Беловолосый хмырь держался непринужденно и высокомерно — как рок-звезда.
Нет, Катя ошиблась. Четверо из присутствующих не взирали на беловолосого, будто на икону. Три молодца в форме секьюрити. И Карина. Она смотрела на Катю. Кате показалось, что Карина плачет. Или это — от дыма?
Селгарин, как призрак, бесшумно появился из дымки, вскинул руку. Внимание зрителей немедленно переключилось на его.
— Приветствую вас, Дети Ши! — провозгласил он. Толпа ответила замирающим стоном и дружно согнулась в низком поклоне.
Катя снова споткнулась.
— Дети Ши! — прошептала она.
— Что? — спросил ее спутник.
— Это Дети Ши!
— Да, — согласился беловолосый. — Что тебя смущает?
— Но почему они вам поклоняются?
— Кому же им еще поклоняться? — удивился беловолосый. — Мы ведь и есть Ши.
Катя остановилась и сердито посмотрела в лицо спутника.
— Это не модельное шоу! — прошипела она. — Вы меня обманули! Отпустите меня немедленно! Я не желаю в этом...
Беловолосый с такой силой сжал Катину руку, что она вскрикнула.
— Замолчи, — негромко произнес он, глядя на Катю страшными белесыми глазами.
Катя испугалась. Она вдруг поняла, что этот человек способен сделать с ней всё что угодно, даже убить.
— Сюда, сюда, — сбоку возник Селгарин. — Проходите здесь... между огнями... чтобы на девушку не падала ничья тень...
Беловолосый вывел Катю на середину зала. Несмотря на разъедающий глаза дым, теперь можно было разглядеть и жаровни с тлеющими углями, и хрупкую, оплетенную плющом арку, и чашу из красноватого металла на полу перед зелеными воротами. За воротами Катя разглядела некое подобие зимнего сада. Оттуда доносилось журчание. Фонтан?
Селгарин махнул рукой, и музыка смолкла. Тишина нарушалась только потрескиванием углей в жаровнях, плеском воды и взволнованным дыханием публики.
— Дети мои! — заговорил Селгарин звучным высоким голосом. — Сегодня для всех нас знаменательный день — единственный день в году, когда мы взываем к силам, доступным только Ши, и совершаем великий, страшный и таинственный обряд Обновления... Нет на свете ничего более прекрасного и потрясающего, чем прикосновение к корням бытия, истокам миров...
Искоса взглянув на беловолосого, Катя увидела, что его рот кривит презрительная усмешка.
— Кто такие Ши? — прошептала она.
— Я, он, — последовал лаконичный ответ.
— Духи природы, что ли? — Беловолосый хмыкнул:
— Мы — истинные Туат'ха'Данаанн. Но людям дозволено именовать нас... — Он произнес шипяще-свистящее слово, прозвучавшее примерно как "сидхи".
Слово показалось Кате знакомым.
— Это значит — народ холмов, — перевел беловолосый с надменным смешком.
— Сиды? — переспросила она. Значит, вот кого искал Карлссон!
— У тебя скверное произношение, — проворчал беловолосый.
Катя замолчала. Она обдумывала новость, а Селгарин тем временем вещал. Боже, а она ему так доверяла!
— ...И повернуть время вспять! — звенел его голос. — Вам, присутствующим здесь, выпала честь стать свидетелями... Еще ни один смертный...
— Вы — эльфы? — спросила она через несколько минут.
— Так нас тоже называли.
"Эльфы! С ума сойти! Настоящие эльфы! Если только он не врет..."
Катя с жадным любопытством уставилась в лицо, выискивая в его чертах нечто нечеловеческое. Беловолосый одарил ее волчьей улыбкой, снова вогнавшей Катю в дрожь.
"Какой он всё-таки жуткий... — подумала Катя. — Жалко, что Карлссон до него не добрался". Но Карлссона убили. А эльф нашел ее...
— Сегодня обряд Обновления впервые совершается в присутствии преданных! — вещал Селгарин. — И хотя большая часть этого таинства останется для вас незримой, ибо оно совершается вне этого мира, но вам дозволено будет лицезреть уход Ши и его Источника в Долину Тумана, и позже — возвращение обновленного Ши.
