— Все в порядке со мной, похлопал по плечу верного слугу Ратислав. — Сам-то как? Не зацепили?
— Ништо, — махнул рукой парень. — Так, попятнали сквозь бронь чуток, но не пробили. Только синяки и будут.
— Гунчака не видел? Жив ли?
— Живой. Чего ему сдеется в середке-то строя. Вон там чуток подале сидит, отпыхивается, — Первуша махнул куда-то вправо в темноту рва.
Подошел Годеня, размазывая кровь по лицу.
— Поранен? — спросил Ратьша.
Годеня глянул на измазанную кровью руку, вытер о полу полушубка, торчащую из-под короткой, но просторной копытной брони, сказал только:
— Чужая.
— Ладно, — кивнул Ратислав. Помолчав, добавил. — Уводите людей в город по тайным ходам.
Первуша и Годеня кивнули, повернулись, чтобы идти исполнять приказ.
— Погоди, Годеня, — остановил десятника Ратислав. Тот остановился, обернулся. — Пойдешь ко мне под руку?
— Кем, боярин?
— А при мне будешь. Меченошей.
— Пойду, — просто сказал Годеня, повернулся и скрылся в темноте рва, скликая отдыхающих ратников.
Ушли за стену довольно быстро, что не слишком-то радовало — мало осталось людей после самоубийственной вылазки. Пока проходили по тайным ходам, посчитались. Живых осталось всего две сотни и полтора десятка. Из них два с лишним десятка раненых. По счастью не тяжело. Тяжелораненые остались за татарской городней — вынести их не было ни сил, ни времени.
За городской стеной Ратислава встречал сам Великий князь. Был он угрюм и подавлен. Спросил хрипло:
— Сколько людей осталось?
Ратьша ответил. Юрий помолчал, потеребил заидевшую бороду. Спросил еще:
— Видел: сумели, все же, пороки пожечь. Сколько?
— Три всего лишь... — Ратислав виновато склонил голову.
— Ты хоть три, да сжег. Остальные до них даже не добрались.
— Что, вернулись уже?
— Вернулись раньше тебя, — князь откашлялся, сплюнул на снег. — Те, что напротив Ряжских ворот вылезали, даже городню перелезть не смогли — ждали их.
— Всех ждали. Я говорил о том, — не слишком почтительно встрял в речь Юрия Ратислав.
— Знаю! — вскинулся Великий князь. И уже тише. — Теперь знаю... — Помолчал, продолжил. — Те, что у Ряжских, потеряли полторы сотни. Всех от стрел. Вернулись, не добравшись до городни. А вот те, что у Исадских городню перелезли, вот только до пороков их не пустили, да еще и от города отрезали... Пять десятков всего назад пробилось...
Ратислав сокрушенно покачал головой. Да, коли бы не годенина сотня, то же было бы и с его людьми. Но князю он ничего не сказал, к чему? Что вышло, то вышло. Одно утешает — не зря его воины полегли, сожгли, все же, три камнемета. Вот только сильно ли поможет это городу? И не лучше ли бы пригодились погибшие его защитники на стенах? Но, что уж теперь. Что сделано, то сделано...
— Да ты еле на ногах стоишь, — как сквозь вату донесся до Ратьши голос Великого князя. — Иди отдыхать, воевода.
Юрий Ингоревич повернулся и зашагал в сторону Ряжских ворот в сопровождении свиты. Скоро они скрылись в темноте. Только скрип снега под их ногами еще долго разносился в морозном воздухе.
Снова навалилась невыносимая усталость. Ратьша с трудом удержался от желания усесться прямо на снег здесь у городской стены, вытянуть гудящие ноги, закрыть воспаленные глаза. Хорошо подошел, казалось, не знающий усталости Первуша. Парень сразу почувствовал состояние своего боярина, подставил плечо. Ратьша с облегчением оперся об него и, сцепив зубы, зашагал в ночь.
