Хуже того, у американцев вообще не так много слабых мест. Задавить их экономически у нас не получится — на них работает половина планеты, причём — более развитая половина. К пропаганде американцы маловосприимчивы. Они слишком хорошо живут, чтобы обращать внимание на марксистскую агитацию. Военная победа над ними невозможна — они сейчас сильнее, и ещё долго будут сильнее. Американцы очень патриотичны, внешняя угроза или давление извне только заставит их сплотиться. В этом они похожи на нас.
Вот и выходит, что единственное слабое место в их обществе — это межрасовый конфликт. Победить в нём негры не смогут — их слишком мало. А вот раскачать общество, дестабилизировать его — уже можно попробовать. Сами они общество не раскачают, тем более, что Кеннеди и Кинг с разных сторон ведут народ к десегрегации и мирному разрешению конфликта. Значит, нам нужно подтолкнуть к более решительным действиям тех непримиримых, которых бесят десегрегация и межрасовый мир. Причём подтолкнуть так, чтобы наше участие оставалось незаметным.
— Так то оно так, — Никита Сергеевич неопределённо повертел рукой в воздухе, пытаясь сформулировать мысль. — Только это нечестно как-то получается... Толкать к гражданской войне простых рабочих... Они же ни в чём не виноваты?
— Нечестно, говоришь, простых рабочих к гражданской войне толкать? — Серов криво усмехнулся. — Так я тебе напомню про простых немецких рабочих, которые вместе с простыми венгерскими, итальянскими и прочими рабочими простых советских рабочих истребляли в концлагерях, жгли деревни, морили голодом целые города. Пока мы их обратно до самого Берлина пинками не прогнали.
Сам знаешь, капитализм опирается на самые базовые, самые низменные инстинкты и пороки, поэтому с ним так сложно бороться. Человек произошёл от обезьяны, а национализм — от обезьяньего стайного инстинкта. В стае у обезьяны больше шансов выжить, поэтому в случае опасности включается этот самый стайный инстинкт, у людей принимающий форму национализма.
Мы уже рассчитывали однажды, что немецкий пролетариат взбунтуется и прекратит войну. И убедились, что пролетарская солидарность ни хера не работает. Нам это знание обошлось в 28 миллионов жизней, разрушенное народное хозяйство и разваленный жилой фонд на большей части европейской территории. Предлагаешь наступить на эти грабли ещё раз и сравнить ощущения?
— Ну уж нет... Тем более, сейчас, с ядерным оружием, потери будут многократно выше, — покачал головой Первый секретарь.
— Рад, что ты это понимаешь, — буркнул Иван Александрович. — Знаешь, был такой американский генерал Паттон. В его честь у них танки названы. Так вот он сказал: 'Я хочу, чтобы вы помнили, что ещё ни один ублюдок не выиграл ни одной войны, умирая за свою страну. Выигрывает тот, кто заставляет других бедных тупых ублюдков умирать за свою.' ('Now I want you to remember that no bastard ever won a war by dying for his country. He won it by making the other poor dumb bastard die for his country.') А о нас, о русских, он высказался и того конкретнее: '. ..Трудность с пониманием русских состоит в том, что мы не осознаем факта их принадлежности не к Европе, а к Азии, а потому они мыслят по-другому. Мы не способны понимать русских, как не можем понять китайцев или японцев, и, имея богатый опыт общения с ними, должен сказать, что у меня нет особого желания понимать их, если не считать понимания того, какое количество свинца и железа требуется для их истребления. В дополнение к другим азиатским свойствам их характера, русские не уважают человеческую жизнь — они сукины дети, варвары и хронические алкоголики...' И так в Америке думает не он один. Ты в этом сам мог убедиться, когда туда ездил.
— Да, убедился, — кивнул Хрущёв. — Но я видел и другую Америку, которая нас искренне приветствовала. Видел простых рабочих, фермеров и студентов, домохозяек и детей, которые принимали нас, как родных. Вот их — жалко.
— Да. Мне их тоже жалко, — согласился Серов. — Вот только не они будут принимать решение о ядерном ударе по СССР. В случае чего. Ты как считаешь, что лучше: сражаться за наше выживание и светлое будущее человечества до последнего советского человека, или всё же — до последнего американского негра и последнего ку-клукс-клановца?
— Второй вариант мне больше нравится, — усмехнулся Никита Сергеевич.
— Вот и мне — тоже. Ты про Кеннеди почитай, аналитики 20 ГУ там хорошую подборочку фактов сделали, — Иван Александрович подтолкнул к Первому секретарю голубую папку.
— Угу... Спасибо, посмотрю. Хорошо, работайте дальше.
Ознакомившись с документами, Никита Сергеевич ехидно усмехнулся:
— М-да, надо же, как припекло-то Джона нашего Фитцджеральда...
