Добро пожаловать домой, мама

— Это знак моего рода, — пояснила мама. — А красные лилии — знак рода твоего отца.

— Аааа... понятно. То есть это просто принадлежность к роду?

— Можно и так сказать.

Что ж, природа татуировок теперь до конца выяснилась. Просто знак рода. Хм, а замедление старения — такой приятный бонус?

— Мам... ещё вопрос.

— Ну... Таданари... он же никогда не снимал маску, да?

Мама заметно напряглась от такого вопроса. Она поджала губы и отвернулась, глядя в стену.

— Да.

— А... какого цвета у него глаза?

— Зачем спрашиваешь?

Я опешила.

— Ну как зачем? Я же ничего знаю о нём, точнее, не помню, а он же для меня больше, чем любимый мужчина!

Мать скривила губы, но тут же убрала эту презрительную гримасу.

— Золотые глаза. Большая редкость.

Золотые... Красиво, наверное. Особенно в прорезях маски.

— У него русые волосы, — продолжила мать. — Аливи их унаследовал. Он их никогда не отращивал, стриг чуть пониже плеч. Его татуировки — кленовые листья на голубом фоне. И он очень высокий. Он всегда носил чёрное, а поверх накидывал белый плащ.

Я слушала жадно, не пропуская ни одного слова. Чем дальше говорила мама, тем сильнее мне хотелось увидеть Таданари.

Сначала, после рассказа сыновей, я испытывала ужас от упоминания этого человека. Мальчишки нагнали столько страху, что я боялась даже в окно выглянуть — мало ли, вдруг у окна защита не так сильна, и тут уж Таданари сможет меня достать. Но на второй день ужас перед рассказами сыновей начал потихоньку отступать, освобождая место жгучему любопытству. Мне стало всё равно, за что он так со мной поступил — я хотела его увидеть даже в маске, даже издалека, даже если мы не заговорим. Это мужчина, которого я любила и который любил меня, и плевать, что за разногласия между нами возникли. И сейчас я твёрдо решила во что бы то ни стало найти его.

Может, мне удастся выскользнуть из дома незаметно от сыновей? Они говорили, что я могу гулять по городу только в сопровождении кого-то из них и только днём. Они уверены, что он уже знает о том, что проклятье перестало действовать. А ещё они уверены, что он может причинить мне ещё больше вреда. Интересно, за что?

А вдруг не может? Вдруг у него нет такой цели? Вдруг его вообще перестала интересовать моя судьба?

Неважно. Я должна его найти.

— А вы с отцом видели его лицо?

— Увы, нет. Он сказал, что скрывает его, потому что так безопаснее. Больше ничего не сказал. А вот ты видела. Я как-то зашла кабинет, где вы занимались, он стоял спиной ко мне и лицом к тебе. Он что-то тебе объяснял и держал маску в руке, а когда услышал, что я зашла, закрыл лицо рукой и надел маску.

— Уууу... — разочарованно протянула я.

Солить твою капусту! Я видела его. Я его видела! И забыла!

Наверное, он очень сильно доверял мне, раз решил открыть своё лицо.

Так. Всё. Решено.

Пускаюсь на поиски.

Никто не должен знать о моём намерении. Никому не скажу.

Правда... мне нужно побольше узнать о Таэро, о людях, вообще о мире. Нужно заново научиться писать и читать.

А ещё научиться хотя бы немного шпионить. Ведь как я тогда найду информацию о местонахождении Таданари?

О! Или, может, как-то дать ему понять, что я хочу его увидеть? По словам Ронли, он уже должен быть в курсе моего пробуждения...

Так, хватит. Голова должна быть холодной.

Мама сидела и ждала, когда же я продолжу идти на поводу у любопытства.

— Вопросов на самом деле много, — сказала я, отводя глаза. — Только пока что на сегодня хватит.

Мать улыбнулась.

— Ну хорошо. Хватит так хватит.

