Дневники Иана "Богослова"

— При каком?

— Если ты испытываешь сексуальный экстаз от пребывания в толпе дегенератов.

— Почему дегенератов?

— Потому что, сбиваясь в толпу, люди моментально деградируют до этого самого состояния! Нет, чтобы не переставать быть мыслящей индивидуальностью, человек должен принимать решения наедине с собой... Ну, конечно же, и иметь возможность посоветоваться с умными людьми. Поэтому, после вынесения важного вопроса на всеобщее обсуждение, каждый принимает решение сам и потом дистанционно голосует...

Запись девятая

В общем, так или иначе, достигнутые коммунарами за время нашего отсутствия социальные изменения и уровень коммунального комфорта не могли меня не радовать. Нельзя сказать, что совместное проживание в Коммунах было в порядке вещей. Обычно национализированные особняки пускали под детские сады, под школы, или превращали их в лечебные учреждения, санатории для стариков. Всё зависело от количества прилегающих земельных угодий и площади самих зданий.

Моими соседями по коттеджу оказалась молодая семейная пара — Игорь и Микаса. Хорошие ребята. Молодёжь в Коммунах вообще удивительная. Та, что выросла уже после всех потрясений и бед, выпавших на долю их родителям или дедам. Вот и эти двое были полны юношеского идеализма и радужных надежд на светлое коммунарское будущее, которыми они непременно делились со мной в милых задушевных беседах воскресными вечерами. А я им рассказывал свои истории (благо мне было, что им, рассказать), которые они слушали с раскрытыми от удивления ртами.

Надо заметить, что молодёжь здесь не только отдавала себя служению безопасности коммунаров в народной милиции или САВЭКСе. Каждому молодому человеку или девушке по окончании учёбы полагалось в течение трёх лет доказывать свою состоятельность и полезность для общества и мирным трудом: на разборах завалов, на очистке территорий от химического или радиоактивного загрязнения, на восстановлении городов и поселений или на строительстве новых жилых центров. В некотором роде это было своеобразным обрядом инициации, вхождением во взрослую жизнь через тяжёлые испытания, общественно полезный труд, а иногда и через настоящие подвиги во имя всеобщего блага. Раньше я такого на Земле не встречал нигде...

Удивительное дело, но путь домой был для нас и короток, и долог. Если рассматривать его, как полёт в пространстве на вимане, то нам понадобилось всего два коротких "прыжка", чтобы преодолеть расстояние, разделяющее Хестну и Землю. Если же говорить о полёте во времени — "линза Хоффмана", подобно гигантской праще, выстрелила нами сквозь солнечную корону, перебросив через столетие, при этом отняв у наших жизней не больше нескольких часов. Вот такие вот релятивистские коллизии...

Конечно же, не было никаких приветственных речей, торжественных проездов по улицам городов, с ликующей публикой и морем цветов, как у Гагарина. Мы, в общем-то, на это и не рассчитывали. Мы в этой ситуации были обескуражены, взволнованы и переполнены радостью намного больше встречавших нас людей. Ведь мы давно потеряли всякую надежду вообще встретить здесь хоть кого-то из живых. Эти мысли переполняли нас, не давали нам покоя всю обратную дорогу.

— А вдруг он обманул нас, этот твой Рененнкампф? — задавался тревожным вопросом Лютер. — Вдруг он просто избавился от нас, спровадив куда подальше?

— Такую возможность я бы не исключал из уравнения, — соглашался с ним Хиро. — Ты ему действительно веришь, Иан?.. А ему вообще можно верить?

— Хотел бы я это знать! Высокопоставленный чиновник Рейха с планеты, захваченной авторитарными режимами, превратившими целый континент в международный концлагерь... Можно ли такому верить?.. А у нас был какой-то выбор? Я вот почему-то ему верю. Ведь он отдал нам свой секретный космический аппарат! Широкий жест для простого обманщика. Не находите?

Как оказалось, Рененнкампф не обманул нас. И за это ему можно было сказать искреннее спасибо.

