— Угощайтесь и рассказывайте, — Лиза встала, прошла к дверям и заперла их на ключ. Затем задернула шторы, чтобы наверняка исключить возможность подслушивания, и вернулась в кресло.

— Может быть, зашторить также окно? — предложила блондинка.

— Не нужно, — отмахнулась Лиза. — Неоткуда там наблюдать, а, если кто-нибудь все-таки полезет, сработает сигнализация. Я же до сих пор секретоноситель, хотя грош цена этим моим секретам. Сколько лет, как в отставке. Итак?

— Что ж, — кивнул мужчина, — как я и обещал, начнем с конца. Это королева Нор.

И едва он произнес эти слова, в воздухе над столом возникло объемное изображение молодой рыжеволосой женщины. Красивой и едва ли не полностью обнаженной, такое на ней было надето, с позволения сказать, платье. А вот драгоценностей на ней, на вкус Лизы, было многовато, хотя, правду сказать, камни были, как на подбор крупные, да и все эти "кольца-серьги" были хорошей работы. Однако делали их не на Земле, это Лиза сразу поняла. А еще она достоверно знала, что такой техники ни у кого здесь пока нет. Голография, но такого качества и при абсолютном отсутствии соответствующих приборов — это технологии завтрашнего дня. Или даже послезавтрашнего.

— А вот и ваша подруга, Мария Ивановна Бессонова.

Рядом с рыжеволосой красавицей возникла вторая женщина. Платье у нее было скромнее и драгоценностей поменьше, но важно другое, это была Маша, и она выглядела именно так, как ее запомнила Лиза.

"Может, оттого она и не пришла сама, — подумала Лиза, рассматривая старую подругу. — Не хотела меня смущать, да и сама огорчаться не пожелала".

Между тем, изображение ожило, хотя и без звука. Женщины разговаривали, стоя перед прозрачной стеной, за которой лежал космос и освещенная солнцем Земля размером с полную Луну. Красиво и в меру фантастично. Похоже на кино, но, скорее всего, это все-таки не постановочная сцена.

— Когда была сделана эта запись? — Как ни старалась держать себя в руках, а голос все-таки предательски дрогнул. Возраст берет свое, и с этим уже ничего не поделаешь.

— Полтора года назад, — ответила блондинка и сама появилась в кадре.

На этот раз она была одета в какой-то странный мундир, явно сшитый из натуральной кожи, но при этом не декоративный, — это Лиза поняла сразу, — а настоящий.

— Съемка произведена на борту космического крейсера "Вашум", — продолжила блондинка отвечать на Лизин вопрос. — Я взяла эту запись, потому что она единственная, где мы появляемся втроем. Королева Нор, Маша и я.

— Какое у вас звание, Тата? — задала тогда Лиза уточняющий вопрос.

— Я меч королевы, — ответила блондинка и пояснила, увидев, что Лиза ее не поняла:

— Мечи — это нечто среднее между гвардией и членами ее клана. У королевы Нор нас двести, и я восемнадцатый меч, то есть вхожу в первые тридцать. Мы умрем последними, когда рядом с королевой не останется уже никого другого. Мы ее последний щит и последний меч. И, естественно, мы первые в дни мира.

— И где же правит ваша королева? — Этот вопрос напрашивался, вот Лиза его и задала.

— В Аханской империи, — ответил Кержак.

— Королева, но не императрица...

— Да, — подтвердил мужчина. — На данный момент в империи она местоблюстительница престола. Править со временем будет ее дочь, но пока она слишком мала. Ей всего три года, так что у нас регентство.

— То есть, своего королевства у нее нет? — уточнила Лиза.

— Отчего же, — удивился Кержак, — есть. Планета Ойг. Это королевство народа гекх, к которому принадлежит так же моя супруга.

— А вы? — Лиза "поймала ветер" и теперь уверенно держала курс.

— Я землянин, Елизавета Аркадиевна, но не отсюда, не из вашего мира, а из другой реальности.

— И вы военный?

