Ответили достаточно быстро.
— Але! — Женский голос, молодой, но какой-то тусклый. Во всяком случае, так показалось Аре.
— Добрый вечер, — сказала она. — Будьте любезны, Анастасию Григорьевну... Пожалуйста!
— Здравствуйте, — интонации не изменились, тот же ровный неживой тон. — Я у телефона.
— Здравствуйте, Настя, — поторопилась Ара представиться, — это Варя Кокорева. Может быть, вы меня помните. Мы встречались в детстве в Кобонском Бору у Елизаветы Аркадиевны Браге.
— Да, — помедлив мгновение ответила женщина, — помню. Вы были такая бойкая черненькая девочка с косичками. Все время прыгали на Виталика Рощина. Как же вас тогда прозвали? Тигра?
Голос Насти оставался все таким же холодновато никаким. Слишком ровным. Таким, где под внешним слоем учтивой вежливости скрывается почти неосязаемое напряжение, как быстрая вода под толстым льдом.
— Рыся, — напомнила Ара.
— Точно! — вроде бы, обрадовалась собеседница, но особой радости в ее голосе Ара не услышала. — Рада вас слышать, Варя. Чем могу быть полезна?
— Мы можем встретиться? — прямо спросила Ара, и тут же получила однозначный ответ:
— Боюсь, что это исключено.
— Почему?
— Я... — Женщина запнулась, но все-таки закончила свою мысль. — Я не выхожу из дома.
— Что-то случилось? — напряглась Ара.
— Вы не знаете?
"Она уже знает о Викторе? — удивилась Ара. — Но как?!"
— Нет, — сказала она вслух. — Извините. Я ничего про вас не знаю.
— Я в трауре...
"Знает?! — ужаснулась Ара. — Кто-то ей все уже рассказал!"
— На прошлой неделе погиб мой муж, — между тем, нашла нужным объясниться Настя. — В Порт-Артуре. Он... Он был генералом медицинской службы, знаете ли... Генерал, профессор... Всегда в тылу. И вот, подишь ты, попал под бомбежку. Такая ужасная судьба.
— Мне очень жаль. — А что еще она могла сказать находящейся в трауре женщине? — Примите мои соболезнования, Настя. И, ради бога, извините за этот звонок... Я... — теперь уже она не знала, что сказать, но было очевидно, что разговор надо заканчивать.
— Постойте! — неожиданно остановила ее женщина. — Вы... Вы хотели мне что-то сказать? Я правильно поняла?
— Да.
— Нетелефонный разговор? — уточнила Настя, очевидным образом оживая. Но зато теперь в ее красивом голосе зазвучала откровенная тревога.
— Да.
— Понимаю. Тогда, может быть, вы могли бы приехать ко мне?
— Это удобно? — Ара уже не была уверена, что это такая уж хорошая идея, но отступать было поздно.
— Да, — подтвердила женщина. — Дома нам никто не помешает...
И вот спустя всего лишь час тридцать минут Ара вошла в квартиру Селифонтовых. Красивая квартира, хорошо, с любовью обставленная и декорированная. И Настя Селифонтова была ей под стать. Интересная женщина, которую не портил даже траур.
— Тогда, в театре это были вы, — сказала она, внимательно рассмотрев Арино лицо.
— Да, — подтвердила Ара.
Они вошли в небольшую изящно обставленную гостиную и остановились одна против другой. Настя была выше и намного красивее. Но Ару это не задевало, потому что они не были соперницами, а завидовать просто так было, по ее мнению, по большому счету, глупо.
— Вы... необычная женщина, — сказала наконец Настя.
Она тронула тонкими пальцами ордена на груди Ары. Посмотрела на нашивки за ранения. Теперь их у Ары было две, и обе — боевые: золотая и серебряная.
— Виктор рассказывал только про золотую... Он убит?
— Пропал без вести, — уточнила Ара.
— Где? — Настя побледнела так, что Ара испугалась, как бы женщина не упала в обморок.
— Над Швецией... Мы атаковали британский авианосец, но нас там ждала засада...