Впрочем, расспросы не удались — мама уже к вечеру в спешном порядке засобиралась обратно. На наш хоровой вопрос: "Почему?!" она ответила: "Потому что мне не поздоровится!" Я поняла, что отец озадачился отъездом жены и, видимо, решил выяснить, а действительно ли она направилась к приятельнице. Мать сказала, что живут они в городе Шахано, что в ста двадцати вёрстах на северо-запад отсюда. Я запомнила. Вряд ли мне там будут рады, конечно, но знать всё же надо.

Следующие два дня я решила не сильно думать о Таданари — всё равно без информации много не надумаю. Тем более что надо бы учиться чтению.

Обучением моим занялся, как ни странно, Тарри. Как подвердили остальные братья, каллиграфия у него самая лучшая. Я была не против, но характер его совершенно не подходил для обучения: он постоянно отвлекался, сбивался с темы, начинал шуточки шутить, когда объяснял начертание особо сложной буквы. В один момент я не выдержала и прикрикнула: "Да объясняй уже нормально!!!" Вот тогда-то Тарри притих и настроился на серьёзный лад, и я начала понимать его объяснения.

Меня радовало то, что тело вспомнило привычные движения: из-под кисти выходили красивые и ровные знаки. Тарри вздохнул с облегчением — видимо, думал, что будет хуже.

Аливи не пропустил ни одного моего урока — он просто приходил и садился на пол рядом с моей кроватью, а я поняла, что общалась с младшим сыном меньше, чем с остальными — он постоянно пропадал в саду, а я так и не удосужилась туда заглянуть: то забывала, то боялась. Стало стыдно, и я пообещала себе обязательно наладить контакт с Аливи. Он почему-то не решался даже первым заговорить со мной, как будто побаивался, что я прогоню его. Странно. Надо его уверить в том, что я не кусаюсь и ругаться не буду, что бы он ни сделал.

Когда я дописала строчку с последней, сорок седьмой буквой в местном алфавите, Тарри с торжествующим видом взял в руки книгу (интересно, что за книга?) и провозгласил:

— А теперь, мама, читай по складам!

Ну ладно, по складам, так по складам. Быстрее всё равно не получится. Много разных букв, обозначающих разные звуки, которых в привычном мне русском языке нет...

Стоооп!

Тогда я что, всё это время не на русском разговаривала?! Как так-то? Как я могла не заметить, что говорю на другом языке?

Так, хорошо, сейчас попробую разобраться.

Тарри и Аливи с интересом смотрели на выражение моего лица. Видимо, там такая гамма чувств пронеслась, что наблюдать за этим одно удовольствие. По мне всегда видно, что я думаю и что я чувствую в данный момент.

— Помню, было это десять лет назад. Тогда я вышел на рыночную площадь и направился к храму Восьми Морей... — медленно, с чувством, с толком, с расстановкой начала читать я.

И вот тут до меня дошло.

"Ихаэ-мо нэй укано тош".

Помню, было это десять лет назад.

Ну это в переводе на русский. А так... так я полностью понимаю этот язык! И свободно на нём говорю. Настолько свободно, что даже не различила два языка, которые стали для меня родными. Ещё одно доказательство, что я действительно здесь жила, а не просто так пришла из другого мира.

Я запнулась и закрыла глаза.

— Мама?..

— Тихо!

Я начала беззвучно произносить про себя эту фразу: "Помню, было это десять лет назад". Я пыталась воскресить в памяти русский.

— Ихаэ-мо, нэй...

Нет, нет, нет! Не этот язык!

Я зарычала и стукнула кулаком по столику. Раз двадцать я повторила про себя эту фразу, но мозг никак не хотел переключаться на русский.

— Помню, было этого десять лет назад!

Вспомнила!

Выпалила эти слова так громко, что Аливи и Тарри отшатнулись и посмотрели на меня так, будто я на их глазах превратилась в уменьшенную копию Ктулху.

Ктулху фхтагн, ага.

— Мама, — робко сказал Тарри. — Это что за язык?

Кстати, "мама" по-здешнему — "хара". А "язык" — "шои".

Хара-ие, тоэ-си шои га? Мама, это что за язык?

— Русский. Я вспомнила язык того мира, дорогие!

Глаза сыновей по размеру стали похожи на чайные блюдца. Аливи испуганно отполз поближе к брату.

Ой.

