И после того, указав Семирамиде на ее слабость, он взял паузу, словно бы предоставляя перед глазами Семирамиде два выхода — либо же он мог продолжить издеваться над той и далее, глядя на то, как отчаянно вертясь в путах его слов Семирамида лишь больше и больше погружается в паутину лжи и обмана — либо же выбрать "милосердный" вариант их общения — просто сдаться и покориться на милость победителя.
Семирамида до того момента говорила — по крайней мере внутренне — о том, сколь отвратителен на самом деле был Аинз, что не был подобен варвару, способному успокоиться лишь после одной одержанной победы — нет, вместо того он продолжал и продолжал свою атаку до тех пор, пока его противник не будет растоптан полностью, пока Аинз не уничтожит любую возможность сопротивления — при том ему было совершенно плевать на то, на каком именно поле продолжалось это сражение и каким именно оружием — личная ли сила в бою или словесное поле боя — он был похож на зверя, что никогда не останавливался до тех пор, пока не загонит свою жертву, и вместе с тем обладающего не только звериным чутьем, но разумом соответствующим его нечеловеческому статусу проводника зла в этот мир.
И Семирамида, оказавшись запертой в ловушке, была вынуждена сжать зубы до тех пор, пока те не начали крошиться от ее натуги, и говорить — в этот раз вместо того, чтобы предоставить Аинзу еще одну возможность обвести ее вокруг пальца — Семирамида была вынуждена действовать. По крайней мере так она могла лишить Аинза маленькой толики радости от наблюдения за тем, как даже в самых отчаянных попытках сопротивляться его атаке тот побеждает Семирамиду вновь и вновь...
И, стоило только Семирамиде смириться с этим осознанием, попытаться найти утешение в ложной мысли о том, что по крайней мере она добилась "победы" в текущих условиях хотя бы на одном из фронтов — как взгляду Семирамиды предстала жестокая ухмылка Аинза, глядящего на нее сверху вниз, как на побежденного противника, цепляющегося за остатки своей гордости и сладостные заблуждения, сохраняющие ее разум и психику в целостности.
От одного взгляда на эту ухмылку в разуме Семирамиды вспыхнула ярость — в первую очередь на Аинза, что посмел низвести ее с ее трона и продолжал топтать все ее естество с такой отвратительной легкостью — и на себя, что легко сдалась и была побеждена Аинзом, что отбросила прочь свою гордость и власть как Царица Ассирии, теперь успокаивая себя лишь отвратительными слабыми мыслями о том, что она "проиграла не так позорно, как могла бы."
Семирамида почувствовала вкус желчи во рту и волну ненависти, грозящую накрыть ее с головой — и в этот раз волна этой ненависти была направлена даже не на Аинза — по крайней мере, в первую очередь, а на саму себя — за слабость и готовность так легко признать поражение, довольствуясь крохами, брошенными ей со стола Аинзом.
Нет, безусловно, была в Семирамиде ненависть и к Аинзу, но эта ненависть была слабее той, что грызла изнутри саму Семирамиду — в конце концов, что еще она могли ожидать от своего врага? Он поступал так, как и должен был — побеждая ее раз за разом, и Семирамида по крайней мере могла признать это вместе с неким уважением к своему противнику — пусть и враг, но он был могущественным врагом.
Сама же Семирамида по итогу не могла обвинить Аинза в своей слабости — что еще она могла ожидать от своего противника, что никогда и не скрывал своей диспозиции, если не более того, подчеркивал ту?
Но хуже всего Семирамиде было осознавать что и это было лишь частью плана Аинза — частью его стратегии уничтожения, до тех пор, пока она сама не будет побеждена на каждом фронте — в бою, в разговоре, и даже внутри ее собственного разума.
Но даже разгадав эту тактику Семирамида не могла ничего поделать с той — осознавая трюк Аинза Семирамида не могла найти в себе сил или возможности для того, чтобы защититься от давления, наоборот — осознавая это Семирамида вместо радости от осознания планов врага чувствовала только опустошенность от того, что и эта победа была вырвана из ее рук — действие, что должно было служить ей помощью, позволяя Семирамиде найти поддержку в сражении против Аинза служило только еще одним клинком, входящим в ее спину.
"Как будто бы яд медленно проникает в мое тело и разум..." — Семирамида неожиданно усмехнулась этой мысли — "Какая глупость... Старейшая легендарная отравительница отравлена без яда... Так вот, как чувствуют себя эти жертвы..."
Бессилие, ненависть и скованность — ведь как бы ты не разгадал действия своего врага, как бы ты не сражался с тем — в конце концов яд уже пробрался в твои вены и все, что остается тебе это проживать последние минуты своей жизни с этим осознанием, чувствуя, как сдается твое тело и разум, как смерть приближается с каждым прожитым мгновением лишь больше и больше...
Однако Семирамида была отравлена без магии или без самого яда — всегда интересовавшее ее чувство, что ощущает жертва в последние мгновения своей жизни, было принесено ей без всякого яда, жестокой насмешкой иронии...
