— Расскажи мне все, что было сегодня. Ты видел Анн? С ней кто-то был? — спросила я.
Дмитро налил в чашку, утонувшую в его лапище, воды из самовара. Запах "Драконьей крови" шибанул в нос.
— Эйых! Эйхыр! Ыррр! — он шмыгнул носом, достал сине-серый платок в клетку и высморкался. Десятки серёг, вдетых в его длинные мясистые уши, загремели, зазвякали. Мисти выгнулась дугой, зашипела и юркнула под лавку. — Мелкая прискакала из города, вывела Сильфу, я её и причесать не успел, черенок мне...
— Понятно! — оборвала его я. — Дмитро, с ней кто-то был?
— Мелкая... эйгхыр!... одна была, черенок мне...
— Точно одна?
— Как черенок в ...
Я выругалась по оркски с добавлением трольего. Мэлл научил.
— Можно не выражаться?! Понял я, не понял, черенок... ему в жопу! — он ткнул пальцем-сосиской в Виктора, ощерился. — А только мелкая все одно — даже если и одна была, мчалась она к кому-то, кто-то её поджидал, аж яйца постукивали...
— Ты! Боров озабоченный! Какие, чьи яйца?! К кому мчалась?! Ты, животное, кого-нибудь видел? — заорала я. В висках кольнула боль, мигрень вот-вот распустит свои змеиные кольца.
— А то! — он вновь хлебнул из самовара, освежив витающий в воздухе парфюм "Драконьей крови". Больше походило на драконью мочу, а это, скажу я вам, тот ещё запашок, таким амбре из норы и самого дракона можно выкурить. — Видать не видал, черенку в жопе тоже не ничего не видать, но он же знает-догадывается, куда его воткнули, да?
— Ещё слово, и я с превеликим удовольствием отсижу сотню лет за убийство на пайке из говяжьей крови, но ты, скотина, наконец-то заткнёшься. Навсегда, — Виктор отлип от стены, сделал шаг к нам, улыбнулся одними губами.
Я похолодела.
— Виктор! Это он так разговаривает! Он не умеет по-другому, ну прости его! Обычно он не такой, просто нажрался как свин, кем он, собственно, и является! — Виктор поднял бровь, ухмыльнулся краешком губ. — А ты, боров рогатый, сейчас быстро мне все скажешь, ещё один "черенок", и не получишь мою мазь для лошадиной шерсти!
Дмитро сник, засопел. Потом поднял на меня красные опухшие глазки:
— Знаю, Кайра, ближе тебя никого у малявки не было, тебе тоже сейчас хреново, чере...
— Дмитро!
— Ага, да. Простите. Только гонево это всё. Малявка вернулась с города вся на цирлах, румяная вся, взъерошенная, как будто в постель вот-вот сиганёт, на лету штаны стягивая, кобылу бросила, не протёрла, не распрягла, черен...
— !
— Ага. Уметелилась, будто огонь под юбкой горел, свербело, поди, там всё, мне и словечка не сказала!
— Про черенок? — не выдержала я.
— Да хошь бы и про черенок! Вот эту вот гюрзу — он ткнул пальцем в Мисти, та показала ему зубы, — она уволокла в сад, запереть, та брыкалась, но маленькая госпожа ей дала что-то, та и обмякла, все одно как конский хр...хххррр... хрррр...
-Утомил, — Виктор посмотрел на конюха, обмякшего у стены. Сон, навеянный вампиром, глубок и тяжёл, населён кошмарами, с таким не отдохнёшь. — Идём, Кайра. Мы узнали все, что могли. Анарьетт уже была под чарами инкуба, иначе бы не бросила, не расседлав, Сильфиду, не вела бы себя как влюблённая по уши, торопящаяся на свидание девица, потерявшая всякое разумение.
— Не соглашусь! Может быть и отрава, и зелье, как можно так утверждать без доказательств! Не все приворотные зелья лишают разума!
— Слабенькие — да, ты права, не лишают. Но Анарьетт — маг, маг со знаниями, с защитой, о слабом зелье и речи быть не может! Нужно такое, чтобы свести с ума, лишить разума, лишить инстинкта самозащиты! Кувалдой по башке! Даже под гипнозом такое удаётся очень редко, да и то со слабой личностью, в которой мысль о самоубийстве уже живёт, никто, даже насквозь прозомбированный, НЕ нанесёт себе сам смертный вред! Если, конечно, это стандартная обработка... Кайра, подумай, она сама заперла кошку в саду, предварительно обезвредив её. Значит, ясно понимала, что делает. Это просто сумасшедшая страсть, Кай. Зов. Страсть, порождённая инкубом! Зелье просто сводит с ума, о Мисти Анарьетт и не подумала бы, кошку бы пришлось обезвреживать отравителю. И это не так просто, скажу я тебе. Да, не просто...
