— Ну, смотря сколько туда явится наших стрелков и с каким именно громовым оружием. Но ты же понимаешь, Минур, что если мы пошлём их, то пошлём достаточно?

— Но это только в оборонительной войне?

— Да, только в оборонительной, и не во всякой, а только такой, в которой ему не справиться своими силами. В расширении подвластной ему территории и в пограничных дрязгах мы ему помогать не станем. За обиды его достоинству и самолюбию, если они не грозят ему потерей власти в своём городе и округе, мы тоже вступаться не будем. Это его дела с соплеменниками, которые не касаются ни тебя, ни нас. Но обездолить его не дадим никому в Британии, если он заключит с нами через тебя тот торговый и оборонительный союз, о котором мы говорим. Мы не одобряем несправедливой жадности хапуг. Чужого он с нашей помощью не получит, но своё — сохранит. Вот это ты можешь ему обещать, если у вас установятся достойные этого отношения, а большее — ну, будем рассматривать каждое конкретное дело и решать по нему отдельно от основного договора.

— Оборонительный союз против любого противника?

— Кроме римлян, с которыми мы воевать очень не хотим. Но для Британии, как и для Косматой Галлии, это не актуально на ближайшую сотню лет. А какой противник актуален сейчас для него?

— Он говорил мне о каких-то переговорах между дуротригами и белгами. Он не знает точно, о чём и против кого, но опасается, что против думнонов.

— Эти дуротриги сильнее его племени или слабее?

— Или немного слабее, или примерно равны, как я понял. Но в союзе с белгами, а значит, скорее всего, и с атребатами, будут гораздо сильнее думнонов, а месторождения нужного всем олова — соблазнительная добыча.

— Ну, на его месте я бы тоже такого союза опасался. Говоря о белгах, он имел в виду только ближайших или всех вообще, включая материковых?

— Прости, досточтимый, я не догадался спросить его об этом. Но вроде бы, речь шла о ближайших в самой Британии.

— Они могут быть и в восточной части юга Британии, которая как раз напротив их материковых земель, — Серёга показал на карте окрестности устья Темзы, — И уж те-то наверняка в большой дружбе с материковыми. А с ними воевать очень не хотелось бы.

— Уточни это, Минур, в следующей поездке, — озадачил я купца, — Если речь обо всех белгах, включая материковых, то мы не вмешиваемся. В ближайшие годы, во всяком случае, а дальше — будет виднее по обстановке, но тоже маловероятно. Не хотим воевать с ними, короче, и вряд ли захотим в обозримом будущем. Но если речь только о ближайших к его полуострову, и он гарантирует, что другие не вмешаются, а ты проверишь и придёшь к выводу, что дело с белгами именно так и обстоит, то тогда от этих ближайших к нему и его племени мы его поддержим, и это ты можешь ему обещать. Помогаем отбиться, если успеваем вовремя, а если не успеваем, то помогаем вернуть обратно потерянное. А теперь — рассказывай, почему мы так категорически не хотим собачиться с этими материковыми белгами? — я обернулся к геологу и перешёл на русский, — О том, что флот у них там вряд ли хуже венетского и уж точно не слабее, можешь опустить, это я уже и сам сообразил. А вот о том, чего я не знал, да ещё и забыл — давай-ка поподробнее.

— Да собственно, ты тоже знал, просто сейчас не вспомнил, — хмыкнул Серёга, — Помнишь, Юля говорила нам об арденнских тяжеловозах? Во времена Цезаря уже были, так что наверняка есть и сейчас. Ну, не такие крупные, как современные, помельче их, но уже массивные и ширококостные. Все эти фламандские тяжеловозы, рыцарские дестриэ и прочие конские слонопотамы выведены на их основе.

— Понял, спасибо. Млять, в натуре ведь вылетело из башки! Минур, а тебе будет ещё одно задание, — я снова перешёл на турдетанский, — С белгами этими надо пообщаться и выяснить насчёт их массивных и очень сильных лошадей. Ты говорил, что общался с их купцом? Если снова с ним встретишься, то спроси, он наверняка должен знать. Нам очень нужны лошади этой породы, и не пара-тройка, а чем больше, тем лучше.

