Голос в голове Арчера агонизировал, однако что-бы Моцарт не пытался сделать — у него это получалось, из-за чего боль в голове Арчера постепенно начинала утихать, а визг становился все тише и тише.
-Этот голос, — Моцарт поморщился, — Три ноты мимо — ужасное пение.
Неожиданно после этих слов разум Арчера замер, после чего наваждение спало. Черт возьми, тогда, в Виши!
-Тише, — Моцарт остановил Арчера на секунду, когда тот попытался дернуться, — Я знаю. В ваш бой вмешался третий, что взял тебя под контроль. И он — и его фальшивое пение — все еще здесь.
Арчер почувствовал, как Моцарт отступил от него, после чего заклятие, сковывавшее его до того, исчезло. Амадеус усмехнулся.
-Фальшивое пение, хм...— раздался голос — еще один голос. Арчер мгновенно смог узнать этот голос — именно он звучал в его голове все это время, — Громкие слова, человек.
-Я всего-лишь человек, конечно же, — Моцарт сделал шаг назад и улыбнулся, — Но я все же Вольфганг Амадеус Моцарт, Божье Дитя. И вся музыка подчиняется мне.
Фигура, что появилась на пороге шатра была человеческой, вне всякого сомнения. Это был прекрасный, молодой юноша — он был худен, красив и даже в какой-то мере женственен. Его женственные черты лица, длинные волосы, собранные в единый хвост, и тонкие руки вместе с очками в тонкой оправе на лице делали его изящным — и даже в какой-то мере идеальным. Если бы не маска, скрывавшая половину его лица.
Часть его лица была сокрыта за отвратительной маской — казалось, будто бы она была сделана из кожи и железа и должна была не скрывать черты Ассасина, а подчеркивать свое уродство, подражая изуродованному черепу.
-Что такой человек как ты может знать об искусстве?! — лицо парня, что взглянул на Моцарта преобразилось в гримасу презрения и гнева, уродуя его лицо.
-Многое, — Моцарт улыбнулся, — Например тебя, Призрак Оперы.
На секунду все говорившие замерли, после чего Призрак расплылся в улыбке.
-Ах, значит, я все же оказался раскрыт — и моя маленькая шалость с марионеткой не удалась, — улыбнулся парень, — Хорошо. В таком случае — пусть так.
Арчер, окончательно пришедший в себя, ощутил вновь свои клинки в своих руках, продолжая наблюдать за Призраком, что только улыбнулся.
-Что же, в таком случае, — Призрак раскинул свои руки в стороны, словно бы возвещая, и заговорил, — Кристина, Кристина!
Слова Призрака обратились в форму спустя секунду, после чего Моцарт ощутил себя, словно бы он вновь оказался посреди сцены — посреди оперы. Однако в этот раз он был не в роли привычного музыканта — казалось, будто бы он участвовал в самом спектакле. И роль ему была отведена отнюдь не главного героя.
-Пение, ха-ха? — голос говорившего искажался, словно бы призрак говорил сквозь неисправный микрофон, из-за чего отзвуки его слов разносились искаженным эхом по всему лагерю, — Так я позволю вам всем насладиться моим голосом, Ибо Песнь О Моей Любви Будет Звучать Даже В Аду!
Это не было похоже на Благородный Фантазм Моцарта — его способность воплощала собой Музыку, Что Не Может Быть Написана. Это был коварный фантазм, силу которого нельзя было недооценивать — ужасающий хор из невозможных голосов и несуществующих звуков, насилие над реальностью. В то же время способность Призрака Оперы не была столь чужеродна собой — хотя это и не значило, что его Фантазм был в коей мере слабее. Нет, ведь Благородный Фантазм Призрака Оперы означал собой всех жертв, погибших от рук Призрака Оперы — но, конечно же не тех, что были созданы когда-то в пьесе в виде безликих персонажей. Это было воплощение всех погибших когда-либо певцов и музыкантов — их не спетые песни и ненаписанные мелодии, звучащие с того света, из самого ада — разносящие ужас и хаос незаконченной пьесы жизни.