Приход к власти президента Кеннеди совпал с периодом распада колониальной системы, и появлением множества новых независимых государств, прежде всего — в Африке. Вновь образованные государства вступали в ООН, открывая свои посольства в Вашингтоне, а в Нью-Йорке — представительства при международных организациях. При этом и Вашингтон и Нью-Йорк традиционно были городами, где процветала расовая сегрегация. Инциденты с чёрными дипломатами случались чуть ли не ежедневно. Прилетая в Нью-Йорк, послы африканских государств и сотрудники посольств обычно направлялись оттуда в столицу на автомобиле. Как правило, в придорожных заведениях их принимали за местных негров, отказывали в обслуживании, нередко даже в стакане воды.
В самом Вашингтоне Госдепартамент часто подолгу не мог найти чёрным дипломатам не то что соответствующего их статусу, но, хотя бы приличного жилья. Госсекретарь Дин Раск как-то пожаловался Кеннеди: 'Один африканский дипломат говорил мне, что он не может найти место, где он мог бы в Вашингтоне постричься'. Президент, однако, понимал, что в сложившихся условиях он при всем желании не сможет покончить с расовой дискриминацией, приняв какие-либо быстрые и крутые меры. Это восстановило бы против него немалую часть избирателей, поэтому действовать приходилось постепенно и осторожно.
При этом негритянские активисты выступали под лозунгом 'Freedom now!' ('Свобода сейчас'). В результате их выступлений и конфронтации с агрессивными толпами белых расистов образ Америки в мире, в том числе и в странах — союзницах США, выглядел крайне неприглядно. А эти конфликты, в свою очередь, широко и умело использовала коммунистическая пропаганда, и без того оказывавшая немалое влияние на народы и правительства новых независимых африканских государств. В европейской левой прессе и по телевизионным каналам медиахолдинга ONN ежедневно смаковали по несколько скандалов, в которых фигурировали африканские дипломаты, подвергавшиеся в США изощрённой дискриминации на бытовом уровне, вплоть до невозможности зайти в нормальный чистый туалет.
Президент оказался в заколдованном круге. По всей стране то тут, то там возникали расовые конфликты, в которых полиция, как правило, выступала на стороне белых расистов. Становилось всё более очевидно, что осторожность и стремление президента сохранить хорошие отношения с белыми избирателями Юга вредят его популярности как среди цветного населения, так и у белых либералов северных и западных штатов. По его указанию госсекретарь Раск приказал американским дипломатам за рубежом не оставлять без внимания ни одного негативного высказывания о США, связанного с расовой дискриминацией, и давать позитивную информацию о том, как она искореняется государственными средствами.
Кеннеди, став президентом, был вынужден действовать решительно, но осмотрительно. Настаивая на переходе от слов к делу, исполняя уже существующие законы о расовом равноправии, издавая новые законы, углубляющие реформы, он в то же время опасался потерять голоса белых южан и влияние среди них, поскольку эта группа граждан в наибольшей степени исповедовала расовые предрассудки, часто переходившие в ненависть и насилие.
Президент начал с официального запроса, отправленного во все министерства и ведомства, чтобы выяснить, какова доля чёрных в государственном аппарате. От некоторых инстанций он получал правдивые ответы о том, что негры в администрации полностью отсутствуют, либо составляют незначительную часть. В других случаях ответственные чиновники почти открыто издевались над президентом. Престарелый руководитель ФБР Джон Эдгар Гувер, в ведомстве которого не было ни одного негра, издевательски ответил: 'Господин президент, мы не делим наших сотрудников по признакам расовой принадлежности, цвета кожи или же вероисповедания'. При этом он даже не сообщил президенту, что по его распоряжению сотрудниками ФБР установлено тайное наблюдение за руководителем негритянского движения Кингом.
Кеннеди начал действовать 'личным примером'. Уже через несколько дней после инаугурации, узнав, что Космос-клуб, в котором он состоял, отказал в членстве только что назначенному чёрному сотруднику Госдепартамента Карлу Рауэну, президент объявил о выходе из этого клуба. В течение нескольких следующих недель он назначил около сорока негров, из числа имевших хорошее университетское образование, на ответственные административные посты. Во всех этих назначениях Кеннеди воспользовался тем, что отдельные, очень немногие негры, несмотря на дискриминацию, смогли получить превосходное образование в лучших университетах севера страны, где ограничение прав чёрного населения было значительно меньшим, чем на юге. Роберт Вивер, был назначен руководителем Агентства по финансированию строительства жилья, Эндрю Хэтчер занял пост заместителя пресс-секретаря Белого дома, Карл Рауэн был направлен в Госдепартамент на должность помощника заместителя министра по связям с общественностью. На посты судей федерального уровня также были назначены пятеро чёрных, в том числе Тёргуд Маршалл, ставший затем первым цветным членом Верховного суда США.
