Быстро извинился!

Мальчик что-то промычал — вроде бы извинения, и Кэт вернулась за столик.

— Надоели, — буркнула Джанет, закурив очередную сигарету. — Почему каждый идиот считает, что мы не офицеры, а чёрт знает что?

— Потому что сами чёрт знает что, — пожал плечами Гейл. — Этот сопляк или откупился от службы, или его родственники шепнули пару слов кому надо... Дерьмовые людишки, ненавижу таких!

— А он ещё и дружков своих притащит наверняка, — вздохнул Смайли. — В полицию-то он не пойдёт, нападение на офицера — не шутки... Но проучить попытается наверняка.

— И будет разочарован, увидев, что кровь у него самая обыкновенная, — фыркнула Кэт. — Я же его прирежу на раз...

Джанет только вздохнула. Кэт и вправду могла убить этого прилипалу, и никаких угрызений совести она по этому поводу испытывать не будет. Джанет вряд ли смогла бы так... Но к ней почему-то никто не приставал, если она этого не хотела.

Кэтрин же, не подозревая, какие мысли крутятся в голове подруги, намотала на палец прикрывавшую левый глаз прядь и предложила:

— А не перебраться ли нам в нормальный кабак?

— Перебраться, — согласился Гейл, и мнение командира было поддержано командой. Оставив на столе деньги, команда, чеканя шаг, вышла из ресторана.

"Гибралтар Кроникл", купленная по дороге, пошла по рукам. Каждый брал газету, пробегал глазами первую полосу, тяжело вздыхал и передавал товарищу. Джанет, в свой черёд прочитав передовицу, только покачала головой. Ну разумеется, женевская встреча не привела ни к чему.

— Кто-то ожидал иного результата? — осведомился Гейл, когда газета вернулась к нему. — Только честно...

Команда промолчала, и Гейл продолжил:

— Вот и хорошо. Возвращаемся на борт и начинаем подготовку — завтра утром выходим, как только закончится перемирие.

— Так точно! — равнодушно отозвалась команда, поднимаясь из-за стола.

Утро — ясное, тихое и прохладное — могло бы быть идеальным. Джанет сейчас могла бы сидеть на берегу, рисуя утреннюю гавань. Но она стояла на крыше рубки, проверяя антенны, смотрела на удаляющуюся гавань и слушала жалобы Кэт на несправедливость судьбы. Вялые жалобы — подруга ним на что особенно и не надеялась.

Война продолжалась...

Рокуро. VII

Первый Токийский полк уходил из Ханоя. Уходил, пока отступление на превратилось в бегство...

Русские, китайцы и французы почти очистили Индокитай от японцев — в их руках остались только Ханой, Хайфон и дорога между ними. По этой дороге сейчас и тянулась колонна грузовиков полка... Окадзима сидел, привалившись к борту кузова, курил и следил за обочиной. Занятие, на его взгляд, совершенно бесполезное — никто не будет посылать шиноби, если может накрыть колонну артиллерией — но сотё на это было плевать. А может, он просто не хотел, чтобы солдаты бездельничали — ведь бездельничающий солдат страшнее десятка ёкаев...

— Как думаете, сэмпай, Ханой ещё держится? — неожиданно спросил Такэда.

— Не знаю и не собираюсь притворяться, что меня это волнует, — отозвался Окадзима. — Ещё три десятка дзё, три часа или около того — и мы будем в море. Вот это меня действительно волнует... Понимаешь, кохай, мы уже проиграли, и когда нас выкинут с ещё одного клочка земли, уже не важно.

— Проиграли?! Но ведь...

— Проиграли и теперь мучительно оттягиваем конец, кохай, — повторил Окадзима. — Нам стоило заключить мир сразу после того перемирия, пока с нами ещё собирались говорить. А сейчас... Нас будут бить, пока не свалимся, а потом навяжут такой мирный договор, какой захотят. Ханой уже потерян, хорошо, если не мы последние, Хайфон и пары часов не протянет — хорошо, если до Гонконга успеем добраться...

— Вы пессимист, сэмпай, — вздохнул Такэда.

— А ты страдаешь нездоровым оптимизмом, кохай. Впрочем, я это уже говорил, — Окадзима щелчком отправил окурок в кусты. — Ты — сын адмирала, должен разбираться в политике куда лучше меня, но элементарных вещей не замечаешь. Или не хочешь замечать? Мы только и делаем, что отступаем, и шансов на контратаку я как-то не вижу...