Любой, услышавший этот звук погиб бы — врываясь в сознание несчастных жертв эта музыка уничтожала саму часть жизни, проникая в сознание цели, разрушая их разум и тело. Слуги по всем лагерю, услышавшие эту музыку должны были мгновенно пасть в агонии, ощущая, как кровь течет из всех пор их организма, принося им страдание.
Однако Призрак вместо того, опустив свое лицо, чтобы увидеть пострадавших Слуг неожиданно почувствовал укол боли. Переведя взгляд вниз он смог обнаружить лишь клинок, воткнувшийся ему в подреберье, и Арчера, державшего клинок.
-Ха? — неожиданно моргнул он, после чего непонимающим взглядом уставился на Моцарта, что лишь улыбнулся ему в ответ.
-Я лишь простой музыкант, — улыбнулся он, — Но все же я Божье Дитя. Музыка — даже подобная твоей — подчиняется мне. Мне нужно было лишь заглушить ее, чтобы не дать никому услышать этих звуков. Не больше и не меньше.
-Ха? — Призрак непонимающе взглянул на того, после чего сделал шаг назад, позволив двум клинкам, оставшимся в руках Арчера, выскользнуть из его тела, — Ох, в таком случае...
-Удержание Вида, — заклятие Аинза связало Ассасина мгновенно, заставив того замереть, — Хорошо.
Заклятие Аинза обладало катастрофической силой — оно было способно прервать движение всех мышц в организме Слуги — в том числе и дыхательных. До того, используя для удержания Слуг заклятие Аинз не пользовался этой возможностью. Сейчас же? Пожалуй, для того настало время.
Призрак Оперы замер — и неожиданно понял, что задыхается.
Удивительна природа Слуг — оружие современности не было способно нанести им урона, ни клинок, ни пистолет, ни даже стратегическое оружие. Однако одновременно с тем такие естественные и обычные вещи, как удушение или же падение с высоты были все еще опасны для них. И потому сейчас Призрак Оперы замер, ощущая, как задыхается.
Аинз сделал шаг к Ассасину, внимательно осмотрев того. Призрак Оперы, хм... Кажется, он слышал об этом до того — хм, не рассказывал ли о нем Тач Ми, когда смог все же попасть в какой-то элитный театр — или нечто вроде того?
Призрак же замер. Как это вообще возможно? Вместе с Шевалье они организовали такую прекрасную засаду — использовать Сансона в качестве ложного Ассасина, после чего, когда он останется один — нанести удар и получить контроль над разумом Слуги. Затем — все было так просто затем... Их всех можно было перерезать по одному, однако Шевалье настоял на том, чтобы захваченная марионетка первой уничтожила Моцарта — и чертов Моцарт обнаружил его действия...
"Чертов Шевалье!" — Призрак Оперы выругался про себя — "Он подставил меня!"
Аинз вздохнул, после чего выставил руку вперед, готовясь уничтожить вражеского Слугу.
"Чертов Шевалье! Чертов Шевалье!" — только и продолжал думать про себя Призрак. Он задыхался — и его смерть была словно бы неизбежна. Но не сейчас.
Призрак замер.
Но не сейчас.
Призрак Оперы был отвратителен — его тело и лицо были ужасны, изуродованы, отвратительны и противоестественны. Таким его образ и вошел в человеческое сознание — потому часть его лица и скрывались за уродливой маской — потому, что выставив лишь часть своего уродства на всеобщее обозрение он мог скрыть куда более уродливые свои черты от взгляда.
Но сейчас это уродство было нужно ему.
Неожиданно Аинз замер, когда что-то в виде призрака неуловимо изменилось. Словно бы какая-то небольшая, но значительная деталь привлекла его внимание — в то время, как он знал, что жертва заклятия должна была умереть от удушения — что-то словно бы взвопило в нем инстинктом старого ветерана — и маг бросился назад.
