— И как, прошли?
— Вернулись. Страшно стало. Крыша ржавая насквозь — трещит, скрипит, прогибается...
"Ой ли? — усомнилась Катя, вспомнив, как легко и бесшумно перемещается по крыше ее таинственный шведский сосед. — Просто струсили, наверно".
— Я по крышам вообще-то гулять не собиралась, — сказала она. — Хотя мысль интересная.
— Ничего в ней интересного нет! — встревожился Дима. — Ну вот, надоумил. Теперь твоя гибель будет на моей совести.
Катя украдкой поглядела на Диму, пытаясь определить, симпатичен он ей или нет. Решила, что скорее да. "И одеколоном от него не несет", — с одобрением отметила она.
— А почему я не слышу комплиментов моей небесной красоте? — поинтересовалась Лейка, обидевшись, что ее игнорируют.
— Потому что здесь говорят не о девушках, а об архитектуре, — менторским тоном ответил Дима. — И вообще, Лейка, почему ты считаешь, что твоя небесная красота — это центральная тема всех разговоров? Хочешь, мы это обсудим?
— Никогда не заведу роман с психологом! — объявила Лейка, обращаясь к Кате. — Это же сущий кошмар: девушка ему, можно сказать, душу изливает, раскрывается перед ним, а он в это время ее анализирует...
— А если девушка — тоже психолог? — спросила Катя.
— Два психолога непрерывно анализируют чувства и поведение друг друга... — задумалась Лейка. — Это интересно... Нет, никакого романа не получится.
— Вы опять о психологии? — встрял проходивший мимо Сережа. — Знаете анекдот? Объявление на милиции: "Лечим клептоманию клаустрофобией!"
— Хватит уже, действительно, — проворчал Дима. — Привязались со своей психологией. Будто нет других тем для разговора.
— Да, — поддержала его Лейка. — Кстати, правда, что ты не поступил в Герцена?
— Правда. Честно говоря, даже и не поступал. Забрал документы еще перед экзаменами.
Лейка распахнула глаза:
— И что теперь? Армия?
— Я перекинул документы в универ, — хладнокровно ответил Дима. — Решил рискнуть.
— И как?
— Два экзамена сдал. Еще два осталось. Родителям я пока не сказал, чтобы не нервничали.
— Ну что такое! — пригорюнилась Лейка. — Неужели в педе не будет ни одного нормального парня! Вот и Стасик, оказывается, в финэк поступает.
— Я уже поступил, — сообщил из другого конца комнаты болтавший с Наташей Стасик.
— Вернее, его поступили, — уточнил Серега. — Блин, везет же некоторым с отцами...
— А ты, Натуся? — крикнула Лейка. — Ты-то хоть с нами?
— Мне всё равно, где учиться, — с отсутствующим видом сказала Наташа. — У меня совершенно другой круг интересов. Академическое образование в него не входит. К тому же я, может, в Голландию уеду. Сестра моя, ну вы знаете, вышла туда замуж и меня зовет.
— Ой, Натусь... — Лейка прищурилась, всматриваясь. — Что это такое у тебя на шее?
Наташа, загадочно улыбаясь, вытащила из выреза блузы на свет кулон "языческого" вида.
— Так, один знакомый подарил...
— Какая прелесть! Можно померить?
Катя неожиданно обнаружила, что осталась одна рядом с Димой.
— Ну а ты где собираешься учиться? — спросил он.
— Я... — Катя замялась. Ей вдруг показалось позорным признаваться, что она готовится по второму разу поступать в институт Герцена.
"И вообще я туда не хочу, — подумала она с непонятным ожесточением. — Зачем себя обманывать? Я хочу в универ. Так почему бы не попытаться? Дима же рискнул... а мне, между прочим, армия не светит..."
— Я тоже буду поступать в университет, — решительно сказала она. — На филфак.
— Там, говорят, высокий конкурс.
— Ничего, я справлюсь...
Сзади незаметно подкралась Диана и игриво ткнула Диму пальцем в спину.
— Дии-и-имочка, — пропела она, неприязненно покосившись на Катю. — Мы с тобой сегодня толком и не поздоровались...
