Но — как? Как — Я — могу убить демона?!
Мои несчастные мозги начали закипать.
Я слезла с кровати, заметалась по комнате. Размять ноги, разогнать кровь и прогнать окончательно дурь.
Итак.
Мэллан. Мы расстанемся. Если правда то, что наш брак по настоянию Ковена, как намекнула Ло, то он должен быть рад, ещё бы, избавился от обузы. Да и после встречи с Геро, после того шквала, бури чувств, пусть и искусственных, вызванных афродизиаком, о каком браке может идти речь, пусть Лорна и уверяет, что эльфы к изменам весьма терпимы?!
Не терпима я.
Да, я сволочь, повела себя, как шлюха, но, Мэлл... как ты мог, мы же вместе столько лет... первый мужчина, первый поцелуй, ты был для меня всем, я же верила, я любила! Наверное, любила... да, мне больно, но и после того, что случилось между мной и Геро, после слов Лоэтиэль, я всё равно не смогла бы смотреть Мэллу в глаза. Кай, проснись, всё и так шло к разрыву, мы бы всё равно расстались. Слава Икабоду, что до клятв под сенью Древа Дану так и не дошло. Что же с нами случилось?
Случилась ложь.
Пусть ты её не видишь и не чувствуешь, но она есть, и её зловонное дыхание отравляет, убивает магию любви.
Жаль, конечно, немного, у меня был целый жених, даже эльф и маг, с перспективами на повышения в Ковене, я бы вошла в круг избранных, семей-властителей Арканума. Ко всему, кроме постели и работы у нас с Мэлланом было, о чём поговорить, скучно с ним не было. Не было огня. Мы понимали друг друга, знали, изучили, мы были друзья, любовники, но искра ушла. Он все ещё ждал, когда я назначу день свадьбы, считая, что желание женщины закон, но мне иногда так хотелось, чтобы он взял меня в свои руки, встряхнул и не отпускал. Не спрашивал. Нет, обычно он вежливо, аккуратно и осторожно раздевал, укладывал, брал, отдавал, хотел, честно хотел, чтобы и мне было хорошо, мне и было. Изредка у него случались вспышки страсти, но они становились всё реже и реже, как ещё совсем недавно, после моей мигрени в фаэтоне. Наши ночи походили на урок акробатики, а не две волны, что схлестнулись, слившись в одну. Вот ты, Кайра, и нашла то, что искала. Не желай, и минует тебя исполнение твоих желаний. Этой ночью "взял и не отпускал" у меня было чересчур. Чуть не до смерти чересчур.
Демон. Инкуб.
Геро.
Ушёл, испарился, сбежал. Сгинул. Номер был пуст, соблазн исчез, но не исчезло чувство ноющей пустоты, будто вынули душу. Выцарапали, разодрав когтями, кишки, печень, желудок, вырвали сердце, и эту пустоту уже ничем не заполнить, я это знала, просто знала, и всё... мне стало плевать, что я жива и даже почти цела.
Меня ранили.
На теле не осталось и следа, но... там, где он касался меня, кожа до сих пор горит, как горит клеймо палача, он заклеймил меня всю, мука была везде и всюду, даже в самых сокровенных моих глубинах, где и мои-то пальцы не бывали. От меня осталась только оболочка, которую наполнить, оживить мог только он. Я и сейчас горела неодолимым желанием броситься его искать, и вовсе не для того, чтобы сдать в лапы Ковена. Как жить, если тебя рвёт, раздирает на части? Я ненавидела его, ненавидела себя, я сгорала со стыда, и я же умирала от желания! Магия должна мне помочь, должно же быть какое-нибудь отворотное зелье, я так не протяну долго. Странно. До жути странно... инкубы мне были не страшны, доводилось встречаться, я была неподвластна их чарам, но, вчера... он бы прямо там меня взял, на ступенях в кабак, как распоследнюю девку, что отдаётся за кусок хлеба, а я так и вовсе даром едва не. Я ругнулась.
Не помогло.