— Я видел их, досточтимый, — оживился лузитан, — У Дугала в колеснице как раз пара таких. Да, покрупнее наших и очень массивные. Не знаю, как у них с выносливостью и быстротой галопа, но сила сомнений не вызывает. Дугал своей парой страшно гордится и не продаст её ни за какие деньги. И не потому, что ему самому они обошлись дорого, а потому, что больше ни у кого из думнонов таких нет. И у ближайших британских белгов, если вождей не считать, тоже нет. Им самим, как и Дугалу, привозят на заказ с материка, и это обходится весьма недёшево.

— Минур, за таких лошадей деньги — не проблема. Ты выясни и приценись, свою наценку прикинь, чтобы и тебе это дело было выгодно и интересно. А заодно, в чём сами они больше всего нуждаются. Я подозреваю, что у них и у самих их не так много, и много за деньги могут не продать, но на что-то очень нужное им обменяют больше, чем продали бы за деньги. А нам не пара нужна, нам табун нужен для разведения здесь, не меньше. Не за один раз, естественно, одним рейсом табун и не перевезти, но за пару-тройку лет чтобы набрался. И после этого ещё будем покупать или выменивать, сколько удастся. Предложат полукровок — тоже не отказывайся. Не за полную цену, конечно, но возьмём и их.

— Насчёт количества — наверное, ты прав, досточтимый. Высоковаты они, если для верховой езды. На такого коня не запрыгнешь, как на нашего. Значит, для колесницы только и годятся, а много ли у них таких вождей и великих героев, которые разъезжают на колесницах? А значит, и лошади для них редкие и дорогие, и много белги их не продадут.

— Тем более, Минур. Если они помногу продавать не будут, понемногу покупать будем, но каждый год. Сколько продадут, столько и купим. Естественно, не меринов этих кастрированных, а плодовитых жеребцов и кобыл. Не скупись в торге, если вопрос в цене, любая цена обсуждаема. Товар на обмен — конечно, не любой. Мы потому и не хотим без крайней нужды там воевать, что оружие такое спалим, которое нам палить лишний раз не хочется, а они же тогда именно его и будут требовать за своих лошадей. Поэтому незачем им знать о нашем оружии, и чем позже они о нём узнают, тем лучше. Но шёлк или чёрное дерево или индийский перец или жемчуг — предлагай и не сильно торгуйся. Из подобных товаров — всё, что спросят, если это у нас есть.

— Ну, если так, то это можно попробовать, — прикинул купец, — Я когда говорил с тем белгом, он только от плаваний далеко на запад к германцам предостерегал, и это было в разговоре о янтаре. Насчёт плаваний к самим белгам разговора не было, но я поговорю с ним и об этом. В Иктисе, кстати, наслышаны об испанских украшениях, статуэтках и тому подобных вещах, которые лучше греческих. Меня спрашивали о них тамошние думноны, Дугал тоже спрашивал, а потом спросил и этот белг. Я ответил им всем, что тех, которые на самом деле лучше греческих, делается мало, и они страшно дорогие, поэтому готовых на продажу почти не делают, а делают в основном на заказ. И ждать при этом долго, пока сделают, и стоит работа очень дорого. Я же понимаю, досточтимый, что Фарзой загружен заказами, как и его ученики. Но кельты не отстают, интерес у них большой, и дороговизна их не отпугивает. Возможно ли поручить скульпторам Фарзоя и кельтские заказы?

— Смотря сколько. У нас ведь и своя потребность немалая, и работать на одних только кельтов мы школу Фарзоя не переключим. Но если отдельные и не очень сложные для них заказы, то почему бы и нет? Для Дугала ты статуэтку, перстень и пару чеканных кубков отвезёшь в качестве дружеского подарка, но для белгов цена, естественно, должна будет выражаться в лошадях их тяжеловозной породы. Конечно, их тяжеловозы редки и ценны, ну так ты тоже не ширпотреб за них предложишь, который есть у многих, а вещи редкие, которых в их странах не будет больше вообще ни у кого.

