— Вот, пытаю татарина, что за штуку такую серебряную он половецкому десятнику показал. Видел, того сразу из седла вынесло. Кланяться начал.
Осалук как раз закончил переводить вопрос князя. Татарин, уже успевший повесить серебряную пластинку на шею, снова вынул ее из-за пазухи, показал и сказал только одно слово:
— Пайцза!
Роман хмыкнул недоуменно.
— И чего? Что за пайцза? Толком он может объяснить?
Осалук снова заговорил с послом. На этот раз Онгул разразился целой речью, то и дело самодовольно улыбаясь и тыкая себя большим пальцем в грудь. Туда, где висела опять спрятанная пайцза. Осалук внимательно выслушал и перевел:
— Такие пластинки монголы дают самым доверенным и заслуженным своим людям. Для исполнения разных поручений. Любой монгол, или их подданный, которому покажут такую вот пайцзу, должен сделать все для ее владельца. В противном случае ему грозит смерть. Пластинки бывают из дерева, кости, меди, бронзы, серебра и золота. Чем важнее человек, тем дороже материал, из которого делают пайцзу. Важнее серебряной, как у Онгула, только золотая.
— Вон чего... — протянул князь Роман. — Хорошая штука эта пайцза. Полезная.
Позади нарастал топот копыт. Это оставшиеся дожидаться результатов переговоров, гридни и татары с Федором и Олегом во главе, догоняли их. Вскоре оба князя поравнялись с едущими не спеша Онгулом, Романом и Ратьшей. Князь Роман снова заговорил с татарским послом. Потом обратился к Федору:
— Ну что, племяш, татарин говорит, что дальше поедут только посольские с обозом. Кстати, не сильно телеги отстали?
— Нет, — отозвался Федор. — Вон они. Едут потихоньку. Половину своих людей там оставил для охраны.
— Тогда — ладно, — кивнул Роман. — Ратьша, Олег, давайте прощаться. Татар злить не будем. Возвращайтесь. Осалук, — это уже толмачу, — скажи татарину, что б подождал чуток.
Половец перевел. Онгул кивнул и придержал коня.
— Ну, прощай, племяш, — обратился князь Роман к Олегу Красному. — Кто знает, доведется ли еще свидеться. Сам знаешь, в самое логово зверя едем. Прости, если что не так меж нами было.
Олег, искренний, как всегда, расчувствовался. Даже слезы на глазах заблестели.
— Прощай, дядя, — порывисто вздохнув, сказал он. — Не было, вроде, меж нами разлада. И ты меня прости, коль чем обидел.
Князья обнялись, похлопали друг друга ладонями по спинам. Разъяли объятия. Роман Коломенский повернулся к Ратиславу.
— Не поминай лихом, боярин. Прощай.
— Прощай, князь, — поклонился Ратьша. — Удачи вам.
С Ратиславом Роман обниматься не стал. Отъехал в сторонку, давая попрощаться с Федором. Тот, услышав, что пора расставаться, как-то сник, в глазах его проклюнулась плохо скрытая тоска. Олег, увидев это, легонько стукнул его кулаком в пластинчатый доспех на груди, сказал, бодря:
— Не унывай, брат! Делай свое дело! Не бойся ничего! Мы здесь рядышком будем. Вон в этой деревеньке. Верно, Ратьша?
— Верно, — кивнул Ратислав. — И помни, что отец говорил: две недели у татар, не боле. Потом вырывайтесь, хоть как. Мы поможем. Веди себя там осторожно. Слушай советов дяди — он в этом деле поднаторел, сам видишь. Но и доверяй ему с оглядкой.
Последние слова Ратьша сказал совсем тихо, что б Роман, восседавший на бьющем копытом коне неподалеку, не услышал. Федор кивал и как-то жалобно смотрел, то на Олега, то на Ратьшу. Сердце сжималось от этого взгляда.
— Сбереги себя, Федор, — добавил Ратислав. — Помни, что ждут тебя дома.
Тот опять кивнул. Опустил голову, с силой потер ладонью лоб, поднял глаза. Теперь это снова был уверенный в себе, готовый положить жизнь за своих близких и за родной город, Федор.
