— Вас понял, — коротко ответил Мотовкин, и буквально в этот момент радиоискатель Ары засек бомберы, идущие встречным курсом, но на три тысячи метров ниже.
— Ты их видишь? — спросила она.
— Цель вижу, — подтвердил Мотовкин.
— Атакуем!
Ара заложила вираж и пошла, как и планировалось, сверху вниз, выцеливая центр вражеского построения. Ведущие бомберы она собиралась валить на возвратном курсе, а сейчас следовало проредить строй и, если получится, вызвать у великобританцев панику.
"Ну, помолясь!"
Скорость в крутом пикировании увеличилась почти до тысячи ста километров в час, чуть-чуть не добирая до скорости звука, но все равно Ару не по-детски вдавило в спинку кресла, а счет пошел на десятые доли секунды. Сближение с вражескими самолетами происходило очень быстро, и здесь все следовало делать "на автомате", иначе попросту не успеть.
Пуск первой ракеты.
"Пошла!"
Это были те самые ракеты воздух-воздух, о которых ей год назад рассказывал Виктор. Наводятся они радиолучом. Скорость — 800 км/ч, и боевая часть у них полноценные десять килограмм взрывчатки. Но, запускать их стоило с дистанции не больше двух километров, а это при набранной "метеором" скорости, максимум семь секунд полета. Но Ара, похоже, все-таки успела: выпустила одну за другой, но с двухсекундной задержкой, две ракеты, вывела свой самолет из крутого пике в пологое и ударила из пушек. Стреляла экономно — весь боезапас к 37 мм пушке — сорок снарядов, к обеим 23 мм — по восемьдесят на ствол, — но не абы как, а с умом. Вообще, это был удивительный, если не сказать большего, феномен. Ара и в жизни была быстрой и находчивой, да и реакция у нее была будь здоров какая. Но в условиях боя она, словно бы, взлетала еще выше. Действовала стремительно, соображала еще быстрее и видела сразу столько всего, что в обыденной жизни от такого с ума можно сойти. Вот и сейчас она не только пилотировала свой самолет, — ну и прочее все, типа выцеливания противника, — но и отслеживала, что называется, краем глаза действия своего менее опытного ведомого. Однако Мотовкин не подкачал. Пусть капитан и не боевой авиатор, но пилот он исключительный и машину знает, как свои пять пальцев.
Строй бомберов прошли без приключений. Великобританцы их атаку не заметили — просто не успели, — ну а потом стало поздно. Взорвались, попав в цель ракеты воздух-воздух, вспыхнули выпущенные с короткой дистанции осветительные ракеты, ударили пушки, — Ара была уверена, что поразила, как минимум два вражеских самолета, — и ее "Метеор" уже летел прочь от великобританских бомбардировщиков.
"Есть первый заход!"
— Вызываю, Алмаз два. Ты как там, алмаз? — спросила она Мотовкина, завершая боевой разворот.
— Мне понравилось!
— Ну, я где-то так и думала. Доворачиваем и атакуем в лоб.
— Тебе решать, — ответил капитан. — Командуй!
Ну она и скомандовала.
На этот раз атаковали действительно со встречного курса, что при их скоростях было несложно: обогнал, развернулся, ударил в лоб. И снова, сначала две ракеты, а затем пролет над начавшим "разбегаться" строем и пушечный огонь. Прошли под хаотичным огнем великобританцев и практически сразу оказались позади них.
— Что с боезапасом? — спросила Ара.
У нее самой оставалось еще выстрелов по двадцать на "маленькие стволы" и семь штук к "большой хлопушке". У Мотовкина, как тут же выяснилось боеприпасов осталось меньше, но на еще одну атаку должно было хватить.
— Атакуем! — решила Ара, тем более, что и горючего должно было хватить как раз еще на одну атаку и на возвращение домой.
