— Я хорошо зарабатываю, — устало произнесла я.
— А как вы клятву дадите, если палочек ни у одной из нас нет? — заинтересовалась старушенция.
— Я не имела ввиду непреложный обет, — терпеливо пояснила я, — но обещания привыкла выполнять.
— Тише ты! Идут! — зашипела старушка. — Если дышать медленно-медленно, никакой магией не определят, что ты не спишь.
Меня это в корне не устраивало, мало ли кто придёт. Насмотрелась в своё время всяких боевиков. Вот так подкрадутся ночью в палату и убьют ненужного свидетеля. Правда, на кой я кому-то сдалась — другой вопрос. Может, это вовсе не за мной, а за этой вредной старушкой.
В общем, решила плюнуть на следилки, прибегут санитары, так и лучше — может, спугнут гостей. Так что соскользнула с кровати на пол, чем вызвала восхищённый вздох бабули:
— Смотри-ка, догадалась. Не кипишуй, я пошутила, чтобы у тебя мозги заработали. Никто не идёт, кому мы сдались! А то лежит колодой! А я уж как намекала, что всего лишь голову не поднимать. Так нет же, денег предлагает, а у самой ни мантии, ни палочки, прости Мерлин. Ни документов каких, али печатей магических.
— Ну, бабуля! — возмутилась я, собираясь встать.
— Не вставай! Уфф, чуть всё не испортила. Так и ползи к дверям, непутёвая, да головы не поднимай.
— А может в окно? — решила я поразмышлять вслух.
— Сдурела? Или у тебя анимагическая форма — орёл степной? А может, метлу в волосах прячешь?
Язвительная бабка явно развлекалась за мой счёт. Её язвительные замечания начинали злить.
— Вы кто вообще? — не утерпела от вопроса.
— Интерес какой, али простое любопытство? — поинтересовалась она равнодушно.
— Интерес! Самый прямой! Так что признавайся.
Уговаривать её сказать имя я не собиралась. А спрашивала, потому что не так страшно, когда рядом живой человек. Глядишь, разозлится, да выдаст ещё что-то интересное.
— Ладно, мне скрывать нечего, — хмыкнула соседка. — гадалка я, из таких, мелких, да незаметных. За денежку, мышь в поле отыщу, пол ребёнка определю, подскажу, когда зачать мальчишку получится, только плати. Пророчества — это не ко мне, презираю такие дела, ни одно пророчество еще никому добра не принесло, одни хлопоты, да кучу трупов невинных. Это я не про великие говорю, у тех особая стать. А про те, которыми Отдел Тайн забит под завязку.
— Стой, стой! — прервала я её признания. — А сына моего отыскать сможешь?
— Родной? По крови-то?
— Конечно, родной!
— Да не вставай ты, убогая! Что за молодёжь пошла! Верю, верю, что родной. Ну, отыскать родню по крови — плёвое дело. Разве что этот сыскуемый — маг сильный и сам не хочет, чтобы его нашли. Да и на них окольная тропинка сыщется.
— Ну так помоги, я отблагодарю!
— А это, девонька, не так просто. Я тут лёжачи, никак колдовать не могу. Вытаскивай уж и меня вместе с собою. А то авроры с утра набегут, не знаю, как тебя, а на меня у них зуб наточен давненько. Живо на поселение отправят.
— Это в Азкабан? — удивилась я. Старушек разве туда отправляют?
— Фи, чего удумала. Благородная что ли? Это у них на уме один Азкабан, словно в мире других тюрем не существует. Дементоров ещё приручили, тьфу! Мордред их задери. Знали бы они, что есть дементоры, так нипочём бы не связались. Но старая Пифия им разве указ?
— А куда? — не отставала я.
— Известно куда, на работы. Артефакты им заряжать, пока сквибом не проснёшься, али ещё какое тёмное дело поручат. Мало ли толку с магов? На некоторых ещё проклятия разные испытывают. Выживешь, так калекой заделаешься.
Что-то мне расхотелось слушать про такие вещи.
— Мы хоть в Мунго сейчас? — спросила жалобно.
