В Твери по случаю находилась комиссия министерства Народного Просвещения, и Виктор попался на глаза ее председателю, — советнику министра Павлу Николаевичу Головнину, — который с удивлением обнаружил, что этот юный дворянин из далекой приуральской провинции, кроме родного русского, говорит и читает на двух иностранных языках, недурственно знает историю и географию и более чем хорошо разбирается в алгебре, геометрии, физике и химии. Это и решило судьбу Виктора Якунова, и он нежданно-негаданно оказался под опекой одного из самых влиятельных людей нынешнего министерства, с которым и прибыл в первых числах декабря в господин Великий Новгород — старую столицу республики Себерия.
Ни в прошлой своей жизни, ни, тем более, в нынешней, Виктор в Хольмгарде не бывал. Каким город был где-то там когда-то в будущем другой реальности, не знал, но сейчас, проезжая по улицам Новгорода в шикарном локомобиле статского советника Головнина, пришел к выводу, что прежняя столица республики представляет собой причудливую смесь русской и западноевропейской старины и западного модерна в стиле Петербурга, Лондона или Стокгольма конца девятнадцатого — начала двадцатого века. Старинные белокаменные церквушки и русские терема соседствовали с фахверковыми "залами гильдий" и "залами комиссионеров", напомнившими Виктору об Амстердаме и Стокгольме, краснокирпичными зданиями школ и больниц, помпезными, одетыми в гранит и мрамор дворцами, строгими — в лучших традициях классицизма — корпусами коллегий, банков и прочих сооружений общественного, правительственного или религиозного назначения. Большинство жилых домов, во всяком случае в центре города, были построены — на взгляд Виктора — в семнадцатом и восемнадцатом веке, хотя, наряду с по-настоящему древними, — вроде того же новгородского кремля, — встречались и более современные постройки.
— Нравится? — спросил его Головнин.
— Да, ваше высокоблагородие, — подтвердил Виктор. — Могу я спросить, куда мы едем?
— Павел Николаевич, — поправил его собеседник. — Я уже говорил вам, Виктор, мы не на службе. Имени и отчества будет вполне достаточно. А едем мы ко мне домой. Поживете пока у нас. А я в это время подыщу вам подходящее учебное заведение с полным пансионом.
— Спасибо, Павел Николаевич!
Что ж, так все и обстояло. Встретился на пути хороший человек, и жизнь сразу же начала налаживаться. Разумеется, Виктор не знал пока, насколько кардинальными станут грядущие перемены, но, тем не менее, предполагал — и, кажется, не без оснований, — что "зима тревоги нашей миновала" и что все, что не делается — все к лучшему.
Между тем, попыхивающий паром локомобиль достиг тихого пригорода, застроенного старинными особняками в два-три этажа — каменными, под многощипцовыми черепичными крышами. Вдоль улиц и около домов росло много деревьев: старые клены, ясени и вязы. За выкрашенными в зеленый цвет штакетниками были видны цветочные клумбы и разросшиеся кусты сирени, смородины и малины. В общем, красивое место, — даже зимой, припорошенное кое-где снегом и с черными силуэтами облетевших деревьев и кустов, — уютное и уж точно, что небедное.
— Добро пожаловать в Троекурово, — улыбнулся Головин. — Думаю вам здесь понравится.