— А как она Мисти ... отключила?
— Амулет. "Хвост павлина", или "Pavinis caudan". У меня где-то завалялся, перенастроить его, и вся недолга. Злотых, наверное, за семьдесят уступлю. Да, уступлю.
— Что?! Сколько-сколько? Вы! Вы! Вы что, у "Аллов" практику проходили?!
— Ну почему же? Я имел честь преподавать у них теорию продаж. Да, продаж.
Так, мирно споря по дороге, мы вернулись к главному фонтану, где нас поджидал Мэллан. Брови нахмурены, сапог отбивает ритм на мраморном бордюре. Потёр бровь изящным пальцем, прикусил губу, значит, в бешенстве. Странно, я думала, он давно вернулся в Орден.
— Зачем тебе эта тварь? — он кивнул на Мисти, которая вилась вокруг моих ног, не отходя от меня ни на шаг, я пару раз даже едва на неё не наступила, но кошка каждый раз умудрялась в самый последний момент выскочить из-под сапога.
Мэлл вперил в меня хмурый взгляд. В свете лун эльф показался мне выше, черты лица заострились, он стал каким-то чужим, не моим.
Злым.
— Я устала, Мэлл, я совершенно не хочу спорить. Я хочу хотя бы час поспать, а затем мы можем пого...
— Знаю, моя fАilte, жизнь моя, прости меня, казни меня, люби меня, — он уже обнимал меня, улыбался виновато, прижал к себе, укрыл в обманчиво-мягком коконе рук, плаща, я чувствовала сумасшедшее биение его сердца, его сильные ноги, прижатые к моим. Он мурлыкал, обволакивал, говорил, жарко, тихо шептал в ухо, у меня закружилась голова, задрожали колени, я вцепилась в его пояс, чтобы не упасть, мы стояли, пошатываясь, сплетясь в одно, я дико, до боли захотела, чтобы он забрал меня, взял, увёз к себе, я подняла лицо для поцелуя, ища губами его губы, нет, не его губы, мне нужны были только те губы, которые я видела там, за чертой, я бы всё отдала, чтобы...
Яростное шипение развеяло морок. Мисти припала к камням, вздыбив шерсть, скаля зубы, прижав уши, она явно собиралась напасть. Мне стало жутко. Очень жутко.
Мэлл отступил, напрягся, на кончиках пальцев сверкнули алые искры. Шипение стало громче. Мисти напряглась, собралась в комок. Ещё миг, и прыгнет.
А Мэлл убьёт.
— Нет, Мэлл! Не убивай! — заорала я. — Прошу!
— Или я, или эта тварь, Кайра. Я не буду это терпеть, — Мэлл помолчал, поиграл желваками, не сводя взгляда с Мисти, та хлестала себя хвостом и тихо выла, не собираясь отступать. Маг круто развернулся, в два прыжка достиг ворот и скрылся в ночи, взмахнув крылом плаща. Вдали послышался свист, цокот копыт, грохот колёс по брусчатке, крик возницы, и коляска укатила прочь. Мэлл уехал.
Без меня.
Меня трясло. И черенок с ним! Или в нём? Икабод икабодский! Как же всё не так! Как всё запуталось...
Я присела, пытаясь успокоиться, погладила Мисти, принявшую нормальный вид и размер, и правильно, и верно, а то разъярённый чёрный пушистый шар как-то к поглаживанию не сильно располагает.
— Ты чего, Мист-Мист? Он же любит меня, мы даже хотим пожениться, — я почесала её за ушком. Пальцы дрожали до сих пор. Мисти вывернулась, просверлила меня непроницаемым взглядом, передёрнула шкуркой. — Может, ты ещё не в себе?
— Не думаю, — Виктор подал мне руку, поднял. — Что-то здесь нечисто, не нравится мне все это, ох как не нравится! Мэллан в порядке, я его просветил на тысячу рядов, тогда что не нравится ак-мору, я не могу понять...
— Может, она просто ревнует? — не веря самой себе предположила я. — Или запах какой-нибудь Мэлл подцепил, пока гулял по месту преступления, она же всё-таки ак-мор, запах убийцы мог оказаться на одежде Мэлла, кошка его должна помнить и, естественно, посчитать его врагом...
— Может быть, — протянул вампир.
Неубедительно протянул.
— Виктор, ты мне ничего не хочешь сказать?
— Рано ещё, не время. Может быть, потом.
Я чувствовала, что никакого "потом" у нас нет, что нам остаётся только следовать за злой чужой волей, что смерть Анарьетт только начало вереницы смертей. И как это остановить, я не знала. Но попытаюсь, Икабод меня дери.
