Мандрагора Свободы (главы 1-18)

— Не очень-то и хотелось, — фыркнула Намибия с видом самого оскорбленного достоинства. — Или я должна сказать — «выбирайте выражения, полковник Адачи, иначе я буду вынуждена подать формальный протест?»

— Дети мои, не ссорьтесь, — поспешно вмешался генерал Мартинес, — сейчас не время. Время не терпит, дело не ждет.

— Где он? — мгновенно остывая, поинтересовалась Вильгельмина.

— Я велела поместить его в отдельную палату, — отвечала Намибия. — Офицерскую. Все равно она сейчас пустует. Там его никто не побеспокоит, а нам никто не помешает.

У дверей искомой палаты на посту стояли двое — драконский морской пехотинец и японский парашютист. Вильма с подозрением покосилась на драконца — тот стоял на посту, как настоящий африканец. Подпирал стену, автомат на груди, берет торчит из кармана, в левой руке термос с чем-то горячим — из горлышка идет пар. Завидев толпу старших офицеров, драконец небрежно отдал честь и снова приложился к термосу. Японец, в свою очередь, вытянулся по стойке «смирно» как образцовый оловянный солдатик. Запад и восток. Столкновение миров. Вместе им не сойтись.

В палате было светло и тепло, окна отсутствовали, звуки дождя сюда не доносились. Пресловутый абориген возлежал на кровати, укрытый одеялом до самого подбородка. Когда целая толпа гостей вломилась в палату, он натянул одеяло чуть повыше, чуть ли не до самых глаз. Высокий зеленый лоб, пышная черная шевелюра и такого же цвета широкие глаза. Насколько мог судить генерал Мартинес по открытой половине лица, несчастный гринландец был довольно молод, двадцать с небольшим. И это все о нем.

— Что с ним? — поинтересовался генерал Мартинес.

— Ничего страшного, — доложила Намибия. — Легкое переутомление, слабость по итогам двухдневного голодания, легкая простуда… Если вы не против, я его подержу у себя еще несколько дней. На всякий случай.

В настоящее время госпиталь практически пустовал, поэтому бригадный генерал Санта-Круз откровенно скучала.

— Прошу прощения, я опоздала, — в палату ворвался еще один гость, то есть гостья. Лейтенант Гизела фон Вицлебен, переводчица из штаба чилийского контингента. Мобилизованная студентка, специалист по гринландским языкам и диалектам. Остроносая, очкастая. белобрысая и худая как щепка. — Я не сразу нашла, куда…

— Не надо оправданий, Гизела, — поспешно прервал ее генерал и в который раз произнес: — Время не терпит, дело не ждет. Попробуй с ним заговорить.

— В каком смысле? — растерялась переводчица.

— Я не могла с ним объясниться, — подала голос Вильма, — он говорит на каком-то редком диалекте.

— А, понятно, — кивнула Гизела и повернулась к аборигену. — Lama mi ata? Ata bihlal mevin al ma ani medaberet?

— Taasi li tova, ahoti, bli ziunei moah, — прошептал — гринландец каким-то странным, как будто простуженным голосом. — Arosh sheli mitpotzetz…

— Mashetagid, — кивнула синьора Вицлебен и повернулась к своим командирам. — Все в порядке. Это диалект Новой Австрии. Довольно простой, хотя я не сомневаюсь, что он происходит от древнего литературного языка Четвертого Гринландского Царства…

— Не сейчас, — почти простонал Мартинес. — Пусть расскажет нам, что там произошло.

— Tishma, aya sham mirhatz damim? — Гизела снова повернулась к аборигену.

— Amenasrim miteksas be tlat meimad, — прохрипел гринландский пациент.

Долго ли, коротко ли, но картина происшествия была более-менее восстановлена. Рассказ аборигена был весьма подробен и более чем обстоятелен. Как будто все это произошло не с ним, а с кем-то другим.

Двое с половиной суток назад абориген по имени Суам ушел в джунгли Новой Австрии на охоту. Поймал двух жирных микро-титанисов, и, весьма довольный собой, возвращался домой. За несколько километров от деревни услышал выстрелы и насторожился. Он был прекрасно знаком с огненным оружием пришельцев с далекого севера. Но со времен индостанской оккупации никогда не слышал, чтобы кто-то стрелял так много и часто. Текущая волна пришельцев (в смысле, войска ООН) стрельбой не злоупотребляла, совсем наоборот. Суам осторожно подобрался поближе и стал свидетелем бойни. Новые пришельцы патронов не жалели. Они окружили деревню со всех сторон и стреляли во всех, кто пытался прорваться. Потом вошли внутрь и тщательно обыскали каждый дом. Примерно через два часа все было кончено. Пришельцы построились и ушли в сторону озера.