Другое дело, что ей это горючее уже не пригодилось. При выходе из атаки ее "Метеор" получил несколько прямых попаданий. Чудо, что не взорвался сразу, но держаться в воздухе перестал. Началось неконтролируемое падение с хаотичными движениями носом самолета. Хорошо хоть высота была порядочная, так что, уловив подходящее мгновение, Ара катапультировалась.
Пока спускалась на парашюте, успела себя мысленно всю "обхлопать". Но, к счастью, никакого урона своему беременному организму не нашла. Вторым важным делом было попытаться сориентироваться. И тут на ее счастье из-за облаков выглянула луна, и в лунном свете Ара увидела покрытую снегом гладь озера в обрамлении темных лесных массивов и, вроде бы, разглядела даже слабенькие электрические огоньки — понятное дело, светомаскировку в этих местах никто не соблюдал, — и зигзаг асфальтированного тракта.
Ара все это запомнила, но понять, где находится, пока не смогла. Она приземлилась на лед замерзшего озера совсем недалеко от берега и от края близко подобравшегося к воде леса. Теперь главное было не замерзнуть. Последние дни, как помнилось Аре, температура воздуха ночной порой падала в Вологодской губернии до пятнадцати, а то и до двадцати градусов мороза. Разумеется, сверху на противоперегрузочный костюм у Ары были надеты теплый зимний комбинезон с меховым подбоем и унты, но долго на морозе ей в этой одежке все равно не продержаться. В кабине самолета конечно не жарко, но не до такой же степени.
Отстегнувшись от кресла, Ара первым делом проверила личное оружие и планшет с картой. К счастью, все было на месте, как и рюкзачок с аварийным запасом, закрепленный с обратной стороны спинки кресла. А еще в кресле имелся радиомаяк, и Ара его тут же включила. Это на вражеской территории нельзя себя обнаруживать, а дома можно, в смысле, нужно. Потом посмотрела на парашют. Если придется ожидать спасателей на месте, из снега можно соорудить что-нибудь вроде лумитало, а из парашютного шелка — лежбище внутри, ну или снаружи, если не заморачиваться строительством дома, а залечь у достаточно большого костра. Наломать еловых лап, построить лежбище, накрыть его парашютом, задницу не отморозишь, а остальное согреет огонь. Так что бросать материальные ценности на произвол судьбы было бы глупо. Могло ветром унести. Поэтому полотнище следовало придавить чем-нибудь тяжелым, креслом пилота, например.
Так Ара и поступила, а еще через двадцать минут уже стояла около разгорающегося костра и изучала карту. Карта, компас, расчет времени и скоростей, точка начала боя, эволюции и маневры в ходе атак... Получалось, что она находится на западном берегу одного из трех озер на выбор. Это могло быть озеро Белое, Кубенское или Воже. Еще это мог быть разлив Шексны ниже Ратибора. С поселками, расположенными на восточном берегу, в которых к тому же имелось бы электричество, тоже все было непросто. В зависимости от озера мест таких было больше пяти. Ну и с трактом тоже имелись варианты. В этих местах было несколько асфальтированных шоссе.
"Ладно, — решила Ара, — ночью я все равно никуда не пойду. А днем по свету пойду к северному берегу. На всех трех водоемах с севера есть не город, так деревня".
Сказано — сделано. Костер, запас дров, лежка близ огня. Волки не тронут, к тому же револьвер под рукой. Замерзнуть не получится, и от голоду не умрет. В рюкзачке находился обычный набор "выживальщика": шоколад, бисквиты, брусок сала, консервы и концентраты, соль, перец и даже кофе и сахаром. Была там и фляжка со спиртом. Котелок опять же. Спички. И всякие необходимые в походе мелочи, типа десантного ножа, которым хоть дрова заготовляй, хоть лося освежевывай.