— Уход куда? — прошептала Катя. Ей было страшно и любопытно одновременно.
— Увидишь, — проронил беловолосый эльф.
Селгарин закончил свое выступление. Снова заиграла музыка. Селгарин, перейдя на незнакомый язык, произносил какие-то фразы — вероятно, заклинания. Беловолосый эльф потянул Катю за локоть.
— Пошли, — тихо сказал он. — Начинаем.
Катя не осмелилась противиться. Кроме того, ей было очень интересно, что случится дальше.
Рука об руку они прошли между двумя жаровнями. Катю обволокло пахучим можжевеловым дымом, и у нее закружилась голова — впрочем, голова и раньше слегка кружилась — от голода.
Селгарин протянул Кате металлическую посудину — не чашу, которая так и стояла на полу, а нечто вроде бронзового тазика с водой. В тазике плавали листья.
— Умойся, — мягко сказал он.
— Я макияж попорчу, — возразила Катя. Беловолосый что-то сердито пробурчал под нос, зачерпнул воды, нагнул Катину голову к тазику и быстро умыл ее. А пока Катя отплевывалась и протирала глаза, умылся сам.
— Тихо! — Селгарин коснулся пальцами губ Кати, которая собиралась громко возмутиться. — Так надо.
Он снял с ее щеки прилипший лист и ласково ей улыбнулся.
И Катя замолчала — всё-таки какие-то остатки доверия к Селгарину в ней еще жили.
— Зачем? — прошептала она.
— Это очищение, — пояснил Селгарин. — Священным огнем и священной водой. Неочищенный дух не войдет в Долину Тумана, — и, отвернувшись, снова заговорил на чужом языке.
— Теперь вы оба готовы! — через некоторое время объявил он по-русски.
Кто-то из тумана подал Селгарину еще одну чашу, которую тот принял и поднес Кате и беловолосому.
В чаше плескалось нечто зеленоватое и пахучее. Катя с отвращением опознала вчерашний супчик.
— Готовы ли вы пройти врата Долины? — торжественно спросил Селгарин, поднимая чашу.
— Давно готов, — буркнул беловолосый.
— Это обязательно? — с сомнением спросила Катя, не притрагиваясь к чаше.
В глазах Селгарина промелькнула растерянность.
— Тебе не нравится?
— Нравится? Эта отрава?
Беловолосый уставился на Катю, как голодная акула на дайвера.
— Она сейчас всё выпьет, — угрожающе сказал он. — И добавки попросит.
— Поить ее насильно было бы крайне нежелательно, — возразил Селгарин. — Элемент принуждения, ты же знаешь...
— Кто сказал "насильно"? — удивился эльф. — Девица, посмотри влево.
Катя посмотрела, и у нее перехватило горло. У двери, чуть в стороне от прочей публики, под присмотром мордоворотов в форме секьюрити стояли Лейка и Дима. Лица у обоих были мрачные и растерянные. Лейка, увидев, что Катя смотрит на них, слабо улыбнулась, Дима смотрел сердито и беспомощно.
— Как они тут оказались? — прошипела Катя.
— Сами пришли, — сказал Селгарин. — Тебя искали. Кто ищет, тот найдет. Особенно если ему помогут...
— Время! — напомнил беловолосый. — Пей, если хочешь, чтобы они сумели отсюда уйти!
Катя посмотрела еще раз и увидела, что мордовороты крепко держат Диму за локти. Лейку не держали, но всё равно...
Катя вздохнула... и выпила зеленый бульон. Несколько секунд — зал поплыл у нее перед глазами, колени подогнулись... Последнее, что видела Катя, — как беловолосый допивает остатки зелья...
* * *
Подиум утонул в клубах разноцветного дыма, а когда дым поредел, то оказалось, что ни Кати, ни страшненького блондина на сцене больше нет. Дети Ши впали в полный экстаз. Они орали и приплясывали, как ненормальные...