— Я был слишком мал, когда пришли хиндустани, — рассказывал Суам, — но я помню — тогда мой народ быстро понял, с кем нам пришлось иметь дело. С убийцами безжалостными и невероятно могущественными. Вожди и старейшины учили нас — не вступай в безнадежную битву. Смерть в бою благородна, но бессмысленная смерть — никогда. Сделай все, чтобы выжить, но не торопись отомстить. Готовь свою месть долго и тщательно, пусть твое сердце превратится в лед…

— «Месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным», — не удержался Аттила Кун. — Да уж — народ, обитающий в Антарктике, мог вполне самостоятельно додуматься до подобной мудрости…

— Поэтому я ничего не сделал, — продолжал Суам. — Они убивали моих братьев и сестер, а я прятался в кустах. Когда убийцы ушли из деревни, я решил за ними проследить. Они показались мне опытными воинами, поэтому я отставал от них на добрую сотню шагов, дабы не обнаружить себя. Наверно, именно поэтому я упустил их из виду. Они добрались до озера — я видел следы — и как будто сквозь землю провалились. Тогда я вернулся в деревню и устроил засаду. Я надеялся, что они вернутся, и тогда я смогу напасть на след. Но через два дня появились ваши люди и привезли меня сюда.

— Озеро? — генерал Мартинес повернулся к японской «принцессе».

— Озеро, — кивнула Вильма Адачи. — К югу от деревни. Типичное гринландское озеро — гейзеры, крокозавры. Гизела, спроси его, они могли сесть на катер, лодку, корабль какой-нибудь?

— Возможно, — перевела Гизела. — Не исключено. Не знаю. Все может быть.

— Сколько их было? — спросил Мартинес.

— Примерно сорок человек, может быть сорок пять, не больше.

— Они взяли в деревне пленных? — спохватился Аттила.

— Да, — подтвердил Суам. — Человек пять моих соплеменников, около десяти ваших товарищей.

— Так я и знала! — воскликнула Вильма. — Между прочим, а как они выглядели?! Убийцы?

— Как он. Они все были похожи на него, — перевела Гизела, в то время как абориген прицелился указательным пальцем в комиссара Аттилу Куна.

Немая сцена продолжалась недолго, и первой тишину нарушила неугомонная японка.

— Чертовы коммунисты! — взорвалась полковник Адачи. — Драконские мерзавцы! Подлая раса предателей! Это все вы! Вот почему вы постарались убить всех! Даже индостанцы бы так не поступили! Потому что индостанцам наплевать — весь мир и так знает, что они здесь находятся, и что они здесь творят! А вам не нужны были свидетели! Но вам не повезло — один свидетель все-таки уцелел! Теперь ваш гнусным планам конец! Признавайся, что вы задумали?!

— Эээ… — только и смог выдавить из себя изумленный комиссар.

— Суам говорит, среди них не только мужчины были, но и женщины, — продолжала переводить растерянная Гизела. — Они все были похожи на меня… На меня?! Что это значит?!

— Да вы сговорились! — прошипела Вильма. — Чилийские мерзавцы, вы тоже в этом замешаны?!

— Только без паники и поспешных выводов! — вскинул руки генерал Мартинес. — Спокойствие, только спокойствие! Гизеоа, ты ничего не перепутала? Ты уверена, что правильно его поняла?

— Подождите, я переспрошу, — согласно кивнула госпожа фон Вицлебен. — Anashim kamoni? Le ma ata mitkoven?!

— Anashim lavanim, — спокойно сказал Суам. Но прежде чем Гизела успела перевести, комиссар Кун нашел правильный ответ. Он окинул пристальным взглядом своих коллег и удовлетворенно кивнул. Генерал Мартинес, потомок испанских конкистадоров, в жилах которого текла индейская кровь. Вильма Адачи, гордая дочь Восточной Азии. Намибия Санта-Круз, не менее гордая дочь Юго-Западной Африки. Гизела фон Вицлебен, скромная дочь немецких эмигрантов. И он сам, Аттила Кун, на четверть мадьяр, на три четверти — кого только среди предков не было. Словаки, австрийцы, прости Господи, евреи и не дай бог, цыгане. Но тевтонских австрийцев было больше всего. Вот и ответ.

— Белые люди, европейского типа, — во всеуслышание заявил Аттила. — Вот что он имел в виду.

— Совершенно верно, белые люди, — кивнула Гизела.

— Всегда считал себя белым человеком, — проворчал генерал.

— Абориген — он как ребенок, его не обманешь, — криво усмехнулся комиссар. — Индюшатники? На них не похоже, у них было много смешанных или даже чисто азиатских отрядов. Переспроси его, неужели все белые? Все до одного?

— Как минимум один зеленокожий, — продолжила переводить Гизела. — Среди них был один зеленокожий. Он был одним из них. Это было так невероятно, что я не поверил своим глазам. И чуть было не забыл вам рассказать.

— Почему ты решил, что этот парень был одним из них? — поспешил уточнить генерал.

— Они все были одинаково одеты, — пожал плечами Суам. — Униформа. «Юниформ». — Он произнес английское слово — очевидно, нахватался от оккупантов — старых или новых.

