— Уверена, он сейчас вовсе не жаждет спасения, многоуважаемый д'Ор Траккардерорин. Теоретически, если бы я захотела ему помочь... не стоило ему закрывать портал, прекрасно зная, что в этот день я получаю и отправляю почту.
— Волеизъявлением Ковена и Короны... карантин... входа нет, — пробубнил карл, так и лёжа по стойке "смирно", в голосе явственно прозвучали упрямые нотки.
— Ковен пусть геморройные узлы оркам лечит, пользы больше будет, — отрезала эльфийка, сдув чёлку с глаз. — Мне ни Ковен, ни королевские писульки не указ.
— Со всем нашим, Вашэльфсть, но пред карантином все... равны, — карл открыл один глаз, глаз увидел Птица, округлился и быстренько закрылся вновь. — Вы нарушили... законов... много законов и... указ. Ковена, — "Ковена" он сдавленно прошептал.
Чародейка наклонилась к карлу, тихо, так, что я едва разобрала, сказала:
— Открою секрет. Первое — у Ковена сейчас предостаточно хлопот, второе — Ковен — это я, почётный, пожизненный elementum, наш Род был в числе основателей, и ты, Траккардерорин, обязан это знать. Уволю. Сотру. Дам Велику поиграться.
— Но... но... Вэлмор, Вашмилсть, пощадите!
— Вэлмор далеко, а я близко, — Лоэтиэль выпрямилась, вздохнула. — Доведёт моя доброта меня до Ковена, лишусь регалий, влияния...
— А можно я как бы героически сопротивлялся и был повержен сильнейшим врагом? — оживился карл.
— Без ран — бездоказательно, сам знаешь. Предлагаю выбор — пила, топор, меч, дубина, нет, с дубиной не очень..., огонь — тоже не совсем то, можно стрелу, или вот, моё любимое — стилет, ранка небольшая, аккуратная, глубокая, крови озера разливанные — что скажешь, карл? — она достала из сапога тонкий, блеснувший белой молнией стилет, залюбовалась страшным оружием.
— Вашмилсть безмерно добры, — прошептал карл, закрыл глаза и замер.
Наверное, приготовился понарошку героически умереть, то есть получить рану. С такими гостями, как Лоэтиэль, удивляюсь, как он ещё цел, а ведь она не одна такая, в Глуши все как на подбор. Скорее всего, пилюли пьёт, я бы на его месте, может, и на зелье подсела, наверное.
Снежно-золотистый петух-переросток вырос за спиной Лоэтиэль и бережно, здоровенным страшным клювом принялся перебирать волосы на голове хозяйки, тихо воркуя. Ему подпели-подстонали в сарайчике мага. Эльфийка, не глядя, отвела от лица страшный клюв, убрала стилет. Петух, ласково курлыкнув, толкнул Лоэтиэль клювом в спину, та, невольно сделав пару шагов вперёд, обернулась к фениксу. Птиц панически заквохтал и скрылся в портале, оставив после себя облачко кружащихся перьев, портал был для птица маловат. Порталы у перекрёстков стабильны, размерами скорее напоминают высокое окно, в отличие от временных около стационарных порталов не наблюдалось пыльных бурь, завихрений и искажений, они как прозрачная дверь, за которой шумит лес Бешеных псов или тоскует Северная глушь. Сколько энергии надо для поддержания этих роскошеств, и подумать страшно, но Ковен пользовался "услугами" элементалей, чистая сила, черпать — не вычерпать. Хорошо, что бедолаги неразумны. То, что Лоэтиэль смогла открыть закрытый стационарный портал, говорило, что я права — её уровень запределен, Ковен по сравнению с ней детишки в штанишках. Почему она в Глуши, почему не в столице? Чистейшая эльфийская кровь, магии больше, чем эльфа. Элита, если не сама Верховная жрица Дану, а что, всё возможно, никто не знает, кто Жрица и где она, кроме верхушки эльфов, конечно. Очередной страшный эльфийский секрет. Лет двести тому назад смерть Верховной жрицы привела к гибели трети верхушки эльфов, ушастые до сих пор не оправились от удара. Тогда молодые эльфы, утомлённые несменяемостью верхушки, убили Жрицу, банально отравив, вместе с ней погибли и скованные с Жрицей силами магии Повелители, те, кто не успел выставить защиту, кто не успел понять, что Жрица мертва. После этих печальных событий эльфы решили переизбирать своих Правителей хотя бы раз в пятьдесят лет, да и жриц, насколько я помню, у них теперь стало побольше, разложили, так сказать, яйца по разным корзинам. Наверное, смена верхушки — это правильно, горнило власти развращает даже святых, впрочем, до сего дня политика меня не волновала, мне просто надо знать, чья подпись главнее, и кто кому может дать указ или добротного пинка, чтобы избавиться от бюрократических проволочек. Тот же ордер получить, судейские душу вынут.
