— Она вернулась в Аллирил, — уже почти кричал Ом. — Вернулась к своим родителям, убитая, раздавленная, уничтоженная, живущая лишь потому, что ее держала любовь ко мне!
Он выдохнул, закрыл глаза и еле слышно закончил:
— Они судили ее. И приговорили к смерти за измену роду. Ее родители — мои бабка с дедом — присутствовали на экзекуции, дед сам дал знак к исполнению казни.
Да, чистота рода для эльфов — предмет первостепенной важности. В принципе, судя по их стихам и песням, с коими меня в свое время знакомил тот же дядя Ге, Первозданные смотрят сквозь пальцы на супружескую измену, потерю невинности до брака, и прочие маленькие неприятности, подстерегающие каждую девицу или даму. Если она хотя бы чуть красивее гоблина, разумеется. Такие взгляды эльфов легко объяснить: они живут непозволительно долго. Вы сами попробуйте хранить верность дражайшей половине на протяжении без малого тысячи лет! Может быть, под благословенным небом Аматы и живут женщины, достойные такой жертвы, но я их пока не встречал. Но вот чего Белоглазые не прощают своим дамам, так это грехопадения с представителями низших, по их мнению, рас. То есть, можно сказать, с людьми (не думаю, что кто-нибудь из них опустился бы до любви с гномом, троллем, орком или гоблином — саймары не в счет, у них там что-то по-другому устроено, икру мечут, что ли?) Опять же, мужчинам — можно, если не кричать об этом на каждом углу. Ну, а чтобы девица, да из правящего рода, да еще и ребеночка прижила... Странно, что они не избавились от плода преступной страсти.
— Не знаю, что ими двигало, но они не убили меня, — Лютый опять будто угадал, о чем я думаю. — Отвезли в Виндор и сдали в воспитательный дом для полукровок.
Капрал надолго замолчал, будто вспоминая прошлое. Я тоже не подавал голоса. Страшное место... правда, страшное. По сравнению с детством Ома, мое — просто сплошное веселье и игра на цветущей лужайке. Полукровки, как правило это, опять же, наполовину эльфы, считаются позором для обеих сторон. Из дома для ублюдков в лучшем случае можно попасть в бродячую труппу. Хозяева таких театриков высоко ценят природную красоту эльфов и их звериную грацию. Из них получаются отличные канатоходцы, метатели ножей, из девочек — танцовщицы (впрочем, как и, главное, до какой степени, используются красивые девочки, лучше и не вспоминать). Если совсем не повезет, можно угодить в университет. В тайные лаборатории, разумеется. Для опытов. Так что Лютый еще легко отделался. Хотя я понимаю, конечно: до пяти лет рос рядом с матерью, любимый, обласканный. А потом все так неладно повернулось. Мне в голову пришла мысль, дикая, но показавшаяся совершенно логичной:
— А твой отец?
— Что отец? — очнулся Ом.
— Ты убил его?
Лютый горько рассмеялся.
— А я разве не сказал? Ах да, я же забыл самое главное! Он теперь могущественный маг, один из столпов империи. Защита у него не хуже, чем у самого императора.
Да неужели Вериллий? По крайней мере, описание подходит. Разумеется, я не стал спрашивать об этом. А Ом вдруг добавил:
— Помнишь, я говорил тебе, что не умею колдовать? Это правда. На мне Проклятие крови.
Да уж... натерпелся парень. Печально известное эльфийское родовое проклятие отнимает всякие магические способности. Наложить его могут лишь ближайшие кровные родственники. Я вопросительно посмотрел на капрала. Тот кивнул.
— Бабка.
Ну, все понятно, в общем. Разумеется, непогрешимость правящего рода — прежде всего. От дочери, покрывшей семью позором, избавились, а представителя побочной ветви просто обезвредили, лишив его возможности применять магию. А ведь, не будь проклятия, Лютый мог бы стать величайшим магом всей Аматы! Батюшка у него, видно, талантливый человек, хоть и урод. А уж о возможностях Первозданных из Дома Жемчужного тумана легенды слагаются! Могу себе представить, какую "жгучую благодарность" испытывает Ом к своим драгоценным родственничкам! Я впервые в жизни возблагодарил Луга за то, что не знаю имен своих родителей. Ненавидеть некого.
