В начале пути

— Слышу позывные, — доложила Кэт. — "Венедиг" на старой позиции, подлодок рядом... Слышу две.

— Три, — поправил гидроакустик.

Джанет пожала плечами — количество подводных лодок её не волновало. Она прислушивалась к переговорам плавбазы с австрийским флотом, но ничего, заслуживающего внимания, пока что не слышала. Императорский и королевский военно-морской флот с плавбазой предпочитал не общаться — то ли опасались лишний раз её засветить, то ли нехватка радиостанций сказывалась...

Так продолжалось большую часть вахты, ничего другого не ожидали — и раздавшийся за десять минут до конца вахты истошный треск морзянки застал радистов врасплох.

— Что там случилось?! — Кэт вцепилась одной рукой в наушники, а второй — в ползунок реостата.

— Не знаю, — Джанет напряженно вслушивалась в эфир. — Кажется, отбой встречи всем субмаринам...

— Подтверждаю, — Слай склонился над пеленгатором, стрелка которого неожиданно заметалась по шкале. — "Венедиг" уходит!

— Передаёт сигнал бедствия! — Кэт ещё крепче вцепилась в наушники. — Да что там происходит?

— Курс к плавбазе, — распорядился Гейл, и почти одновременно с ним гидроакустик крикнул:

— Три взрыва, дистанция двадцать миль!

— Всё интереснее и интереснее... — Гейл поднял бинокль, покрутил в руках и снова отпустил. — В любом случае, мы получили сигнал бедствия и, несмотря на войну, обязаны на него ответить. Машинное, полный ход, Джанет, доложи командованию!

— Сэр, вы не опасаетесь ловушки? — обеспокоенно спросил заглянувший в рубку мичман.

— Не думаю, что коварство тевтонов столь велико, мистер Бёртон, — Гейл кивнул помощнику. — Но на всякий случай пошлите людей к орудию и пулемётам.

Полчаса спустя сигнальщик закричал:

— Вижу цель!

— Шлюпки на воду! — распорядился Гейл, опустив бинокль. — Мистер Бёртон, предложите этим джентльменам сдаться...

Его императорского и королевского величества корабль "Венедиг", осев носом по самую палубу, так что волны плескались о надстройку, шёл ко дну. Неспешно, но абсолютно безнадёжно, и команда явно не питала по этому поводу никаких иллюзий. Австрийцы спустили шлюпки, без суеты перебрались на них, забрав кассу, уничтожили документы — и только тогда подняли белый флаг.

— Мистер Гейл, сэр, — выслушав ответ командира отряда, Джейн сдвинула наушники. — Нам приказано сопровождать пленных к базе, по дороге нас встретит "Магдалина" и подберёт их. Вам приказано расспросить капитана и узнать у него подробности происшествия.

На выполнение формальностей и осмотр раненых (которых оказалось на удивление мало) ушло больше часа, за которые импровизированный "конвой" прошёл едва пару миль. Наконец, решив все вопросы, капитан цур зее Тобиас Шульц поднялся на борт катера.

— Благодарю за своевременную помощь, герр лейтенант. Поистине, доблесть и великодушие победителя смягчают горечь поражения...

— Приветствую вас на борту, сэр, и не могу не отметить, что предпочёл бы, чтобы нала встреча произошла бы при иных обстоятельствах, — Гейл отдал честь. — К счастью, мы оказались достаточно близко, чтобы принять ваш сигнал бедствия...

— ... Виной которому были ваши соотечественники, герр лейтенант, — подхватил Шульц. — Дюжина британских аэропланов атаковала нас торпедами, три из которых поразили "Венедиг".

— Таковы превратности войны, сэр, — Гейл снял фуражку. — Люди гибнут, защищая свои идеалы... И, возвращаясь к делам насущным, ставлю вас в известность, что примерно через три часа мы встретимся с судном "Магдалина", которое и примет вашу команду. До этого момента мы можем принять на борт только ограниченное количество тяжелораненых...

— К счастью, в этом нет необходимости, — ответил Шульц. — Пострадавшие или ранены легко, или погибли сразу. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы вернуться к своим людям.

— Конечно, сэр, не смею вас задерживать, — Гейл снова отдал честь.