Дима вполголоса ругался, Лейка ревела, но никто не обращал на них внимания. Равнодушные охранники довольно грубо отпихивали беснующихся "детишек", но те словно бы и не замечали этого.
Впрочем, оказалось, что для Лейки с Димой все неприятности кончились.
Спустя несколько минут охранники вывели их из зала.
Снаружи ждала Карина.
— Эдуард Георгиевич велел их отпустить, — сказала она.
— Но он сам... — попытался возразить старший секьюрити.
— Он сам слишком занят, чтобы заниматься такой ерундой! — перебила Карина. — Вот, возьми, он просил передать... — Карина сунула охраннику свернутые в трубочку деньги.
Секьюрити переглянулись и синхронно кивнули.
— Люблю я музеи, — говорила Карина, возглавлявшая их маленькую процессию. — Меня всегда забавляло, как люди пытаются сохранить время. Я вот подумываю: не начать ли мне собирать коллекцию людей, которые мне особенно нравились. Выставлю у себя в салоне. Вечная красота, и красота на один вечер. Согласитесь, если бы человеческая жизнь была вечной и не исчезала в один прекрасный день, подобно росе или дыму, в ней не было бы никакого очарования. Так сказал один японец несколько сотен лет назад. Забавно, что эта мысль пришла в голову именно смертному...
Дима слушал журчание Карининого голоса, не понимая, что она говорит. Но он догадывался — почему. Ей страшно. Так же, как и ему.
Дима посмотрел на зареванную Лейку и подумал: несмотря на то что с Лейкой он знаком с первого класса, эта красивая умная женщина, даже и не женщина на самом деле, а вообще неизвестно что, — ему ближе, чем одноклассница. Диме хотелось слушать Карину, смотреть на нее, коснуться...
Лейка больно пихнула его локтем.
— Что ты на нее пялишься, как идиот? — зашипела она. — Она — предательница...
— Заткнись, дура! — зашипел в ответ Дима. — Она нас спасает, не понимаешь, что ли? — И увидел, как Карина на секунду приостановилась. Черт, он совсем забыл, какой у них слух.
Пришли. Карина кивнула охранникам и, неожиданно для Димы, коснулась губами его щеки:
— Забудь всё, — шепнула она. — Прощай. Повернулась и пошла через холл, грациозная, как балерина... И чем-то очень похожая на Катю.
Вспомнив о Кате, Дима скрипнул зубами. Карина мгновенно стала чужой. Спасибо ей, конечно, но никаких "прощай" и "забудь". "I'll be back!" — как любил говорить губернатор Калифорнии.
Охранник снял с Димы наручники.
— Гуляйте, молодежь, — напутствовал он, закрывая входную дверь. — Больше не попадайтесь.
Они оказались на ночной улице. Лейка всхлипнула.
— Не скули! — буркнул Дима. — Без толку.
— Но там... Карлссон... И Катя...
— Вот именно! Надо не реветь, а думать, что делать!
— А что теперь делать? — Лейка изо всех сил старалась опять не разрыдаться.
— Для начала — попасть внутрь!
— Ты с ума сошел? — Лейка даже всхлипывать перестала. — Там же...
— Там Катя. И Карлссон, — твердо сказал Дима. — И я их там не оставлю!
— А что ты можешь? — недоверчиво проговорила Лейка. — Тебя стукнут разок — ты и упадешь!
— Ну да, я не Стивен Сигал! — раздраженно бросил Дима. — У меня мозги, а не кулаки. Кулаки вон у твоего Карлссона есть. И что, помогли они ему? Не реви, я сказал! Ты вообще можешь домой отправляться!
— А ты?
— А я попытаюсь пробраться внутрь и освободить Карлссона.
— Интересно, как?
— Сам еще не знаю
— Ничего ты не знаешь! — сердито выкрикнула Лейка. — Толку от тебя...
— Не ори! — перебил ее Дима. — Кое-что я всё-таки знаю.
— Например?
— Например, код замка на двери в подвал. Я его запомнил...