Я уже писал выше, что инженерная должность на заводе и размеренная тихая пригородная жизнь в компании романтичных молодожёнов показалась мне тогда слишком пресной. Сомнения терзали мою душу все последние месяцы. Я пытался разобраться в себе, понять чего я хочу от жизни и как мне жить дальше? Я чувствовал себя каким-то survivor — специалистом по выживанию, который умеет приспосабливаться к обстоятельствам ценой определённых компромиссов: с совестью, с правдой, с возможностью что-то потерять. Эти внутренние сделки с собой даже для меня были не всегда очевидны.

И вот теперь всё явственнее я стал понимать, что испытываю некую вину за эту свою слабость, которая заставила меня проявить нерешительность там, на Хестне. Может быть, не стоило тогда выбирать лёгкий путь, приняв предложение Рененнкампфа? Ведь, если разобраться, я в какой-то мере подвёл людей, поверивших в меня. Даже предал их доверие, бросив на произвол судьбы туже Аврору, спасая свою жизнь. Тогда я совсем не задумался о дальнейшей судьбе этой девушки. А ведь она, возможно, значила для меня что-то большее, чем просто провожатая на чужой планете... Могла что-то значить... Наверное...

И тут, как нельзя, кстати, на наш завод прибыла почётная делегация от Совета Коммуны. Её эмиссары знакомились с кадрами и ненавязчиво прощупывали настроения рабочей молодёжи на предмет желания послужить делу безопасности Коммун. Попросту говоря, они проводили набор в отряды САВЭКСа всех желающих, со всеми вытекающими последствиями, как и бонусами. Но бонусы эти были лишь побочными составляющими. Главным фактором отбора была идейная убеждённость, боевой дух и чистота помыслов кандидатов.

Казалось, сама судьба преподнесла мне очередной шанс, и я без колебания записался в один из отрядов, после чего был направлен на алтайскую базу САВЭКСа для прохождения подготовительных сборов.

Почему я решился на это? Наверное, потому, что тогда мне вспомнились слова Авроры о "хрустальном потоке жизни", вспомнились отважные ребята из "Прометея", почти такие же, каких я видел вокруг себя здесь, в Коммуне. И мне подумалось: а чем я хуже них? Почему они могут отдавать жизни на общее благо, а я думал всю свою жизнь только о себе?..

Да, и Герхард Рененнкампф мне тогда вспомнился и его утверждение о том, что я могу изменить к лучшему сразу два мира. Если прав этот арьянец, то, с приходом в САВЭКС, я получаю ещё и шанс искупить свою вину перед Дедалом, Провом и перед Авророй. Если мы победим здесь, на Земле зло окончательно и бесповоротно, то и жители Хестны смогут вырваться из инфернальной ловушки, в которой оказался их мир.

А ещё мне тогда вспомнились слова Хиро. Он сказал мне при расставании: "Не предавай героя внутри себя!".

Эти слова японца крепко запали мне в душу.

Запись десятая

Ладно. Я немного отвлёкся на свои воспоминания. Вернусь, пожалуй, к началу моей незаконченной мысли.

Итак, это был один из первых моих рейдов к границам "Зоны Забвения". Моим координатором-инструктором тогда был, как вы понимаете, Сиракуз, славившийся на весь САВЭКС своей хваткой и нюхом хорошей гончей на "тухлое мясо", как он сам выражался.

Несколько человек, приехавших из Южной Америки, пристрастившихся к экстремальному "туризму" — хождению за границы "Зоны Забвения", где они изучали брошенные военные объекты, ракетные шахты и бункеры — пропали тогда бесследно, отправившись в очередной раз на исследование последствий войны и её следов. Это были молодые ребята родом из развитой Коммуны, входящей в коммунарское Содружество, и вроде бы ни в чём не нуждавшейся в своей жизни.