— Я читала, — голос не слушался Настю, и сейчас она не говорила, а шептала. — Бой за "Игл"... Вы тоже там были?
— Была, — подтвердила Ара.
— А он? Он...
— Настя, я говорю правду. Высока вероятность, что он катапультировался. То есть, успел покинуть свою машину еще в воздухе. Если так, то он жив, но, возможно, попал в плен. Я должна была вам сказать. Извините. Просто я единственная, кто про вас знает...
— Он вам рассказал? — хриплый шепот и безумный взгляд.
— Мы друзья, — попробовала Ара объяснить свои обстоятельства.
— Вы с ним?..
— Нет, нет! — поспешила она заверить бедную женщину. — Никогда. Даю вам слово офицера! Было время — хотела, а потом, вы помните — тогда, в театре, — увидела, как он на вас смотрит, и расхотела. Но мы действительно старые друзья, еще с моего поступления в Академию. Однако даже мне он рассказал о вас совсем недавно. Был такой, знаете ли, момент. Перед боем... В общем, я подумала, вы должны знать. Больше ведь некому рассказать ...
— Спасибо! — Настя неожиданно обняла Ару, прижала к себе. — Спасибо вам!
— Ну, что вы! — смешалась Ара. Она неловко чувствовала себя в объятиях более высокой женщины, но при этом не решалась отстранится.
— Посидите со мной? — Словно почувствовав настроение Ары, Настя оставила ее в покое и даже отошла на пару шагов назад, восстанавливая дистанцию и Арино личное пространство.
— Да, конечно, — согласилась Ара.
— Выпьете? Вы что пьете?
— То же, что и вы.
В результате, пили белое франкское вино, что по нынешним временам выглядело не сильно патриотично, но, с другой стороны, будь эти франки хоть трижды нехристи и супостаты, вино они делали очень хорошее. Впрочем, коньяк у них получался ничуть не хуже. А вот флот у них оказался на поверку говенным. Адмирал Браге еще двадцать лет назад отделала их, как бог черепаху, но долбаные галльские петушки так ничему и не научились. Все так же красиво надувают щеки и шьют изумительную униформу, — этого у них не отнять, — но в бою удар не держат. Сливаются, едва получив по физиономии. Сама Ара с ними правда еще не воевала, но новости видела, и о чем в них говорится, поняла. Не бином Ньютона.
— Может быть, перейдем на "ты"? — спросила Настя после второго бокала.
— Принимается, — согласилась Ара.
Их посиделки затянулись на всю ночь. Они то говорили, вспоминая прошлое или обсуждая своих родных и близких, то подолгу молчали, не испытывая при этом никакой неловкости. Две темы, которых они ни разу не коснулись — это Виктор и война. А так, — уговорив за долгие ночные часы две бутылки белого сухого вина, — о чем только не говорили: о книгах, фильмах и ресторанах, о моде, диетах и занятиях спортом, и о многом другом, то есть практически обо всем. Даже о детях поговорили, тех, что уже родились, и тех, что еще только предстояло зачать. Но это уже ближе к утру...
3. По обе стороны от Варяжского моря, октябрь, 1954
Позже Виктор никак не мог вспомнить, каким образом сумел так быстро и так точно оценить ситуацию. Его "болид" был подбит на небольшой высоте, и промедли он хоть на мгновение с принятием решения, ему пришел бы конец. Но каким-то чудом Виктор все-таки успел. Сообразил, что подбит. Дернул за рычаг, приводя в действие механизм катапульты, а в следующее мгновение сработали пиропатроны, отстрелившие фонарь кокпита и выбросившие его кресло на двенадцать метров вверх. Раскрылись один за другим стабилизирующий, тормозной и основной парашюты, и, повиснув между небом и землей, Виктор увидел, что случилось все это в самый последний момент. Секундой позже парашюты его бы уже не спасли. Убился бы об землю, и вся недолга.
