Кайра! Очнись! Это — не песенка сирен, это убийца Анн, инкуб!
И что? Всё равно помирать, так хоть напоследок попробовать эти губы, слиться в жарком, страстном поцелуе, как прелюдии большего, обвиться лозой вокруг его тела, отдать всю себя, отдать жизнь, отдать Тенет... что? я? несу?!
Голова кружилась, я казалась себе лёгкой, воздушной, подует ветерок — унесёт как облачко... что со мной? Чары?! Убийца ждал меня, готовился. "Папа". Визард — отец? Силен, сволочь, если его чары смогли перебить чары Лорны, ведь это она заколдовала кинжал, но ушастый магический марид не только сожрал кинжал, он защитил от "Петли времени" своего подопечного. Защитничек, значит, у сыночка. Я труп. Хотя, смерть обещает стать сладкой.
Дурман, скорее всего, везде — в воздухе, в масле для факелов-светильников, пусть я ничего не пила и не ела, но достаточно и капли эосфиктума в составе свечи, чтобы, под воздействием её пламени, всё живое в комнате сплелось в клубок звериной страсти. Яд от неминуемой смерти меня не спасёт, разве что ферно побрезгует созревающей мертвечиной. Ловушка сработала, я в западне, только и мечтаю прыгнуть ему на шею, обвить ногами, прижаться, впиться в этот желанный, чувственный рот, коснуться его кожи, запустить пальцы под ремень и... Кайра! В башке немного прояснилось, но огонь желания не погас, он разгорался сильнее и сильнее. Я бросила взгляд через плечо. Хозяин "Креветки" так и стоял камнем, значит, это не Визард, если не его кукла, а если Визард не при чем, ничего страшного, я не зверь, и часы для толстяка пойдут через пару суток. Значит, мы с ферно наедине, и я под чарами. И уже неважно, как, чем и когда меня зачаровали, опоили или дали вдохнуть дурь, скорее всего, в зале её хоть отбавляй. Обычно порошки и пыльца не пахнут, но в трапезной и кошка котят не учует, так накурено, так пропитаны стены ароматами еды и вина, вон, поросёнок на вертеле разароматился на весь зал, а зелья — порошки афродизиаки и должны быть без вкуса и запаха.
Чары есть. Зачем они ему? Может, он не инкуб? А кто тогда? Я уже ничего не понимала, не хотела понимать, мне стало не до размышлений, расследований, всё чушь, пустое, я хотела, желала каждой клеточкой своего испепеляемого страстью, измученного тела только одного — его. Я превратилась в кошку во время эструса, осталось только содрать одёжку, принять позу, и, выгнув спину, похлопать призывно глазками.
Жаль, хвоста нет.
Браслет фурии ожёг, привёл в чувство. Я-то, дура наивная, думала — выслежу демона, захвачу, а вместо этого сама стала едой. Мне не жить, если не унесу ноги.
Беда в том, что ноги не желали идти.
Эти глаза я искала. И нашла.
Бойся исполнения желаний.
Инкуб. Убийца.
И жертва — я.
Он уже был рядом, так близко, что, наклони я голову, коснусь губами загорелой гладкой кожи в разрезе серо-голубой рубашки, под цвет его ярких, в абрисе черных ресниц, глаз. Я ощутила запах — тонкий, едва уловимый аромат имбиря, сандала и шафрана, чего-то ещё, горько-цитрусового. Запахи волновали, кружили голову, я стояла, боясь шевельнуться, иначе бы кинулась на него, и — прощай, Кайра. Надо же, его и "Пламя Аггни" не берет. Браслет "Аггни" подпускал к своему владельцу демонов самое близкое на пару-тройку шагов, он — воплощение защитной пентаграммы, а этому гаду хоть бы хны. Да что же он такое — кто он такой?! Любой, даже архидемон после "Петли времени" должен был окаменеть, любой, но не этот. Лорна, когда проводила эксперименты с магией призыва, обязательно заставляла меня его носить, техника безопасности, не хухры-мухры, но здесь и сейчас я беззащитна, всё мусор, все эти кольца и кинжалы, все браслеты — прах.