— Да, Мисти? Мы победим? — спросила я.
Кошка прищурила жёлтые глаза, села чёрной изящной статуэткой, лизнула шкурку под грудью, не сводя с меня глаз.
— Пошли, кошатина. Нам надо в Орден. Вот только на чём, как мы туда доберёмся?
Виктор меня к себе на своего шального Ворона, конечно, возьмёт, стоит только намекнуть, но я не хочу, почему-то мне стало неудобно находиться рядом с ним наедине, тем более, сидеть в обнимку на спине лошади. Мэлл умотал разобиженный, мне придётся ловить фаэтон, что в такое время, на исходе ночи, тухлое дело. Предлагала же мне Лорна купить лошадь, но содержание лошади дорого стоит, а я хотела вести самостоятельную жизнь, возницы-фаэтоны всё равно дешевле обходятся. Правда, впереди свадьба с Мэллом, тогда можно будет и о лошади подумать, у его семьи всех злотых и армии испов в горшках не спрятать. Ага, свадьба...
По двору сновали тени — слуги гарпий упаковывали, укладывали, сворачивали и увозили к нам в Орден всё, что может помочь в розысках, начиная от кружек-ложек и заканчивая обивкой стен. У кромки сада пара краснолюдов выкапывала канализационные трубы, сопровождая работу сочными краснолюдскими присказками, порыв ветра донёс до меня густой, сладкий запах их табака, защекотал ноздри.
— Лунной ночи, Кайра. Я, Д'Хон Эллоя, желаю поднести тебе дар.
Я вздрогнула, обернулась. Эллоя вывела из конюшни уже осёдланную Сильфиду. Кобылка была смешанных кровей, папа — единорог, а мама — просто кобыла, но с родословной длиннее родословных всех драконов вместе взятых. Под стать родословной был и кобылкин характер. Сильфа, как звала её Анн, была кусючей, непослушной, злопамятной и себе на уме. Вся в папу. Окрас был редкий, кошачий — вороная с белыми чулками, белоснежной звездой во лбу, белыми же хвостом и гривой, казалось, кобылка нацепила атласный чёрный фрак. Голубые раскосые глаза, в общем, прелесть и чудо, как я восторженно выдохнула, когда увидела её в первый раз, пока это чудо и прелесть не попыталось меня попробовать на зуб. Летать она не умела, прыгала, правда, далеко и высоко, Анн обожала брать с ней препятствия. От папы Сильфе досталось грозное оружие — её радужный рог. Эллоя надела на него ножны из тонкой сетки аргана, но, если сетку снять... Кобыла прожигала дыры в мраморе метровой толщины. Заряда рога хватало на пару-тройку выстрелов, но и этого было достаточно, чтобы к всаднице на такой кобыле никто и не вздумал подойти без её, всадницы, на то дозволения. "Шашлык-машлык", как когда-то сказал Дмитро, собирая в совок то, что осталось от незадачливого конокрада. Но кто-то же получил такое дозволение, ведь получается, что якобы инкуб подобрался к Анн на прогулке? Может, на шерсти кобылы есть улики? Но нет, кобылка лоснится вся, вычищена старательным конюхом, черенок ему в.
— Я... я не могу принять такой ценный дар, — у меня сжало горло. Добавила тихо:
— Тем более, это подарок Гленна Анарьетт, как я могу...
— Это не обсуждается, — Эллоя всунула мне поводья в руку. Пальцы были как лёд. — Лорне я уже отправила с посыльным всё, что может понадобиться, содержание кобылы полностью оплачено на десять лет вперёд, так же для её довольствия открыт отдельный счёт в банке Виллермеров, которым ты вправе пользоваться, как тебе вздумается. Сильфида ни в чём не будет нуждаться. Пусть она послужит тебе, девочка. Она твоя. Как и Мисти.
Д'Хон развернулась и уплыла прочь. В своём прямом платье, отливающем лунным светом, с белоснежными волосами, она шла, словно не касаясь земли, напомнив мне дух ночи, Лунную Деву, легенду эльфов.
С легендами не спорят.
Ночь уходила. Луны поблекли, где-то на окраинах истошно заголосил петух, ему подпел второй, третий, загавкали собаки. Небо по кромке начало сереть. Пора, Кайра, в Орден. Пока целы улики, пока не испарились ауры и флюиды, вести нам смертный бой... пробирками, склянками и реактивами.
Мы с кобылой посмотрели друг другу в глаза, и мне не понравилось то, что я увидела. Ну, пан или пропал, что ты, Кайра, какой-то кобылы испугаешься? И это после оживших мертвецов-то?
Показалось, что лошадка ухмыльнулась.