— В следующий раз надо поручить допрос профессиональным контрразведчикам, — вздохнул комиссар-полковник Кун. — Давно я пленных не допрашивал, все навыки растерял… Мы постоянно упускаем важные детали и задаем неправильные вопросы. С этого надо было начинать! Спросить про одежду!

— Знаю я ваших контрразведчиков, — недовольно поморщилась Вильма, — лучше не надо. Как-нибудь сами справимся. Гизела, что ты ждешь, спроси его про униформу этих бандитов! Цвет, погоны, знаки различия?

— Черная. Она была совсем черная. Вечная Ночь не могла мне помешать — я все хорошо разглядел при свете молний, — поведал Суам.

— Добрая половина гринландцев страдает никталопией, я думаю, ему можно доверять, — осторожно заметил Мартинес.

— Черная. Значит, это были фашисты, — безапелляционно заявил Аттила Кун. — Все фашисты любят черную форму. — И комиссар любовно пригладил нагрудный карман своего зеленого кителя.

Его коллеги машинально оглядели себя — серая чилийская форма у генерала и Гизелы, синий летный комбинезон у Вильмы, белый халат у Намибии — и облегченно вздохнули.

— Индостанцы были приятным — или неприятным исключением, — вспомнила Намибия. — Они предпочитали желто-коричневый цвет…

— Намибия, ты взрослая девочка, — мягко улыбнулся комиссар Кун. — Называй вещи своими именами. Как розу ты не назови… Индюшатники носили дерьмовые мундиры. В смысле, мундиры цвета дерьма. Впрочем, это ничего не доказывает. Пятнадцать с лишним лет, их старая форма поизносилась, они много раз переодевались. Гизела, спроси его про эмблемы, нашивки и так далее.

— Какая-то сложная геометрическая фигура, — растерянно доложила лейтенант фон Вицлебен. — Как у нее… — на этот раз абориген показал на Вильму Адачи, на рукаве которой красовался китайский дракончик в лучах японского Восходящего Солнца. — Нет, нет, он вовсе не это имел в виду! — поспешила добавить Гизела, прежде чем глаза японской принцессы выскочили из орбит. — Нашивка на рукаве, примерно на этом самом месте. Но другая. Совсем другая. Даже не знаю, как объяснить… О! Здесь найдется бумага и карандаш? Суам сказал, что он может нарисовать.

— Да, конечно, — Намибия сходила в дальний угол, где располагался ныне пустующий пост дежурной медсестры, принесла журнал для записей и сразу два карандаша. Суам удовлетворенно кивнул и приступил к работе.

— Гизела, это переводить не надо, — негромко сказал Аттила Кун. — Парень похож на честного человека, но вот смеху-то будет, если он все это время нам лапшу на уши вешал… И вот прямо сейчас он понимает каждое мое слово — просто притворяется, будто языка не знает.

— Разумеется, мы не обязаны ему доверять, — кивнул Мартинес. — Надо отправить в оазис большой отряд, еще раз все тщательно осмотреть и обыскать… Проклятая погода. Она уничтожит все следы и доказательства.

— Я могу отправиться прямо сейчас! — напомнила о себе полковник Адачи.

— Ты — и один вертолет или конвертоплан, — покачал головой генерал. — Только не обижайся, но где бы нам найти еще несколько таких же сумасшедших пилотов?

Вильма не обиделась, но и отвечать не стала. Пилотов действительно не хватало. Даже нормальных, а сумасшедших — тем более.

— Готово, — объявил Суам и протянул рисунок переводчице.

Высокопоставленные полководцы великих держав собрались вокруг Гизелы в кружок.

— Впервые вижу, — пробормотал комиссар Кун. — Ничего подобного не встречал раньше.

— И я, и я, — принялись поддакивать коллеги.

— Ой, я знаю, кто нам поможет! — воскликнула Гизела. — У нас писарь в штабе служит, Сальваторе, он геральдикой увлекается! У него целая коллекция есть — значки всякие, пуговицы с гербами, марки и так далее.

— Ну так чего ты ждешь! — воскликнул Мартинес. — Немедленно отыщи его и приведи сюда!

— Так точно! — пискнула Гизела и немедленно скрылась за дверью.

Суам снова спрятался под одеялом. Намибия принесла ему воды. Мартинес устало присел на стоявшую возле кровати табуретку. Вильма табуретку не нашла и села прямо на пол. Намибия неодобрительно покосилась на ее грязный вертолетный комбинезон, но ничего не сказала. Комиссар Кун некоторое время продолжал рассматривать рисунок с загадочной фигурой, потом хлопнул себя по лбу:

— Намибия, у тебя здесь не найдется увеличительного стекла?

— Разумеется, — не удивилась товарищ Санта-Круз. — Полезный медицинский инструмент… — она покопалась в одном шкафчиков, висевших на стене. — Держи.

Аттила с благодарностью принял огромную лупу в черной металлической рамке, а свободной рукой вытащил из карману пистолетную гильзу — одну из тех, что принесла в генеральский кабинет Вильма Адачи. Вильма тоже это заметила.