Лютый поднял на меня больные, воспаленные глаза. Рассиживаться было некогда, над пустыней сгущались тени. Скоро призраки появятся... а в таком состоянии Ом неизвестно какую реакцию мог выдать. Я встал и подхватил его:
— Пошли, капрал. Раньше выйдем — раньше полегчает.
Не тут-то было. После своей печальной исповеди полукровка твердо вознамерился отдать Лугу душу. Хотя на что Лугу такая озлобленная душа? На повышенных тонах Ом потребовал, чтобы я оставил его помирать спокойно, а сам шел своей дорогой. Ну, тут я ему был не помощник. У него свои счеты с судьбой, у меня свои. Пришлось опять вырубить и взвалить на плечи его обмякшее тело. Идти, понятно, стало вдвойне тяжелей. А тут и призраки подоспели:
— Умри... умри... умри...
— Дай... дай... дай...
— Отец... отец...
И все в таком духе. Амулет потеплел, а я шел и тихо радовался, что Лютый всего этого не слышит. Сам я с этакой ношей на спине бегать по пустыне за прозрачным хороводом не мог, да и призывы эти уже приелись. Так что, когда один из призраков вдруг отчетливо произнес:
— Слава Лугу, вы живы, Рик! — я не сразу даже обратил внимание.
Передо мной стоял Дрианн. Перепуганный, глаза бешеные, но ничего, держался.
— Он здесь!
К нам подбежали Зарайя и Бил. Приняли на свои плечи висящего без чувств Лютого.
— Что, тоже Дэви покусала?
Так вот, оказывается, что это за тварь была... Я поплелся вслед за капралами туда, где в вечерней синеве взблескивали далекие всполохи костра.
— А у нас-то что творилось! — на ходу рассказывал Зарайя. — Как вы исчезли — мы не заметили. Спохватились, на поиски собрались, а тут... Дэви этих — целая рота! Налетели — и давай телесами трясти! Солдаты за ними, как кобели! Разбежались, кто куда...
— Что, все? — ужаснулся я.
— Не, — гордо произнес Бил, демонстрируя деревянный кружок. — У кого амулеты были, те первое время сдерживались. А уж потом увидели, что это за бабы такие, и что они творят.
— Но какие красивые — мечтательно протянул Дрианн.
Ясно, у этого все красивые: и тролли, и гоблины, и нечисть всякая.
— Мастер Триммлер молодец, — одобрил Зарайя. — Вскочил — и ну топором махать. Машет и орет: "Бошки им рубите!" С десяток, наверное, перекрошил. Потом и мы подтянулись...
— А потом пошли солдат собирать, — вздохнул Бил. — Двоих гадюки насмерть высосали.
— Капралы все целы?
— Живы, да не целы. Добба, Сайма и Флиннела хорошо покусали, Йоку грудь расцарапали, Эцони ухо чуть не отгрызли... Эх... Ну, ничего, гном их всех живо подлечил, — повеселел Зарайя.
У костра мастер Триммлер пользовал увечных. Вокруг него расположилось десятка два воинов разной степени покусанности. Были среди них и капралы, вполне живые и даже веселые.
— Клади сюда! — деловито распорядился гном, раскаливая на огне лезвие широкого ножа. — Они, Дэви эти, видимо, при укусе что-то в ранку впрыскивают. Слюна у них ядовитая, вот кровь и не останавливается. Похоже на укус тоннельного упыря. Нас с детства учат, как в таких случаях поступать. Этот вот много крови потерял...
Мастер Триммлер приложил раскаленный нож к ране на шее Ома. Раздалось мерзкое шипение, запахло горелым мясом. Я отвернулся, разыскал свой мешок и вытащил банку с заживляющей мазью. Ее оставалось совсем немного. Эх, мне бы лабораторию сейчас! Я бы ведро этого зелья наделал.
Так мы с гномом на пару и занимались целительством.
— Мастер Триммлер, — спросил я, обрабатывая царапины последнего страждущего, — а что, вы сами-то... совсем не захотели... Дэви этих?