Пока работала, — а ей пришлось-таки попотеть, — окончательно выдохлась и нешуточно проголодалась. Это по-первости адреналина в крови было столько, что хоть купайся в нем. Но пока работала, эффекты боевого возбуждения и стресса от катапультирования постепенно сошли на нет. И выяснилось, что бой и последующие события вымотали Ару до последней возможности. Устала так, что ноги не держали. Но она все-таки закончила начатое. Натащила к костру промерзшего сушняка, соорудила из еловых лап лежку, накрыла ее сложенным в несколько раз парашютом и им же укрылась. Готовить горячее не стала. Сгрызла полплитки шоколада и один бисквит, запила все это спиртом, разбавленным талым снегом, пригрелась и уснула. Но спала чутко. Время от времени просыпалась и подкладывала в костер дрова. Потом снова забывалась тревожным сном, но при этом откликалась едва ли не на каждый шорох, а их в ночном лесу до хрена и больше. Так что спала в полглаза и в пол-уха, но начало метели все-таки проспала. Проснулась в круговерти снежинок, и, хотя уже рассвело, не увидела ни озера, ни леса. Лишь несколько стоявших поблизости деревьев, да белое марево начинающейся пурги...
3. Шлиссельбург, Вологда, февраль, 1955
О попытке прорыва вражеских бомбардировщиков в глубокий тыл Себерии, Виктор узнал в тот же день, но, разумеется, не ночью, когда это все и происходило, а утром. Информация появилась в утренних выпусках газет девятого февраля. Впрочем, сообщалось лишь о попытке прорыва со стороны Баренцева моря и о том, что доблестные себерские авиаторы "на корню пресекли коварные замыслы противника, сорвали его гнусные планы, не позволив подвергнуть бомбардировке мирные города северо-восточной Руси, и нанесли агрессору серьезный урон". О том, насколько серьезный урон понесли великобританцы, сообщили ближе к вечеру ушлые "нейтралы" — репортеры североамериканских и техасских газет, радио и дальновидения. По их данным, речь шла о потере, как минимум, пятнадцати, а, возможно, и двадцати тяжелых "виндзоров".
В Адмиралтействе знающие люди подтвердили Виктору: да, мол, действительно имел место крайне неприятный прорыв. Две группы по тридцать бортов в каждой, и шли они на Вологду — бомбить авиационные и оружейные заводы. Перехватили их чудом. Бомбардировку сорвали и в ходе перехвата уничтожили от двадцати до двадцати пяти машин. Данные уточняются. Остальные бомберы ушли. Вывалили бомбы на северные леса и пустоши и, освободившись от груза, удалились по-великобритански: не попрощавшись. К сожалению, преследование их было невозможно за отсутствием на севере истребительного резерва. Не ждали там атаки противника, — понадеялись, как всегда, на авось, — вот и не подготовились. Но теперь придется, разумеется, создавать в тех местах полноценную зону ПВО.
Виктор послушал, покивал, покачал головой, вставил пару приличествующих случаю замечаний и ушел работать. Работы было много, и вся она была спешная, срочная, чрезвычайной важности, и далее по списку. Однако, и то правда, что в отличие от предшествовавшего периода, всю последнюю неделю он проторчал на одном месте, а именно, в своем Бюро в Шлиссельбурге, что уже можно было считать серьезным изменением к лучшему, потому что весь декабрь пятьдесят четвертого и январь пятьдесят пятого Виктор провел в постоянном движении. Руководил своим Специальным Бюро, — но больше чем на два-три дня в Шлиссельбурге не оставался, — мотался по испытательным площадкам, полигонам и аэрополям, и выполнял личные поручения адмирала Браге. Был при ней, — пусть и неофициально, — "для особых поручений". Так что ни дня покоя, ни минуты отдыха. Но здоровье, к счастью, носиться туда-сюда пока позволяло, а обстановка на фронтах, напротив, не позволяла расслабляться. Лишь в Новый Год удалось выкроить сутки времени, чтобы смотаться на геликоптере в Устье Вологодское и провести праздничную ночь с любимой женщиной. Учитывая обстоятельства, они с Анастасией решили плюнуть на условности, — договорились об этом по телефону, — и более своих отношений ни от кого из близких не скрывать, тем более, что все и так, наверняка, уже догадывались о причинах, заставляющих Виктора так часто видеться с Настей и телефонировать ей едва ли не каждый день. Не выставлять на показ, не бравировать и не игнорировать общественное мнение, но и не скрывать отношений. Не подростки, чай, чтобы тискаться по темным углам. Взрослые мужчина и женщина, где-то так.
