Дневники Иана "Богослова"

В общем-то, это была довольно неплохая одежда для астронавта, собирающегося отправиться в космос на экспериментальном аппарате. Для того чтобы надеть его, имелся распах от верха до пояса, застёгивавшийся на пять замков. Инженеры даже предусмотрели индивидуальную подгонку по фигуре.

Не без помощи двух помощников мы надели свои скафандры в течение двадцати минут. Теперь всё, что оставалось, это занять свои места внутри виманы и постараться на ней взлететь с Хестны. Честно говоря, возможность этого вызывала у меня сильные сомнения до самого последнего момента. Но я оказался неправ.

Едва взревели "колёса" воздухозаборов, как вимана с лёгкостью оторвалась от поверхности планеты и стремительно взмыла в небо, набирая высоту с головокружительной быстротой.

Я вцепился в рычаги управления, напряжённо следя за нервной перебежкой разноцветных лампочек на табло перед глазами.

Сила растущего ускорения начала вдавливать меня в кресло. Небо над нами становилось прозрачным. В вышине замерцали звёзды. Пора было запускать основной двигатель. Я нажал кнопку на пульте.

Нарастающий гул электромагнитного поля перекрывался пронзительным тонким свистом, раскручивающихся всё быстрее, дисков. Перегрузки росли с каждой секундой. По корпусу виманы пошла сильная вибрация, словно он забился в ознобе.

Я испугался, что вся эта конструкция вот-вот развалится, и мы заживо сгорим в верхних слоях атмосферы Хестны. Увидел, как исказились лица Хиро и Лютера за стёклами их шлемов. Наверное, я в тот момент выглядел не лучше них.

И вдруг всё разом стихло. Нараставший свист дисков превратился в едва уловимый тонкий комариный писк. Всем телом тогда я ощутил привычную тяжесть земного тяготения и увидел, как в верхнем иллюминаторе перед нами стремительно распахнулась чёрная бездна, полная ослепительных колючих звёзд.

Что я почувствовал? Я ощутил, как копившаяся на сердце тяжесть моментально отлегла и подумал: "Прощай Хестна!".

В последний раз бросил я взгляд на растворяющийся на фоне Млечного пути синевато-зелёный серпик планеты и устремился всеми мыслями к Земле.

Дневник третий

НАСЛЕДИЕ

Запись первая

9 мая 2103 года.

Земля после катастрофы... Мир сильно изменился за последние сто лет... Вернее, прежнего мира больше не существует. Даже сама Земля стала "новой планетой", перевернувшись "с ног на голову".

Говорят, что в результате удара астероида, упавшего в океан, произошло смещение земной коры, провернувшейся на жидкой магме, как корка апельсина вокруг его мякоти. Континенты переместились на целых пятнадцать градусов в северо-западном направлении. Громадные потопные цунами тогда смыли большинство центров прежней цивилизации, затопили многие острова и архипелаги. Прибрежные зоны, ранее густозаселённые, оказались под многометровым слоем воды — уровень мирового океана поднялся более чем на двадцать метров.

Северный полюс теперь находится в Гренландии, а Североамериканский континент лежит во льдах почти до самого Техаса. Половина Европы — от севера Франции до Урала — переместилась за Полярный круг. Теперь всё это называется "Зоной Забвения". Туда мало кто суёт свой нос, в том числе и из-за повышенного уровня радиации — эха произошедшего столетие назад ядерного конфликта. Именно здесь проходит граница между Новым миром и постепенно вымирающими островками прошлого. По ту сторону лишь мрачные тени этого прошлого: банды безжалостных преступников, творящих беззаконие; свихнувшиеся в ядерном аду полулюди-полузомби; рассадники страшных болезней, вырвавшихся из разрушенных войной военных лабораторий и секретных биологических хранилищ; голод, беззаконие и жестокость. Там, за этой невидимой глазу границей — мрачное средневековье, тёмный омут, полный бессмысленных смертей, вражды и ядовитой злобы.