Я сообразила, что не перестроилась и пугаю их теперь необычными страшными звуками, которым наверняка нет аналога в этом мире.

Так-так-так. Теперь надо перестроиться обратно. Ой, сложно это всё-таки!

Я снова закрыла глаза и зашептала про себя.

— Помню... помню... помню... ихаэ-мо... Да!!!

А "да" по-здешнему — "го".

Всё, теперь могу общаться с парнями. Замечательно. Думаю, если я буду часто так вспоминать русский, то мне будет проще перескакивать с языка на язык. Зачем мне это надо — другой вопрос. Да, русский язык вряд ли мне пригодится здесь, но я почему-то была уверена, что в один прекрасный момент это знание здорово мне поможет. Надо ещё и сыновей научить ему, постараться, по крайней мере. Лишним не будет. Да и Адори с его любопытством и даром интриги будет интересно изучить язык из другого мира.

Хм, выходит, что я сейчас являюсь тем, кого называют билингвами — такие люди свободно владеют двумя языками. Главное — не сбиваться непроизвольно с языка на язык, а то это будет слишком странно. Мои парни ещё могут это понять, а вот какие-нибудь едва знакомые люди — вряд ли. Неловкие ситуации мне не нужны.

— Э-это что сейчас было? — впервые за всё время подал голос Аливи, да ещё и заикнулся.

— Ничего страшного, — отозвалась я. — Я просто вспомнила язык мира, откуда я пришла.

Пару мгновений Тарри и Аливи просто с непониманием похлопали глазами, а потом их взгляды загорелись.

— Мам, — голосом искусителя начал Тарри. Я подозрительно прищурилась. — Мам, а напиши что-нибудь на том языке, а? Ну напиши! Ну хотя бы своё имя! Пожалуйста, напиши!

Аливи молчал, но смотрел на меня так жадно, что мне стало страшновато.

— Ну напишу. Сложно, что ль?

Однако я покосилась на кисть с тушью, и в мою душу закрались сомнения. Думаю, будет непросто, ибо до сего времени такими писчими принадлежностями ни разу не пользовалась. Такой кистью, конечно, легко рисовать знаки, похожие на местный алфавит, но для красивого начертания кириллицы вряд ли подойдёт.

Ой, ладно. Напишу, как получится. Я обмакнула кисть в тушь и принялась писать.

Получалось корявенько, но Аливи и Тарри смотрели с таким интересом, словно бы я тут на их глазах какое-то мощное заклинание сочиняю. А всего-то пишу "Вавилова Кира Анатольевна".

— Вавилова Кира Анатольевна. Так меня звали на Земле, — донельзя довольная собой, сказала я, поставив точку.

Братья жадно склонились над листом с иномирскими словами. Тарри сосредоточенно проводил под ними пальцем, словно пытаясь расшифровать запись.

— Вави... а что из них что?

— Кира — имя, Вавилова — фамилия, Анатольевна — отчество, — объяснила я.

— Отчество? А что это?

Ооо, теперь я, кажется, знаю, как выгляжу, когда задаю своим парням всякие вопросы.

— Ну, как бы объяснить... имя по отцу.

— А это как?

Я вздохнула.

— Ну вот моего отца звали Анатолий. А моё отчество — Анатольевна. Его обычно добавляют, когда хотят вежливо обратиться.

— Ааа... Как интересно! Странная особенность, да, Аливи? — обратился к брату Тарри.

— А у Островного Народа к фамилии прибавляется степень родства. Тебя это не смущает? — с самым что ни на есть невозмутимым видом откликнулся Аливи.

Ничего себе. Он так твёрдо высказал своё суждение... я почему-то не ожидала, что такой робкий человек, как мой младший, может так говорить. Я ожидала, что он промолчит, пожмёт плечами или уйдёт от разговора со словами "не знаю". Может, эта робость — просто прикрытие?

— Какое интересное начертание! Я нигде подобного не встречал, — говорил Тарри. — Что думаешь, Аливи?

— Немного похоже на письмо Сапинского ринства, — ответил младший. — Но всё равно не то.