— Здравствуй, — сухо сказал Дима. — Воздухом подышать не хочешь?
— Ты меня приглашаешь?
Катя внимательно посмотрела на Диану. Кажется, та была пьяна. Во всяком случае, вела она себя как-то неестественно.
— Иди, проветрись, — сурово сказал Дима. — А потом мы с тобой еще раз поздороваемся.
Диана поймала Катин взгляд и состроила брезгливую гримасу.
— Тебе никто не говорил, что неплохо было бы поменять гардеробчик? — процедила она.
— А этот чем плох? — удивилась Катя.
— Может, у вас в Тамбове и принято ходить разноцветной, как попугай. А питерский стиль — строгость, простота, элегантность. В твоем нынешнем прикиде тебя не примут на работу ни в одно приличное место...
Катя растерялась от такого враждебного напора. Действительно, из трех присутствующих девушек она была одета ярче всех.
"Может, она права, и у меня что-то со вкусом?"
— Ты классно одета, — сказал Дима, заметив ее смятение. — Не принимай близко к сердцу чужие комплексы.
— Кстати, анекдот, — опять вклинился Сережа. — Дети готовят себе маскарадные костюмы. Один говорит — я буду зайчиком, другая — я белочкой. И только одна девочка говорит: а я сделаю себе маскарадный костюм весь коричневый...
Серега демонстративно окинул взглядом респектабельный костюм Дианы.
— Коричневая кофточка, коричневая юбочка, коричневая шапочка... "И кем же ты будешь?" — спрашивают ее дети. А девочка отвечает: "Я буду какашкой и испорчу вам весь праздник!"
— Иди ты к черту! — в бешенстве крикнула Диана и, вся красная, убежала в сторону кухни.
— Что это с ней? — удивилась Катя.
— Ревнует, — ухмыляясь, сказал Сережа. — Пойду, что ли, утешу ее.
Сережа ушел вслед за Дианой. Дима проводил ее неприязненным взглядом.
— Зачем ты с ней так сурово? — спросила Катя.
— Терпеть не могу людей, которые самоутверждаются за чужой счет, — буркнул Дима. — И вообще Дианка меня утомила. Просто не знаю, что сделать, чтобы она наконец это поняла.
Катя смутилась и промолчала. Полминуты они молча стояли рядом.
— Возможно... — начал Дима.
И тут из кухни раздался страшный душераздирающий вопль Сережи.
"Карлссон! — почему-то сразу подумала Катя, похолодев. — Он его убил!"
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
О рационе викингов, слабых и крепких желудках и основе женской привлекательности
— Я такой эль нынче забодяжил, — говорит один тролль, — просто-таки как заново рождаешься.
— Что, и впрямь молодеешь? — удивился другой.
— Нет, ползаешь, писаешься и говорить не можешь.
— Все-таки, мужик... То есть господин Карлссон, я тебя точно узнал! — пьяно ухмыльнулся Сережа, когда они остались на кухне вдвоем. — Нет, ты мне скажи: зачем ты того голубя жрал? Я ведь точно помню: ты его жрал! Солью посыпал и — хруп! — Сережа щелкнул челюстями. — Это что у вас обычай такой — голубей сырьем жрать? Это, типа, от викингов остался, да?
Карлссон молча смотрел на него.
— А-а-а... Я угадал! — обрадовался Серело. — Викинги — они такие! Я помню! Кровавую пищу блюют... нет, клюют под окном... Кровь с мухоморами! Типа, в берсерки? Обычай?
— Да, — неожиданно согласился Карлссон.
— Ага! — еще больше обрадовался Сережа. — Я так и знал! Слышь, Карлссон, я тоже хочу! Хочу в берсерки! Хочу голубя сырьем! Карлссон, поймай мне голубя, а?
— Ты хочешь съесть голубя? — уточнил Карлссон.
— Хочу! Кровавую пищу! Ам! — Сережа опять клацнул челюстями.
Карлссон кивнул и перепрыгнул через подоконник.
Через полминуты он вернулся, сжимая в руке голубя. Голубь был живой, но какой-то снулый. Сережа сграбастал птичку.