Виктору и в самом деле понравилось, хотя он и не понял, отчего это должно его занимать. Ему в этом доме не жить, да и на вечное покровительство Павла Николаевича Головина надеяться не стоило. Все проходит, как говорил Экклезиаст, пройдет, верно, и эта, пожалуй, излишне экзальтированная вовлеченность столичного чиновника в судьбу самородка из дальней провинции. Тем не менее, на данный момент хорошо было оказаться в гостеприимном доме статского советника, где Виктор был радушно принят супругой господина Головина Анастасией Игнатьевной, накормлен вкусным и сытным обедом и устроен на ночлег в гостевой спальне, находившейся во флигеле — небольшой относительно новой пристройке в левом крыле особняка. И более того, в доме статского советника Головина Виктор впервые в этом мире обнаружил нормальную ванную комнату, в которой стояла большая чугунная ванна на довольно высоких массивных ножках и куда вода поступала по трубам. Здесь имелась даже угольная колонка для подогрева воды, так что сразу вспомнилось, что в той, прошлой, жизни ванные комнаты являлись непременной частью любой городской квартиры. Однако нагреватели там, вроде бы, были газовыми и электрическими, если предусматривались вообще, так как в некоторых местах горячая вода поступала в квартиру извне. Правда, вспомнить, откуда она в этом случае бралась, Виктор так и не смог.
"Откуда-то..."
Он принял ванну, отскоблив наконец наросшую за время многодневного пути грязь, и лег спать. В комнате было довольно тепло, не говоря уже о толстом пуховом одеяле, которое принесла ему немолодая горничная. Так что, лег Виктор, как был, "наг и бос". Что оказалось весьма опрометчивым решением, так как будить его утром заявились хозяйские дочки — две мелкие блондинки лет шести-семи отроду, выгнать которых из спальни оказалось делом непростым и небыстрым, так как вежливые просьбы и увещевания на них не действовали, а встать с кровати, чтобы выпроводить их вон, Виктор не мог. Получилось неловко, пришлось ждать, пока в комнату заглянет давешняя горничная, которая, похоже, догадалась, что гость спал даже без исподнего. Виктор смутился и, кажется, покраснел, но от комментариев, разумеется, воздержался. Нечего ему было в этом случае сказать. Так начался его первый день в Хольмгарде.
* * *
После завтрака отправились по инстанциям. Виктора следовало официально зарегистрировать в новгородском градоначалии и в местном отделении министерства внутренних дел, а также найти для него подходящее по статусу учебное заведение с полным пансионом. Дела это были утомительные и совсем небыстрые, и это при том, что Виктора сопровождал статский советник Головин. Тем не менее, управились только к окончанию рабочего дня. Столоначалия закрывались в пять, а последние необходимые Виктору бумаги оформили — подписали везде, где надо, и скрепили печатями — в четыре с четвертью по полудни.
— Ну, вот, собственно, и все! — улыбнулся Головин, сложив в папку последние необходимые для устройства Виктора бумаги. — Завтра найдем тебе подходящую гимназию, и все окончательно наладится.
— Думаете, меня кто-нибудь захочет взять в декабре-то месяце?
— А мы их и спрашивать не станем, — пожал плечами статский советник. — Уж в своем-то министерстве, Виктор, я быстро порядок наведу.
— Спасибо, Павел Николаевич, — искренно поблагодарил Виктор, решивший, что все хорошо, что хорошо кончается. Хорошая гимназия с полным пансионом — да еще и в старой столице, — была всяко лучше, чем полуразвалившийся замок на краю цивилизации. Тепло, покойно и сытно, как раз то, что нужно, чтобы скоротать время, оставшееся до совершеннолетия. Так что, благодарил он не проформы ради, а от чистого сердца.
— Не за что! — отмахнулся Головин, которому и самому, по-видимому, было приятно, что приключения Виктора наконец завершились, и не лишь бы как, а к лучшему.
— А пойдем-ка, друг Виктор, в трактир, — предложил он через мгновение. — Пообедаем. Я что-то проголодался и устал. Ты, чаю, тоже. Вот и посидим, отдохнем, поговорим о разном, а потом я тебе город покажу. Ты же нигде пока не был и ничего не видел.
Он хотел добавить что-то еще, но не успел. Головина окликнули:
— Ваше высокоблагородие!
Виктор обернулся вместе с Головиным и посмотрел в конец длинного коридора. Оттуда к ним спешил какой-то чиновник в годах. Виктор его сегодня уже видел, когда тот вносил поправки в государственный реестр владетелей замков.
— Павел Николаевич! — У немолодого мужчины в вицмундире взяло время добежать и отдышаться, но было видно, он догонял Головина неспроста.