"Ха-ха..." — Семирамида вдруг усмехнулась в совершенно неподобающей ее королевской персоне стиле — "Аха-ха-ха-ха-ха!"
Семирамида ухватилась за свою голову, чувствуя, как начинает постепенно закипать запертые в стенах ее черепной коробки мозг — "Вот оно! Вот оно, то самое ощущение! Восхищение, с которым приветствовали меня мои подданные, глядящие на свою царицу как на живую богиню легенд, пиетет и опаска, благоговение и ненависть... Но если так благоговели перед моей персоной люди — то есть ли зазор в том, что Слуга может глядеть с подобным благоговением на существо еще более высокого, иного порядка? Тьма или свет — разве имеет смысл пытаться понять того, кто стоит столь несоизмеримо выше тебя?! Разве не желала ли я понять, что видят нижайшие, глядя на недостижимые пики — и если это так, то есть ли низость в том, чтобы смотреть подобным образом на того, кто возвышается над тобой столь сильно... Ахахахахахаха!"
* * *
Аинз, глядя на Семирамиду, неожиданно переставшую говорить, но вдруг повеселевшую, глядящую на него с доброй улыбкой, только задумался на мгновение — после чего, придя к выводу, что он добился понимания с той, передав ей свои мысли относительно понимания ее природы цундере, только кивнул, отведя взгляд — "Отлично! Я наладил контакт с Семирамидой... Действительно, на свете нет ничего лучше, чем взаимопонимание!"
* * *
До момента снятия своего проклятия, ограничения своих проклятых глаз, Медуза всегда считала, что причина ее нелюдимости заключалась в том, что она была проклята. В конце концов, было абсолютно логично будучи обреченной вечно причинять боль одним неаккуратным взглядом — и особенно в том случае, если кто-то взглянет в твои глаза — держаться от остальных людей подальше, особенно если ты не желаешь причинять им неудобств — или, в случае простых людей, превратить их в камень. В таких условиях было абсолютно логично развить в себе и любовь к развлечениям, что не требовали вовлечения иных людей — например, к чтению.
Еще Медуза была заинтересована в компьютерных играх современности, однако добраться до тех в последнее время никак не могла — ей все время мешались другие Слуги, другие люди или абсолютное неумение играть в те. Чтение в данном случае было предпочтительнее.
Однако в момент, когда Медуза стараниями Аинза смогла взять под контроль свой проклятый взгляд та испытала радость — ведь теперь она могла наконец-то отвлечься от книг и завести новые знакомства, общаться с людьми, завести друзей...
Именно в этот момент Медуза осознала немаловажный факт — она не любила шумные компании не потому, что была проклята, а потому, что она просто не любила шумные компании, встречу с новыми людьми и новые знакомства.
Для Медузы это открытие оказалось весьма... Неожиданным — и вместе с тем ожидаемым. Неожиданным потому, что оно сломало предыдущее представление Медузы о самой себе. Ожидаемым потому, что оно не изменило стиля жизни Медузы — наоборот, позволило той в конце концов принять свою текущую позицию. Она не страдала из-за того, что не общалась с остальными людьми — ей просто этого не хотелось.
Нет, Медуза в конце концов не была "против" общения с кем либо — но и не была "за", ей было по большей части все равно. Попытка найти контакт со Скатах, например, произошла потому, что они вдвоем оказались отряжены Аинзом вдвоем на исполнение миссии — и потому, что Медузе хотелось найти хотя-бы минимальный уровень контакта с точно такой же Слугой Аинза, которой была она сама. В иных условиях Медуза определенно бы не направилась к Скатах с желанием устроить дружескую беседу.
Точно также и сейчас — встреча с Жак в конце концов была положительным событием, и весьма любопытным, интересным, но... Медузе просто не захотелось общаться дальше. Не в том смысле, что Жак была ей неприятна — нет, она была достаточно интересна Медузе — просто ей... Не захотелось этого делать.
Поэтому в данный момент Медуза и продолжала молчаливо сидеть на парапете замка, свесив свои ноги вниз и глядя на спешащих по своим делам людей внизу, проживающих свою жизнь настолько спокойно, насколько они только могли себе позволить в текущих условиях.
Наверное, Медузе стоило бы переживать по поводу Скатах — в конце концов будучи рядом с Жак и в ее городе Скатах могла пойти на многие шаги, которые не могла проигнорировать или даже предположить себе Медуза — однако Аинз однозначно не зря взял ту с собой в эту Сингулярность и не зря отправил ее к Жак — он не мог не предполагать эффекта своего решения... К тому же после достаточно длительных поисков и загнанного бега по городу Скатах в конце концов присмирела и вот уже несколько часов как проводила свое время в замке, старательно насаживая доступные ей тренировочные манекены на собственное копье — к счастью для тех людей, что ими все же пользовались — восстанавливая их обратно в момент, когда сила Слуги оставляла от тех только непригодный мусор.
Иными словами, Медуза был... Почти спокойна.