Я вскочила в седло, Сильфида заплясала, взбрыкивая задом. Я пригнулась, вцепилась в поводья, аж пальцы свело, наклонилась к уху кобылы, и, лязгая зубами, кое-как выговорила:
— Если не..е..е..е уго-го-монишься — по-о-ойдешь ка-а-тать испов и гномов в парке Клокса! Целый де-е-ень по кругу, с то-о-олпой виз-жа-щих хулиганистых детей на спине!
Кобыла вросла в землю как вкопанная. Я осторожно выдохнула, ожидая новой пакости, но нет, вражина стояла спокойно, как самая приличная лошадь. Ещё бы! Испы-отроки и гномьи Икабод их дети отличались особой любознательностью и непоседливостью, шило под хвост — это самая безобидная шалость по их разумению. Сильфа лишь обернулась, смерив меня оскорблённым взглядом благородной дамы, узревшей служанку в стоге сена с конюхом, но всё же стояла смирно, лишь уши прядали, да хвост хлестал по бокам. Мисти вскочила на седло позади меня, вцепившись когтями в тонко выделанную кожу дорогущего эльфийского седла, лошадка чуть присела, загарцевала на месте. Я тронула поводья, и мы неспешной лёгкой рысью двинулись в Орден, проехав мимо застывшего Ворона с Виктором в седле. Судя по взгляду коня на Сильфиду, он таки нашёл любовь всей своей жизни.
А мне надо срочно выяснить, кого же я видела за чертой, чья ядовитая страсть убила Анарьетт, чья распрекрасная морда мне так и не даёт до сих пор покоя, тревожа не такие уж невинные девичьи грёзы развратными мыслями и картинками, от которых алеют щёки и нестерпимо горит в паху. Стоит только вспомнить этот взгляд! Вспомнить эти глаза...
Глаза убийцы. Насильника. Глаза зла.
Того, кого хочу больше жизни.
Есть только один способ избавиться от этой муки...
Выследить. Отомстить.
Убить.
Ты сможешь, Кайра. Ты должна.
Или умрёшь сама.
12
Обратный путь в Орден прошёл без приключений. Левобережье охранялось, как драконье сокровище ретивым ящером, мне то и дело встречались патрули, хотя сейчас, ближе к утру, стражников всё же стало меньше. Кромка алого раскинулась на горизонте, луны побледнели, на бледно-сером небе стали почти невидны. Сильфа шла плавным, ровным галопом, я бы уснула, если бы не свежий морской бриз.
Вот я почти и дома. Мост через глубокий ров, высокая арка из бело-голубого мрамора, в воротах Ордена обманчиво пусто, наивному гостю могло показаться — заходи, гость дорогой, бери что хошь. Если останешься жив. Неприметная вывеска под самой крышей, которую можно было прочитать только через подзорную трубу, скромно предупреждала, что Орден охраняется боевыми артефактами, и ответственности Орден за повреждения, испепеление, испарение или распыление неграмотного нарушителя не несёт. В Аркануме лучше читать всё — надписи, вывески, даже слова на заборе. Изучение народного творчества, бывает, может и жизнь спасти. Ещё у нас над главными воротами было стандартное сообщение о злых собаках во дворе, хотя ни Курта, ни Морта злыми я не видала ни разу. Чего злиться, если ты — пёс монастыря "Трёх Лун"? Гавкнуть так, что злодею штаны придётся менять — это да, у них получалось здоровски, но главное их достоинство — псы чуют магию. Любую, даже невинный слабенький оберег. Бывало, разнообразные неприятные личности пытались контрабандой протащить боевые артефакты, о чём потом им пришлось горько пожалеть. Сама слышала — плакали, божились, клялись уйти в монахи, пустыню, раздарить всё всем, всех полюбить и выращивать незабудки. Ещё бы, простоять неподвижно даже час, а, бывало, и подольше, с острыми здоровенными клыками, сомкнутыми на самом твоём дорогом и нежном месте, и весь этот смертельный номер под грозное тихое рычание, эдак не только поседеть можно. Тут пообещаешь все, что угодно, один эльф, наёмный убийца, возрыдав, пообещал жениться на влюблённой в него шаманке орков. И это ещё самая малость волшебной магии зубов. Иногда мы находили обувь, перчатки, порванные штаны, брошенное оружие, однажды мне попались парик и забавные кружевные кальсоны. Конечно, можно было попытаться разыскать владельцев вещиц, но бесплатный розыск — это слишком дорогое удовольствие для нас, а особенно Виктора, ко всему, врагов у нас столько, что беспокоится о единичных попытках проникнуть к нам — так и сна лишиться можно. Я, как и все наши, догадывалась, что розыски закончатся в нашем же дворе, и предпочитала официально не знать правды, надежда на более мирный исход ведь должна быть, правда?