— Там и тогда я был разведчиком. Внешняя разведка, если вы понимаете, о чем идет речь. А у королевы я занимаюсь всем понемножку: разведка, контрразведка, специальные операции. Что же касается звания, то на своей Земле, в Советском Союзе и позже в России, я был генерал-майором. Сейчас что-то вроде генерал-полковника.

— Сколько же вам лет?

— Восемьдесят один.

— А выглядите максимум на сорок.

— Хотите помолодеть? — прямо спросила женщина. — Это возможно. Девочкой, разумеется, уже не станете, — в детство возврата нет, — но тридцатилетней женщиной или даже моложе, — вполне. И при том здоровой женщиной, без тех болезней, что есть или могут случиться у вас в ближайшее время. Даже шрамы можно будет убрать, если захотите. Технология позволяет.

"Знает про шрамы, — отметила Лиза, — и, по ощущениям, говорит правду. И предложение, что и говорить, звучит весьма соблазнительно".

— Но не здесь? — на всякий случай спросила она вслух, хотя ответ был очевиден.

— Не здесь, — подтвердил мужчина.

— Технология, верно, недешевая... — Лиза как бы размышляла вслух, но ее интересовало, зачем она им понадобилась, вот и задала вопрос, замаскированный под "мысли вслух".

— Недешевая и, увы, не для всех. У нас, Елизавета Аркадиевна, не коммунизм, — продолжил объяснения Кержак. — Даже не социализм, а махровый феодализм, хотя и с человеческим лицом, — усмехнулся он какой-то своей мысли. — А теперь, если позволите, я отвечу на вопрос, который вы пока не озвучили. Почему вы?

— Да, — кивнула Лиза.

— Во-первых, потому что за вас попросила Маша, — кивнул Кержак на голограмму. — А во-вторых, мы сейчас начинаем, так сказать, реконкисту. У нас в империи случился, знаете ли, переворот плюс война. Император погиб, члены его семьи тоже. Все, кроме его дочери, но она на тот момент являлась всего лишь зародышем в животе королевы. И нам, не мне лично, но многим хорошо знакомым мне людям, включая моего бывшего начальника, пришлось уносить оттуда ноги. В общем, сейчас мы накопили достаточно сил, чтобы вернуться. И королеве нужны пилоты и флотские командиры. Корабли есть, экипажи набраны и проходят подготовку, но вот с адмиралами все обстоит не так просто. Мало их у нас, а вы, — нам об этом известно опять-таки от Маши, — и эскадрами командовали, и в Адмиралтействе много лет прослужили...

— Я командовала эскадрами воздушных кораблей, — возразила Лиза, приведя, как ей казалось, совершенно очевидный довод, — а вы, верно, о космосе говорите? О космических кораблях и эскадрах? Там же совсем другие знания требуются, не правда ли?

— Поверьте, знания не проблема, — кисло усмехнулся Кержак. — Уж я-то знаю. Сам начинал даже не с нуля, а с приличного минуса, и ничего — вписался. Проблема, как всегда, не в наличии знаний. Во всяком случае, не только в этом. Проблема — это талант и характер. У вас они есть, да и физиология, как я понял, непростая. Вы после омоложения много чего сможете, в том числе, и командовать эскадрой.

— Как вы прошли через барьер? — сменила тему Лиза. Она пока была не готова думать о таких невозможных вещах, как возвращение в строй, и все-таки уже начинала задумываться.

— Есть способ, — снова вступила в разговор женщина, и Лиза вдруг поняла, что говорят они не на местном русском, который себерский, а на том языке, на котором говорила когда-то в СССР инженер Лиза Берг. — Это кстати тоже повод. Королева знает, как по-настоящему перекрыть все существующие тропинки, но для этого сначала нужно отвоевать империю, поскольку центр управления этими тропинками... вернее, один из таких центров находится на Тхолане — нашей столичной планете.

— Подумать дадите или я, как секретоноситель, должна уйти с вами сразу сейчас или умереть на месте?

— Думайте, — пожал плечами мужчина. — Сегодня вы, в любом случае, должны присутствовать на вашем чествовании в Адмиралтействе. Юбилей, — тем более, свой собственный, — пропускать негоже. Дня три вас устроит?