— Ха! — фыркнул тот. — Что я, титек не видел, что ли? У нас в Гольтенвейер все бабы ядреные!
В душе позавидовав горному народу, я отправился спать. Впрочем, думаю, дело обстояло гораздо проще: гномы обладают меньшей чувствительностью к магии, во всяком случае, нужно нечто большее, чем такие вот примитивные чары, чтобы сбить их с толку. Сил хватило лишь на то, чтобы выбрать удобный барханчик и завернуться в плащ. Закрыв глаза, я с наслаждением приготовился провалиться в сон. Лагерь постепенно затихал, задремывал и я... Но ненадолго! Вы угадали, конечно, это была она, проклятая... обратная тяга. Я вскочил на ноги, озираясь в поисках кайлара. Тянуло явно от костра, где сидели Давин и Зарайя, добровольно вызвавшиеся постоять на часах. Впрочем, рассмотреть, кто из них колдует, я не успел: под ноги шмыгнуло что-то, чернее самой ночи, и обвилось вокруг сапога. Тут же откуда-то из воздуха, шипя, сверзился Бродяга и сцепился с тенью, по форме похожей на змею. Оторвав ее от моей ноги, он покатился с ней в обнимку по песку, и похоже, перевес был не на стороне демона. Я соорудил первое, что пришло в голову. По странной случайности, это была "Утренняя роса". Что к чему? Сам не понял. Над дерущимися повисло крохотное жемчужное облачко, вскоре рассыпавшееся перламутром капель. Удивительно, но змея исчезла.
— Интуитивно сработано, барон, — отряхиваясь, то ли похвалил, то ли упрекнул Артфаал. — Что не выносит заклятие Змеи-сухотки, так это воду.
Но я уже не слушал его, а несся к костру, предвкушая момент истины. Добежал и остановился в отупении: оба часовых — и Давин, и Зарайя — лежали на песке, и, похоже, мирно спали.
— Сонный морок, — бесшумно подкравшись, вынес свой вердикт лорд Феррли. — М-да, ослабел ваш противник. После "Тени посмертия" — такая банальщина! Но не расслабляйтесь, барон, это ненадолго. Он окрепнет и примется за вас с новыми силами.
— А вы не боитесь, что он вас увидит? — спросил я.
Демон снисходительно посмотрел на меня:
— Он наверняка спит! Швырнул в вас заклятие, и тут же погрузил себя в сон, дабы не подвергнуться разоблачению. Барон, назначайте новых часовых, и пойдемте. Нам необходимо приступать к занятиям.
— Хорошо, но вы не могли бы прогуляться со мной?
Не тратя времени на расспросы, демон согласился:
— Я жду вас во-о-он за тем барханом, — сказал он.
Растолкав Била и Сайма, ничего толком не объяснив, я отправился туда, где смутно мерцала шкура кота. Меня смущало нападение Дэви, очень уж их поведение напоминало вампиров из сказки. Вдруг завтра укушенные воины сами превратятся в гнусную нежить? Я постарался объяснить свои опасения Артфаалу и попросил его взглянуть на голову убитой мной дамочки.
— Могу, конечно, — ответствовал он. — Да вам-то что до этого? Зарубите укушенных мечом прямо сейчас, пока спят, да и дело с концом.
И что у него за мораль такая двойная? Впрочем, на то он и демон. Между тем мой наставник легко трусил впереди, освещая путь ничуть не хуже гоблинского огненного шарика. Мы быстро добрались до того места, где происходило мое сражение с Дэви. Кот подошел к отрубленной голове, брезгливо понюхал:
— Элементарная сущность, движимая единственным инстинктом — жаждой крови. Нет, опасности для солдат нет, тварь слишком примитивна, чтобы обладать заразными чарами. Разве что поболеют ваши воины пару дней. Как все в этой пустыне... скучно устроено!
Положим, я так не считал...
— Пойдемте назад, барон — проговорил лорд Феррли. — По дороге побеседуем.
Да, у меня накопилось к нему немало вопросов. Один мучил уже давно:
— Скажите, если Вериллий поклоняется Мраку, а его покровители — сами Высшие демоны, то как же вам удается преодолевать заклятия кайлара?