-Назад! — крикнул он, заставив Моцарта и Арчера отпрыгнуть от считавшегося уже мертвым врага, из-за чего только подошедшие к ним Слуги из других палаток замерли.
-А ты неплох, — неожиданно раздался голос Призрака — однако вместо обычного мелодичного, даже женственного голоса — это был низкий, вибрирующий голос на самом пределе слышимости, — Весьма неплох.
Призрак Оперы был все еще парализован, поэтому его лицо не двигалось — однако голос все же раздавался от него, из-за чего Аинз замер. Легкое колыхание одежды на теле привлекло его внимание — и богатый опыт на уничтожение самых отвратительных и противоестественных форм жизни помноженный на чутье старого игрока заставили того замереть от догадки.
-Магическая стрела! — использовал он самое слабое из доступных ему заклятий, что заставило Призрака покачнуться в момент, когда сгусток чистой магии врезался в его тело — однако сам Ассасин лишь продолжил стоять. Аинз добился своей цели — из-за чего одежда лопнула на груди Ассасина, позволяя Аинзу увидеть противоестественное.
-Хорошо, — огромная, противоестественная пасть на груди Ассасина расплылась в улыбке, — Хорошо.
"Черт возьми!" — Аинз знал, что такие преобразования обычно значили. Они означали вторую фазу сражения с Боссом — поэтому маг мгновенно отменил свое заклятие, после чего приготовился в бою. Магия связывания в таком случае была бесполезна — нет, даже хуже, она давала возможность Слуги подготовить новую атаку.
Однако Ассасин лишь покачнулся в момент, когда связывание мага перестало действовать на него, после чего развернулся к тому, — Благодарю.
После этого Ассасин бросился — но не вперед, как того можно было ожидать — а куда-то в сторону. На секунду Аинз удивился — прежде чем осознал. Призрак бросился в сторону Арчера.
Арчер успел отреагировать на движение убийцы — он подставил оба своих клинка под удар — однако вторая рука Призрака Оперы метнулась к его лицу. На секунду что-то еще исказило облик Призрака — после чего вместо тонкой, почти женской руки в грудь Арчера врезалась когтистая ладонь, превращавшаяся в пять лезвий там, где должны были быть пальцы.
-Напалм, — Аинз отреагировал мгновенно, после чего пламя объяло Ассасина, но тот не собирался сражаться. Прыжком назад он отступил в дальний угол шатра, после чего, не обращая внимание на следующее заклятие, бросился сквозь ткань, рассеченную острыми когтями. Арчер же, пошатнувшись, упал на землю, успев только один раз кашлянуть кровью.
-Не преследовать его! — Аинз отдал приказ уже приготовившейся к погоне появившейся рядом Марии-Антуанетте, — Он заманивает нас в ловушку.
-Арчер, — обратился он к Слуге, после чего сделал к нему шаг. Тот лишь отмахнулся, сплюнув накопившуюся во рту кровь.
-Я в порядке, — совершенно не в пользу сказанного Арчер стер бегущую из глубоких ран кровь и прикрыл глаза, — Там, на холме, в церкви... Еще один Слуга.
После этого Арчер попытался вздохнуть, но лишь закашлялся кровью.
-Арчер, — Аинз только вздохнул на это, после чего в его руке появился знакомый присутствующим бутылек с красной жидкостью, — Выпей...
-Регенерация справится, — Арчер попытался отмахнуться от предложенного ему, после чего открыл глаза, взглянув на мага, — Мне не нужны твои лекарства.
-Возможно, — Аинз согласился, — Но я все же предлагаю их — и настаиваю на этом.
Арчер замолчал, после чего резкий выплеск крови заставил его закашляться кровавой пеной.
-Не пытайся подмазаться ко мне, — Арчер сплюнул вязкую кровь и вновь воззрился на некроманта, — Некромант.
-Хорошо, — Аинз вздохнул, после чего отнес от Арчера бутылек с кроваво-красной жидкостью. Арчер вздохнул чуть спокойнее, после чего в него резко ударило несколько капель.