Не полностью спокойна, учитывая тот факт, что она находилась в Сингулярности, на задании Аинза и, вполне вероятно, в считанных минутах от начала очередного сражения — но достаточно спокойна для того, чтобы пользоваться этими минутами передышки, глядя на людей, занимающихся своими делами в данный момент, и на странный пейзаж достаточно обычного средневекового города Востока, переходящего в иссушенные черные земли, словно бы составленные из выгоревшего угля, накрытые удушающим тяжелым ковром черных туч сверху.
Секунда за секундой, минута за минутой...
Признаться честно, Медуза предпочла бы проводить текущее время все же скорее с книгой в руках, однако книг у той в данный момент не было — так что вместо этого Медуза продолжала лишь смотреть вдаль, глядя на то, как неспешно плывет река из людей у ее ног.
Ощущение чужого присутствия пришло к Медузе спустя несколько мгновений продолженного наблюдения за массой людей, заставив ее перевести взгляд и повернуться к новой фигуре рядом с ней.
В более боевых условиях после подобного ощущения первое же, что сделала бы Медуза — это бросила в сторону ощутимого присутствия свой клинок, спрыгнув с парапета, после чего, демонстрируя свои способности Слуги, пробежалась бы не много по стене, прежде чем выпрыгнуть с новой стороны, атаковать цель повторно — и только после этого задавала бы вопросы — в конце концов Медуза, как и подавляющее большинство Слуг, не была обделена ни умом, ни боевыми навыками — однако в текущих условиях, пребывая на территории Жак, Медуза сомневалась, что ощущение чужого присутствия означало начало сражения для той.
Как и следовало ожидать взгляд Медузы мгновенно наткнулся на вид невысокой девушки с лавандово-розовыми волосами в аккуратных очках в строгой, почти офисной оправе, из-за чего на фоне архаичного замка девушка казалась скорее прибывшей туристкой или экскурсоводом — сама Жак прибыла к Медузе.
Медуза задумалась на мгновение, прежде чем все же прийти к выводу, что вероятность того, что Жак пришла понаблюдать за красотами города с высоты крепостной стены была достаточно незначительна и наклонила голову, показывая свою готовность выслушать ее речь. Жак не заставила себя долго ждать,— Противник. Достаточно сильный.
Медуза перевела взгляд с Жак на землю под своими ногами, словно бы пытаясь разглядеть вероятного противника там, прежде чем подняться со своего места. Маловероятно, что Жак не могла самостоятельно разобраться с противником — но маловероятно было и то, что она совершенно случайно решила рассказать Медузе о том.
Жак, увидев действия Медузы, только кивнула,— Не хотелось бы отвлекать конкретно вас на подобные действия, но... У меня не найдется сил на то, чтобы его победить.
Это замечание в свою очередь заставило Медузу поднять бровь, а Жак мгновенно исправиться,— В текущем состоянии. С Благородным Фантазмом это не составило бы проблем, но эту способность я собираюсь приберечь до финального сражения с Камелотом.
Медуза только кивнула понимающе на эти слова — она не могла однозначно осознать то, чем именно являлась Жак, однако по крайней мере она была вполне готова поверить в то, что использование ее Благородного Фантазма в данный момент представляло из себя достаточно глупую затею — точно также, как глупой затеей было использовать Экскалибур против никак не открывающейся запечатанной банки огурцов.
К тому же Медуза получила информацию от Медб о необходимости заключения союза и подготовки к последнему штурму и потому было по крайней мере справедливо продемонстрировать союзнику, что должен был сражаться за них несколько позднее, готовность сражаться за того в данный момент.
К тому же это бы отвлекло Скатах на какое-то время от разлетающихся на части манекенов на тренировочном полигоне, позволяя той выпустить пар во время избиения манекена, способного уклоняться и отвечать собственными атаками.
-Будешь ли ты участвовать? — Медуза дождалась кивка от Жак на свой вопрос. Отлично, по крайней мере это определяло то, что Жак считала их все же союзниками, а не подчиненными,— Кем именно является этот противник?
-Хороший вопрос,— на эти слова Жак расплылась в небольшой ухмылке,— Я думаю, лучший из всех рыцарей подойдет как нельзя кстати против матери всех монстров, не так ли, Медуза-Ехидна?
* * *
Если бы взгляд Артурии можно было транслировать в физическое воздействие, то...
Нет, Бедивер не был бы мертв — однако вполне вероятно, что он был бы связан по рука и ногам телекинезом, прибит к полу и, возможно, почувствовал бы цепкую хватку рук на своее шее — рук Артурии, желающей выяснить, каким именно образом ее конфидант обрел сияние ее благословенного меча, Экскалибура.
Текущая Артурия не обладала Экскалибуром — представляя из себя лишь одну неудачную копию, одну "альтер-версию" легендарного Короля Артура, текущая Артурия обладала лишь Экскалибуром Морган, черной, проклятой версией своего знаменитого меча — без его сияния, без его вида, без его мощи — иными словами можно было сказать то, что текущий благородный фантазм Артурии представлял из себя не более, чем подделку — фальшивку того самого легендарного меча, ассоциирующегося у многих с легендой Короля Артура.
