В начале пути

Вот только Окадзима в это не верил. И Куросаки в это не верил. И — что гораздо важнее — в это не верил тайса Хироэ Рэй, командующий Первым Токийском полком. Именно он распорядился внимательно следить за флангами и тылом... И только поэтому стремительная атака казаков не оказалась неожиданностью. Правда, легче от этого не стало никому.

Казаки... Рокуро ненавидел русскую иррегулярную кавалерию — эти дикари, игнорировавшие любые правила тактики и стратегии, были способны на всё, что угодно. Сегодня, например — на копейную атаку в стиле древних тюрок, смявшую два взвода... Командир Третьего Киотского полка с казаками был незнаком, советам Хироэ не внял — и в результате потерял полсотни бойцов. Первый Токийский моментально выстроился в каре, примкнув штыки — и только поэтому потерь не понёс.

— Вот уж точно, что новое — просто забытое старое... — проворчал Ичиго, снимая штык. — Ладно, этих мы прогнали, а дальше что?

— А дальше мы будем идти, пока не дойдём, — рыкнул сотё. — А ну вперёд, обезьяны! Вы что, собираетесь жить вечно?!

Одолев за день полдюжины ри, армия остановилась на ночлег. Огонь разводить не разрешили, выдали по банке саморазогревающихся консервов на двоих и приказали отдыхать.

— Наконец-то... — Рокуро вздохнул. — Как думаете, ребята, когда снова встанем?

— Завтра, — буркнул Ичиго, ковыряясь палочками в банке. — К вечеру как раз дойдём до Пайонгганга — и тут-то и встанем...

— А я думаю, пройдём, — возразил кто-то, кажется, молодой Хидеаки. — Спорим?!

— Пятьдесят иен на то, что мы остановимся под Пайонггангом, — немедленно заявил Куросаки.

Рыжий нито хэй выиграл — правда, только потому, что не уточнил, к югу от города их остановят или к северу. Пайонгганг был взят почти без сопротивления, а линия фронта замерла чуть севернее города.

Наступление снова замерло до тех пор, пока на новую передовую не доставят тяжелую артиллерию — ещё на три-четыре дня. Снова рытьё окопов, снова вялая перестрелка, короткое, почти судорожное наступление — и всё повторится снова.

Как и вся армия, Окадзима Рокуро надеялся, что эта морока скоро кончится — и боялся того, чем именно она может кончиться...

Ребекка. II

Отбросив окукрок, Ребекка подняла голову, разглядывая облака. Париж... Какая девчонка не мечтает оказаться в этом городе? Вот и она мечтала. И оказалась... В Париже, в десятке миль от фронта — предел мечтаний, нечего сказать!

Да, не так она представляла себе войну, совсем не так... И была в этом не одинока — месяц назад всем казалось, что вскоре союзные армии пройдут маршем победы по Берлину, но сегодня... Сегодня было больше похоже на то, что парад состоится в Париже, и армии кайзера триумфальным маршем пройдут по Елисейским Полям. И очень скоро...

Энн, сидевшая на скамейке, отбросила окурок, посмотрела на подругу и спросила:

— Как там Джейсон?

— Выздоравливает, — Ребекка пожала плечами. — Воюет с футуристами и переписывается с Д'Аннунцио.

— Да, кто бы мог подумать, что наш майор — поэт... — протянула Энн, наматывая на палец выкрашенные хной волосы. Медно-рыжая прядь странно смотрелась в светлых волосах, и только сама Энн знала, что это значит. Ребекка даже не пыталась спрашивать — знала, что подруга сама расскажет, когда захочет...

— Знаешь, Энн, ты типичный реднек, — она уселась рядом с подругой. — Даже в Нью-Йорке знают Роберта Джейсона, хоть и не любят его, а уж в его родной Калифорнии... Да там последний бродяга читает его стихи наизусть. И я не шучу, Энн, я сама это слышала — правда, тогда я не знала, чьи они...

— Да верю я тебе, верю, — Энн толкнула подругу локтем. — Лучше скажи...

Вопрос так и не был задан.

Пронзительно завыли сирены, обе девушки моментально сорвались со скамейки и помчались на лётное поле...