Что теперь мои оправдания? Наваждение, чары, зелье... какая разница, случилась встреча, и эта встреча изменила всю мою относительно размеренную и расписанную наперёд жизнь. Может, время излечит? Может ли время исцелить укушенного вампиром? Нет, Кайра, нет. Ложь во спасение хороша только для других, а обманывать себя — погибнуть, усыпив себя утешительными сказочками, этого демона мне теперь не выцарапать ни из головы, ни из сердца, он словно до сих пор во мне, пусть Геро и не истинный инкуб... сила инкуба, нет, трёх, десятерых инкубов, но не инкуб? Мало ли демонов, проникающих в наш мир из инферно? Демоны оставляли семя в ком угодно, и, если в редчайших случаях рождалось потомство, мог получиться и такой смертельно-прелестный образец. В Аркануме сотни существ, чьи кровь и магия смешались самым причудливым образом, гадать можно до посинения, и всё равно не угадаешь. Сама такая... смешанная. Да ещё и портреты загадочные, кошмар маленьких непослушных инкубов, и, несомненно, тёмная тайна их предков. Кто та женщина, которую опасается и архимаг, и демон? Какое отношение она имеет ко мне? Дальняя родственница? Я в раздрае, нужны ответы на вопросы, нужен ясный, здравый разум, а в голове и сердце — только Геро.
Если я не избавлюсь от этого голода, от сводящего с ума желания, я недолго протяну. Смерть от смертельной похоти, надо же, Кайра, ты и здесь умудрилась вляпаться по самое не хочу. И это самое "не хочу" до сих пор чувствует пальцы Геро, его руки, кожу, его всего, умирая медленной мучительной смертью. Я прерывисто вздохнула, подошла к креслу, разглядывая платье. Нет, я не могу это принять. Да и не для беготни по городу эта красота, жалко. Я развернула платье и остолбенела. Кто-то изрезал, искромсал, проткнул лиф платья ножом. Как ещё до меня не добрались?!
Я взяла со столика нож для фруктов, на цыпочках, осторожно подкралась к двери в номер, осмотрела замки. Магический крючок на месте, изящный, на первый взгляд хлипкий и ненадёжный засов задвинут изнутри. Ага, хлипкий. Я видела такие штуки у богачей, клеймо мастера Дома Ал'Аллонов, не шуточки, такие засовы и крючки впускают-выпускают владельца и тех, кому хозяин выказал доверие. Открыть эту дверь без дозволения хозяина никто не сможет. Здание, стены рухнут, сгорят, зарастут лесом, но дверь и косяк останутся стоять. Так что, выходит, мой недоброжелатель в комнате? Я обернулась.
Никого.
Я тронула засов, золотая полоска, украшенная эльфийской вязью, плавно выдвинулась из пазов, дверь бесшумно открылась, к моим ногам выпала девочка, что, видимо, задремала, сидя снаружи, опершись спиной о дверь.
Упала, резво вскочила на ноги и, сверкая глазами, уставилась на меня.
Да нет, уже не девочка. Юная дриада. Лисий разрез изумрудных глаз, точёные скулы, большой, красивый рот, буйство рыже-золотистых волос, короткая зелёная курточка, украшенная вышивкой золотыми нитями узором из всё тех же орхидей, подчёркивает тонкую талию. Лосины и сапожки, парные куртке, обтягивают стройные длинные ноги. Девчонке ещё предстоит войти в силу, но уже сейчас, я уверена, она походя, легко покоряет мужские сердца. Гостья вскочила на ноги и уставилась на меня с такой ненавистью, что я невольно шагнула назад.
— Кто ты ему? — прошипела незваная гостья. — Любовница? Его шлюхи никогда не оставались тут надолго! Переспят — и врозь! Почему — ты? Кто ты? Он... он такой... я бы... я убью тебя!
И она, к моему ужасу, разрыдалась навзрыд, оседая по стенке, пока не оказалась на полу
Икабоды мои, ребёнок же ещё, и здесь его ядовитые чары ... я пошла к столику, вернулась к всхлипывающей дриаде, протянула бокал с водой:
— Пей.
Она оттолкнула мою руку, прожгла меня взглядом зелёных глаз, могла бы, я бы уже дымилась кучкой пепла на полу.
Я вылила остатки воды ей на голову.
Она замолчала, изумлённо глядя на меня, всхлипы стали реже, вода, сбежав по гриве локонов, мерно закапала на пол.