— Вот что они там ищут, в этих радиоактивных руинах? — недоумевал и одновременно возмущался Сиракуз. — Чего им не хватает в новом мире? А ведь это, почитай, целая субкультура — международная субкультура! Но самое-то интересное, что они там могут выкопать! Представляешь? От неизвестных отравляющих веществ, до "ядерного чемоданчика" какого-нибудь мирового лидера прошлых времён! И тогда хлопот с этими находками не оберёшься. Это тебе не по затопленным небоскрёбам в Сингапуре или Макао лазать! А нужна Совету Коммун такая головная боль? Оно им надо?.. То-то! Снять бы с этих малолетних недоумков штаны, да всыпать бы им по первое число!

Я вполне разделял опасения Сиракуза, потому что, как никто другой, имел достаточно хорошее представление о мире, останки которого достались в наследство коммунарам. Сиракуз прекрасно знал об этом, и, наверное, поэтому своё старческое ворчание адресовал, прежде всего, ко мне.

— Вот есть же сталкеры! Те пользу Коммунам приносят: ищут следы старых технологий, отыскивают разрушенные библиотеки и технические хранилища, восстанавливают сервера информационной сети. А эти? Ну, куда они полезли? Нервишки им пощекотать, видишь ли, захотелось! Война обошла их стороной, а тут можно поучиться на чужих ошибках... Так получается что ли? Вот и преподала им урок "Зона"! Мальчишки!

Сиракуз с досады сплюнул в сторону.

— Может быть, не всё ещё так плохо? — осторожно предположил тогда я.

Но оказалось, что всё плохо. Даже хуже, чем мы предполагали. Уже возвращаясь из "Зоны", эти самые экстремалы попали в руки отморозков, принадлежавших к так называемой банде "фривольфов". Те кочевали вдоль южных границ Сибирской Коммуны и грабили фермерские коммунарские поселения, зачастую оставляя за собой кровь и трупы безвинных людей.

Мы обнаружили тогда только десять изуродованных мёртвых тел с вырезанными на груди волчьими мордами. Сиракуз от этой картины пришёл в настоящее бешенство. Я впервые видел его таким.

Бандитов мы настигли через полчаса в двадцати километрах к северу, на одной из заброшенных ферм, и взяли их в плотное кольцо, отрезав все пути к отступлению. В коротком бою мы положили около двадцати голов, а пятеро сдались сами, когда у них закончились патроны.

Настало время суда и приговора — всё в соответствии с "Третьим законом".

Сиракуз лично руководил этой процедурой. Бандитов по одному выводили на пустырь, куда когда-то сваливали навоз с фермы, и отправляли к праотцам прямо на засохших кучах свиного дерьма на глазах у их подельников.

Я тогда удивился, почему именно так — постыдно, бесславно, в дерьме, оставляя тела на съеденье мухам и крысам?

На что Сиракуз мне вразумительно разъяснил:

— Наказание всегда должно быть неизбежным несмотря ни на что... Вот только есть один нюанс: это должна быть не просто смерть повинных, а максимально бесславная смерть, чтобы она не выглядела в глазах потенциальных преступников каким-то геройством, проявлением блатной удали или, не дай бог, жертвой во имя протеста против норм морали нашего общества. Вот почему нужно всегда тщательно продумывать каждую казнь, каждое место для её проведения. Вот почему этот хлев, вот почему в навозе и мухам на корм. Ты хотел бы умереть вот так, на куче говна, во имя сомнительного позёрства?.. Ты посчитал бы такую смерть достойной для подражания другими?.. То-то! И такая же смерть ждёт каждого из этих гадов!

— А если и они с нами так же? — спросил я.

— Нет. У них так же не получиться! — убеждённо сказал Сиракуз — Их сила может быть только в нашем страхе. А страха перед ними у нас нет. Пускай они страшатся нас! Мы загнали их, считавших себя хозяевами жизни, в их поганые норы, откуда они боятся выползать при свете дня. Мы превратили их в дичь, в живые мишени, перевернув тем самым весь существовавший ранее миропорядок! Ты думаешь, что защищать свои Коммуны с оружием в руках безнравственно и безыдейно?.. Слава богу, никому пока не пришло в голову учить такому наших детей в школах, а то бы они отказывались от боевого обучения по "идейным соображениям"!