Ферно снял с меня сумку, отбросил прочь, куртка полетела следом. Его прохладные пальцы коснулись манжеты блузки, тронули запястье, браслет со звоном упал, укатился под стол, лёгкое золотое сияние шипов, что должно было отпугнуть, прогнать демона, погасло. Одним касанием он снял кольцо. Кольцо спасения, кольцо телепортации, теперь у него. Противоядие... к демонам противоядие. Мне всё равно не жить.
Нет в Аркануме средства против инкуба-убийцы.
Осталась только моя отравленная кровь.
Демон склонился к моей шее, глубоко, сильно втянул в себя воздух, вбирая мой запах в себя.
— Зачем? — спросил он после секундной заминки.
— Что — зачем? — я отвернулась, не в силах вынести его взгляд.
— "Поцелуй вампира" убивает тебя. Меня не отпугнуть вампирьей водичкой, тем более не отравить. Ты мне нужна больше, чем на одну ночь, глотать отраву было незачем.
— Ты инкуб. Для меня и одной ночи достаточно.
— Какая яркая, мощная Тенет... жаль, нельзя попробовать.
— Моё искреннее злорадство. Есть хоть что-то в этом Мире, что тебе нельзя.
— Сложность достижения желаемого интригует, придаёт сил. Я всегда беру то, что хочу, Mea vita, меня не остановить. А теперь, когда я наяву встретил тебя, хочу ещё больше, хотя, мне казалось, что желать женщину сильнее уже невозможно. Мне по душе твой отпор, глубина твоих темных чувств.
— У тебя нет души.
— Оставим этот вопрос теологам, демонологам и магам. Ты горишь, сияешь силой. Ненависть придаёт сил, отдача пьянит и дурманит. Покорность, Mea vita, пресна и скучна. Ты боец, и я рад, что именно такой тебя и представлял.
— Я так рада, что ты рад. Так я пойду? — я сделала шаг назад.
Он ухмыльнулся, шагнул вперёд. Взял мою руку, поднёс к губам и приложился одним лёгким, едва заметным, но безумно чувственным касанием губ, оставив огненный след на коже, впился взглядом. Взгляд требовал, горел желанием, во всем мире для меня не осталось ничего, кроме властного, зовущего взгляда этих серо-голубых глаз. Я видела этот взгляд.
Его видела Анн.
Его НЕ видела Анн.
Да, наглый, чувственный, да, взгляд хозяина и самца, но тот демон, что смотрел на меня тогда из бездны, когда я "читала" смерть Анн, был само абсолютное Зло. Жнецы обзавидуются, жаль, не умеют. А этот, что сейчас передо мной... я не чувствую в нём нет той равнодушной, жуткой пустоты, с которой тварь убивает и жрёт. Мой теперешний противник тоже не серафим белый, но... ощущение угрозы, голода, даже смерти, это есть, бесспорно, но этого инкуба я не боюсь, нет, конечно, боюсь, но не так, как тогда ту тварь. Действие зелья? Что происходит, кто он? Анн пила отраву, мне тоже досталось, мой враг, бесспорно, инкуб, может... верить ничему, никому нельзя, но... если этот — другой? Нет, таких идеальных двойников не бывает, этого просто не может быть! Хотя... когда я описала убийцу Виктору, вампир начал юлить, я же видела, надо было добиться от него правды, хотя, о чём я, всё равно бы не сказал. Я и сама, помнится, подумала, что слишком явно демон нам показывает, буквально напоказ, свою смазливую рожу.
Жаль, ощущения, мысли и интуицию к делу не пришьёшь.
Я уставилась инкубу в глаза, я хотела видеть, знать.
И утонула.
Волна дурмана, огонь чар захлестнули, закружили, понесли. У меня ослабли, подкосились ноги, он подхватил меня, взял на руки. Я ощутила объятия его сильных рук, биение его сердца, уставилась ему в лицо, лаская взглядом высокие скулы, небольшой тонкий шрам у кромки волос, его брови, губы, каждую его демонически привлекательную чёрточку, и я уже не переживала, что кольцо у него, что браслет на полу, что я безоружна, беззащитна, что и телом, и душой в его в руках.
Что скоро умру.
Плевать.