— Вестимо, в Мунго. Только на самом последнем этаже. Для особо неспокойных, да неблагонадёжных. Да таких, как ты, которых опознать не удалось. Потому и авроров зовут — у тех свои методы.
— Странно, — сказала я со вздохом, ложась на бок на жёстком полу. Устала стоять на четвереньках. — А что — по крови узнать не судьба?
— Кто же тебе дорогущий ритуал оплатит, непутёвая твоя голова? Каждую бродяжку на крови проверять, так Мунго сразу разорится.
— Ладно, поняла я всё, мадам Пифия! Ты мне лучше скажи, что у тебя болит, и как нам лучше выбраться.
— Эко загнула! Зови уж просто Пифия, без всяких мадам и прочих приставок. Это для прочих разных, я Кассандра Трелони была когда-то, вот там и мадам и миссис, да ещё можно было леди ввернуть, если совсем уж блеснуть хотелось в том же Лютном.
— Трелони! Кассандра? — шёпотом воскликнула я.
— Цыц, дурища. Умерла твоя Трелони, ясно? Как есть, вся умерла. Дочуру вон, сиротой оставила. Да та не пропадёт, пройдет лет пятнадцать-двадцать, так ещё и профессором в Хогвартсе станет. А такая мать только жизнь искалечит, да. Вот и померла. Совсем.
— Но вы же живая, — растерялась я.
— Живая— живая. И ещё сто лет проживу. А при удаче, так и все триста. Ты б посмотрела на меня без личины, так ахнула бы. Только я личину почитай уже лет тридцать не сымала. Красота, она ведь, девонька, счастья-то не несёт. Особенно такая, как моя. Недаром, роковой называют. Вот и дочуру научила личину-то делать, так чтоб по десять лет обновлять не пришлось. Страшную-то на работу быстрее возьмут. Впрочем, красавицу возьмут всенепременно, только работать придётся другим местом.
— Ничего себе, — хмыкнула я, заслушавшись. — Слышала я, что старухи-ведьмы брали себе личину молодой красотки, но, чтобы наоборот...! А сколько вам лет, если не секрет?
— Молодая совсем, сто пять годков недавно стукнуло. Так на вид без личины, чуть постарше тебя выгляжу, на твёрдые магловские тридцать пять — сорок. И здоровье, иной молодой позавидует, слава магии. Нынче-то, такой возраст всех удивляет, забыли маги родовые обязательства, память поколений у них не в чести, вот и стареют по-магловски быстро, да мрут, как мухи, едва семьдесят стукнет. Что творится в мире!
— А почему обо всём этом рассказываете мне? — насторожилась я. — Не знаете ведь совсем? И раз здоровье как у молодых, почему оказались здесь?
— Хе-хе, глупая. Ты хоть вопросы по-одному задавай. Начну с последнего — здесь я всё по тому же. Из-за жадности, да злобы людской. Нашла я одному неумному пареньку то, что искал, хотя и говорила, что не следует ему это делать — добра не принесёт. Так и приложил старую по-магловски, дубинкой. Ещё и обливэйтил перед тем, словно меня проклятия или заклинания могут достать — смешной народ, ей-Богу! То ли платить не захотел, то ли посчитал, что сработало заклинание-то, да и забыла я всё. А приложил просто от злости, когда спиной неосмотрительно повернулась. Не понравилось ему моё предсказание. Ну и нашлись добрые люди, вызвали колдомедиков. Очнулась уже здесь, притороченная. А тут и тебя принесли.
— И никак не можете снять эти путы? При вашей то силе?
— Сила силе рознь, деточка. Так что как раз эту пакость снять и не могу. На мне пакости много за век накопилось, чистоту растеряла. А если бы и могла, то повременила бы. Уж больно интересно за тобой понаблюдать.
— Что интересного? — поёжилась я.
— Так именно то, почему и рассказываю. Во-первых, русский язык, как свой понимаешь. А у меня корни оттуда, родина как-никак, ностальгия и прочая печаль.
Я охнула, понимая, что так и есть — по-русски говорим, а я и не заметила.