— Но мы ведь лишаем их права выбора, — напомнил я ему тогда.

— У них всегда был выбор! — резонно возразил мне Сиракуз. — И как они им воспользовались?.. Не хотят они жить по-человечески, пойми, наивный ты человек! Вся эта дрянь у них в крови, в генах у них! И выковырять её оттуда можно только хирургически! И никак иначе, никак! Пробовали уже, сколько столетий. И что с этого вышло? Сам видел. Не мне тебе об этом рассказывать...

Запись одиннадцатая

Наш "Пандур" тряхнуло на очередном ухабе так, что громко клацнули зубы и карандаш едва не проткнул страницу моего дневника, а заодно и мою ногу. Так что не удивляйтесь моим каракулям.

Да, прежде слова Сиракуза казались мне в какой-то степени даже дикими, вызывавшими в глубине души отторжение и неприятие их правоты. И вот теперь, спустя два года я понимаю, что Сиракуз был во многом прав... Не во всём, конечно, но во многом. Если бы не существовало САВЭКСа и этого пресловутого "Третьего закона", то нынешнее поколение коммунаров не имело бы те возможности, которые даёт им коммунарское Содружество... Вполне вероятно, что их вообще бы не было на свете, а мир выглядел бы сейчас совсем по-другому...

Смотрю на своих попутчиков, для которых и я теперь тот самый Сиракуз — координатор и инструктор в одном лице — и не перестаю удивляться. В их глазах я вижу тот же свет, что видел в глазах ребят из "Прометея", чувствую в них ту же уверенность в правильности сделанного выбора, ту же веру в добро, в его победу над злом — окончательную и бесповоротную. И в этой победе в памяти своих потомков эти ребята обязательно будут занимать не последнее по значимости место... Нет, они будут занимать в ней самое важное место, ибо они причастны к ней всей своей душой! Они готовы отдать за неё, не задумываясь, свои жизни — не ради себя, любимого, ради других, пусть незнакомых им людей: за их счастье, за их труд, за их сытое и спокойное будущее.

А ведь команда у меня подобралась самая интернациональная. Два итальянца: Джино Коррадо и Анджело Бруни. Швед Эйнар Хольм. Чех Вацлав Горак и болгарин Стефан Колев. Прибалт Гуннар Сепп и русский Виктор Белограй. Два китайца: крепыш Тай Джен и боевая Ю Чун. Даже есть один молчаливый монгол Наран Очир.

И хотя история эпохи, про которую когда-то рассказывал мне Сиракуз, стала для них почти былинной и легендарной, они обсуждали её сейчас как своё настоящее. Ему нужно подражать, им нужно гордиться, о нём нужно помнить, чтобы в будущем такое никогда не могло повториться с их детьми, с их внуками.

Однажды я поинтересовался у Стефана, почему тот пошёл в САВЭКС, на что он мне ответил просто и без затей: мол, есть такая старинная арабская поговорка "брось сердце впереди себя и беги за ним". Вот так и он поступил однажды, потому что иначе жизнь превратилась бы в простое прозябание. Да и остальные, считает он, поступили, как он. А как иначе, если от них, молодых, зависит теперь судьба всего человечества?

— Но ради чего? — спрашивал я его. — Что это даст лично тебе, кроме боли, а, возможно, и смерти?

— Странный вы, Иан! — улыбнулся в ответ Стефан. — Кому же не хочется пожить при системе, которой плевать на вашу расу, на то, сколько у вас за душой и где вы росли? Если бы все были просто коммунарами, если бы все могли с самого начала играть на одинаково ровном для всех поле, мы давно бы стали лучше, и не случилось бы того, что случилось с вами. Пусть не я сам, но мои дети или их дети смогут жить по-другому. Поэтому-то мы день за днём и ведём эту битву — ради изменения этого мира к лучшему!