— Прощайте, братья, — чуть хрипловато сказал он. — Не поминайте лихом.
Он порывисто обнял сначала Олега, потом Ратислава, рванув повод, развернул своего жеребца и, ударив его шпорами, поскакал вперед, оставляя слева от себя бледное, почти уже зимнее солнце.
Глава 12
Ратьша со своей полусотней степной стражи остановился в той же брошенной деревне у опушки Черного леса. Полусотня под рукой у него правда была только первые два дня. Как только они вернулись в деревеньку, проводив Федора с Романом к татарам, Ратислав отправил в воинский стан, раскинувшийся за лесом, гонца с приказом выступить к нему пяти сотням степных стражников в полном вооружении и с заводными конями. Спустя два дня они прибыли. Боярин разместил воев по избам с наказом не бродить по деревне и, вообще, лишний раз из жилья не высовываться. Нельзя было показать истинное число собравшегося здесь войска, чтобы не раздражать татар. Большую часть лошадей спрятали в лесу неподалеку от опушки, благо до леса меньше полуверсты. При неожиданном нападении, конечно, не добежать, но Ратьша выставил дальние дозоры, которые должны предупредить заблаговременно о приближающейся опасности. Конечно, дозоры могут и прозевать ночное нападение, но на войне приходится с этим мириться. Если даже и застанет враг врасплох, заперевшись в окруженных частоколом дворах, воины Ратислава дорого продадут свои жизни. А может даже смогут и отбиться, ежели врагов окажется не слишком много, ведь они не будут знать истинного числа Рязанцев, расположившихся здесь.
Олег Красный со своим десятком тоже остался. Ратьша не возражал — веселее ждать. День тянулся за днем. Никаких известий от посольства не имелось. Долгими вечерами в большой избе собирались Ратьша, Олег, Могута и сотники прибывших сотен. Стол накрывал Первуша. Закончив суетиться, он присаживался у краешка стола, слушал, о чем говорят старшие. Вскакивал и подносил закуски и выпивку, если требовалось, потом опять садился и слушал. Переговорили много, о чем. Но больше о предстоящей войне. Все собравшиеся, кроме князя Олега, уже сталкивались с татарами, когда Ратислав решил шугнуть обнаглевших находников. Сходились в том, что, как воины они, конечно, посильнее половцев, но не слишком. В рукопашную, правда, с ними не сходились, но и тут вряд ли они намного тех же половцев превосходят. В общем, воевать с ними можно. Можно и бить. Вот только много их, это — да... Но из-за засек, может, и получится отбиться.
Монголы особо не тревожили. За седьмицу раза три маячили вдалеке их разъезды, но к Рязанским дозорам не приближались, держась на почтительном расстоянии. Так в ожидании прошло десять дней. На одиннадцатый ближе к вечеру дозорный принес весть: с полудня приближается отряд в полсотни воинов. Не татары — русские. Неужто посольство возвращается? Но почему тогда полусотня? Должна быть сотня: полста гридней князя Романа и полста князя Федора. Ратьша приказал оседлать коней и вскоре он, Олег и Могута мчались навстречу приближающимся всадникам. Проскакали пару верст, прежде чем увидели на гребне увала, движущийся отряд. Когда до него оставалось с версту, от отряда отделились двое верховых.
Князя Романа Ратьша узнал, когда до скакавших навстречу оставалось саженей сто. Коломенский князь был в доспехе, все в том же волчьем налатнике, но без шлема. Вместо него большая меховая шапка. Такие, только попроще, Ратислав видел на татарских послах. Конусовидный кожаный верх. Два куска меха закрывают уши и шею до плеч, кусок спереди загнут на лоб. Теплая штука, должно быть. И удобная. Татарский подарок? Должно — так.
— Здрав будь, боярин, — радостно, словно увидел близкого родственника, поприветствовал Ратьшу, подъехав, князь Роман. — Здрав будь князь Олег, — это князю Белгородскому.
— И тебе здравствовать, княже, — кивнул Ратислав. — Почему один? Где Федор?
— Ну, ты сразу быка за рога, — не переставая радостно скалиться, ответил Роман. — Все расскажу. Давай до деревеньки доедем, попотчуешь нас — с утра не евши, как от татар выехали. Баньку бы истопить. Осталась, чаю, банька в деревне? Две седьмицы с лишним не мылись, смердим, как те же татары. Эти, похоже, вообще никогда не моются.
