Досталось на орехи и Гарольду. В меньшем, конечно, масштабе, но все равно порядочно. Сначала, тем же вечером избрания Чемпионов, его вызвал к себе на ковер Снейп, раньше всех вернувшийся с "директорского совета". Декан Слизерина ясно и четко дал ему понять, что выгораживал Поттера как мог, но если он, такая мелкая и неблагодарная пакость, действительно в чем-то виноват, то пусть лучше сразу идет и топится в Большом Озере, иначе... Иначе его останки долго и усердно придется отскребать со стен холла. Затем к ответу несчастного четверокурсника (на следующее утро после "непринужденного" разговора со Снейпом) призвал сам, не много ни мало, Дамблдор — затребовал основания для такой вопиющей выходки. Потом, получив их, долго орал, и брызжа слюной на все окружающие предметы меблировки, доказывал Гарри, что тот — мелкая и неблагодарная... в общем, гад последний, некультурный человек и полная редиска. Дальше на глазах все того же шокированного до глубины души размахом трагедии слизеринца заварил себе чаю с лошадиной дозой успокаивающего зелья, и, прихлебывая его, пустился уже в здравые рассуждения. В результате, разошлись они мирно, решив, что все-таки поступил Гарольд более или менее правильно. Это только подкрепило мнение самого Поттера, что директор у них, все-таки, адекватный человек, пусть и со своими закидонами.
Но, в отличие от быстро успокоившихся преподавателей (воспитательными беседами занимались даже Хагрид, Флитвик, МакГонагалл и совсем чуточку — Спраут), которые уверовали в кристальную чистоту и невинность помыслов юноши, студенты и зарубежные гости ему просто не давали похода. Душили вопросами слизеринцы, уверенные, что главную подлость года все-таки совершил Гарри, которые вообще собрались чествовать своего героя. Покоя не давали ученики других факультетов, поочередно то благословляя на дальнейшие подвиги, то проклиная на всю оставшуюся жизнь. Поттер стоически терпел. Драко Малфой, ежедневно едва ли не с катушек слетающий из-за общего накала страстей, постоянно метался к крестному за маггловской валерьянкой — к успокаивающему зелью у него уже иммунитет выработался. Так что ему было не до своего изнывающего от чужого и совершенно ему не нужного внимания товарища. Поттер скрипел зубами, но держался. Рону Уизли плещущего через край благоразумия все-таки катастрофически не хватало для того чтобы понять, что Гарольд в его нравоучениях не нуждается. Добившись наконец от друга истинных причин всех его поступков, Рональд "одной левой" и без лишнего напряжения поднял его на смех, мгновенно разбив в пух и прах все, казалось бы, гениальные планы. Поттер мылено проклинал Ангола и себя самого за то, что согласился с этой безумной идеей.
Но где-то очень глубоко, ровнехонько там, где происходило невидимое обычному глазу и неслышимое неискушенному уху слияния древнего духа мага Триады и совсем еще по-мальчишечьи детской и местами до крайности наивной души Гарри Поттера, зрела уверенность в том, что поступил он все-таки правильно. Самый-самый краешек правды из далекого, непонятого и неосознанного пока еще будущего предсказывал: да, все верно, ты испепелишь сам себя, но спасешь многих, ты предотвратишь беду, но сам... Но сам... Только одно может спасти его, уравновесить, как будет спасен и приведен к равновесию мир. Но какое, черт возьми, дело школьнику до глубоких философских мотивов, когда на носу полнолуние, а добрые-добрые и деликатные однокурсники и прочие "товарищи" отказываются оставить его в покое?