-Что?! — открыл он глаза возмущенно, увидев, как Аинз потряхивая бутылек, содержимое которого он выплеснул на Слугу. Арчер возмутился было на секунду, однако маг только вздохнул.
-Все же, они действуют и так, — произнес он, после чего взглянул на Арчера. Тот, несколько возмущенно, все же похлопал себя, после чего обнаружил, что хоть его кровь и рваная одежда никуда не пропала — его раны затянулись, поэтому сплюнув кровь еще раз — тот не обнаружил новой в своем рту.
Несколько возмущенно и отрешенно, Арчер взглянул на Аинза, на что тот только вздохнул и кивнул.
-Я останусь на дозоре, — произнес он, — А вам все же нужен сон... Арчер, ты тоже.
Слуга хотел было возмутиться, однако глядя на мага, все же вздохнул и прикрыл глаза.
-Я могу видеть в темноте, — объяснил маг, — И мне нет нужды во сне, так что я смогу справиться со своей задачей. Если Слуга все же находится здесь — то нам некуда торопиться сейчас.
После этого Слуги, несколько раз кивнув, медленно разошлись по своим палаткам.
* * *
Отрицание Жизни: EX (B)
Поскольку этот навык является навыком, отвечающим за существование нежити как существа он обязан был крайне высокого ранга — однако дополнительно с тем важным уточнением является и то, что Оверлорд, высший ранг магов среди нежити, обязан обладать еще более высоким рангом. Несмотря на то, что по своей сути этот навык отвечает за различные способности вроде защиты от черной магии или видение в темноте — важным является и тот факт, что эта способность отвечает за владение негативной энергией. В то время, как вся нежить существует с помощью негативной энергии — Старшие Личи — и их более высокие собратья, Оверлорда способны сообщать негативную энергию с помощью своего прикосновения — или даже присутствия. Иными словами в данный момент, поскольку Аинз полностью подавляет свою способность и эту особенность — в связи со своим новым телом — этот навык отвечает лишь за способность существовать в качестве нежити и пассивные особенности — защиту и уязвимости. Одновременно с тем, если бы Аинз не подавлял этот навык — все его присутствие источало бы такой объем негативной энергии, что даже одного прикосновения было бы достаточно, чтобы превратить живого человека в достаточно сильную — для людей — нежить, а его способность могла бы превратить даже трижды освященное серебро в гнилые развалины за считанные секунды. Даже Слуга не смог бы легко отделаться от всего одного его прикосновения.
Даже его присутствие создавало бы определенные проблемы, так как убитые трупы в течении всего десятка секунд в его присутствии стали бы подниматься в качестве безмозглых зомби — поскольку живые люди за эти же десять секунд, скорее всего бы, погибли.
* * *
"Светает", — Аинз заметил момент, когда первый луч Солнца коснулся его глаз. — "Хорошо".
Пронаблюдав всю ночь за лагерем Слуг и остатками города, что когда-то звался Лионом, Аинз так и не увидел ни одного подозрительного движения вокруг. Нет, пожалуй, было бы правильнее сказать, что Аинз считал каждое дуновение ветра подозрительным — однако ничто вокруг него не выглядело более подозрительным, чем вся текущая ситуация — поэтому он и не реагировал на иногда шелестящие деревья или иногда красневшие от притока свежего воздуха угли, оставшиеся на месте когда-то существовавшего города. По крайней мере он не стал атаковать их в панике.
Медленно Аинз спустился с высоты, отменив заклятие полета в конце, после чего приземлился на свои ноги и разогнулся, несколько раз хрустнув затекшими конечностями. Конечно, он был нежитью, поэтому вещь, подобная усталости, была для него невозможна — даже столь бессмысленное и безрадостное занятие, как постоянный осмотр окружающей обстановки не были для него столь плохи — без возможности чувствовать усталость или сильные эмоции — он мог заниматься этим целыми сутками — однако вместе с тем ему все же не нравилось заниматься подобными вещами, поэтому, спустившись на землю, Аинз с удовольствием потянулся пару раз, после чего направился в сторону Слуг.