Князь Коломенский хлопнул боярина по плечу и легкой рысью двинулся к деревне, где стояла Ратшина полутысяча. Ратьша, Олег и Могута развернули коней и пристроились по бокам от Романа и его ближника. На попытки разузнать о посольстве Коломенский князь только отшучивался. Поняв, что ничего пока он не скажет, Ратислав и Олег прекратили расспросы. Молча доехали до деревни. Одна баня как раз оказалась натоплена, и Роман с ближником сразу отправились туда. Парились долго. За это время Первуша с двумя помощниками накрыл на стол в старостиной избе, а Олег с Ратиславом извелись в ожидании. Наконец Роман со спутником ввалились в избу. Распаренные, довольные. Уселись за стол. Первуша подсуетился: разлил медовухи в чаши, налил в тарелки похлебки из дичины, настрелянной в степи, пододвинул поближе свежевыпеченный хлеб, нарезанный крупными ломтями. Ратьшин мечник оказался мастером на все руки: приноровился печь хлеб из прихваченной для кулеша муки. Очаги в деревне оказались в полной исправности. Пеки, вари, парь чего душе угодно.
Приезжие выпили, принялись за похлебку. Выхлебали, еще выпили, приступили к жаркому из степной косули. Умяли его. Еще приложились к чашам. Олег и Ратьша, изнывая от нетерпения и тревоги, отщипывали кусочки хлеба, жевали нехотя: ели недавно. Торопить гостей, однако, — показать невежество. Терпели. Наконец князь Роман насытился, отвалился от стола, прислонившись к бревенчатой стене.
— Так что с Федором, с посольством? — не выдержав, спросил князь Олег.
— Да хорошо все, — сыто рыгнув, проворчал Роман. — И с посольством, и с Федором.
Сделал знак Первуше: мол, плесни еще в чашу. Тот налил медовухи до краев. Коломенский князь, не спеша, смакуя, выпил, потянулся.
— Ух! Хорошо! Знали бы, как эти их юрты вонючие надоели. Опять же, ни столов, ни лавок. Ноги скрючило на корточках сидеть.
Ну, юртами и степным бытом Ратьшу было не удивить — наездился по половецким становищам. Он с нетерпением ждал, что князь скажет дальше. Олег Красный тоже нетерпеливо ерзнул на лавке, не вытерпев, поторопил Романа:
— Ну же, князь, что было-то? Федор где?
Роман Коломенский наконец начал рассказ:
— Приняли нас у татар неплохо. Поселили в белой юрте. Это у них считается большой честью. Главный их Бату-Хан, так они его кличут, принял нас правда только на пятый день. Трое братьев еще с ним было. Принял ласково. И дарами нашими весьма доволен был.
— Так ты у него тоже был? — перебил речь князя Ратьша, помня, что отец наказывал сыну не брать с собой дядю к хану ни в коем разе. — Федор взял тебя с собой?
— Тут уж скорее я его взял, — самодовольно усмехнулся князь Роман. — Федор ваш ждал бы приема хана до морковкиного заговения. Гордый. Говорит с татарами через губу. А у меня Онгул в друзьях. Не последний человек в татарском войске: дядя одной из жен самого Джихангира. Это они Бату так прозвали. Вот он и поспособствовал, чтобы нас допустили до хана пораньше.
Роман опять показал Первуше на свою чашу. Парень налил медовухи. Князь отхлебнул и продолжил рассказ:
— Федор ваш без меня и с Бату ни о чем бы не договорился. Нельзя же так, — Роман укоризненно покачал головой. — Поклониться толком и то не хочет. Так что разговаривал с Джихангиром я.
— О чем же договорились? — Ратиславу поднадоела похвальба заметно опьяневшего Романа. — И скажи, наконец, почему Федор не с тобой?
Князь Коломенский недовольно нахмурился — перебили. Сделал хороший глоток из чаши. Почмокал губами, смакуя.
— Хорош медок, — сказал. — Из твоих погребов?
— Оттуда, — кивнул боярин. — Так что?