А с этой стороны работают специальные группы зачистки: обезвреживают минные поля, неразорвавшиеся снаряды и бомбы — отголоски минувшей войны; обеззараживают территорию от радиации, химического и биологического загрязнения; расчищают завалы в городах и посёлках. Те, что идут за ними, отстраивают новые поселения, сажают сады и возделывают поля. За безопасность каждого из них отвечают мобильные вооружённые отряды САВЭКСа. Один из таких отрядов теперь возглавляю и я...

Как говорят знающие люди, первые годы после апокалипсиса были особенно тяжёлыми. Цивилизация, которую я помнил, с её, казалось бы, незыблемыми столпами — банками, биржами, элитарностью — рухнула окончательно и безвозвратно. Словно тот астероид снёс самую верхушку пирамиды и всю её сердцевину, оставив лишь поддерживавшее основание из самых обычных людей: рабочих, служащих, фермеров и крестьян. Былые "хозяева жизни" утратили всю свою прежнюю власть и значимость для нового мира.

Это было вполне очевидным для каждого здравомыслящего человека, но только не для тех, кто совсем не хотел расставаться с прежним положением и своей кажущейся исключительностью. Ещё долго бывшие олигархи, промышленники, политики и их прихвостни отчаянно пытались сохранить своё "место под солнцем" единственным известным им способом — купить всех и вся...

Но что могли значить деньги в мире, где каждый стремился только выжить, а выжить значило объединить общие усилия? Деньги стали просто бумагой, которая больше не имела никакой ценности. Эту бумагу носил ветер по улицам разрушенных городов, как мусор, ею топили печи, чтобы согреться, или подтирались, справляя нужду, за неимением другого.

Для выживания человечеству нужно было лишь одно — сплочённость перед лицом всеобщей беды и объединение усилий каждого для будущего возрождения планеты. В этих условиях, ни о какой частной собственности на жизненно важные ресурсы не могло идти речи. Повсеместная национализация послужила толчком к зарождению свободных общин, которые постепенно разрастались в масштабные Коммуны. Они очень напоминают мне знакомые с детства кибуцы, но всё же это нечто другое — новое и не похожее ни на одно прежнее человеческое сообщество.

Есть теперь на Земле Сибирская Коммуна (в Западной Сибири сейчас почти субтропики, а Антарктика находится в умеренных широтах). Здесь проживает многонациональная общность людей, которую я мог бы сравнить с другой многонациональной общностью, когда-то обитавшей на этих просторах и носившей тогда название "советский народ". Сейчас сюда ещё стеклись и многочисленные беженцы из Восточной и Северной Европы, а так же выходцы из Китая и Монголии, смешиваясь в замысловатый коктейль рас и народностей.

Североафриканская Коммуна населена в основном беженцами из Западной Европы, ассимилировавшимися с местным населением. Получилась тоже весьма экзотическая и гремучая расовая смесь. А вот Южно-Американская Коммуна объединила в себе большинство латиноамериканских народностей, собранных под эгидой неосапатистского движения, вытесненного из Мексики волной североамериканских мигрантов. Хорошей основой для объединения послужили более двухсот венесуэльских социалистических коммун, созданных ещё вначале века. Центр этой Коммуны расположен теперь на Кубе. И хотя остров этот потерял половину своей территории, он и после войны продолжал оставаться пионером социализма в латиноамериканском мире. Обе эти Коммуны являлись приверженцами идей либерального социализма, хотя последняя руководствуется больше взглядами либерального марксизма и даже в какой-то степени анархизма.

Ещё есть Южно-Азиатская Коммуна, объединившая представителей Индостана, Индокитая, Японии и Океании. Даже Австралия не осталась в стороне от этого мирового процесса. На континенте несколько лет назад сформировалась свободная община, в которую стекались беженцы со всего света, в первые десятилетия после катастрофы искавшие приют и изначально чуравшиеся коммунарской жизни.