— Не торопитесь, — попросил Головин. — Мы подождем.
— Я вспомнил! — сказал чиновник, раздышавшись. — Вы ведь Якунов, молодой человек, ведь так?
— Так, — подтвердил, — Виктор.
— Но не по праву наследования, а по завещанию? — уточнил немолодой чиновник.
— Да, — кивнул Виктор, начиная опасаться дурного поворота. — Мне дед по материнской линии имя и владение завещал.
— А деда вашего, Виктор Ильич, как звали, — продолжал допытываться чиновник.
— Петр Карлович.
— Вот! — воздел палец к небу коллежский советник, засиявший вдруг, как начищенный до блеска медный самовар. — Я только сейчас вспомнил, откуда мне знакома эта фамилия.
— Откуда же? — сразу же заинтересовался Головин.
— Лет несколько тому назад, — объяснил чиновник, — по министерству был объявлен розыск на некоего Петра Якунова. Дело было о наследстве, и возбудил его как раз наш, Новгородский, департамент по просьбе частного поверенного Иноземцева. Я думаю, бумаги эти будет нетрудно найти, тем более, что я точно знаю, где их искать. Весьма возможно, молодой человек, у вас и родственники имеются, и наследство какое-никакое вас дожидается...
Глава 2.
1. Псков, Август-Сентябрь, 1950
Списки поступивших вывесили в понедельник третьего августа в девять часов утра. Ара к этому времени вся уже извелась. Вот хоть сто раз повтори, что нервничать не с чего, потому что с ее данными не поступить в Академию надо еще суметь, а все равно ночью не спалось, утром не елось, и на одном месте было никак не усидеть. Вскинулась ни свет, ни заря, приняла холодный душ и час "убивала" организм комплексом цинской гимнастики. Потом снова в душ, но уже с помывкой, однако аппетита так и не нагуляла. Выпила стакан воды, оделась просто — ковбойские джинсы, вошедшие в моду после Техасско-Мексиканской войны, белая хлопчатобумажная футболка, мужская фланелевая рубашка навыпуск и черная косуха, — натянула на ноги тяжелые ботинки десанта с высокими берцами, добавила к имиджу очки с темными стеклами, отчасти напоминающие пилотские гоглы, и кожаные митенки с напульсниками, выскочила из гостиницы и рванула к Академии. Добежала за рекордные семь минут, но на часах все еще была половина восьмого и пришлось в ожидании "момента истины" полтора часа слоняться по центральным улицам Пскова. "Мучилась дурью", впрочем, не она одна. За четверть часа нервной прогулки Ара заметила еще с дюжину таких же бедолаг, как и она сама. Молодые здоровые парни и пара девушек "спортивной" комплекции тоже мыкались, как неприкаянные, которым никак и нигде не сидится и не стоится. Узнав в них себя и осознав, как это все выглядит со стороны, Ара заставила себя зайти в попавшееся на пути франкское кафе, заказала крепкий кофе и круассан с маслом и малиновым джемом и просидела за столиком целых сорок минут. Чего ей это стоило, отдельный разговор, но она была горда своим достижением. Все-таки воля у Ары была железная, и это не пустые слова.
Без пяти девять она была уже на месте, стояла чуть в стороне от доски объявлений и, неторопливо попыхивая папироской, "равнодушно" ждала результатов. Табачный дым ей не нравился, но курить она все-таки научилась, и сейчас, стоя в коридоре Академии, поняла наконец, насколько прав оказался ее отец. Папироса делала ее другим человеком, позволяла спрятаться ото всех и не показать, насколько она может быть уязвима в своем нетерпеливом желании стать настоящим авиатором.
— Черт, — сказал где-то за плечом знакомый голос, — ты снова здесь?
Все повторялось — "Судьба?" — он стоял, как и накануне, за ней, и видел ее в лучшем случае в три четверти и сзади. Тем не менее, похоже, узнал, хотя все еще считал парнем, а не девушкой.