— Договорился я с Батыем о послаблении для Рязани. Парней и девок они требовать себе не будут. Все остальное придется дать. И заложников то ж. Вот Федора они и оставили первым заложником. А меня послали обсказать все брату. Что б покорился и глупостей не наделал.
Увидев, как вскинулись Олег с Ратьшей, успокаивающе поднял руку, сказал:
— Ништо. Хорошо все будет. Оставил я при нем ближника своего. Муж сей оборотист вельми. Тоже Онгулу глянулся. Не даст пропасть, подскажет что сказать, как сделать. Кстати, — Роман опять приложился к чаше, — Батый почтил меня особым доверием. Пайцзу выдал. Глядите.
Он сунул руку за пазуху и вытащил бронзовую пластинку на цепочке. Ишь, как бережет, подумалось Ратьше, в бане даже не снимал. Князь стянул цепочку через голову, протянул Олегу Красному. Тот, с легкой брезгливостью, словно ядовитого паука, принял пластинку, осмотрел с обеих сторон, передал Ратьше. Пластинка оказалась прямоугольной длиной в полвершка с проушиной для цепочки. С обеих сторон на ней были нанесены какие-то значки. Вроде, надписи. Ратислав вспомнил: видел такие на драгоценной фарфоровой посуде, привезенной из Богдийского царства. Он отдал пайцзу хозяину, спросил:
— И что толку с этой побрякушки?
— Ты же слышал, что говорил Онгул: любой из войска монгольского должен сделать все, что я скажу.
— Так уж и любой? — недоверчиво прищурился Олег. — И прямо-таки все сделает?
— Ну, не любой, — слегка смутился князь Роман. — От тысяцкого и ниже. Темник мне уже не подчинится. Вот была бы серебряная, тогда б и темники мне кланялись. А с золотой только чингизиды, их родичи и высшие военачальники были бы выше меня.
Роман мечтательно понял глаза к потолку.
— Темники это кто? — поинтересовался Ратислав.
— В их подчинении десять тысяч воинов, — пояснил князь Коломенский, надевая на шею пайцзу.
— А чингизиды? — задал следующий вопрос уже Олег.
— Это прямые потомки великого основателя Монгольской державы Чингис-Хана. Сыновья, внуки, правнуки. В этом походе тринадцать чингизидов участвует и большая часть войск монголов. Страшная сила. Ну да это сами знаете.
— И что, коль пойдут на нас татары войной, ты, имея золотую, к примеру, пайцзу мог бы встать впереди войска нашего, и татары бы развернулись? — спросил Олег.
— Ну, золотую мне бы никто не дал, — усмехнулся Роман. — А и с бронзовой, двор мой, ежели я встану с ней в воротах, никто зорить не решится.
— Вона как... — протянул Олег. — Особого восторга в его голосе слышно не было. — Так ты чей теперь князь, дядя, наш, аль татарский?
Лицо Романа, и так красное от бани и выпивки побагровело.
— Ты кому слова такие говоришь, племяш! — сдавленным от ярости голосом просипел он. — Русским был, русским и останусь. А тебе за такое, уши надрать!
— Руки, коротки, дядя! — заалев гневным румянцем, выкрикнул в ответ Олег.
Князь Роман несколько раз вдохнул и выдохнул, раздувая ноздри, грохнул кулаком по столу, так, что звякнула стоящая там посуда. Опустил голову. Посидел так чуток. Когда выпрямился, лицо его было почти спокойным.
— Не понимаете вы, — проведя подрагивающими пальцами по бороде, промолвил коломенский князь. — Нельзя нам с татарами воевать. Гибель это верная всей нашей земле. Я десять дней жил средь них. Войско татарское — это одно целое. За малейшее неповиновение наказание у них одно — смерть. Потому в сражении они послушны, как пальцы одной руки. Видел я, как тумен татарский — это десять тысяч воинов — возле лагеря упражнялся. Темник ими с помощью десяти барабанщиков и двух десятков знаменных управлялся. Поворачивались, рассыпались на тысячи они по звуку барабанов только да взмахам знамен, бунчуками у них прозывающимся. И делали все это, как один. Для нас с Федором, мыслю, все то показывали татары. Чтобы устрашить.