— Как бы я хотел начать нашу первую встречу заново. Слишком долго я тебя искал, слишком часто представлял наше первое... свидание. Знаешь, — вкрадчиво сказал он, — мои мечты весьма нескромны, в них было всё, что только может случиться между мужчиной и женщиной в алькове. Кроме попытки убить меня. Ты удивила меня, Истинная.
— Грёзы обманчивы, кому, как не тебе это знать. Придуманный идеал может наяву оказаться злой ведьмой.
— Я не ошибаюсь. Ты... это — ты. Я возьму тебя ведьмой, возьму покорной нимфой, мне, как Эйрос, как кровь и сила нужна ты, любая ты, ненавидь меня, люби, презирай, главное — обладать тобой, быть с тобой. Я всегда беру, получаю своё, моя Истинная, Вечная, Первая и Последняя. Смирись, Кайра, девочка, ты — моя, отныне и навек.
Он говорил, а я слабела. Конечно, "первая" и "последняя", пафосно, аж тошнит, но ведь верно, для меня всё кончится прямо здесь и сейчас. Яд его чар проникал в кровь, сердце билось в бешеном ритме, тело будто лишилось сил, внутри живота, груди загорелось, зажглось. Он прижал меня крепче, кольца рук превратилось в сталь, будто давая понять, что уже не отпустит, что добыча — его. От горящего, голодного взгляда демона, что пробежался по моему телу, меня омыло горячей волной, я едва удержалась, чтобы не застонать, не изогнуться в талии, не дать понять хищнику, как его алчет жертва. Я обняла его за шею, уставилась в лицо, я смотрела и не могла насмотреться. Даже небольшой шрам у кромки волос был ему к лицу. Так красив, что защемило сердце. Я ощущала только его кожу, безумное биение его сердца, дрожь его страсти передалась мне.
— Откуда знаешь моё имя? — прошептала я.
В горле пересохло.
— Я видел твою подпись... итак, моя Thenid aira meleth, моя Mea vita, начнём сначала. Позволь представиться, я — Геро. И я пришёл за тобой.
Что? Какую подпись? Где? Когда? Я хотела спросить, но не успела.
Он приковал мой взор своим. В его глазах был зов, жажда такой силы, что я едва не задохнулась, щеки загорелись, застучало в висках. Геро наклонился, приблизив лицо, я больше ничего в мире не видела, кроме его глаз. Дивных серо-голубых глаз.
Он пронёс меня по комнате, усадил на стол, властно вклинился между ног. Его пах оказался впритык с моим, обняв за талию левой рукой, правой он распустил мой пучок, вынув драгоценные шпильки, последнее оружие. Уткнулся мне в волосы, вдохнул запах, замер. Когда он поднял голову и посмотрел мне в глаза, я поняла — игры и забавы кончились. Зрачки Геро расширились от страсти, его заколотило, затрясло. Он застонал и впился мне в губы. Я замотала головой, отворачиваясь, попыталась отодвинуться, но железные объятия не давали шевельнуться, я была в мучительно-сладком плену, мне так хотелось сдаться! Его рот требовал, брал, он усилил натиск, меня будто прошило молнией, ударило, отозвалось вспышкой в лоне, я вскрикнула, укусила его за губу. Он прервал поцелуй, рыкнул, рванул мою блузу, на мне остался только кружевной лиф, схватил за ягодицы, рывком впечатал, вбил пах мне в промежность, я вскрикнула, ощутив сквозь ткань и кожу штанов его напряжённый член, похолодела, обмерла. Таким если не убить, то разорвать точно можно. Если бы не мои спасительные драгоценные штаны, он бы уже вломился в меня. Какая дурная, глупая, стыдная, несуразная смерть! Если бы не мои мерзкие, отвратительные штаны, мы бы уже... я бы уже... я... он вновь взял мои губы в плен, припечатал меня к столу, накрыл собой, я ответила на властный, требовательный поцелуй, в котором не было ни капли нежности, только чистая, со вкусом крови искусанных губ, страсть. Сжав ногами его на удивление узкие бедра, я почувствовала камень его мышц. Сила инкуба передалась мне, переплавив его силу и твёрдость в мои слабость, податливость и жгучее желание. Геро медленно, мучительно медленно провёл губами по обнажённой коже плеча, вырвав у меня стон, стащил кружево на груди, впился в сосок. Я вскрикнула, изогнулась, я больше не могла сдерживаться, и повела бёдрами в древнем, плавном, чувственном танце. Вечном. Геро ахнул, ответил движением на мой призыв, мы слились, наши ритмичные, чувственные движения бёдрами сводили меня с ума. Он вдруг замер, прижал меня чреслами к столешнице ещё крепче, хотя, куда уж больше, поднял голову, посмотрев мне в глаза затуманенным взором, в котором было только одно — дикое, пьянящее желание. Его страсть передалась мне, лишив остатков разума, я рванула рубашку у его пояса, проникла пальцами под ткань, провела вверх по спине, лаская, играя, усилив легато до стаккато, я наслаждалась, лаская, изучая под гладкой, шелковистой кожей сухие, идеально развитые мышцы воина. Я расслабилась, разжала ноги, смирившись с судьбой. С собой. Геро победно улыбнулся, взялся за пряжку своего ремня, мой давно куда-то исчез. Голова кружилась, меня накрыла жаркая волна, закрыв глаза, я с содроганием и одновременно предвкушением ждала продолжения.