Лоэтиэль обернулась, всматриваясь в портал, рявкнула:
— Великие Распахнутые Цвета Зари чтоб вас Крылья II, ко мне! Ну да, не удивляйся, это имя этого петуха-переростка, и эта сволочь, пока его не услышит целиком, будет дуться, как монашка в обществе краснолюдов без штанов. Велик. Скотина с перьями!
Из портала донеслось недовольное курлыканье, но "Великие крылья" так и не изволили явить нам свой царственный лик. Куриный.
— Велик, гномье ж-жаркое, чтоб у тебя пять лет самки не было, ко мне! В курятник, в ссылку, на просо и ячмень!
В портал выглянул "великие какие-то там крылья", виновато закудахтал, похлопал ресничками, вылез к нам и принялся искать взглядом что-то в траве, делая вид, что он тут и был, и никуда не отлучался.
Двери магова домика распахнулись, на крыльцо вылетел взлохмаченный маг, на ходу одёргивая бардового цвета мантию с золотым кантом, совсем ещё мальчишка, следом, не торопясь, вышла Зуланна, оперлась о косяк, вздохнула, проводив юношу мечтательно-сытым взглядом:
— Чему магики учатся? Зачем? — и, поправив верёвочки, не торопясь, подошла к нам.
— Ты... ты... а как же Овод? — вырвалось у меня.
— Овод я верен есть. Помощь оказать, лечить.
— Ну ты даёшь, Зулл!
— Я не давать, я баловать.
— Миледи, — взъерошенный маг оказался между мной, Зуланной и Лоэтиэль, кратко кивнул Лоэтиэль, мне, и рявкнул, багровея румянцем:
— Я сам могу за себя постоять. И я давно не мальчик! И.... и мужчина!
— Мальчик-огонь, — улыбнулась Зулла. — Теперь ярко горит, правильно, — и хлопнула мага по ягодицам, проделав что-то эдакое, невидимое нам, зрителям, пальцами, после чего маг не сдержал душераздирающий стон.
— Я бы попросил! — героически прохрипел Клосс, но глаз от едва прикрытой груди амазонки так и не отвёл, взгляд стал сосредоточенным, острым, такой обычно бывает, когда мужчине хочется женщину, хоть по башке дубиной огрей, не заметит, а ведь со стороны может показаться, что он по меньшей мере решает, как ему спасти Мир.
— Ф-фуй, — сказала Зулла, поправляя верёвочки. — Это для помнить. Помнить я.
Клосс с трудом отвёл заворожённый Зуллиными прелестями взгляд. А мальчик-то, оказывается, не мальчик, а муж. Светлые вихры, курносый нос, лет тридцать, а то и больше, ему стукнуло. Сейчас, когда он успокоился, чары моей подруги-прелестницы спали, стало видно, что он и повидал, и навидался. Лёгкая сеточка морщин в уголках глаз, широкий узорчатый шрам на запястье, такой получают только зачарованным оружием, скорее всего полоснули жезлом, радужка правого глаза Клосса была ярче, светлей. Ясно, лечение магией, но где и когда он повредил глаз, оставалось только гадать. Сторожить порталы — не на сеновале миловаться, хотя и там нежные места можно повредить, вот теперь и мы заявились, гости дорогие, непрошенные.
— Мой дорогой мальчик, — начала эльфийка, одарив Клосса взглядом из-под ресниц и медленно, чувственно облизнув губы. Несчастный замер, заморгал.