Потом было приземление, и, еще не вовсе придя в себя, Виктор отстегнулся от пилотского кресла и посмотрел вверх. В небе продолжался бой, то есть там летали и стреляли, а здесь на земле, вокруг него простиралось редколесье, а метрах в ста от места приземления и несколько ниже лежало озеро. Именно туда, к воде Виктор и потащил свои парашюты и кресло. Ему не надо было слишком много думать, чтобы понять, что и как следует теперь делать. В плен категорически не хотелось, и значит, следовало поспешить. Пока вокруг было тихо, но возможно, это звуки воздушного боя скрадывали бег вражеских солдат. Впрочем, к тому времени, когда он наконец дотащился до озера, бой сместился куда-то севернее места его посадки, и Виктор убедился, что, судя по отсутствию посторонних звуков, его никто пока не ловит. Долго такое положение вещей, разумеется, не продлится, но на данный момент он был предоставлен самому себе. Поэтому первым делом он утопил в озере кресло и набитые камнями мешки, связанные из парашютов, и поспешил покинуть место посадки.
"Чем дальше уйду, — думал он, продираясь через подлесок, — тем больше вероятности, что меня не найдут".
То, что будут искать, к гадалке не ходи. Кто-нибудь — не сверху, так снизу, — видел момент катапультирования и белые парашюты, раскрывшиеся над лесом. Так что, нагонят солдат и будут прочесывать местность, но, если сразу след не возьмут, могут упустить. Поэтому он пошел на восток, — отчего-то это казалось ему логичным, — нашел вскоре ручей и спустился по нему метров на двести к югу, чтобы затем снова идти на восток. Привал сделал только часа через два. Тогда напился из фляги и, достав из планшета карту, попытался сориентироваться на местности. Он нашел озеро, на котором лежал британский авианосец и проследил дальнейшее развитие боя до предполагаемого места высадки. У него были компас, шагомер и часы, и он, — пусть и не слишком твердо, — знал, как вычисляется местонахождение наблюдателя по положению солнца на северном небосклоне. Точной привязки к местности Виктор произвести, разумеется, не мог, но, в конце концов, у него получилось найти на карте район, в котором, по идее, он должен был сейчас находиться. Пока искал, вчерне продумал модус операнди. Решил идти не на восток, а к южному побережью. При этом, как минимум, первые несколько дней следовало держаться глухих мест, где его никто не заметит. Противоперегрузочный комбинезон, летный шлем и ботинки с высокими берцами были подходящей одеждой для долгого пешего путешествия через бездорожье южной Швеции. А еще у Виктора имелся НЗ, которого должно было хватить, как минимум, на три дня, револьвер и всякие полезные в походе мелочи. Погода стояла благоприятная. В лесу должно было быть полно ягоды. Малина, брусника, клюква... Возможно и даже скорее всего, грибы. Так что с голоду он явно не умрет. Ручьев с чистой проточной водой хватало тоже. Ну а ближе к побережью, Виктор предполагал добыть нормальную одежду и попробовать раствориться среди провинциальной публики. Шведский язык он учил в гимназии, и, хотя говорил на нем с сильным акцентом, мог выдавать себя за немца, живущего в Швеции. Но все это, разумеется, потом, когда его перестанут искать.
Итак, он мог идти прямо на юг, спускаясь к Карлсхамну, но, судя по карте, это были густонаселенные места, и Виктор взял восточнее, пошел по дуге, выводящей к Карлскруне. Здесь было меньше городов и поселков и реже попадались фермы, а побережье в районе Карлскруны было изрезано шхерами. Там можно было бы украсть лодку и попробовать пересечь Варяжское море. До Мемеля там где-то 300-350 километров по неспокойной холодной воде. Вроде бы, не близко. Но, если идти под парусом, тем более, на моторе, расстояние это уже не казалось таким уж большим. Впрочем, при любом раскладе, в море сейчас кого только нет, и не все они свои. Так что путешествовать придется ночью, и хорошо, если под звездами. Тем не менее, в таких ситуациях, как эта, Виктор предпочитал решать проблемы по мере их поступления. Поэтому мыслями о морском вояже решил себя пока не грузить. Для начала ему нужно было выжить и не попасть в плен. Затем добраться до моря, тоже задача не из простых. И только тогда можно будет подумать о том, как форсировать море, и добраться до своих.