Аэродром встретил лётчиц обычным предбоевым возбуждением. Техники заполняли баки, заправляли ленты в пулемёты, в последний раз проверяли магнето...

Ребекка застегнула куртку, надела шлем и прыгнула в кабину.

— От винта!

Лётное поле, всего пару месяцев назад бывшее парком, бросилось навстречу, колеса оторвались от земли... Истребители поднялись в воздух, направляясь на северо-запад, навстречу германским бомбардировщикам.

Двенадцать минут... Ребекка взглянула на часы, засекая время и толкнула рычаг газа вперёд. Двенадцать минут до рубежа перехвата... И один вопрос: что там? Будут ли истребители, или немцы полагаются только на пулеметы самих бомбардировщиков? Что за самолёты — быстрые и вёрткие G.IX, для которых это от силы третий-четвёртый вылет? Уже привычные G.I, которых ещё до войны построили несколько сотен? Огромные и уродливые, но живучие R.V, несущие по две с половиной тысячи фунтов бомб? Через десять минут "Летающие Тигры" узнают...

Десять минут спустя, над самой линией фронта, Ребекка Флинт нажала на гашетку, выпустив очередь в красный "Альбатрос", мелькнувший в прицеле. Истребитель дернулся — кажется, лопнула расчалка — но резким разворотом набрал высоту и снова атаковал.

— Ублюдок! — девушка правым разворотом ушла из-под атаки, заложила иммельман...

Треск, свист — три пули насквозь прошивают кабину, едва не задев Ребекку, а красный истребитель уже за спиной и чуть выше, и держится, как приклеенный.

— Да что ты за ублюдок?! — Ребекка, отчаявшись, сваливает свой истребитель в штопор в надежде, что красный "Альбатрос" не рискнёт последовать за ней.

Рискнул... Нет, оторваться ей удалось, но когда она вывела самолёт в горизонтальный полёт, до земли оставалось метров десять, не больше. Набирая высоту, Ребекка смогла увидеть бой со стороны — и порадовалась, что в бой с истребителями вступили "Тигры". Американские лётчики держались только за счёт превосходства своих машин — принятых на вооружение всего пару месяцев назад. Французам, такого преимущества не имевшим, в этой схватке не светило ничего... Ребекка не была новичком в воздухе, как и все её товарищи — но им противостояли асы. У французов не было бы ни единого шанса...

И даже так они едва справились — бомбардировщики, сбросив своей груз куда попало, бежали, а у французских пилотов хватило хладнокровия не погнаться за ними, а помочь американцам вырваться из свалки. Восьмерым из дюжины... и Ребекка разглядела внизу только две ниточки красного дыма.

Они расслабились — да и что могло им угрожать в нескольких минутах полёта от родного аэродрома? И потому вспухшие вокруг дымные клубки разрывов застали врасплох абсолютно всех.

Дёрнулась ручка, когда пули перебили тяги руля высоты. Задымился командирский самолёт. Развалились в воздуху два "Ньюпора"...

Коротко выругавшись, Ребекка увеличила скорость до максимальной.

— Рехнулись, скоты?!

Ветер не отвечает.

Но это и не важно, потому что она снова задаст этот вопрос — и уж тогда ей ответят...

Огонь прекратился после двух залпов — кто-то всё-таки сообразил отдать приказ, но "Тигры" пошли на посадку — вынужденную, поскольку дотянуть до аэродрома смогли бы далеко не все.

И едва колёса машин коснулись утоптанной земли — меньше, чем в сотне футов от зенитной батареи — рядом, взвизгнув покрышками, остановился штабной автомобиль. С Джиной за рулём, майором Джейсоном рядом с ней и санитарами на заднем сиденье. Вот только Ребекка не обратила на начальство ни малейшего внимания. Выбравшись из кабины, она размашистым шагом подошла к командовавшему батареей лейтенанту и коротко, без замаха, ударила его по зубам.

Француз отшатнулся, попятился и упал.

— Мадемуазель... — простонал он, сидя на земле. — За что?..