— Положим, Высшие хоть и покровители, а лап марать о заклятия не станут. Перепоручают Темным баронам — Средним. Ну, а с ними справиться я пока в силах. Кто они? В большинстве своем бывшие убийцы, лжецы, сластолюбцы... Не забывайте, что я был одним из самых сильных магов своего времени. А отбросив ложную скромность, могу сказать: самым сильным.
Неудобно было задавать этот вопрос, да очень уж мне было любопытно:
— Но все же, почему ваша душа оказалась во Мраке?
Кот задрал хвост трубой и вздыбил шерсть:
— Женщины... никогда не верьте женщинам, любезный барон. В свое время я сполна отдал дань их обманчивым прелестям. Юные и зрелые, хрупкие и пышные, брюнетки и блондинки, ах, впрочем, и рыжие тоже... Маленькие и высокие, веселые и печальные, нежные и страстные... такие разные. Но их объединяет одно общее свойство: вероломство. Этот сладкий, медленно убивающий яд у них в крови. И соприкасаясь с женщиной, вы неминуемо пьете его, пьете и погибаете, благословляя ту, что отравила вас. Ну, да что я все о себе? Вам ведь тоже это известно, не правда ли?
Я расценил его последние слова как намек на Айшет и пожал плечами: что-то не заметил никакого вероломства. А кстати...
— Лорд Феррли, вы что, подглядывали за нами?
— Луг с вами, милый барон! Что ж я, по-вашему, враг сам себе? Так распаляться... нет. Взглянул одним глазком, позавидовал по-стариковски. Мне-то уж не вкусить ласк юной девы, — он остановился и критически осмотрел себя. — Меня не каждая девица даже погладить согласится. Так что приходится довольствоваться кошками... Но речь не о том. Вы не заподозрили обмана?
— О чем вы? — я никак не мог взять в толк.
— Мой дорогой, наивный друг! — фыркнул Артфаал. — Неужели вы подумали, что маленькая Айшет пришла к вам исключительно по своей воле? Да разве не знаете вы, насколько строги нравы в таких затанах?
— А по чьей еще воле она могла прийти? — возмутился я.
— Своего почтенного батюшки, конечно! Логика, барон, ло-ги-ка! Наблюдательность, анализ, выводы... Вам ведь сказали: у Тевелин-бабы три сына, и ни один из них не унаследовал отцовского дара. А старик, между прочим, единственный в мире Аматы Заклинатель пустыни, носитель крупиц знаний Древних. А наследника нет! Есть наследница.
— И что?
— Да то, что Айшет — единственная надежда Тевелин-бабы. В жаркой пустыне женщины созревают очень рано, среди кочевников принято отдавать девочек замуж в возрасте четырнадцати — пятнадцати лет. Как думаете, почему самая богатая и знатная невеста засиделась в девицах? Да потому что ее опасно было выдавать за простого смертного! Требовался маг, и сильный, чтобы потомство наверняка несло в себе способности хотя бы одного из родителей. А лучше — двоих.
— Да, но я ведь отказался на ней жениться...
— Да, но вы ведь сделали ей ребенка, — передразнил мой растерянный тон Артфаал. — Уж простите мою резкость, барон, но вас просто использовали как племенного бычка.
— Но откуда он знал?..
— Сколько можно повторять: Тевелин-баба — Заклинатель пустыни! Он заранее просчитал ваше появление, соорудил песчаную бурю, а потом великодушно выручил вас, а заодно всю роту. Между прочим, не сотвори вы купол вместо обычного щита-стенки, все могло сложиться иначе...
Да уж, зловредный все же народ эти демоны. Ну, кто его за язык тянул? Вроде бы, прошлого не изменишь, да и что мне за дело, по какой причине мне было доставлено несомненное удовольствие? Но нет: какой-то червячок заворочался внутри. Неприятно было думать, что женщина отдалась не из-за порыва страсти, увидев мои богатырские стати, а по расчету, возможно, по принуждению. Может быть, я был ей противен... Нет, что бы ни говорили поборники нравственности, а иметь дело с блудницами гораздо легче. По крайней мере, сразу понятно, чего от тебя ждут. А тут: страсти-мордасти, тоже мне, святая невинность. Ну, и пошла она в таком случае! Только вот...