— Он же-е-нится на тебе, да? У вас уговор? Он же ни-и-кого не любит! Он полю-ю-бит меня! Да! Только надо по-о-дождать! Убирайся! Уходи прочь!
— Могу добавить.
— Что-о до-о-бавить? Убирайся! Он мой! Мой!
— Думаю, бокала маловато будет. Тут и ведром не обойтись. Если тебя это утешит, он вовсе не мой, но, если тебе так хочется думать — он твой. Забирай.
Её глаза распахнулись, она перестала всхлипывать, уставилась на меня.
Я присела на корточки рядом с ней.
— А теперь скажи мне, кто он — этот "твой"?
Юная дриада фыркнула сквозь слезы.
— Переспали и не знаете — с кем?
— Не знаю, — честно призналась я.
Правда — не знаю.
— Вы красивая, — прошептала она сдавленным голосом. — И рубашка эта, такая... вся, я тоже так, с ним, — прошептала девчонка, и всхлипнула вновь.
— Он переспал с тобой?!
— Нет! Нет! А я уже могу, я взрослая, и целовалась уже тысячу раз!
— Ты, конечно, взрослая. Для поцелуев. Для остального тебе ещё надо подрасти. Поверь, будут и другие, Геро не один на этом и том свете, в Аркануме целые стада непуганых красивых и замечательных мужчин, достойных тебя. Ты волшебно, чудно красива. Честно. Ещё пару лет, и, если Геро посетит ваше заведение, думаю, он обратит на тебя внимание. Хотя — он инкуб, и мой тебе совет бежать от него как можно дальше.
— Я уже взрослая, у нас раньше женились такие, как я, он мне нужен, я хочу быть с ним сейчас! А, он... он и не смотрит на меня! А то, что инкуб, так все его бабёнки ушли на своих двоих, живые и целые, хотя, я бы им волосья-то их разноцветные бы повыдергала, — она уткнулась лицом в коленки, худенькие плечи затряслись.
Надо же — Геро не питался, или "откусывал" по чуть-чуть? Дриада прерывисто вздохнула. Ну что с ней делать... юность, когда кажется, что все судьбоносное, самое главное и важное, происходит здесь и сейчас, вот и у этой маленькой влюблённой дриады здесь и сейчас грянул настоящий конец света, впереди ждёт вечное и беспросветное горе, и она не поверит мне, что наступит рассвет, прогонит мглу. Когда это я успела стать премудрой совой? Тоже мне, мудрец-философ... особенно после вчерашнего.
— Как тебя зовут, и кто ты?
— Ябедничать будете, да?
— Нет, но как-то же называть я тебя должна, или тебе нравится зваться: "та девочка, которая изрезала чудесное платье"?
Она принялась сверлить во мне дырки глазищами. Я ответила честным, прямым взглядом.
— Камелия я, мой отчим хозяин "Приюта". Я постельничья, рогатый думает, что я наше дело с тряпок и швабр должна знать. Помрёт — и так всё моё будет, чего руки портить? Нажалуетесь ему, он меня из постельничьих снова в чернавки-уборщицы сошлёт, — зыркнула она на меня глазищами.
Ясно-понятно. Родную дочь добрый отец бы не отправил перестилать постели избалованным и развращённым господам, но Алтея до смерти боялась своего мужа, сильвана Кайандера, слова поперёк сказать не могла, даже в защиту собственного дитя. По нашим досье фавн был ревнив до безумия, строг, жаден и подозрителен. Впрочем, это "дитя", как я вижу, само с зубами и ножами, а, насчёт игривых постояльцев... законы Арканума любителей детей карают смертью. Эта же девчонка и сама сможет через несколько лет гонять сильвана в хвост и в гриву, судя по характеру.
— Тебе нечего бояться, я не скажу, что ты испортила платье. Это же ты его принесла в номер? И, ещё — ты так и не ответила на мой вопрос, это невежливо. Кто такой хозяин номера, и под каким именем он остановился у вас?
— Он Гейр Д'Ар Граморт, Суверенный Князь Найтории и Коррву, остановился три дня назад. Я... прочла в книге записей. И ещё — у него уже перебывала целая толпа женщин, — злорадно добавила она.
— Толпа — это сколько? — надо же, меня задело.