Вот от Насти он и узнал подробности, о которых не писали газеты и не говорили в Адмиралтействе. Она позвонила ему ближе к вечеру прямо в служебный кабинет, и уже по первым ее словам, — по голосу, по интонациям, — Виктор понял, что стряслась какая-то беда. Так все, как тут же выяснилось, и обстояло. Оказывается, перехват осуществляли пилоты из испытательного центра в Устье Вологодском на предсерийных и опытных машинах, оказавшихся на тот момент в ангарах аэрополя. И группа эта, наспех сколоченная буквально в последнюю минуту, понесла в бою серьезные потери. Три машины из боя не вернулись, а два пилота, несмотря ни на что все-таки добравшихся до аэрополя, тяжело ранены. Одна из раненых — Лена Жихарева, а одна из не вернувшихся — Ара.
— Подожди плакать! — остановил он Настю. — На чем она летела?
— Не знаю, что это такое, но Авенир Никифорович сказал, что на "Горбунке".
Что такое этот самый "Горбунок", Виктор знал очень хорошо. Более того, он на нем тоже летал.
— Взрыв кто-нибудь видел? — спросил он поэтому.
— Ее ведомый сказал, что видел взрыв на земле.
— Наверняка, успела катапультироваться! — успокоил он подругу.
"Если конечно была на тот момент жива и в сознании", — добавил мысленно.
— Ее ищут? — Было бы странно, если бы не искали, тем более, в Устье Вологодском, где ее отец — и царь, и бог, и воинский начальник.
— У нас с утра пурга, — сказала в ответ Настя. — Метет так, что не видно ни зги. Полеты запрещены. На линиях связи обрывы, но Авенир Никифорович говорит, что Ара в зимнем лесу не пропадет. Умеет выживать.
"Если есть кому выживать..."
— Я знаю, — сказал он вслух. — Она, Настя, опытная охотница и знает, что и как надо делать в пургу. Не вешай носа. Ара вернется. Я же вернулся.
— Пойду в церковь, — не совсем логично ответила на это Настя, но тут же и объяснила. — Тебя вымолила, ее тоже вымолю!
Следующим, но уже часа через два, после Настиного звонка, с ним связался врач из Горне-Успенской больницы в Вологде. Телефонировал он по просьбе, находящейся в больнице на излечении, Елены Борисовны Жихаревой. Господин мичман сама пока говорить по телефону не может, объяснил врач, но велела передать, что она верит в то, что Варвара жива. И что надо, чтобы кто-нибудь связался с ее мужем и крестной, поскольку Ариному отцу сейчас, по-видимому, не до этого.
— Это все, — сообщил доктор Бобовников.
— Извините, доктор, — сказал тогда Виктор, — как вы сказали, вас зовут по имени отчеству?
На самом деле, доктор ему этого не говорил. Забыл, наверное, так как сильно нервничал.
— Александр Львович...
— Прежде всего, спасибо, Александр Львович, что телефонировали, — поблагодарил Виктор. — А теперь будьте любезны, скажите, какого состояние мичмана?
— Это не совсем этично, наверное... — засомневался доктор.
— Тогда спросите ее, разрешает ли она информировать меня о состоянии ее здоровья, — предложил Виктор.
— Боюсь, сейчас это невозможно, — смутился врач. — Она, видите ли, перенесла серьезную операцию и сейчас спит.
— Осколки? Снаряд? — нажал Виктор.
— Осколки снаряда... двух... Третий задел по касательной, сорвал кусок кожи с левого предплечья.
— Осколки куда попали?
— В живот и грудь... — Врач отвечал нехотя. По-видимому, он не привык рассказывать о своих пациентах вот так — по телефону.