— Тогда это облегчает дело, досточтимый. Заказ — это же дело вкуса заказчика, и о нём с ним самим говорить надо, и чем меньше в таком деле посредников, которые хоть что-нибудь, но обязательно поймут неправильно и переврут, тем точнее и лучше выйдет исполнение заказа. Для этого материковым белгам придётся позволить мне самому к ним плавать, чтобы говорить с их вождями о подробностях их заказов. Дугал-то просто голую бабу хочет испанской работы, но когда увидят и обзавидуются — фантазия разыграется.

— Мы тебе и для белгов несколько таких же дадим, — хмыкнул я, — Передашь их главным вождям тоже в качестве подарков через того же купца, а что наши мастера могут и с учётом их пожеланий ничем не худшие сделать, они и сами сообразят. Если не ты к ним набиваться будешь, а они сами тебя к себе пригласят, выйдет ещё лучше. Лишний год подождём, зато ажиотажный интерес подогреем. А сено к лошади не ходит. Это ты нужен будешь им, а не они тебе. Тебе же не нужно объяснять разницу?

— Особенно, если друиды ихние заинтересуются, — заметил Серёга, — Если вождь лакает своё пиво из бронзового чеканного кубка, который лучше их священной культовой посуды, а потом хвастается бронзовой голой бабой, которая исполнена лучше священных статуй их самых почитаемых божеств, то как им смириться с таким потрясением устоев? Сначала посуду культовую захотят своего образца, но нашего стиля и исполнения, потом свою жреческую атрибутику, а там уже и до статуй богов дело дойдёт. Тут, конечно, заказ будет нелёгкий и непростой, ну так и влияние же у друидов в кельтских странах такое, что дело того явно стоит. Это же религия, воля богов и всё такое. Кто же посмеет оспорить?

— Тоже верно, — одобрил я идею, — Статуя божества, в которой наше исполнение и наш стиль должны быть совмещены с их священным каноном — это же работа большая и очень непростая. Ну кто возьмётся ваять статую великого кельтского божества за какой-то там жалкий десяток ихних тяжеловозов? Вот за сотню — это уже обсудить можно. Парочку десятков жеребцов и восемь десятков кобыл, допустим, — мы рассмеялись все втроём.

— Не знаю, наберётся ли у них целая сотня лишних, — засомневался Минур.

— Так это ведь смотря для чего лишние. Просто на продажу могут и полусотни не набрать, но если друиды как собаки на кошака налетят и в бочины вцепятся, им разве откажешь? — мы снова рассмеялись, — С религией торг разве уместен? Богам положено всё самое лучшее, что вообще есть на свете, и не гребёт жрецов, сколько это стоит. Положено богам — вынь и положь, а пожертвования с благочестивых прихожан собирать они умеют и сами этому кого угодно научат. Тут и не лишнее сразу лишним окажется, если друидам без такой жертвы божеству не кушается и не спится. Какой же великий вождь не проявит ожидающегося от него благочестия? Внутри — и сердцем будет скрипеть, и всеми прочими потрохами, но друидам отказать не рискнёт.

— Даже из колесниц своих скакунов выпрягут, если друиды заставят, — хмыкнул Серёга, — Клокотать будут внутри, но выпрягут и слова поперёк не скажут, а сделают вид, будто жертвуют абсолютно добровольно и на любые подобные жертвы готовы с радостью и впредь. А торг — как тут оскорбишь божество, оценив его ниже, чем оценил чужеземец? Такого неуважения друиды уж точно не спустят, а благочестивые трудящиеся кельтские массы и не поймут. Человеческие жертвы богам приносят, а вождь вдруг лошадей зажмёт?

— Да это-то всё понятно, — согласился лузитан, — Я другого опасаюсь — хватит ли у них вообще этих ценных лошадей?