Стоило австрийцу вернуться в шлюпку, Гейл заглянул в рубку и спросил у сосредоточено стучавшей ключом Джанет:

— Всё слышала?

Девушка кивнула, не отвлекаясь от передачи. Наконец, отпустив ключ и дождавшись квитанции, она сняла наушники и доложила:

— Не только слышала, но и передала. Значит, торпеды с аэропланов? Это что-то новенькое...

— И, как оказалось, весьма полезное, — встряла Кэт. — Кстати, Стэн, нам за это что-нибудь положено?

— Денежная премия, причем не слишком большая, — Гейл уткнулся в бинокль. — Ты же не рассчитывала на Крест Виктории?

— А сколько точно? — осведомилась радистка.

Гейл назвал сумму. Джанет хмыкнула — получалось примерно два месячных жалования. Сумма не то, чтобы внушительная, но достаточно приличная, особенно по меркам команды разведывательного катера...

— Видишь "Магдалину"? — осведомился Слай, стоявший на мостике за пулемётом и присматривавший за пленными.

— Вижу, — согласился Гейл. — Через полчаса или около того встретимся.

— Вот и прекрасно. Мне уже надоело следить за этой братией...

— Ничего, потерпишь, — лейтенант опустил бинокль и взялся за рупор. — Мистер Шульц! С почтением сообщаю, что судно вот-вот прибудет и прошу ваших людей приготовиться!

Под свист боцманской дудки австрийские моряки поднялись на борт "Магдалины". Обменявшись приветствиями, корабли разошлись — катер возвращался в Ниццу, а транспорт уходил на запад, в Гибралтар, а оттуда — в Канаду...

— Три дня отпуска! — радостно объявила Джанет, стягивая наушники. — Гуляем, ребята!

И повисла на шее у Слая.

Рокуро. III

Окадзима стоял на берегу, курил и отрешённо наблюдал за сапёрами, наводящими мост через Ялуцзян.

Потрёпанная и вымотанная, Императорская Армия всё же достигла Манчжурии. Опоздав почти на три месяца, потеряв почти сотню тысяч человек — но добралась. Правда, скорее, на свою беду... Впрочем, Куросаки считал, что им повезло. Восточно-корейская армия, наступавшая на Владивосток, упёрлась в мощную полосу укреплений и теперь методично истреблялась русскими.

По сравнению с этим Западно-корейская армия просто отдыхала. Даже гаубичная батарея, так допекавшая полк последние три дня — и та замолчала. То ли убралась, то ли попалась передовым частям — Рокуро надеялся на второе, Ичиго был уверен в первом. Так или иначе, но сейчас полку никто не мешал наводить мост, и через пару часов основные силы полка вступят в Манчжурию.

— Окадзима, Куросаки, живо в лодку! — прервал раздумья Рокуро рык сотё.

— Ну вот, приехали, — буркнул Куросаки, ероша рыжую шевелюру. — Демоны б их всех забрали... Пошли, пока сотё добрый.

Разобрав вёсла, солдаты оттолкнули баркас от берега, Окадзима с Куросаки устроились на носу с винтовками наизготовку... Сотё рявкнул команду, солдаты налегли на вёсла, и баркас тронулся. Прижавшись щекой к прикладу, Окадзима вглядывался в приближающийся берег. Вроде бы чисто, но мало ли что... Русские шиноби — пластуны — прекрасно умели прятаться, а затем исключительно ловко нападать из засады. Ничуть не лучше были и внезапные налёты казаков, по монгольской повадке любителей стрелять на скаку... Рокуро поёжился и постарался выбросить такие мысли из головы — чтобы не спугнуть удачу и не прогневать трусостью Хатимана.

Наконец, нос баркаса уткнулся в дно, и солдаты попрыгали в воду. Холодная мартовская вода заставила Окадзиму сердито зашипеть и прибавить шагу. Выскочив на берег, солдаты рассыпались по пляжу, высматривая врага.

Берег был пуст, и отделение двинулось вперёд — к позициям передовых отрядов полка. Ичиго всю дорогу ругался, понося русских и собственное командование, Окадзима молчал, хотя и придерживался того же мнения — его отсутствие врага вполне устраивало...

— ... Вот и будем тут куковать... Эй, кохай, ты вообще слушаешь?!