Обособленными островками в этом коммунарском мире оставались три региона. Первый это Аравийский полуостров, собравший чуть ли не всех выходцев из прежнего, так называемого "мусульманского мира", которые организовали здесь так называемую "Исламскую Джумхурию" — место, надо сказать, своеобразное, учитывая все его национальные и религиозные особенности.

Вторым регионом стала Африка — та, что южнее экватора. Хотя, возвышающаяся над уровнем мирового океана на пятьсот метров, Африка пострадала от катастрофы меньше остальных континентов, большая часть населения там после катастрофы окончательно забыла о цивилизованности и впала в родоплеменной примитивизм, раздираемый кровавыми междоусобными конфликтами. Прерванные связи с переставшим существовать "Западным миром", видимо, сыграли решающую роль в этом регрессе. Коммуны пытались восстановить эти связи и помочь решению проблем данного региона путём регулярных миссионерских миссий, организуемых ИППК — Институтом преодоления последствий катастрофы. Но дела там шли не очень успешно и споро.

Последним местом, куда ещё не ступала нога коммунара, был обширный отрезок суши на берегах Мексиканского залива — от Веракруса, до Сан-Антонио — где расположился осколок прежнего капиталистического мира. Здесь собрались под знамёнами "Союза Свободного Предпринимательства" беженцы, как из Штатов, так и из других мест планеты, которые не пожелали мириться с происходящими на планете социальными переменами...

Запись вторая

Как вы понимаете, человечеству удалось выжить, не смотря ни на что. Вот такое оно живучее! Но от прежних семи с лишним миллиардов осталось не так уж много: наверное, седьмая часть, не больше. Это не тот "золотой миллиард", о котором когда-то грезили теоретики глобализации... Хотя, конечно, как посмотреть. Мир торговцев, банкиров, биржевых брокеров, всемогущих корпораций и самонадеянных военных ушёл в прошлое. Думаю, навсегда. Теперь каждый учёный, каждый грамотный инженер, каждый врач или учитель ценятся в Коммунах на вес золота.

Тем не менее, "тени из прошлого" продолжали упорно цепляться за свои былые привилегии, за свою прежнюю собственность сразу после катастрофы. Эта разномастная буржуазная толпа пыталась бравировать своим мнимым могуществом перед разрушенным, отчаянно борющимся за жизнь миром. Но судьба таких людей была предрешена...

Вас, наверное, удивляет дата, записанная мной вначале этого дневника?

В самом деле, как могло пройти семьдесят с лишним лет, после того, как мы с ребятами покинули Землю и отправились к Хестне?..

Сам удивляюсь этому. И всё же это так. Наверное, во всём виновата та самая "линза Хоффмана", о которой мне рассказывал когда-то Герхард Рененнкампф в своём кабинете. Видимо, пространственно-временной континуум действительно устроен совсем не так, как всегда думали о нём наши земные учёные...

Запись третья

Мы гоним в перекрашенном в ярко-оранжевый цвет австрийском бронеавтомобиле "Пандур" по пыльной разбитой дороге, ныряющей с возвышенности в низины и снова поднимающейся на пологие холмы.

Старичок "Пандур" хоть и изрядно потрёпан в последней войне, но имеет шестицилиндровый двигатель с водяным охлаждением, сварной корпус из стальных бронелистов, надёжно защищающий даже от бронебойных пуль и поворотную башню с пулемётом MG. Наш боевой "конь" ничуть не хуже, чем у ребят из двух других отрядов САВЭКСа, которые едут следом за нами на швейцарской "Пиранье" и китайском VN-01. Эти бронеавтомобили тоже латанные-перелатанные техниками из производственных мастерских нашей Коммуны. Умельцы-коммунары ремонтировали их не хуже профессиональных оружейников, зачастую, превращая ржавую консервную банку, пробитую в нескольких местах прямым попаданием снаряда или искорёженную близким взрывом, в почти новую боевую машину, оснащённую трофейным оружием, найденным там же, на местах давних боёв.