— Так ведь мы же разве мироеды, Минур? — ухмыльнулся я, — Что же мы, совсем без понятия? Не заставим мы ни вождей с героями своих скакунов из колесниц выпрягать, ни всё племенное поголовье разом отдавать. Кто же так делает? Римляне с побеждённых ими врагов контрибуцию не разом берут, а в рассрочку. Карфагену вон и на пятьдесят лет рассрочку дали. Представляешь? А мы что, жаднее и непонятливее римлян? Не лишим мы белгов их национального достояния. Разом возьмём столько, сколько они могут отдать, не подрывая своего поголовья, а остальное они будут нам должны и отдавать будут по мере возможности. Если ты увидишь, допустим, что в табунах у них всего сотня — ну, на самом деле у них наверняка не одна сотня, но пусть будет сотня для простоты — у того вождя, на которого друиды насели всей сворой, то конечно, не надо его разорять. Пусть отдаст пару десятков разом или даже тройку, если его коневоды в ужас от этого не придут, а семь или восемь десятков пусть остаются у него и дают ему тот приплод, из которого он выплатит нам в рассрочку то, что остался должен. И с нами он таким манером расплатится в конце концов, и с друидами отношений не испортит, и табун свой любимый сохранит. Жизнь — штука сложная, и если у людей трудности, то надо же их и понимать. Цифры — это тебе на месте виднее будет, а общий принцип решения вопроса — вот в таком примерно виде.

— А доставлять этих лошадей нужно будет в Оссонобу?

— Нет, лучше сразу сюда, в Нетонис. Ты же всё равно сюда со всей своей семьёй переселиться хочешь, раз насчёт здешней школы и перевода в неё детей спрашивал?

— Ну, хотелось бы, конечно, досточтимый.

— Значит, тебе и самому прямые рейсы между Нетонисом и Британией удобнее будут, чем через Оссонобу. Нам тяжеловозы здесь нужны, а в Испании их показывать не надо — слишком много лишних глаз и ушей. Римляне если узнают, тоже могут захотеть, а им тоже разве откажешь, хоть они и не кельтские друиды? — мы рассмеялись, — А мы разве для них это дело затеваем? Нам самим мало. Нам не менее трёх сотен хорошо бы, да не из одного табуна, а из разных желательно, чтобы порода была покрепче и поздоровее.

Дело, конечно, не только в самом этом арденнском тяжеловозе белгов и даже не столько в нём. Его римляне так или иначе через сотню с небольшим лет заполучат, сперва Цезарь Тот Самый после завоевания Косматой Галлии и страны материковых белгов в том числе, а затем в имперские времена их будет использовать римская тяжёлая кавалерия. На ближайшее время для нас имеет значение количество, которым очень не хочется делиться с римлянами, как я и объяснил своему бывшему вольноотпущеннику, но на перспективу важна не столько сама лошадь, сколько тот её обвес, с которым мы будем использовать её сами. Применительно к верховой езде это стремена, которых не знает античный мир. Это же не только посадка на высокого коня, на которого не заскочишь прыжком, как на пони. С посадкой-то на высокого скакуна и персы уже ахеменидские проблему решили — петлёй ремённой на копье вместо стремени, а римскому кавалеристу и слуга по штату положен, который его подсадит на высокого нисейца или арденнца. Жёсткость посадки обеспечит и рогатое седло, которое римская имперская кавалерия переймёт у парфянских катафрактов, и таранный удар копьём облегчив, и рубящий удар длинным мечом, но всё-таки классика тюркского типа с высокими луками и стременами значительно эффективнее и для езды, и для боевых действий. И сама езда, стоя в стременах, не так утомительна, и удар режущий сабельный, и регулировка жесткости посадки длиной стремян — глубокая и максимально жёсткая для тяжёлой конницы типа классических рыцарей с их лансами или вёрткая для конных стрелков, позволяющая им поворачиваться и стрелять во все стороны. Стремена римлянам поэтому нам не хочется сливать категорически. Пусть уж лучше наша конница в метрополии поездит традиционным античным способом. И так ведь одна из лучших.