— Извини, задумался. Так что ты говорил?

— Что жрать нечего будет. Думаешь, наши снабженцы будут работать? Да растаскают всё, их же каждые два года казнить надо!

— Ну, это ты загнул... Как думаешь, что на передовой будет?

— Да то же самое и будет, что и раньше, — фыркнул Куросаки. — Русские слишком заняты в Европе, чтобы серьёзно нам противостоять, вот и стараются измотать и задержать... Вспомни, сколько мы по Корее тащились? Вот то-то же... К Владивостоку нам не прорваться, да и не наше это дело, но Китайско-Восточную железную дорогу точно перережем, а там и Транссибирскую... Вот тогда весь русский Восток — наш.

— По плану, — ехидно добавил Окадзима.

— Вот именно! Ты совершенно прав, кохай — по плану. А теперь скажи, сколько планов наше командование смогло реализовать?

— Ни одного, сэмпай, — Окадзима дослал патрон. — Ни единого.

— Именно, кохай, — Ичиго фыркнул. — Именно. Ни один из планов нашего командования так и не сработал. И что из этого следует? Что до Амура мы точно не дойдём...

Передовой лагерь ничем не отличался от любого из тех, что Окадзима успел повидать — разве что сам в его строительстве не участвовал. Привычный вал, защищающий ряды палаток, пулемётные гнёзда, четыре полковых пушки... Лагерь был укреплён на совесть. Впрочем, настоящего штурма он бы не выдержал, но от казаков и пластунов защищал, а большего и не требовалось.

Рокуро сбросил ранец, поставил винтовку в козлы и повалился на лежак.

— Ну, надеюсь, что сегодня нас не побеспокоят, — сказал он, изучая брезент над головой.

— Если верить разведке, в ближайших окрестностях нет даже гражданских. Если, конечно, ей верить, — Куросаки, по какой-то своей причине, решительно не доверял кавалерии.

Рокуро мотнул головой.

— Почему бы и нет? Мы же подняли такой тарарам, что половина Китая слышала. Вот крестьяне и разбежались... Ты, кстати, не забыл, что нам с полуночи в караул?

— Не забыл, не надейся. А вот ты...

— Я не забываю ничего, штатская обезьяна...

— Орангутангу виднее, — пожал плечами Окадзима.

Обмен подколками продолжался недолго -день выдался утомительным, а ночной караул отдыху никак не способствовал...

Окадзима прикурил, пряча огонёк спички рукой, с наслаждением затянулся и прошёлся лучом прожектора по своему сектору. Чисто... Никто не пытается подобраться к лагерю со связкой гранат или бутылок с бензином. Не мелькали на горизонте казацкие пики... Всё спокойно. Вот только...

— Скажи мне, сэмпай, слышишь ли ты что-нибудь?

— Не уверен... — Ичиго насторожился, — Но... Подними прожектор... Воздух!..

Слабый гул не был иллюзией — с севера приближались две дюжины бомбардировщиков, разворачиваясь в боевой порядок. Ичиго принялся колотить по висевшему на вышке обрезку рельса, Окадзима продолжал удерживать прожектор направленным на самолёты, а в лагере началась суета.

Зенитный станок для полковой пушки в лагере был всего один, для пулемётов бомбардировщики были недосягаемы, а значит...

— Все наружу! — закричал сотё. — В цепь!

Вряд ли русские действительно собирались атаковать, но приказ мгновенно прекратил суматоху — солдаты схватили оружие и бросились прочь из лагеря, на бегу примыкая штыки. Очень своевременно — едва Окадзима отбежал шагов на двадцать, как на лагерь посыпались бомбы.

Насколько он помнил, эти самолёты несли около тысячи фунтов бомб — вполне достаточно для полевого лагеря, пусть и укрепленного. И таких бомбардировщиков на лагерь налетели два...

Большая часть бомб упала внутри периметра, одна или две — за пределами, к счастью, довольно далеко от солдат, хотя тряхнуло чувствительно. Рокуро выругался, едва не выронив винтовку и прикрывая глаза от летящей в глаза пыли и мусора, по строю прокатилась волна сдавленного бормотания... И налёт кончился.

— Вольно! — рявкнул сотё. — Все в лагерь!