— Вы знаете, сэмпай, я тоже, — Такэда закурил. — Но я сдаваться не хочу и не могу. Я — самурай, и я буду сражаться до конца...

— До конца?

— Да, сэмпай. Пока я не погибну, или пока Тэнно не прикажет мне сложить оружие. Он этого не сделал, и я продолжаю сражаться. Даже если мы отступаем.

Окадзима поморщился, выбил из пачки новую сигарету и закурил. Он считал подобные рассуждения пустым делом. Война уже закончилась, и это факт. Все остальное — просто сказки для толпы. Всё это — затянувшаяся агония. Турция уже выбыла из игры, рухнув в пучину гражданской войны, скоро придёт черёд Германии или Австро-Венгрии — и тогда Япония не продержится и месяца. Даже против одной только России... Их бегство из Ханоя — хороший тому пример. У гарнизона оставалось снарядов всего на десять часов боя... и эти десять часов на исходе. Самое позднее завтра утром Ханой капитулирует.

Новость о взятии Ханоя пришла перед самым отплытием — телеграф русские почему-то не перерезали. Впрочем, Окадзиму это не волновало — Вьетнам остался позади. Наконец-то... Впрочем, никто не сказал, что плавание будет безопасным. Скорей уж можно было ожидать моря проблем...

Императорский Флот слишком ослаблен, чтобы полноценно защищать конвои — в Хайфоне оставались только фрегат и три торпедных катера, и топлива у них было впритык до Гонконга. Подлодку шугануть — и то не хватит, а если появится хотя бы эсминец...

— Ты хочешь сказать, что катера должны таранить врага, если промахнутся? — Окадзима присвистнул. — Не то чтобы я сомневался в их духе, но ведь эсминец легко потопит катера, а потом вернётся за нами.

— Сэмпай, я имею некоторое представление о морской войне, — почтительно сообщил Такэда, — и должен вам сказать, что вы ошибаетесь. По катеру попасть очень трудно, особенно ночью. Поэтому он может выпустить торпеды почти в упор, особенно если возвращаться не надо... Да и на транспортах пушки есть, но это совсем уж на крайний случай.

Окадзима кивнул, подумав, что две старые четырёхдюймовки не помогут даже в крайнем случае, но промолчал. В конце концов, в морских делах кохай действительно разбирался лучше.

К счастью, все эти рассуждения отказались пустой тратой времени — русские то ли не заметили конвой, то ли проигнорировали, а все остальные были слишком далеко. Правда, уже на подходе к Гонконгу их нагнали два немецких рейдера и броненосец, вывезшие из Хайфона остатки Второго Токийского...

— Уже и Хайфон эвакуируют, — сообщил сотё, построив отделение на палубе. — Пришёл приказ: если не удаётся отбросить врага, не держаться до последнего, а отходить и беречь войска для защиты метрополии.

— Значит, с контента бежим?! — выкрикнул кто-то за спиной Окадзимы.

— Кто это сказал?! — зарычал сотё. — Кто там посмел вякнуть про бегство?! Ну же, выходи, несчастный ублюдок!

— Наверное, это была лиса, сотё-доно, — почтительно предположил Такэда. — Она сначала притворилась солдатом, чтобы заморочить нам головы, а теперь сделалась невидимой и сбежала.

— Лиса, говоришь... — задумчиво протянул сотё. — А скажи мне, солдат, зачем бы она это сделала?

— Кто же знает? — пожал плечами Такэда. — Лисы — они такие... Любят людям головы морочить...

Сотё несколько секунд рассматривал Такэду, а затем хмыкнул:

— Значит, это была лиса, — согласился он. — Бывает. Но чтобы больше никаких лис я здесь не видел!

— Сотё-доно, разрешите обратиться? — спросил Окадзима.

— Разрешаю.

— Каковы наши дальнейшие приказы?

— Пока никаких приказов, — ответил сотё. — Так что пару дней мы в Гонконге точно простоим. А что дальше... Ладно. Вольно!

Спустившись на причал, Окадзима привычно огляделся, прикидывая укрытия и пути отхода. Вряд ли всё это понадобится, но уж лучше зря потратить время сейчас, чем потом метаться под огнём. В конце концов, в Ханое тоже никто не ждал русских... А они пришли и навалились с севера. И вот теперь ни Ханоя, ни Хайфона... Ну и пусть об этом голова болит у господ офицеров, а его дело маленькое — до казармы добраться, и ладно.

Отмахнувшись от глобальных проблем, Окадзима вернулся к делам сиюминутным.