И, в очередной раз выслушивая потоки бесполезной и ненужной болтовни сокурсников, в том числе и о нем самом, Поттер натуральным образом озверел. Что, вообще-то, было местами очень даже предсказуемо и неудивительно. Хлопнув дверью спальни для мальчиков, он пулей вылетел из факультетской гостиной. На улице лил дождь — ноябрь тоже зверствовал и показывал зубы — на душе было погано, и вообще хотелось утопиться в Большом Озере по рекомендации того же Снейпа. Но, дабы не опускаться до уровня хандрящего из-за свалившегося на него одиночества и отсутствия общественного признания Джереми, надо было что-то делать. Только вот делать было... лениво. И неохота. Куда-то, не пойми куда, сами несли ноги, все попадавшиеся на пути мгновенно отскакивали в сторону при виде зверского выражения лица... Одним словом, жизнь не удалась, но радовать многочисленную армию врагов ранним суицидом тоже не хотелось. Ибо — перебьются. И не дождутся. И пусть лучше сами... того самого.
Гарри точно знал только одно — в Запретный Лес ему идти не хотелось — может, там-то его дождь и не достанет, но по дороге все равно успеет вымокнуть. А в Лесу, почуяв родной зверино-поттерий дух, к нему обязательно примчится вся разнообразная живность — жаловаться на свою тяжкую жизнь. Настроения изображать мать Терезу не было катастрофически. Да и идти бы пришлось мимо Большого Озера, а там, как бельмо на глазу (по ощущения самого Поттера), на якоре стоял корабль делегации из Дурмстранга. Оный же настолько злил юного слизеринца, что тот его был готов спалить сразу же и бесповоротно, не обращая внимания даже на внушительные габариты. В Тайной Комнате делать тоже нечего — Ангуис, конечно, вместе со всеми змеями, собеседник хороший, только критикан жуткий. Поэтому и депрессии он больше поспособствует, чем от нее спасет. Рунослед как всегда куда-то очень вовремя смылся, и отыскать его было нереально. Ну и просто лень, опять-таки.
Решено. Лучшее место для тихого и спокойного времяпровождения — совятня, поскольку сейчас даже библиотека перестала быть храмом науки и превратилась в капище сплетен. В совятне мирно, но на весьма ощутимой дистанции со своими сотоварищами, обитал Ракшас. Сов он уже практически не гонял, и поэтому вполне мирно делил с ними кров и пищу, когда ему по каким-либо причинам не хотелось мотаться к хозяину в подземелья. Однако взгрустнувшего из-за несовершенства мира Гарольда кейнерил "встретил" радушно и до странности ласково. Примостившемуся возле одного из больших окон совятни Поттеру он даже что-то каркнул что-то позитивно-примиряющее и милостиво позволил себя покормить. Клевался Ракшас, то ли из сочувствия, то ли из простой блажи, раз — через три, что уже было большим прогрессом, потому что раньше он вообще все руки хозяину "обдирал" до мяса. Периодически ворон вспархивал на каменный подоконник, и, высекая металлическими когтями искры, прохаживался туда-сюда.
На улице продолжал лить заунывный ноябрьский ливень. Небо даже и не собиралось проясняться. Кейнерил, к слову, такую унылую погоду очень любил. Особенно, когда сам он при этом за развитием "стихийного сюжета" наблюдал из какого-нибудь теплого укромного местечка.
— Хорошая погода сегодня, не правда ли? — с рук только что вошедшей Гермионы Грэйнджер вспорхнул маленький совенок, немедленно уносясь куда-то под крышу. — Я тут сову у Джинни ненадолго брала...
Гарри безразлично повел плечами, не отрываясь от созерцания равномерно-серых туч, намертво закрывших небо.
— Я люблю дождь, — продолжила Гермиона, подходя ближе к нему. Голос спокойный-спокойный, мягкий...
Поттер слегка подался в сторону, освобождая кусочек места для любования видом из окна, в который, хвала Мерлину и Моргане, дурмстрангское судно не входило. Гермиона, погладив довольно щелкнувшего клювом Ракшаса, встала рядом со слизеринцем.
— Как василиск поживает? — нейтральным тоном спросила она.
— Поправляется потихоньку, — так же ровно ответил Гарри. — Думаю, скоро ему можно будет из подземелий выползать — надо будет его как-нибудь в Лес вытащить...
На этом он замолчал.
— Подумать только, через неделю уже первый тур, — задумчиво произнесла гриффиндорка, некоторое время спустя.