— А где соль? Я помню про соль! — Карлссон протянул ему солонку. Сережа щедро посолил голубя. — Может, его ощипать? — спросил он. Но Карлссона на кухне уже не было.
— Не-е... Ощипывать нельзя... — пробормотал Серега, лицо его приняло хитрое выражение. — Я по-омню! — И сунул голубиную головку в рот.
Раздался пронзительный вопль. Голубь клюнул Сережу в язык.
— Ах ты сука! — завизжал Серега. — Кусаться, Да?! — И с размаху шваркнул голубя о стену. — Карлссон! Карлссон! Он меня укусил!
Но Карлссон не появился. Зато сбежались привлеченные Сережиным криком остальные гости.
— Он меня укусил! — обиженно сообщил всем Серега, подбирая с пола оглушенного голубя. — Но мы, викинги, то есть берсерки! Никакой пощады врагу! — И вонзил зубы в голубиную шейку...
Столпившиеся в коридоре свидетели того, как Сережа посвящал сам себя в берсерки, молча взирали на ужасное зрелище.
— Ты че, живого голубя...?! — выдохнула наконец Лейка.
Серега свирепо вытаращил глаза и гордо промычал что-то невнятное. На губах у него налипли перья.
— Сдурел? — закричала Лейка. — Выплюнь немедленно!
— Ну ты прямо как Оззи Осборн, — ухмыльнулся Стасик. — Такой же маньяк.
— Может, у него бешенство? — деловито предположил Дима, не уточняя, впрочем, кого имеет в виду — несчастную птицу или своего приятеля.
У дверей раздался сдавленный стон. Наташа закатила глаза и начала оползать по стенке. Достаточно медленно, чтобы Стасик успел ее подхватить.
За Катиной спиной раздались какие-то булькающие звуки. Диана, зажав рот ладонью, устремилась в туалет. Сережа с остекленевшими глазами жевал голубиные перья.
— Во дурдом, — растерянно сказала Лейка. Кате вспомнился категорический приказ Сережиного папы не устраивать в мансарде никаких гулянок, и она впервые подумала, что Илья Всеволодович был глубоко прав.
Дима подобрал уроненного Сережей голубя и выкинул в мусорное ведро.
— Мы пойдем, наверно, — на кухню заглянул Стасик. — Наташка едва живая. Катенька, я музыку пока оставлю, ладно? А потом позвоню. Спасибо за всё.
— Не за что, — рассеянно проговорила Катя.
Однако, вечеринка. Если у них все такие... И не потанцевали.
— Я тоже пойду, — сказал Дима. — Забрать с собой этого птицееда? — указал он на оцепеневшего Сережу.
— Сделай доброй дело! — обрадовалась Лейка. — А мы тут с Катериной приберемся. — Эй, Дианка, ты там жива? — подергала она дверь ванной. Изнутри донеслись глухие рыдания.
— Она как раз перед этим с ним целовалась, — послышался из прихожей слабый голос повисшей на Стасике Наташи. — С маньяком этим, Сережкой.
Лейка со значением взглянула на Диму. Тот пожал плечами.
— Дианка, вылезай! — закричала она опять. — Он не стоит твоих слез! И вообще, сколько можно занимать сортир! Ты здесь не одна!
Диана не отзывалась. Вернее, отозвалась истерическими рыданиями.
— Дура, и дурой помрет, — прокомментировала Лейка.
Дима фыркнул и потащил к выходу невменяемого Сережу. Тот что-то мычал и рвался куда-то бежать.
Катя прошла в комнату, упала на кровать. Она чувствовала, что смертельно устала... И не сразу заметила, что на стуле у окна скромненько так сидит Карлссон.
— Фух! — Лейка плюхнулась на кровать рядом с Катей, закинула ноги на спинку. — Спровадила всех, слава Богу! Дианку на Димку повесила! Чувствуешь, какой я молодец! Пожалуй, я у тебя переночую. Поздно уже.
— Переночуй, — согласилась Катя. — А Сережа?
— Птицеед-то? — Лейка хихикнула. — Тоже выставила. Но этот не пропадет! Ему идти пять минут, а Дианке, прикинь, аж в Купчино.