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ,
в которой Катя видит чужой сон, а Лейка с Димой снова оказываются в подвале
Прибегает тролленок к маме, плачет.
"Мама, мама, я нечаянно в носу поковырялся, и теперь у меня всё боли-ит!"
"Как это — всё? " — удивляется троллиха.
"Всё! Где ни потрогаю — боли-ит!"
"А-а-а... — говорит троллиха, обследовав сына. — Не плачь. К вечеру всё пройдет. Это у тебя просто пальчик сломан".
Сон пришел к Кате, и это был чужой сон. Чужой жуткий лес с голыми корявыми деревьями. Не день и не ночь. Сумерки без теней, пронзительно-щемящее чувство — словно теряешь нечто очень-очень важное, без чего — всё, край, жизнь без смысла, теряешь именно сейчас в это самое мгновение... Силишься вспомнить — что? И не можешь. Ускользает...
Хотелось куда-то бежать и одновременно — свернуться клубком, зарыться в синевато-серые опавшие листья цвета мокрого пепла, которые устилали землю до кромки воды.
Катя шагнула вперед... Не шагнула, перетекла между голыми, не отбрасывающими теней деревьями — к озеру. Ноги утонули в листве, как в снегу. Берег был почти плоским, а вода — кристально-чистой, мелкой. Под ней тоже были листья.
Катя подняла голову. Над озером плыли прозрачные, как дым, клочья тумана. А в этом тумане...
Колеблющийся, как сам туман, силуэт обнаженной женщины с длинными белыми с синевой волосами. Дивной красоты лицо дрожало и расплывалось... Но оно было живым!
Катино сердце пропустило удар, когда ее взгляд встретился со взглядом, исполненным такой пронзительной нежности и печали...
Катя сделала шаг (на этот раз — шаг), вошла в воду, но не ощутила ее. А потом внезапно ушла вниз, погрузилась по пояс... И поняла, что удивительный призрак смотрит не на нее, а на то, что за ней.
Катя не обернулась. Она чудесным образом обрела круговое зрение и увидела двоих. Эти не были призраками, хотя тоже ощущались как нечто бесплотное. Их лица тоже как будто "плыли", постоянно меняли черты...
Двое смотрели на женщину. Один — с нескрываемой болью, другой — с ужасом, жалостью... и завистью. Катя понимала, что они чувствуют. Вернее, ей словно бы кто-то говорил: боль, жалость, зависть, ревность...
— Ты не можешь ее любить... — Эти слова, лишенные голоса, принадлежали тому, кто завидовал.
— Это не любовь... — Лицо второго на мгновение обрело постоянство облика, и Катя узнала беловолосого.
Он неотрывно глядел на женщину, а она — на него.
— Это — больше, — уронил беловолосый. Первый содрогнулся от боли, которую причинили ему эти слова.
— Зачем? — спросил он.
"Зачем ты привел меня сюда?" — поняла Катя.
— Твое посмертие, — ответил беловолосый. — Ты должен знать.
— Нет! — в ужасе воскликнул первый. По голосу Катя его узнала: Селгарин.
— Нет! Мое время придет не скоро! И я уйду не сюда, а вТир'на'Ог!
— Ты знаешь, когда придет твое время? — равнодушно произнес беловолосый.
— А она — знала?
— Она не ушла, — беловолосый смотрел с такой жадностью, словно впитывал призрачный образ. Пил жадно и смакуя одновременно: как страдающий от жажды — последние глотки воды.
— Два-три раза в столетие, в особую безветренную ночь я могу ощутить ее прикосновение...
— Не сегодня?
— Не сегодня.
Селгарин не смотрел на призрак — только на беловолосого.
— Почему она не ушла?
— Из-за меня. Не смогла со мной расстаться.
— Но ты...
— Я не приду к ней, — ответил беловолосый. — Сам — не приду.
— А мог бы? — голос Селгарина дрогнул.
— Да.
— Но тогда — почему?
Силуэт женщины начал таять. Но таял долго, и пока он таял, беловолосый молчал. Заговорил, только когда над озером не осталось ничего, кроме клубов тумана.