Корр, не дыша, так и сидел за пазухой. Может, это не Лоэтиэль, может, в неё вселился наш маг-убийца, от Визарда можно ждать любой пакости, но эльфийка с фениксом, этих птиц не провести, почти все звери чувствуют истинное нутро хозяина. Мист погибла из-за этого, вот и Велик давно бы уже среагировал, но огромная птица была спокойна, слушалась эльфийку, значит, должно быть всё в порядке, кроме того, уровень Лоэтиэль, её защиты от влияния и вселения извне, непробиваем. Корр знал, кого выбрать на роль супруги и матери его детей. Кольнуло сердце. Какое мне дело? Меня Мэллан ждёт... но почему-то в душе при мыслях о Мэллане соловьи не запели.
Тишина гробовая.
Лоэтиэль мурлыкала, завлекая жертву, запуская коготки:
— Магикум повысил стоимость лечения, твоё жалованье не может покрыть нужную сумму, не красней и не конфузься. Мы, поселенцы Северной глуши, и я, как их представитель, желаем, — Лоэтиэль цапнула Велика за широкий ошейник, достала свиток и небольшую, украшенную янтарём коробочку, — вручить свой скромный дар. Это заверенный и подписанный мной чек на предъявителя, сумму впишешь сам. На лечение. И не благодари, мы абы кому злотые не дарим, но ты, невзирая на сегодняшний эпизод, — маг бросил исподтишка взгляд на Зуллу, порозовел, потупился, — храбро и неустанно несёшь охрану врат. Твой верный соратник и помощник, многоуважаемый д'Ор Траккардерорин награждается именным набором для ухода за бородой, его создал непревзойдённый мастер Мориэль Данно, при расчёсывании гребни выделяют уникальный состав, благодаря которому борода становится блестящей, шелковистой, кажется гуще и пышней, а цвета приобретают более яркие оттенки. Рецепт держится в секрете, гарантию мастер даёт на десять лет.
Карл ожил, открыл глаза, вперил взгляд в коробочку, кончик носа подрагивал, Клосс сверлил взглядом свиток, и я могла понять мага. Восстановление зрения стоило кучи злотых, а хорошее, острое зрение для боевого мага — необходимое условие, чтобы его взяли на службу в достойное место, а не охранять амбары или сарай с ржавой утварью.
— Благодарю, Миледи. Госпожа, я сейчас закрою портал, сам удивлён, как такой недогляд случился, открытие портала было спонтанным, возмущения в эфире в последнее время усилились, стали чаще. Наша встреча привиделась мне и моему верному слуге, д'Ор Траккардерорину, как результат долгих ночных бдений. Неспокойный месяц выдался, Д'Хон, смены нет, ресурсов нет, злотых в казне нет, даже на лечение своих верных воинов, но мы верно служим Короне и Ковену, невзирая на бюрократические препоны и скудное содержание, — отчеканил Клосс.
Ещё бы, такие подарки кого хочешь приведут в чувство и взбодрят.
— Умный мальчик, — улыбнулась Лоэтиэль и повернулась ко мне.
Взгляд серых глаз заледенел:
— К делу. Он у тебя, и он ранен. Сейчас здесь будет отряд Магической стражи, я чувствую возмущение эфира, открытие мной портала не могло пройти бесследно, мне стража не страшна, в отличие от тебя и твоего... напарника, так что времени нет. Ну же, девочка, доверься мне, — она протянула мне руку.
Зулла вскрикнула, вцепилась мне в плечо, но я успела пожать ладонь эльфийки.
Лучше хрупкий мир, чем кровавая ссора.
Мир исчез.
* * *
Нас окружала серая дымка. Мы были нигде, в ничто. Холод пронизывал тело, но ни ветерка, ни дуновения. Междумирье... так вот ты какое... одно из многих. Я будто бы попала в клочья тумана из грозового дыма, мы словно висели в облаке.
— Дай его мне, — сказала Лоэтиэль почти ласково, протянув ко мне руки.
Я сунула руку за пазуху, погладила дрожащего зверька, осторожно вынула его из-за пазухи. Он не сопротивлялся, только вздохнул и обвис. Шерсть была тёплой, влажной от крови. Моей или его? Какая теперь к демонам разница!
Лоэтиэль выхватила Корра у меня из рук, быстро осмотрела, дунула ему в мордочку и поцеловала мокрый, окровавленный лоб, осторожно держа в руках. В серых глазах промелькнуло нечто, и это нечто так было похоже на злорадство, что я должна была, наверное, испугаться, но за последние два дня столько всего случилось, что меня стало трудно удивить и напугать. Я устала. Бояться, переживать. Плакать. В моём сердце поселилась пустота, чёрная, глухая, и наполнить её мог только Визард, его кровь, и ядовитая кровь его напарника-демона.