Казармы находились на другом краю города, а на улицах царило смятение — успехи Антанты никого не оставляли равнодушным. Кто-то радовался и ждал скорого изгнания японцев, кто-то опасался за жизнь и имущество, кто-то взвешивал, с кем выгоднее сотрудничать... И всем было просто необходимо бегать туда-сюда по всему городу. Полку, конечно, дорогу уступали, но не слишком охотно, злобно зыркая вслед, а то и бормоча проклятия. И ведь вряд ли японское правление было хуже британского... Но японцев здесь видеть не хотели.

Окадзиму, впрочем, это не волновало. Он и сам с величайшим удовольствием держался бы подальше от Гонконга, если бы у него был выбор... Уже у самых ворот казармы он усмехнулся, подумав, что было бы неплохо, если бы Гонконг взяли русские или китайцы — ведь тогда он не достанется англичанам...

В казарме было откровенно скучно — как и всегда. Словно и не было войны, солдаты целый день занимались строевым упражнениями, стрельбами и всевозможной бессмысленной работой. Фронт после потери Индокитая замер, хотя это затишье никого не обманывало — надвигалась буря...

Так прошла неделя, а вечером четверга полк в полном составе выстроился на плацу, и недовольный полковник Хироэ зачитал приказ.

Полк должен был немедленно выдвинуться на фронт. И всё — никаких указаний, кроме места назначения, никаких объяснений подобной спешки. Ничего...

— Шагом марш!

Вещмешки за спину, винтовки на плечо — и вперёд. Снова через весь город — к вокзалу, снова теплушки — сорок человек, восемь лошадей, снова стук колёс... Давно привычный Окадзима тут же улёгся на нары и мгновенно заснул. И благополучно проспал всю дорогу — на сей раз обошлось без сюрпризов вроде артобстрела, взорванного пути или воздушного налёта. Поезд шёл всю ночь без остановок, и утром прибыл в Ганьчжоу, где полк должен был принять очередное пополнение и отправиться на фронт.

Пополнение — четыре десятка парней и девчонок — Окадзиму откровенно нервировало. Нет, в Первом Токийском женщин набралось на целый взвод — но отдельный, полностью женский, а не сборная солянка... Вот только очень уж слаженной была эта "солянка", и слишком уж знакомыми были глаза новичков — тусклые, мёртвые... Точно такие же он каждый день видел в зеркале. Глаза людей, видевших слишком много.

Пополнение оказалось остатками Сеульского полка — по сути дела, колонистское ополчение... Которое неделю удерживало Сеул, отбив три штурма.

— Добро пожаловать из одного ада в другой, — хрипло произнёс Окадзима, глядя в глаза командиру пополнения.

— Просто скажи своему командиру, что у него есть сорок смертников, — ответил молодой тюи.

Окадзима молча поклонился и ушёл. Ополченцы ему не слишком нравились, но он их понимал — даже слишком хорошо... Они были похожи — по большому счёту, ему тоже некуда было возвращаться. Разница была только в одном: ему на это было наплевать. Только вперёд — всё равно больше некуда...

В конце концов, война кончится не скоро, и совсем не обязательно, что нито хэй Окадзима Рокуро доживёт до конца войны.

Доложив Хироэ о пополнении, Окадзима вернулся в казарму. До утра делать нечего — если, конечно, сотё ничего не придумает... А утром — на фронт, и хорошо, если хотя бы завтрак дадут. Хотя нет, до такого тайса не опустится никогда...

— Как вам новички, сэмпай? — спросил Такэда, как только Окадзима вошёл в казарму.

— Это сеульское ополчение. Всё, что осталось, я полагаю... И помоги тебе ками никогда не стать таким. Это смертники, кохай...

— Смертники?

— Они бросятся в самоубийственную атаку, наплевав на всё. Они будут игнорировать приказы и в попытке отомстить русским подставят под удар весь полк. Не знаю, что прикажет тайса, но я тебя прошу — следи за ними. И убей, если понадобится.

— Да, сэмпай, — ответил Такэда.

Завтрак солдаты всё-таки получили — всё тот же осточертевший сушёный рис. И снова вперёд — на фронт. Четырёхчасовой марш до линии окопов, а там... Одни Ками знают, что там. По последним донесением — затишье, но за четыре часа измениться может всё — и не факт, что фронт сам до них не доберётся.

Растянувшийся на добрую треть дзё полк маршировал по дороге. Никакого строя, никаких попыток печатать шаг — зато полностью развёрнутые дозоры, заглядывающие под каждый листик. Какой контраст с началом войны!..