— Две эльфийки, магичка и дриада, — Камелия сверкнула глазищами. — Теперь вот... вы.
— Надо же князю целых Найтории и Коррву питаться, хотя, аппетиты у него...
Найтория. Я, вроде бы, слышала, что на этом далёком острове только змеи и птицы, так откуда там мог взяться целый князь? Коррву — тоже небольшой островок, три куста да два дерева, по легенде, там якобы зарыл свой клад последний дракон. Недоказуемо, что этот Гейр или Геро на самом деле князь, хотя, кто первый заплатил за не застолблённую никем землю в Независимую земельную палату огроменную сумму, тот и хозяин. Титул тоже можно купить, были бы связи. Новые земли открывали редко, и то, что эти острова известны давно, могло значить только одно — их выкупили, причём вместе с титулом. Поселился три дня тому назад — тоже ни о чём, он мог остановиться где угодно и насколько угодно, любая особь женского рода приютила бы его с радостью, укрывала бы, холила и лелеяла, для этого у Геро, что ни говори, всё есть, и даже с лихвой.
Бедное дитя. Я встала, ноги затекли, протянула девочке руку:
— Хватит ныть, вставай. Он не любит плакс.
— Правда? Хотя, мама часто плачет, рогатого прямо корчит тогда, вопит, как боров недорезанный.
— Вот видишь. Ты должна быть сильной. Уверяю тебя, такие, как Геро, берут все и сразу, обычно они избегают осложнений и тех дам, которые им эти осложнения доставляют. Уговоры, слёзы, сцены ревности, вечное: "Ты меня любишь?"... зачем им, если рядом куча других, готовых дать то, что им надо, и что можно взять без особых усилий и клятв?
Это Я сейчас говорю?
— Ага, а вы?
— Что — я?
Я опустила руку, которую она так и не приняла. Камелия поднялась сама, одёрнула курточку.
— Я видела, какой он вышел из комнаты. Он такой никогда не был, даже когда являлся со своими бабами, после — да, хмурым, будто недовольным, дамочки не хотели уходить, скандалили, ссорились, магичка так даже разрыдалась здесь, Кайдеру пришлось влить в неё бутыль дорогущего бальзама, только тогда она немного пришла в себя, а отчим потом испричитался, сколько убытков от инкуба и его баб. Вот вы, с вами — Гейр так и не выгнал вас, сам аж почернел весь, прямо с лица спал, значит, врёте вы всё, тётенька. Вы для него не просто так... дамочка.
Я вздохнула.
— Пусть так. Тогда, чем скорее я уберусь отсюда, тем для тебя лучше. Мне надо уходить, и ты, Камелия, должна мне помочь. Ты испортила платье, правда, я бы всё равно его не взяла. У вас здесь есть какая-нибудь лавка с одёжкой? Не может такого быть, чтобы Аллы сюда не проникли, ведь у вас денежные постояльцы, в Венгерберг едут, чтобы обновить гардероб, и где, как не у вас, предложить самый свежий и модный товар по бешеным ценам?
— Есть, конечно, — она скривила губы. — Только там всё дорого, вам может быть не по карману.
Я хотела сказать, что по карману Геро, но не стала расстраивать её ещё больше. Слезы высохли, но в глазах всё так же полыхали ревность и злость.
— У нас есть комната, где мы храним забытые или брошенные вещи, богатенькие капризные, даже капелька соуса на воротнике, и платье летит в мусор. Могу принести что-нибудь из этого.
— С каплями?
— Есть совсем неношеное, отчим потом сплавляет в городские модные лавки, удавится за злотый. Гости бросают — то фасон подарка не подойдёт, то цвет не тот, то прошлогодней коллекции. Всяко бывает. Бывает, умирают постояльцы, а сумки не забирает никто, если наследнички не явятся. Рогатый ждёт годик-два, да и сдаёт в лавки.
— Мне от мёртвых не надо ничего. Ты можешь выбрать на меня что-нибудь вроде штанов-бриджей, рубашку и куртку некрикливого цвета, белье, сапоги, лучше короткие и мягкие? Я расплачусь с твоим папашей сама. Сейчас могу дать расписку.
— Не надо ничего, я возьму у мамы.