Кончики пальцев эльфийки заискрились, уже знакомые мне ярко-зелёные дорожки огоньков побежали по телу зверя, врачуя раны, исцеляя ушибы и порезы, но хорь оставался хорём. Она осторожно сложила зверя у своих ног, он свернулся кольцом и замер, прикрыв мордочку хвостом.
— Ты должна мне помочь, — глухо сказала Лоэтиэль.
— Как?
— Я должна забрать у тебя жизнь, а ещё лучше ты отдашь её мне добровольно. Или жизнь твоей подруги, карл не подойдёт, или Клосс, на твой выбор. Решай — судья ты или жертва. Я предупреждала — знакомство с Корром до добра не доведёт. Прости, девочка, — пустые, страшные белые глаза уставились на меня в упор.
Крохотная эльфийка, которая ругалась на Велика и грозила дубиной карлу, превратилась в жуткую жрицу, богиню Смерти, которую — я знала, чувствовала, бесполезно умолять.
Вот и приплыли, и приехали. Морфолк показался мне милой зверушкой по сравнению с этой красотой.
— А что, магия светлых не подавится Тенет? — спросила я.
— Живая и мёртвая вода — основа основ, постулат магии, и, как ни странно, Эйроса и целительства, это хотя бы факультативно, но должны преподавать в Магикуме. Заживи раны мёртвой, оживи живой. Магия крови... тайная, древняя и самая сильная, ей пользуемся мы, дроу, люди, некроманты, её арканы едины для всех, это то, что способно сокрушить миры. Круг демона чертят кровью, твоя кровь, пока ты будешь уходить, связанная с моим арканом, это дар Коркорану, то, что пробудит его разум. Мертвец даёт силы древу над ним, так что в этом такого удивительного и странного? "Светлый" эльф — не значит "святой", как "белый волк" не означает, что хищник питается снегом, светом или звёздами, никакой романтики в магии нет, одна грязь, смерть и кровь, как основа. Радуга возникает после грозы, бабочка из гусеницы, банальщина, всё, с меня довольно. Мы, эльфы, питаемся, живём силами леса, мы — его вампиры, пиявки, пусть мы и отдаём какую-то часть, Отец нуждается в охране и подпитке, без его источников мы ничто. Симбиоз... всё больше эльфов, которым не нужна сила леса, все больше мы походим на людей... ну, а пока — что скажешь, тёмная? Так ли сильна твоя любовь к Коркорану, чтобы пожертвовать собой?
— Я скажу. Но сначала — ты, раз мне всё равно суждено сдохнуть, расскажи мне вашу страшную эльфийскую тайну, почему ты сказала, что Корр не умрёт, что он ничем не рисковал, почему требуешь отдать мою жизнь, почему мой жених Мэллан, с развороченной, сожжённой до рёбер грудью, почему они...
— ...будут жить, — докончила за меня скучным голосом Лоэтиэль. — Потому что я, как ты верно догадалась, Верховная жрица Огненной орхидеи, мы зовём её Сандеррой. Я страж Чаши, в которой она живёт, и я слежу за тем, чтобы Чаша не пересыхала. Никогда.
Меня начало трясти. Она безумна, как же я раньше была так слепа?! Корр, как ты мог, ты же знал, что она больна, что мне грозит... ты заманил меня, предал. Почему, зачем? За что? Ни за что, просто так. Просто меня для него нет. Не впервой, Кайра, пора привыкать.
Плевать. Мне не больно.
— Скажи, Ло, все эти фениксы и мантикоры, мантикоры черно-серебристого окраса — это всего лишь, — я сглотнула застрявший в горле ком, — ... подкормка для твоего цветочка?
— Отчасти, — мурлыкнула Лоэтиэль. — Мантикоры для души и маскировки, а фениксы — да, они почти бессмертны, могут умирать до сотни раз, правда, искра с каждой смертью всё слабее и слабее, но и одного феникса хватает надолго, чтобы Сандерра цвела. Нет в Мире совершенства... Я не монстр, мне жаль моих питомцев, но мой выбор — или мой народ, или эти птицы. Вы, люди, едите курятину, не считая друг друга живодёрами.