Я пропала.
Пусть.
Браслет ожёг, треснул, прогнав морок.
Уже сегодня, на заре, там, на берегу, на Плато Скорби, в семейной усыпальнице погребут флаг и герб Дома Д'Хон Эллои. Нечего больше погребать. Анн, Эллоя, осталась одна пыль... сердце сжала, скрутила боль, все свои оправдательные сомнения, интуиции и прочую бездоказательную чушь я безжалостно отмела прочь.
Я призывно повела бёдрами, медленно, чувственно облизнула-прикусила губы, потянулась к нему для поцелуя. Геро бросило в дрожь, он, будто нехотя, склонился ко мне, приблизил губы к моим, простонал:
— В-ведьма... не так, Mea vita, ты должна, ты будешь моей, но не так, не здесь, моя ...
Я укусила. Изо всех сил цапнула его за нос, с хрустом, с разворотом, Геро взвыл, я оттолкнула его, спрыгнула и понеслась к выходу, ноги, мои ноги-предатели, подвели — я со всего маху грохнулась оземь, стукнулась о ступеньку башкой, в голове что-то взорвалось, в глазах вспыхнуло, и свет померк.
* * *
Я была в западне. Совершенно нагая, ни тебе амулета, ни колечка, ни сумки с противоядием, только я и он. Я пришла в себя в "королевской" комнате, такие обычно на постоялых дворах сдают знатным господам, на "королевской" же кровати, Лорна обзывает эдакое ламбрекено-шёлково-шкурное убранство красно-черных тонов с рамками позолоты "гроб вампира". Странно, грохнулась я будь здоров, а ничего не болит. Яд? Если бы не яд, я бы не отключилась, но что теперь об этом говорить.
Не говорить надо, а готовиться к мучительно-сладкой смерти. Может, попроситься в ванную и смыться? Куда? Мы на острове, и ты, дура самонадеянная, приплыла сюда сама.
Геро, с вполне себе целым носом, даже не поцарапанным, сидел рядом со мной, перекинув через меня руку, взяв в плен. Голый. Я видела статуи обнажённых атлетов, могла оценить мужскую красоту тела, не говоря уже о тех, кто побывал на моем столе, многие были весьма хороши, но этот... этот лучший. Высок, отлично сложен, ни капельки лишнего веса, сложение атлета, строение мышц, скорее, пловца или бегуна, ничего лишнего. Широкие плечи, сильные руки, узкие бедра, поджарый, смуглый, о таком самце могла мечтать любая самка, пусть даже тысячу раз влюблённая в другого. Геро мне напомнил изящный, тонкий, грозный клинок, а не двуручную орясину. Обнажённый, прекрасный, как сам бог Эйроса, он сидел, не сводя с меня потемневших глаз. Волосы то и дело падали ему на лоб, он откидывал их небрежным жестом, лаская взглядом моё тело. Меня пробрало, я покрылась мурашками. Нашёл красу, в Аркануме есть гораздо красивее, надо подсказать ему, вдруг нацелится на другую, более желанную жертву, отвлечётся, чем Икабод не шутит. Геро увидел, что я открыла глаза, вскинул голову, радужки потемнели, стали цвета грозы.