— Второе дело, — продолжала старушка — что магией от тебя шарашит, словно перерождение провела. А контролировать её ты нифига не умеешь. Вот и залюбовалась я на странный самородок, не огранённый и дикий. Встречать на своём веку такого ещё не приходилось. Хоть слышать — слышала, а не верила. Ну и последнее, как сына разыщу, так дашь мне обет магический, чтобы легче было язык удержать за зубами. Но не такой, какой откатами страшен, а простенький — рассчитанный на чистых сердцем. Без надобности великой и не вспомнишь ничего.
— А откуда взяли, что я чистая сердцем? — недоверчиво поинтересовалась я.
— Ну, это совсем просто. Никогда не задумывалась, что стихийная магия случается не только у детишек? А? Ни о чём тебе это не говорит? Так вот — заклинания творить без палочки только такие и могут, у которых совесть, как у младенца. Вот Мерлин тот же, которого все к месту и не к месту поминают. Он мог, да. Ну, так это был великого сердца волшебник. Ты-то великой не станешь, заботы твои не те. Мелкие, житейские, но и рядовой тебя назвать не назовёшь. Всё-таки самородок. Пока не огранённый — почти магла. Ниже и катиться некуда. А если подучишься, да найдёшь правильного наставника, так и станешь цельной натурой — много сумеешь сделать. Было бы желание. Впрочем, хватит болтать. Снимай с меня путы, да пойдём уже. Как раз час быка наступил.
— Какой час?
— Неважно, снимай!
Не верила я в эти сказки про чистое сердце, ну откуда оно у меня, в самом деле? Смешно! Но снять с бабки путы попыталась. Не вышло, ни с первого раза, ни с пятого.
— Вот глупая, — не выдержала старушка. — Раз заклинания тебе не даются, давай-ка без них. Просто снимай. Не бормочи.
— Как это? — не поняла я.
— По-вашему — желанием. Представь мысленно путы, вроде кокона, каким паук муху оборачивает. Представила?
— Ага.
— А теперь представь, что те путы не из прочной нити, а из ваты сахарной. Потянешь и рассыплется. Ну?
Это было легко. Представила, что уж.
Только дальнейших указаний не последовало. Бабка вдруг легко соскользнула с кровати на пол.
— Молодец! Ползём к двери. Фу, сладкая теперь вся, да липкая. С ватой сахарной ты перестаралась. Надо было тебе сказать, что нитки сгнили от времени, да уж ладно.
Я потянулась открыть дверь, но Пифия схватила за руку.
— Куда? На ней сигналок больше чем над кроватями. Представляй, что в двери внизу окно такое большое, тряпочкой завешенное. Только без стекла!
— Да как же... — начала я сердиться, — так я колдовать не умею!
— Но сделала же, — удовлетворённо заметила бабка, приподнимая внизу двери тряпку, которая по цвету с дверью сливалась. Отверстие квадратное, как раз нам пролезть.
Только вылезли, мне было велено представить обратно, что дверь цельная. И опять получилось. Я перестала заморачиваться. Да ну её, эту старушку — небось сама и колдует.
Тут мы уже встали, отряхнулись, да огляделись.
Пустынный коридор, не очень широкий, и без окон. На стенах тускло светятся лампы, плафоны мешают разглядеть — электричество там, или магические светильники.
Вдоль стен с обеих сторон двери — все одинаковые. Чуть дальше по коридору ниша, в которой установлен стол с высокой стойкой, как в обычных больницах сестринский пост — один в один. И сестричка на посту спит, положив голову на сложенные руки. Палочка лежит рядом, наготове.
— Тихо, — шепнула Пифия и вдруг впилась ногтем в моё запястье.
Я еле удержалась от вскрика.
Старуха усмехнулась, и поднесла окровавленный ноготь к лицу. Принюхалась, поводила носом из стороны в сторону. И, поманив меня, медленно направилась к сестринскому посту. Я старалась не отставать и не издавать звуков. Хорошо даже, что босиком. Разве что потом надо будет найти свою одежду.
Так мы дошли до лестницы, по которой пришлось довольно долго спускаться. Потом был ещё коридор, и ещё. Я бы уже запуталась, а Пифия периодически подносила ноготь к носу и шла. Наконец, она остановилась у дверей, от которых пахло едой. Кухня, видать.