В "Пандур" помещалась группа до двенадцати человек. Этого вполне достаточно для скоротечных стычек с бандами "анархистов" или обезвреживания шаек уголовников, проникавших на территорию Коммун из глубины "Зоны Забвения". Эти отморозки всегда надеются поживиться здесь продовольствием или техникой, и с особой жестокостью и цинизмом совершают нападения на группы зачистки или мирные поселения коммунаров. Вот и сегодня в штаб САВЭКСа пришло срочное оповещение о пропаже нескольких техников, работавших в этом самом районе, а вместе с ними и сопровождающего охранного отряда. Я знаю, что в этом отряде тоже есть неопытные, ещё не обстрелянные ребята-новобранцы под руководством боевого комиссара, хорошо известного в САВЭКСе нашей Коммуны. Таких ребят и у меня можно насчитать половину отряда.

Командир пропавшего отряда среагировал грамотно — начал преследование по горячим следам и успел сообщить по рации о случившемся. Но в перестрелке он, судя по всему погиб, а о судьбе остальных мы могли судить лишь по сигналам личных датчиков, вшитых каждому под кожу. Эти сигналы указывали на местность в тридцати километрах к северу. Нас подняли по тревоге, хотя мы и так всего как пару часов назад вернулись с патрулирования. Причина — датчики один за другим умолкали. Сейчас на экране моего навигационного планшета оставалось только четыре активных сигнала, а это означало, что остальные бойцы из отряда САВЭКСа уже мертвы.

Дорога тянется вдоль старой железнодорожной насыпи, на которой кое-где уныло застыли проржавевшие цистерны и пустые товарные вагоны — остатки одного из помпезно раздутых проектов последнего российского правителя. "Стройка века" заканчивалась на берегу моря, у полуразвалившегося от сильных морских штормов моста. Кругом безлюдные степные просторы, кое-где разбавляющиеся иссохшими садами и виноградниками, торчавшими из травы корявыми, почерневшими от жары головешками. Иногда сухие перелески из колючей акации и грецкого ореха отмечают въезды в давно покинутые людьми селения с белыми кирпичными остовами домов и провалившимися черепичными крышами.

Я тоскливо читаю оптимистичные названия на полуистёртых проржавевших указателях: "Виноградный", "Прогресс", "Веселовка", "Волна"... От этих русских названий в сердце скребётся ещё большая тоска и приходит ощущение безнадёжности.

Мне, в самом деле, странно и дико видеть подобные названия здесь, потому что я, в отличие от моих молодых попутчиков, прекрасно понимаю заложенные столетие назад в эти названия смыслы. Но сейчас придаваться печальным воспоминаниям не время. Нужно думать о судьбе людей, которых нам предстояло найти и спасти. Правда, я не тешил себя иллюзиями на этот счёт, хорошо понимая, какая судьба, может ожидать их, если мы вовремя не придём им на помощь...

Запись четвёртая

Сегодня выдался особенно тяжёлый день. Я, как всегда, сижу на командирском месте в нашем броневике, взрывающем четырьмя парами мощных колёс сухую пыльную землю на пустынной дороге, и искоса поглядываю на ребят, сидящих рядом со мной — наш боевой отряд. За каждого из них я теперь в ответе... Чертовски тяжёлый груз — ответственность за чужие жизни!

Мы совсем не похожи на ту разношёрстную публику, из которой раньше, как мне рассказывали, в основном состояли отряды добровольческих дружин или народной милиции — вчерашних мирных граждан, считавших себя революционной властью, среди которых попадались и рабочие, и служащие, и студенты, и типы совсем уж неопределённого классового положения. Все как попало экипированные и чем попало вооружённые.