— У вас небось пол факультета на нервах, — неопределенно пожал плечами Гарольд. — Хотя нет, вру — гораздо меньше. Кто там Джереми-то остался поддерживать? Десяток человек? Меньше?
— Двое, — просто ответила Гермиона и грустно улыбнулась в ответ на недоуменный взгляд Поттера: — Я да Джинни.
— М-да... ситуация, я бы сказал, просто аховая... Он хоть к состязанию-то готовится? — неожиданно, куда-то испарилась вся злость и обида. А стоит ли и проявлять хоть какие-то чувства кроме жалости к человеку, которого с чьей-то очень легкой руки выбрали главной приманкой? Пешкой, на которую поставили очень и очень многое?
— Как сказать... — мирно, спокойно и без суеты. Будто и не было четырех месяцев внутренних метаний. — Я его который день пытаюсь загнать в библиотеку, но это же твой брат — отказывается наотрез, говорит, смысла нет. Его, признаться, это все порядочно подкосило.
— Да что ты говоришь... — причитающейся иронии в голосе не было. — Оказывается, и у знаменитого Мальчика-Который-Выжил запасы оптимизма поддаются истощению.
— Он еще с прошлого лета такой, — помолчав, добавила Гермиона. — Из-за ваших родителей. Я, признаться, подробностей от Джереми наслушалась... но все они какие-то очень бессистемные. Что случилось?
— Переходя на маггловскую терминологию, они собираются разводиться, — Гарри подпер подбородок кулаком и уставился куда-то в заоблачные дали. — А в Магическом Мире это априори невозможно — проведенный над ними ритуал дает необратимые последствия. Мать, естественно, против такого поворота дел и ищет способы обмануть древнюю магию.
— А почему так внезапно?
— Тайна века вскрылась, — кратко ответил слизеринец. — Про наше со Слизерином родство. Нет, Джеймс Поттер, конечно, давно знал, но вот он никак не мог допустить того, чтобы его дорогой сынуля — который отнюдь не я — тоже прознал грешную правду. А Джереми очень аккуратно и с подробностями просветили Дерек и Катрин.
— Они думали, что ты согласишься помогать Беллатрис? — осторожно переспросила девушка.
— Ха! Они вообще вместе с Флинтом на меня большие виды имели... Прочили на одно очень выгодное место.
Гермиона прикусила губу.
— Знаешь, а я у Хагрида недавно была, про Клювокрыла спрашивала...
— О! И как он там? Я все с ним повидаться никак не успеваю — его постоянно в хижине не бывает, а меня с этим назначением на должность старосты затюкали уже. Все, откажусь в следующем году — ну их всех к черту...
— Клювик сейчас в Национальном Магическом Зоопарке Великобритании обитает, — с довольным видом сообщила ему последнюю новость гриффиндорка. — А Хагрид к нему на выходные ездит. Его в этом зоопарке уже едва ли не каждая собака знает.
— М-да, тоже можно было бы съездить туда как-нибудь, на животных поглазеть, — пробормотал Гарри. — Кстати, раз уж такое дело... — внутри что-то шевельнулось при виде повеселевшей девушки. Что-то очень старое, теплое, как собранный в пригоршню сноп света, что-то очень важное. — Вам там с Джереми помощь не нужна?
— Уж он-то от тебя точно ее не примет. Особенно — теперь, — она насмешливо подняла брови и, пока еще не прошел весь запал, легонько щелкнула слизеринца по лбу. — Думать надо было раньше.
— Я не об этом, — торопливо заговорил Поттер. — Состязание... Я могу узнать, что там будет, — слова вырвались раньше, чем он смог хоть как-то обдумать их и выдать полное несоответствие с внутренней своей логикой. Будто что-то в голову ударило — показать, объяснить, доказать... Что он тоже очень значимый человек...
Гермиона удивленно приоткрыла рот, несколько секунд молча изучая лицо повернувшегося к ней слизеринца.
— Гарри... ты серьезно? — щеки предательски покраснели. — Я... ну, то есть... это ведь...