— Это далеко?
— На машине — полчаса, а если на метро — то прилично. На метро они как раз успеть должны.
— А Дима где живет?
— На Комендантском. Это в другую сторону.
— А он потом как? Метро же закроют! — забеспокоилась Катя.
— Разберется как-нибудь, он же мужик! Вот если бы он меня провожал, я бы, может, его ночевать оставила. На половичке. Как ты считаешь, он симпатичный?
— Половичок?
— Димка!
— По-моему, да.
— А я... Ой, Карлссон! — Лейка быстренько опустила ноги на пол. — Я вас не заметила!
— Меня трудно заметить, я маленький, — очень серьезно сказал Карлссон.
Лейка засмеялась:
— Ну вы скажете! Маленький!
— Я, правда, маленький, — лицо Карлссона было абсолютно серьезно. — Мои родственники, Лейла, намного крупнее меня.
— Ну да, вы же швед! — вспомнила Лейка. — У вас в Швеции все такие... — она широко развела руки, — ...нордические. Если не вьетнамцы! — Она снова захихикала. — Но вы-то точно не вьетнамец. От вас, Карлссон, прямо такая аура силы исходит — просто жуть! — Лейка кокетливо поправила волосы. — Просто эманация мужества! Ой, Карлссон, а может, вы меня до дома проводите?
— Ты же хотела остаться? — напомнила Катя.
— Хотела. Одной идти — страшно. У меня двор знаешь какой!.. А с Карлссоном я ничего не боюсь! Карлссон, вы ведь меня проводите?
Карлссон вопросительно посмотрел на Катю.
— Конечно проводит, — сказала Катя. — Еще не хватало тебе ночью одной ходить.
Карлссон кивнул и встал с дивана. Лейка подмигнула Кате и убежала в прихожую к зеркалу — прихорашиваться.
— Ты, кстати, не голодный? — спросила Катя. — Что-то я не видела тебя за столом...
Карлссон остановился:
— А что, осталась еда?
— У меня дома целый холодильник еды, — высунулась из прихожей Лейка. — Креветки, кальмары, мидии. Если вы голодны, Карлссон, я состряпаю паэлью. Можно даже со свежими ананасами. Выпьем отличного рейнвейна...
Карлссон стоял в задумчивости. Видно было: он что-нибудь съел бы прямо сейчас.
— У меня вроде лежит полкило ветчины! — вспомнила Катя. — Стас приволок целый окорок, а мы его так и не нарезали. Или это Дима принес?
— Окорок? — оживился Карлссон и решительно вернулся обратно на диван. — Тащи.
Лейка состроила недовольную гримаску, но через секунду улыбнулась и тоже подсела к столу.
— Возьми сам, ладно? — сказала Катя. — А то у меня уже никаких сил не осталось...
— Сидите, пожалуйста, — Лейка вскочила. — Я сейчас порежу и принесу сама.
Катя откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Она устала так, что могла в любую минуту уснуть.
Лейка вернулась на удивление быстро, неся большое блюдо с ветчиной. Ветчина была нарезана, красиво разложена и даже присыпана зеленью.
— Угощайтесь, — по-хозяйски предложила Карлссону Лейка. — А сейчас будет сюрприз!
Лейка снова ушла на кухню и вернулась, неся батон и запотевшую бутылку пива.
— Мы же вроде всё выпили, — удивилась Катя.
— Ее кто-то в морозилку засунул и забыл, — объяснила Лейка. — Погодите, сейчас оттает... Карлссон, вы любите пиво?
— Люблю, — сказал Карлссон. Он был занят — делал себе бутерброд. Впечатляющее зрелище. Карлссон разорвал батон вдоль на две части, положил внутрь всю ветчину, какая поместилась, придирчиво оглядел гигантское кулинарное сооружение — и откусил сразу треть. Катя и Лейка наблюдали с немым почтением.
— Пиво и мясо, — невнятно повторил он, жуя ветчину. — Это я люблю!
Лейка открыла бутылку и протянула Карлссону с обольстительной улыбкой. Карлссон высосал ее одним глотком и закусил второй половиной бутерброда. Лейка была потрясена.