— Да, — твердо ответила Лиза, мысли которой разбегались сейчас, как тараканы под лампочкой Ильича. Ей нужно было подумать. Успокоиться и обдумать поступившее предложение на трезвую голову. Впрочем, она понимала, что страшно хочет согласиться, благо и причин отказываться нет. Девяносто лет — серьезный возраст, старушка может и умереть.

— Хорошо, — кивнул Кержак, вставая, — тогда я позвоню вам через три дня вечером. Если ваше решение будет положительным, приготовьтесь заранее. Мы уйдем той же ночью.

— Багаж? — Ну не голой же отправлять в новую жизнь!

— Разумеется, — кивнул он. — Килограммов сто, но лучше не одним "сундуком", а несколькими, скажем так, чемоданами. Так нам будет легче.

На этом разговор закончился, и гости из иных миров покинули ее дом. Ни к кофе, ни к коньяку они так и не притронулись.

* * *

На чествование в Адмиралтействе собралась целая толпа зачетных стариков, из тех, разумеется, кто еще способен стоять, — пусть и с палочкой, — на своих двоих. Впрочем, двух адмиралов привезли в креслах-каталках, а ведь оба два были младше Лизы. Года на два, на три, как минимум. Но не у всех же такой организм, как у нее. И афаэра у них нет, так что негоже бахвалиться своим здоровьем. Она, на самом деле, и не хвасталась. Даже перед самой собой, не то, что перед другими. Напротив, ощущала в этой связи определенную неловкость. Взглянула на себя в зеркало, — не специально, а случайно, просто мимо проходила, — и увидела сухощавую высокую женщину. Старую — это да. Но не старуху, а именно женщину. Даже без брыльев, характерных для старых пилотов, неоднократно испытывавших большие перегрузки. Подтянутая, сохранившая осанку и вполне себе женский "рельеф". Если бы не лицо, — морщины, — седые волосы и старческие руки, могла бы и с молодыми посоревноваться. Но ни гордости, ни желания покрасоваться отражение в зеркале у нее не вызвало. Только чувство неправильности происходящего и неловкость, переходящую в стыд.

Потом она сидела в кресле, поставленном для нее с краю сцены в большом конференц-зале Адмиралтейства. Сидела, смотрела на зал, в котором собрался весь цвет Себерского Флота, не считая ее собственных родных и близких, и на выступающих, всходивших один за другим на трибуну, слушала панегирики, акафисты и прочие осанны, — у кого уж там что получилось, — и думала о своем. Сидеть с бесстрастным лицом она умела. За годы службы научилась, не без этого. И сейчас, глядя на нее, никто не мог с уверенностью сказать, слушает она или нет, и куда именно смотрит через затемненные стекла своих очков в металлической оправе. И хорошо, что так. Поступившее предложение, — внезапное, нежданное и достаточно безумное, чтобы быть правдой, — требовало тщательного рассмотрения, анализа и осмысления, чем она сейчас на самом деле и занималась. Думала, взвешивала, решала.

Когда почти сорок лет назад Мария предложила ей уйти отсюда Туда, Лиза отказалась, не задумываясь. Не о чем там было думать, потому и не колебалась, о чем тогда же без обиняков и сказала Маше. У нее, дескать, семья, — муж и дети, — родня и друзья, и родина, которую она поклялась, между прочим, защищать. Так все и обстояло тогда, но прошли годы, и многое изменилось. Дети выросли и встали на крыло, и в ней они, по-всякому, уже не нуждаются. Своей головой живут, да и, вообще! Ей же девяносто. Помри сейчас, никто даже не удивится. Скажут, "Значит, время пришло". Погорюют, возможно. Всплакнут, но и только. Никаких греческих трагедий не предвидится. А в остальном... Помощи им от нее уже не требуется. Наследство она им оставит немалое, так что, наверное, быстро успокоятся и пойдут дальше.

Получалось, что нет у нее теперь причин оставаться. Но и вопрос сейчас стоял иначе: а стоит ли огород городить? И вот это был по-настоящему правильный вопрос.