— Это вы мне? — взглянула она через плечо.
— Прошу прощения! — сдал назад давешний мичман. — Обознался, наверное.
— Может быть, и обознались, — раздумчиво произнесла Ара, одновременно выпуская папиросный дым носом. Трюк непростой, но она его хорошо отрепетировала.
— Мы вчера?.. — неуверенно спросил офицер.
— Точно! — усмехнулась Ара. — Вы меня еще за парня приняли. Обидеться, что ли?
— Вот же черт! — Ей-таки удалось вогнать его в краску.
— Серьезно? — отрепетированным движением подняла она брови над линией очков. — И это все, что вы, мичман, можете сказать бедной девушке?
— Виноват! — подтянулся молодой офицер. — Разрешите представиться, барышня. Мичман Якунов-Загородский!
— Вольно! — улыбнулась Ара, вполне довольная его реакцией. — Варвара Бекетова, честь имею!
"Имею, имею! — хохотнула мысленно. — Чай не шлюха шалманная!"
— Очень приятно! — Мичман быстро пришел в себя и теперь вел разговор вполне пристойно. — Полагаю, вы абитуриентка?
— Сейчас посмотрим, — бросила Ара и поспешила ввинтиться в толпу, разом возникшую перед доской объявлений.
Списки уже висели, прикнопленные к доске, и пробежавшись быстрым взглядом по черным строчкам на белом фоне, Ара "выцелила" свою фамилию. Надпись гласила: "Бекетова, В.А. — 1-я категория".
"Что и следовало доказать!"
Она обернулась, проталкиваясь назад, и увидела, что мичман Якунов-Загородский стоит все на том же месте, где она его оставила, и, то ли ждет ее там, то ли приходит в себя после представления, устроенного Арой.
— Курсант Бекетова, — представилась она. — Уже не абитуриент.
— Поздравляю! — Сказано скорее из интуитивной вежливости, чем сознательно, но Ару пока все устраивало.
"Куй железо пока горячо!" — вот был ее девиз дня, но в данном конкретном случае, он означал: "Хочешь парня, возьми его! Да поспеши, а то другие заберут".
— Спасибо за поздравление, — улыбнулась она, отметив мысленно несколько женских взглядов, сошедшихся как бы невзначай на молодом авиаторе. — Приглашаю вас, господин мичман, отметить это важное событие скромной выпивкой. Выбор ресторации за вами, — я все равно города не знаю, — но плачу, разумеется, я.
— Вообще-то приглашать и платить — моя привилегия, — возразил офицер, по всей видимости, успевший взять себя в руки.
— С чего вдруг? — "не поняла" Ара.
— Я мужчина, а вы...
— Курсант, — перебила его Ара. — Я курсант, господин мичман. Будущий авиатор. Нам ли считаться?
— Но женщиной-то вы от этого быть не перестали!
— А кто вам сказал, что я женщина?
— А кто же вы? — опешил мичман.
— Девушка, — пожала плечами Ара. — Девочка. Барышня. Но лучше просто — "Курсант Бекетова".
— Тогда пополам, — предложил Якунов-Загородский.
— Куда идем? — согласилась Ара.
— В дом купца Меньшикова.
— Когда?
— Сегодня в девятнадцать ноль-ноль.
— Будьте любезны, господин мичман, — попросила Ара, доставая из кармана и протягивая мужчине карту Пскова, — поставьте навигационный знак.
— Интересный вы человек, курсант Бекетова, — не без восхищения улыбнулся Якунов-Загородский, — сделали меня на раз, я даже мяукнуть не успел! Кстати, я Виктор.
— Ара, — протянула она руку. — Рада знакомству!
* * *
Вот так она позвала его на первое свидание. Разумеется, дело было еще далеко не сделано, но, как говорится, лиха беда — начало. А начало было положено, и теперь главное не зевать, потому что, как говорят авиаторы, кто не успел, тот опоздал.