— Ты, дерьмовый ублюдок! — рявкнула девушка, пнув француза по рёбрам. — Ты сейчас угробил нескольких отличных ребят, косоглазая мразь! Или ты немецкий...

— Лейтенант Флинт! — майор ударил костылём по земле между Ребеккой и зенитчиком. — этот человек, несомненно, должен понести наказание, но самосуда я не допущу! Я понимаю ваши чувства, но подобное их проявление абсолютно недопустимо, вам ясно?!

— Так точно, сэр, — Флинт замерла. -Прошу прощения, сэр. Я погорячилась.

— Вот именно, лейтенант. Вы ранены?

— Нет, сэр, — Ребекка заложила руки за спину. — Лейтенант Смит погиб, сэр, и лейтенант Грейвс тоже...

— Печально... Где Морган и О'Коннелли?

— Здесь!

Майор вздохнул, глядя на несущуюся галопом лошадь с пропавшими пилотами.

— Джина, забирай раненых и вызови техников — пусть возьмут грузовики и забирают машины, — распорядился он. — Крейг, передайте этого глупца властям и организуйте поиск тел, остальные — дождитесь техников и возвращайтесь вместе с ними...

— А ты едешь с ранеными, — заявила Джина. — Я и так слишком много тебе позволила — больше, чем стоило бы с твоими ранами!

— Но...

— Роберт!

— Сдаюсь! — майор шутливо поднял руки и заковылял к машине.

На секунду подняв глаза к безупречно ясному небу, Ребекка застыла по стойке "смирно".

Лейтенанты Роберт Смит и Джон Грейвс возвращались в свою эскадрилью...

Первыми шли два барабанщика, медленными и сильными ударами задававшие темп всей процессии. За ними четыре капитана кайзеровской авиации, печатая шаг ,несли первый гроб. За ними шагал с саблей на караул никто иной, как легендарный Манфред фон Рихтгофен, а за ним другая четвёрка несла второй гроб.

Остановка. Короткая команда — и оба гроба опускают на землю, а нёсшие их офицеры застывают, пока капеллан читает молитву...

Сухой треск винтовочных выстрелов, гробы опускают в могилы, снова раздаётся залп салюта, первые комья земли глухо стучат о дерево... По небу скользят редкие лёгкие облака — идеальная лётная погода, словно там, в небесах, ждали погибших пилотов...

Ребекка склонилась над могилой, бросила горсть земли, шепнула: "Прощайте, ребята", выпрямилась — и встретилась взглядом с Рихтгофеном.

— Фройляйн...

— Ребекка Флинт.

— Фройляйн Флинт, я столкнулся в бою с весьма искусным противником — он оказался первым, кому удалось уйти. И я умоляю вас — назовите мне имя человека, пилотирующего американский истребитель с номером "четыре"!

Немец явно считал это вопросом исключительной важности, и девушка не видела ни одной причины для того, чтобы не ответить:

— Её имя — Ребекка Флинт.

— Фройляйн, — Красный Барон глубоко поклонился. — Прошу вас, окажите мне честь сразиться с вами, и только с вами, при нашей следующей встрече!

— Это вы оказали мне честь вашим предложением, герр Рихтгофен, — Ребекка протянула руку, которую немец галантно поцеловал, а затем, обернувшись к своим товарищам, произнесла:

— Запомните этого человека, ребята, и никогда не трогайте ни его самого, ни красный истребитель, на котором он летает. Он — только мой!

Ричард. II

"Техас" стоял у пристани, принимая снаряды. Громоздкие деревянные ящики опускались на палубу, матросы аккуратно срывали крышки и тащили пятидюймовые снаряды в погреба.

Подхватив снаряд, Ричард втолкнул его в ячейку стеллажа, выпрямился и отряхнул руки. Ещё пять снарядов — и погрузка окончена. Останется только принять последние тонны угля, и вечером линкор снова выйдет в море, а утром начнёт обстрел немецких позиций в Бельгии...

Ричард подобную службу находил на слишком интересной, но относительно безопасной — что, в общем, его устраивало. Дневные атаки миноносцев были редкостью, а тяжёлых орудий у немцев не было, так что линкор был практически неуязвим...