Создавалось курьёзное положение. Высокообразованных негров, имевших хотя бы какой-то опыт государственной деятельности, были единицы. При этом руководители федеральных ведомств, все, кроме Гувера, стремились выслужиться перед президентом, требовавшим включения представителей чёрного населения в число ответственных государственных чиновников. В администрации началась откровенная клоунада. По воспоминаниям Роя Уилкинса: 'Кеннеди был так требователен по отношению к руководителям департаментов, чиновникам кабинета, главам агентств, что каждый из них стремился найти для себя какого-нибудь негра, чтобы президент слез с его шеи'. Президент Гарвардского университета Джеймс Набрит отмечал: 'Президент Кеннеди за несколько месяцев сделал больше, чтобы повысить уважение к неграм, чем любой другой президент за всю мою жизнь'.
Министр юстиции Роберт Кеннеди был особенно озабочен, так как отлично понимал, что назначение на судейские и прочие юридические должности некомпетентных лиц без профильного образования и опыта работы несло бы в себе немалые опасности. Но при этом он пытался фактически уравнять чёрных с белыми в своем ведомстве, и по собственному убеждению, и согласно требованиям брата-президента. В мае 1961 года Роберт обратился к деканам сорока пяти школ права, с просьбой рекомендовать на судейские и прокурорские должности наиболее отличившихся чёрных выпускников, при выборе обращая внимание на их способности, честность и трудолюбие. В течение следующих двух лет только в состав его министерства были включены 90 негров в качестве новых сотрудников.
Президент не ограничился включением чернокожих специалистов в состав администрации. Уже через месяц после инаугурации президент пригласил для беседы в Белый дом Мартина Лютера Кинга, решив установить прямой контакт с лидером борьбы за гражданские права. Кинг рассчитывал, что в ходе этой встречи Кеннеди сообщит ему о своём решении разработать соответствующий законопроект и добиваться его принятия законодателями. Однако президент разочаровал его, сообщив, что о законодательном решении пока не может быть и речи. 'Не надо меня убеждать, что мы должны решить проблему, не дать ей плыть по течению долгое время, — заявил он. — Но как это сделать? Если мы вступим в длительную борьбу с конгрессом, это создаст преграду всему остальному и мы всё равно не получим закона'.
В рамках обеспечения равных избирательных прав JFK оказывал давление на законодательные органы и губернаторов штатов, в которых действовали избирательные налоги и проводилась предвыборная проверка грамотности, так как эти меры препятствовали прежде всего регистрации чёрных избирателей в южных штатах. В то же время Кеннеди приходилось считаться с настроениями жителей белых районов крупных городов и, особенно, пригородов, которые с раздражением встречали любые попытки властей десегрегировать их районы обитания. При этом, если на Юге за десятилетия пусть и раздельного, но близкого проживания и чёрные, и белые уже привыкли друг к другу, то на Севере неизбежные культурные различия между белыми и неграми в тот период часто воспринимались более остро и непримиримо.
Роберт Кеннеди, как министр юстиции, также обращал особое внимание на соблюдение властями избирательных прав чёрного населения. Право голоса закреплялось за всеми гражданами Конституцией, с чем смирились даже те южане, у которых сохранялись расовые предрассудки. Он отстаивал неуклонное выполнение требований Конституции, однако при этом не упоминал, что это выгодно его партии, так как за демократов голосовало абсолютное большинство негров. Некоторые наиболее опытные лидеры негритянского движения обращали внимание сограждан на эту хитрость, поясняя, что министр стремился конституционными мерами 'убрать ниггеров с улицы'.
Специфика борьбы за гражданские права в США заключалась в том, конфликты часто начинались с решения суда, осуждения негров за нарушение законов о сегрегации, либо о признании этих законов неконституционными, а затем народные протесты выплескивались на улицы, перерастая в масштабные акции, охватывавшие города нескольких штатов и даже в общенациональные столкновения.
Зимой 1958 г Брюс Бойнтон, негр, студент юридического факультета, купил билет на автобус Trailways из Вашингтона, округ Колумбия, в Монтгомери, штат Алабама. В 8 часов вечера он сел в автобус, который прибыл в Ричмонд, штат Вирджиния, примерно в 22:40. Когда автобус остановился в Ричмондском автовокзале компании 'Trailways', водитель автобуса объявил о 40-минутной остановке. Заявитель вышел из автобуса и вошёл в автовокзал, чтобы что-нибудь поесть. На станции он нашёл ресторан, в котором одна часть использовалась для обслуживания белых, а другая — для негров. Не обращая внимания на таблички, заявитель сел на стул в отделении для белых. Официантка попросила его перебраться в другую секцию, где обслуживали цветных. Заявитель ответил ей, что он пассажир междугороднего автобуса, отказался пересаживаться и заказал бутерброд и чай. Затем официантка привела помощника управляющего, который 'проинструктировал' заявителя 'покинуть белую часть ресторана и сообщил ему, что его заказ можно подать в цветной части'. После отказа заявителя уйти из помещения для белых, его арестовал наряд полиции, а затем он был осуждён и оштрафован на десять долларов в Ричмондском суде полиции по обвинению в том, что он 'незаконно оставался в помещении ресторана автобусного терминала, принадлежавшего Richmond, Inc. после того, как это было запрещено помощником руководителя. Обвинение было основано на § 18-225 Кодекса Вирджинии 1950 года с поправками (1958),