Есть Виктор пока не хотел, адреналин все еще гулял в крови, и поэтому, он, не откладывая, отправился в путь. Если верить карте, ему предстояло пройти около ста километров. Но, увы, идти предстояло не по дорогам, а по пересеченной местности, изобилующей, озерами реками и болотами, а также скалами, через которые тоже не так просто перешагнуть. К тому же ему следовало держаться в стороне от дорог и человеческих поселений, что означало, пробираться через буреломы, затянутые мхом ледниковые валуны и прочие прелести путешествия в дикой природе.
В целом, его предположения оказались верны, и путешествие одинокого странника сильно затянулось. Правда, уже на второй день пути, пересекая шоссе, Виктор наткнулся на дорожный указатель и смог наконец точно сориентироваться на местности, но легче ему от этого не стало. Дорога заняла одиннадцать дней, а сто километров легко превратились в двести пятьдесят, потому что не везде можно было пройти напрямик. Много раз ему приходилось обходить стороной поселки и фермы, озера и непроходимый бурелом. Не везде получалось сразу же форсировать речку. Не говоря уже о нередких в этой местности болотах. Задерживала так же необходимость искать пропитание. Чтобы зажарить над костерком грибы, их сначала нужно собрать. А, чтобы наестся лесной малиной, пастись в ее зарослях приходилось, как минимум, час или два. Правда несколько раз, Виктору удалось добыть мясо. Выдра и два зайца, подстреленные из пистолета, обеспечили его печеным на углях мясом на шесть дней. И, слава богу, что так. На одной "траве" он долго бы не продержался. А так две рыбалки и три охоты, собирательство в духе раннего неолита и возможность двигаться только днем резко удлинили его путь, как с точки зрения пройденных километров, так и с точки зрения времени, ушедшего на дорогу.
На двенадцатый день он вышел к Твингу и сходу напоролся на британское аэрополе. И тут ему наконец повезло. Великобританцы развернули здесь две временные взлетно-посадочные полосы, собранные из решетчатых металлических плит. Раскатали проселок, ведущий к этому импровизированному аэрополю от шоссе. Поставили грузовики с кунгами, притащили вагончики и разбили большие армейские палатки. Однако обнести базу колючкой даже не подумали, пустив вдоль периметра редкие патрули. Осознав, какая ему выпала удача, Виктор двое суток наблюдал за жизнью аэрополя, пока ему не представился тот самый случай, который порой решает все.
Стоянка британских штурмовиков, — а базировались здесь, исключительно модернизированные "уланы" третьей серии, — находилась на западном крае аэрополя. При этом самолеты стояли под маскировочными сетями и хорошо охранялись. Но в тот день пошел довольно сильный дождь, облака опустились к земле, и командование великобританцев решило не рисковать, буквально в последний момент отменив боевой вылет. Снаряженные для вылета штурмовики вернулись под свои грязно-зеленые маскировочные сети, а промокшая до нитки охрана попряталась кто куда.
Виктор, увидев, что происходит на аэрополе, не колебался ни одного мгновения. Он ползком преодолел расстояние до ближайшего "улана", волею судьбы оказавшегося крайним и самым дальним от поста охраны, залез на крыло и, открыв фонарь, проник в кабину пилота. Сел в кресло, осмотрелся и, не найдя ничего, что было бы ему непонятно, закрыл фонарь и включил двигатель. Начинался самый опасный этап его плана. Но ему снова помог дождь. За шумом льющейся с неба воды, охрана, по-видимому, не услышала работающий двигатель. За три минуты Виктору удалось вывести двигатель на максимум и, боясь упустить свое счастье, он тронул штурмовик с места. Разбегался он уже под звуки выстрелов и вой сирены, но великобританцы опоздали, он взлетел и ушел в низкую облачность.