— Да, я тоже о нём подумал... О! Позову Адори, — хлопнул в ладоши Тарри. — Ему будет интересно! — отодвинул дверь и заорал на весь коридор: — Адорииии!!! Адори, ты где?! Иди сюда! Адории!

Аливи поморщился от таких децибелов, но ничего не сказал.

— Тарри, мне кажется, он тебя с того конца города мог бы услышать, — сварливо сказала я. — Хватит уже вопить.

— Не услышит — он в это время спит, и его просто так не разбудишь, — ответил Аливи.

— Отдыхает после уроков?

Аливи кивнул.

Бедный Адори. Полдня общаться с мелкими гоблинами... конечно, устанешь даже с его терпением. Почему-то мне кажется, что даже среди юных менталистов есть какая-нибудь убийственная заноза в пятой точке, доставляющая кучу хлопот.

— Тарри, чтоб ты сдох! — в том же тоне ответил гневный голос Каони.

— И тебе того же!

Ну всё, теперь бедный Адори точно проснётся.

— Чего вопите? — в дверной проём просунулась голова Ронли. — Зачем тебе Адори? — обратился он к Тарри.

— Надо! Ну все припёрлись! — возмутился тот, заметив за плечом старшего брата белобрысую голову Каони.

— А как же?! — громогласно откликнулся третий брат и, протиснувшись мимо Ронли, прошёл в комнату.

Аливи заметно напрягся, когда Каони прошёл мимо него и сел рядом со мной. От меня не укрылось, что третий и младший сыновья особенно не ладят между собой, хотя Каони такой человек, что ему сойтись с кем-либо достаточно сложно. Надо выяснить, что к чему.

Однако по отношению ко мне Каони не проявлял совершенно никакой агрессии. В моём присутствии — да, проявлял к братьям, но не ко мне. Сейчас он обнял меня за плечи и прижался губами к моему виску. Я же чувствовала себя защищённой и совершенно не боялась его эмоций.

— А что это? — спросил он и потянулся к листу с моим земным именем.

— Да, кстати, — оживился Ронли и тоже склонился над листом.

— Тарри, кретин, я когда-нибудь замкну в твоих мозгах способность разговаривать!

С этими словами зашёл последний представитель семейства — Адори. Он сонно потирал глаза, и взъерошенные рыжие волосы выдавали, что он только что проснулся.

— А чего я-то? Вон Каони тоже орал! — стушевался Тарри.

— А Каони я что-нибудь другое сделаю. Чего звали? И почему тут все?

— Тебя это заинтересует. Каони, покажи.

Пришлось всем остальным рассказывать, что означают эти три слова, написанные непонятными буквами. Адори посмотрел на меня и принялся привычным движением растирать ладони.

— Эээ, я тебя больше в свою голову не пущу! — замахала я руками.

— Мам, мне нужны сведения об этом языке.

— Лучше я сама вас научу. Я не выдержу, если ты опять начнёшь копаться у меня в памяти, — надеюсь, получилось достаточно жалобно.

Адори хмыкнул и, приподняв бровь, прищурился на меня.

— Ну хорошо, сегодня не буду.

Адори обещание сдержал — в тот день в мою голову он не полез. Однако на следующее утро этот тактичный и вежливый негодник всё-таки уломал меня на пару ментальных актов — якобы сведений, которые я предоставила по языку, недостаточно, чтобы Адори смог полностью понять его. Я возмутилась, скрипнула зубами, однако впустила сына в своё сознание, предварительно стребовав с него обещание, что в припадках он после этого биться не будет. Адори уверил, что всё будет в порядке.

Игла с нитью доставляли меньше боли, чем раньше. Наверное, с каждым разом я открываюсь Адори всё свободнее и свободнее, и это хорошо.

Если честно, то второй сын оказался лучшим учителем, чем я. Он объяснял братьям лексику и грамматику совершенно чужого языка даже доходчивее меня, носителя этого самого языка. Ну, это неудивительно — я никогда не смогла бы быть учителем или преподавателем в вузе. Я не умею ни правильно давать материал, ни терпеть, когда кто-то чего-то не понимает. Так что пусть Адори делает основную работу, а я помогу.