Подхватив новый снаряд, Ричард загрузил его, выдохнул и повёл плечами. Всё-таки, грузить пятидесятифунтовые снаряды почти весь день довольно утомительно даже для него... Но это помогало отвлечься от невесёлых мыслей.

Всего два дня назад, как раз при таком же обстреле побережья, немецкая подлодка торпедировала "Дредноут". Старый линкор каким-то чудом остался на плаву, но покалечен был так, что впору списывать, и потерял больше трети команды... И для своего корабля Ричард подобной судьбы не желал. Если уж погибать, то в линейном бою, успев превратить пару вражеских кораблей в пылающие остовы...

От размышлений его оторвал очередной снаряд. Подхватив его и уложив на место, моряк решил выкинуть подобные мысли из головы. Не стоит перед боем думать о поражении... Тем более, что и опасаться его не стоит — Флот Открытого моря так и не покинул свои базы, а больше Германия ничего не сможет противопоставить объединённому англо-американскому флоту. По крайней мере, здесь — на Балтику Ричард сунуться бы не рискнул, но туда пока никто и не собирался.

С Балтийского моря мысли закономерно перешли на бар "Балтика" и его хозяйку Мамашу Кэри, а так же на её "официанток"... Хороший повод возвращаться в Лондон, хмыкнул Ричард, укладывая последний снаряд. Очень веский, не хуже любого другого. Он выбрался из погреба, уселся на шпиль и закурил.

— Так и знал, что ты тут будешь, — хмыкнул за спиной Эйб. — Дошёл тут до меня один слух... Что боши нам засаду приготовили.

— И что? — Осведомился негр, выпуская кольцо дыма.

— Всем расчётам приказано сейчас отдыхать, а ночью быть в полной готовности к атаке миноносцев.

— Не люблю я ночных боёв... — проворчал Ричард, выбивая трубку. — Ну да ладно. Когда отплываем-то?

— Часа через полтора, — сообщил Эйб. — Эсминцы уже пары поднимают.

— Вот и пусть поднимают, а я лягу... — Ричард убрал трубку в карман и потянулся.

Освещение в "воздушном замке" было выключено, светились только шкалы прицелов и тусклая лампочка над элеватором. Ричард сидел на своей койке, наблюдал за прилипшими к окулярам Джонсонами и надеялся, что германцы всё-таки появятся, ибо делать было абсолютно нечего. Разве только слушать Эйба — его запас всевозможных баек пока что спасал положение...

— ... В общем, звали этого парня не иначе, как Джек-Попрыгунчик, а за что — никто и не помнил, — рассказывал Эйб. — На власти ему всегда плевать было, да и властям на нас всех — тоже. Вот он со своими ребятами порядок в графстве и наводил, как умел, а умел он одно... Не пойман — не вор, пойман — труп, вот и все дела...

— Тебе бы книжки писать, — хмыкнул кто-то.

— Да кому оно надо? — махнул рукой моряк.

— Ну, не скажите, мистер Джонатан, — заметил лейтенант. — Вам бы стоило хотя бы записать эти истории — после войны издадите, или родственникам отдадите... А что их издадут, можете быть уверены. Такие вещи всегда популярны, а после войны станут ещё популярнее...

— Да можно попробовать... — задумчиво подёргал себя за бородку старшина. — Но уж точно не прямо сейчас. На чём я остановился?..

Ночь прошла неожиданно спокойно — только однажды эсминцы то ли обнаружили подлодку, то ли что-то заподозрили и сбросили несколько глубинных бомб. Вражеские миноносцы так и не появились, чему Ричард, несмотря на бессонную ночь, был искренне рад.

Встав на якорь, "Техас" развернул все пять башен главного калибра к берегу, замер на десяток секунд — и многотысячетонный стальной монстр содрогнулся от залпа. Тяжёлый оглушительный удар, больше ощущаемый, чем слышимый, прокатился по кораблю, заставляя команду открывать рты и зажимать уши, отдача качнула линкор, а Сэм и Дин снова прилипли к прицелам. Несколько минут спустя до "Техаса" донеслись едва слышные отзвуки далёких разрывов — и линкор дрогнул от нового залпа.