— Все в порядке. Помощь ведь запрещено принимать от учителей, правильно? И только Чемпионам? Я смогу. Так даже лучше будет — на меня вряд ли кто-то подумает, особенно, в нынешней ситуации.
— Нет, я не это имела в виду! Не нужно! — девушка замахала руками. — Еще только не хватало тебя в это больше чем есть втягивать! — она совершенно не привыкла чувствовать себя самым отвратительным человеком на Земле, но Гарольд просто не оставлял ей шансов — столько времени, и все насмарку... Из-за глупости, самоуверенности, из-за совершенно ненужных и неправильных убеждений. Она чуть все не проворонила.
— Да не втягиваешь ты меня ни во что! — закатил глаза тот. — Я же все равно с Дамблдором...
— Я знаю, что вы с ним... сотрудничаете, — Гермиона отвела глаза в сторону. Определенно, она была худшим из всех людей, когда-либо появлявшихся в этом мире. — Но все равно, не нужно! Я как раз сегодня договорилась с Хагридом — меня он сможет провести к месту подготовки состязания.
— Так хочешь помочь моему брату? — напрягся Гарри. — Это очень... серьезно. И опасно.
— Нет, дело не в этом, — она поспешно ухватилась за его руку, будто боясь, что слизеринец сейчас от нее отшатнется, уйдет и... и что? Что-то случится. — То есть, и в этом конечно же тоже, но просто... Он не сможет сам победить в Турнире! Джереми не готов для этого, он... он... слишком слаб. И духовно, и физически. Это не для него!
— Ну я бы так не сказал, — попытался возразить юноша.
— Сам он не сможет! Ему поддержка нужна! Ему всегда нужен кто-то впереди, — горячо заговорила Гермиона. — Ему нужно идти за кем-то, ровняться на кого-то... До сих пор это был ты, — закончила она совсем тихо, сама отступая назад. — Он тебе дико завидует.
— Вот так новости! — хохотнул Поттер. — Оказывается, все это время он завидовал своему братцу, а вовсе не ценил сытую и теплую жизнь у родительской кормушки...
— У тебя есть все, чего нет у него, — просто сказала гриффиндорка. — Верные друзья, товарищи на факультете, тебя ценят, уважают. Преподаватели к тебе очень хорошо относятся. Ты сильный, ты — лидер. А это очень... хорошо видно и привлекает внимание. К тому же профессор Дамблдор тебя практически на равных с собой поставил — тебя Рона и Драко, я ведь права? Он вам дал какое-то задание, как и этим трем неизвестным магам. Я думаю, дело обстоит именно так, ведь иначе он бы так не заботился о вас и не выгораживал бы больше чем кого бы то ни было.
— В точку, — медленно произнес Гарольд. — Верно.
— Тогда скажи, это он тебе приказал бросить имя Джереми в Кубок Огня? Это из-за него? — ее вопрос прозвучал как удар под дых.
— Я не бросал имя брата, — процедил Гарри, едва разжимая сами собой стиснувшиеся челюсти. Глаза на секунду вспыхнули ярким, звериным огнем.
— Значит, ты сломал защиту, наложенную директором, — убежденно произнесла Гермиона, снова цепляясь за его руку. — Гарри, это очень важно! Я должна выяснить...
— Я ничего не делал, поняла?! — рявкнул он, пытаясь вывернуться из ее захвата. — Не бросал я его имени! Почему ты вечно меня исчадием зла считаешь? Да в Хогвартсе куча народу, которая могла это сделать — начиная от авроров и заканчивая... Да черт знает кем заканчивая!
— Я знаю, это ведь ты сделал! Скажи, пожалуйста, скажи! — чуть не плача воскликнула девушка. — Я знаю! Нет, чувствую! Клянусь, я все пойму, ни слова не скажу поперек! Только скажи — зачем? Зачем это нужно? Чтобы... чтобы он собой пожертвовал, да? Для спасения других?
— Это не я, — автоматически произнес слизеринец, утыкаясь спиной в стену. — Ну, понимаешь, не бросал я его имени. Не делал ничего с чарами... не я это... не я.