"А оно мне надо?" — спросила она себя, привычно пропуская через фильтр ключевых слов "бу-бу-бу" со стороны трибуны.

Молодость — это ведь не только внешность и здоровье. Это еще и страсть... Так что вопрос касался, прежде всего, состояния души. Жива ли еще старушка? Сможет ли ожить? И горит ли в ней по-прежнему тот огонь, который так жарко пылал еще тридцать-сорок лет назад? Об этом она и думала у всех на виду под монотонное "бля-бля" положенных ей по статусу славословий. Думать ей это не мешало. Напротив, сказанные с трибуны слова, — "отважный и умелый пилот, энергичный и талантливый командир" и прочее в том же духе, — позволили ей заглянуть в себя так глубоко, как никогда прежде. И оказалось, что душа Лизы жива, — чего, впрочем, и следовало ожидать, — огонь не погас и сердце все еще тоскует без новых приключений. И ведь не для того же ее зовут на ту сторону, чтобы прибить или выбросить на свалку. Наверное, она им действительно для дела нужна, а что империя, короли и бароны, так ведь и в Себерии отнюдь не социализм. И ничего, не тошнит. Титулы вон носит, — баронесса и княгиня, — и статусом пользуется. Не стесняется, одним словом.

"Что ж, — решила она, вставая из кресла и выдвигаясь к трибуне, чтобы сказать ответную речь, — значит, решено. Мой ответ — да!"

* * *

Странная история и даже более того: насквозь подозрительная. Не может исчезнуть бесследно девяностолетняя женщина-адмирал. Но, по факту, именно это и произошло. Двадцать третьего января, — это, стало быть, всего через три дня после чествования в Адмиралтействе, — крестная отпустила свою служанку навестить родственников. Та отсутствовала в Кобоне ровным счетом десять часов: с одиннадцати утра, до девяти вечера. Вернулась на извозчике, вошла в дом, а там в прихожей на столике для почты пачка прощальных писем, и ни в доме, ни снаружи никаких следов адмирала Браге-Рощиной. Письма странные. С одной стороны, Елизавета Аркадиевна в них явным образом прощается, извиняется за причиненные неудобства и беспокойство, и все прочее в том же духе, а с другой стороны, нигде и намека нет на самоубийство или еще что, но и объяснений, с чего вдруг сорвалась и куда отправилась, тоже нет. Не ограбление, не убийство или похищение, ведь написала, — и явно не торопясь, — семь довольно длинных писем, включая письмо в Адмиралтейство. Вряд ли похитители могли заставить адмирала написать столько писем. Сомнительно и недостоверно, да и зачем бы им это? Но вместе с княгиней Виндавской исчезли все ее награды, примерно треть принадлежавших ей лично драгоценностей, несколько живописных полотен без рам, пара охотничьих ружей из ее богатой коллекции, два мундира и какая-то совершенно уже музейная одежда, которую она хранила едва ли не всю жизнь, типа кожаного реглана пилота палубной авиации, фантастического по откровенности бального платья или формы капитана гражданского флота: бутылочного цвета брюки-галифе, коричневые кожаные сапожки со шнуровкой и застегивающийся до горла темно-синий китель. Вообще, тщательный обыск дома показал, что Елизавета Аркадиевна собрала в тот день шесть больших кожаных чемоданов, сложив в них и часть своего архива, альбомы с фотографиями, любимые музыкальные пластинки, разнообразные сувениры и полтора десятка книг. Ну и личные вещи, разумеется, словно собиралась в долгое путешествие, только не известно куда, зачем и с кем. Поиски вокруг дома и в окружавшем его лесу ничего не дали, полицейские ищейки след адмирала потеряли сразу за порогом мызы. Вышла через заднюю дверь и исчезла, и спрашивается, кто помогал ей нести чемоданы? А за дверью, к слову сказать, площадка, вымощенная известняковыми плитами, и снега на ней нет уже вторую неделю, так что и следов, — даже если таковые имели место быть, — не найти.