— Ну и сволочи... — Куросаки забросил винтовку за плечо и полез за сигаретами.

Окадзима, остановившись в проходе, пришёл к выводу, что его друг прав. Ладно палатки — растяжки легко заменить, а дыры зашить — но бомбы полностью уничтожили баню, полевую кухню, склады и лазарет. Зенитчики сумели спастись, но станок был разбит вместе с пушкой...

— Кухня! — издал вопль Куросаки, выронив сигарету. — Ублюдочные гайдзины!

— Мнение, с которым трудно не согласиться.

— Хироэ тайса-доно! — оба солдата вытянулись и отдали честь.

— Вольно, — махнул рукой командир полка. — Я отправил курьеров в тыл, но обоз подтянется не раньше, чем через неделю, поэтому вы двое назначаетесь в продовольственную команду. Сразу после побудки зайдёте ко мне.

— Так точно, тайса-доно! Разрешите спросить?!

— Разрешаю.

— Почему именно мы?

— Потому что вы двое достаточно пронырливы для такой работы. Свободны!

— Так точно!

На следующее утро приятели явились к штабной палатке сразу после побудки и успели разогреть (с разрешения часового) немецкую тушёнку и съесть ее, прежде чем, наконец, явился каптенармус с двумя солдатами.

— Вы, однако, не торопитесь, Масаки-доно, — хмуро заметил полковник. — Впрочем, это неважно. Казначей, выдайте команде деньги.

Старый унтер-офицер поморщился, но извлёк из ранца четыре увесистых мешочка и бросил их на стол. Мешочки отчётливо звякнули.

— Золото, десять десять тысяч иен, — сообщил он. — Не думаю, что бумажные деньги тут примут. Возьмите повозку, обшарьте окрестности и скупите всё, что только сможете. Если увидите брошенные дома, выносите все запасы. Не пренебрегайте охотой, если получится. Всё ясно?

— Так точно!

— Тогда приступайте!

Четверо солдат выскочили из палатки, Ичиго свистнул, схватил поводья и щёлкнул ими по крупу. Рыжий мерин фыркнул, мотнул головой и двинулся вперёд.

— Как ты думаешь, он дикий? — Хаяо кивнул на копающегося под кустом петуха.

— Кончено дикий, — Ичиго выстрелил, и несчастная птица с оторванной головой скатилась с пригорка. — Он же не во дворе и даже не на улице... Кстати, я надеюсь, что он там не один. Пошёл, урод!

Мерин издевательски заржал в ответ...

Деревня оказалась почти пустой — за исключением старого китайца, державшего свиней. Большую часть его стада угнали дети, оставив полтора десятка голов молодняка...

— Хотэй-сама, я пожертвую храму лучших благовоний и твою статуэтку! — завопил Куросаки, спрыгнул с повозки и побежал к старику.

— Рокуро-доно, а что нам делать? — осведомились новобранцы.

— Хаяо-кун, ты проверь брошенные дома, а ты, Макото-кун, посмотри, нет ли поблизости какой-нибудь живности.

— А вы?

— А я буду ждать здесь и наслаждаться зрелищем, — Окадзима кивнул на беспощадно торгующегося с крестьянином Ичиго. — Учитесь, детишки, пока я жив...

— Так точно, Рокуро-доно! — оба новобранца бросились выполнять приказ, а Окадзима, скрестив ноги, устроился на телеге, наблюдая за приятелем, куря и отдыхая от бесконечной тоскливой военной рутины...

Куросаки торговался больше часа, но приобрёл у старика всех свиней, бутыль самодельной байцзю и три мешка риса . Хаяо и Макото всё ещё не вернулись, хотя первый время от времени мелькал между фанзами. Делать было решительно нечего, и солдаты принялись убеждать старика бросить деревню и уехать куда-нибудь на запад. Вернее, убеждал Куросаки, а Окадзима валялся на телеге, курил и любовался облаками. Несколько минут мира среди бесконечной войны... А в том, что война затянется, сомневались очень немногие. Хорошо хоть, Юкио жива и здорова и присылает письма с любой оказией... Парень улыбнулся, щелчком пальцев отправляя окурок в дорожную грязь. Иногда даже на войне можно жить... Особенно если не тебе придётся делить полтора десятка свиней на тысячу с лишним человек.