Дверь была не заперта, и мы вошли. И сразу оказались в большом и просторном помещении. Пара домовиков колдовала у установленной посерёдке плиты, раздувая огонь. Ещё двое щелчками пальцев, перемещали из большой раковины тарелки, которые сами складывались в стопки на столе у стены.
Заметив нас, они застыли с улыбками, и вдруг еле приметно поклонились. После чего занялись своими делами.
— Тут он, — громко сказала Пифия, отдёргивая занавеску у входа. В маленькой нише стоял встроенный полукруглый топчан, на котором спал Северус. Я бросилась перед ним на колени, если сдержавшись, чтобы не прижать его к себе со всей силой. Погладила по головке. А он сразу встрепенулся.
— Мама? Я ждал-ждал, — он крепко обхватил меня за шею тонкими ручками. — Давай уйдём отсюда! Я домой хочу! К папе!
— И я домой хочу, милый. Сейчас отправимся.
— Ты больше не болеешь?
— Нет дорогой. Мама уже здорова.
— Ну, хватит, — скомандовала старушка. — Уходим!
— Мы так и пойдём? — спросила я Пифию, подхватив Северуса на руки. Мы обе по-прежнему были в ночных рубашках и босиком.
— Хоть ты этого и не любишь, — проворчала гадалка, — но зажмурься и представь, что на тебе надето. Только чётко, в деталях. А на мне представляй чёрную мантию до пят, да крепкие ботинки на толстой подошве. Ну?
Честно зажмурилась, представила на себе самое модное бельё, о котором мечтала ещё в той жизни, дорогие синие джинсы от Кельвина Кляйна, которых в нынешнем времени ещё и в помине нет. Темно-зелёную футболку с длинными рукавами, подумав, дополнила чёрной флисовой курткой на молнии, с капюшоном и карманами. Снабдила себя ещё тяжёлыми ботинками на толстой подошве, которые пару месяцев назад не смогла купить — жаба задушила тратить на обувь такие деньги. И завершила образ кожаным рюкзаком — тоже в фильме каком-то видела.
Такие же ботинки представила на Пифии. Вместо носков подумала о чулках с поясом, и простом, но удобном нижнем белье. Вкусов-то этой странной метёлки я не знаю. Дополнила это коричневым платьем в горошек — когда была маленькой, такое носила мама. И мантию представила с широким капюшоном, глубокими карманами, подпоясанную кожаным плетёным ремешком. В одном из карманов по моим прикидкам должна была лежать волшебная палочка — та самая, что принадлежала Эйлин, в другом кожаный безразмерный кошелёк, который пропал у меня вместе с одеждой. Только у Пифии ни к какому банку он привязан не был. Представила и содержимое кошелька — горку золотых галеонов. Ну и напоследок — кутить, так кутить — рюкзачком я её тоже снабдила. Точь-в-точь, как у меня, только тёмно-серым, из толстой рогожки. Ну и чтоб пустым не болтался, представила в нём пуховый оренбургский платок и тульский пряник в виде олимпийского мишки.
Когда открыла глаза, в них даже потемнело. И сначала круги шли. Только через несколько секунд всё прояснилось.
— Ну и фантазия, — фыркнула Пифия, рассматривая свою мантию. — Ты чего такую приличную наколдовала? Куда мне? А ботиночки мне нравятся, прочные. Так и оставлю. А вы, ну-ка брысь, и молчать о том, что видели, ясно?
Тут я заметила столпившихся вокруг домовых эльфов. Они с умилением смотрели на меня, сжав ладошки перед грудью, словно о чем-то умоляли. Окрик Пифии заставил их потупиться, закивать и вернуться на свои места.
— Ишь, сбежались на дармовщинку, — проворчала гадалка. — Ну да ладно, зато магия твоя не разбудила пол больницы, всё лишнее эти жучары подъели. Теперь в тебе души не чают. Ты как — не ослабела?
Я прислушалась к себе, прижимая к груди посапывающего Северуса — не выспался малец. Не забыла окинуть взглядом обновки — всё в точности как "заказывала", даже логотип "Зенита" имеется на флисовой куртке.