Далеко уйти не дал, догнавший их Годеня. Посмотрев на измотанного воеводу, он решил:
— Нечего вам мотаться через полгорода. Заночуете у нас в осадной клети. Там и поесть чего найдется. Да и места теперь хватит. Проредили нас татары знатно.
Чего-то отвечать не было ни сил, ни охоты и Ратьша только согласно кивнул.
Глава 24
Первый камень ударил в рязанскую стену утром, едва развиднелось. Между Ряжскими и Исадскими воротами, в верхнюю часть третьего яруса. Пробил забороло, сделав дыру сажени в полторы, влетел в боевой ход, отскочил от бревенчатого пола, ударил изнутри в двускатную крышу, пробил ее, разметывая доски, вылетел наружу и улетел по крутой дуге в город. Там, уже потеряв силу, больших бед не наделал, сломал только прясло между двумя дворами. Ни на стене, ни в городе он людей не зацепил.
В тихом утреннем воздухе грохот от удара и треск ломаемых бревен и досок разнесся далеко. Слышно было во всем городе. Грохот и треск разбудил Ратислава, да и всех спавших вместе с ним в осадной клети, где они устроились на ночь после неудачной вылазки. Быстро облачились в сброю и выскочили наружу. К этому времени стена с напольной части города уже содрогалась от попаданий новых камней из татарских пороков. Снова грохот, треск. На выскочивших из клети Ратьшу и его спутников сверху посыпались древесные обломки и щепа. Прикрываясь прихваченными щитами, они кинулись к ближайшей лестнице, ведущей на стену. Уже добравшись до боевого хода и почувствовав, как содрогнулся пол после очередного попадания, Ратислав крикнул вниз, карабкающимся по лестнице воинам:
— Назад! Под стеной сидите! Побьют здесь зазря!
Его послушались. Те, кто успел начать подъем, полезли обратно. Кто не успел, встали под стеной в тревожном ожидании. Ратьша метнулся к ближайшей бойнице, вглядываясь в рассветную сумеречную мглу, стараясь рассмотреть еще плохо видимые татарские камнеметы. За его спиной к бойнице пристроились, тяжело дыша, Гунчак и Годеня. У соседней бойницы напряженно застыл Первуша.
Наступило короткое затишье. Видно татары заряжали в пороки новые камни. Ратислав и его спутники оказались на стене между Ряжскими и Исадскими воротами. Ближе к Исадским. Кроме них здесь находились редкие стражники. Изрядно напуганные, надо сказать. Справа в саженях двадцати камень разрушил крышу и через дыру в сумрак боевого хода сочился сероватый утренний свет. Ратьша высунулся в бойницу, чтобы оценить повреждения, нанесенные стене первым залпом. Но увидеть с этого места ничего толком не удалось.
— Идем на Исадскую башню, — приказал он. — Осмотримся.
Боярин повернулся налево и быстро зашагал по боевому ходу в сторону Исадских ворот. Дошли быстро. Забрались на верхнюю боевую площадку башни. Сюда тоже угодил камень. Он пробил крышу и, не сумев разрушить заднюю часть заборола, лежал здесь же на площадке. Приличный такой камешек, пудов на восемь. Известняк из местной каменоломни. Такие разгружали невольники третьего дня.
— Никого не зацепило? — спросил Ратислав у одного из четверых находящихся здесь стражей.
— Бог миловал, — качнул головой тот.
К этому времени заметно посветлело: темные облака на восходе разогнал ветерок, и чуть ли не впервые за последние две седьмицы показалось солнце. Вернее, пока еще только его багровый краешек, светящий Ратиславу и его спутникам почти прямо в лицо.
Отсюда с боевой площадки башни стало возможно рассмотреть повреждения, нанесенные стене. Как и предполагалось, пороки били в три места напольной части стены. Примерно посредине между Исадскими и Ряжскими воротами и по воротным башням и прилежащим участкам стены, названных ворот. Башня Исадских ворот пострадала не сильно: кроме пролома в крыше, видны были еще несколько вмятых бревен в наружной стенке. Обитые железом ворота, вроде, целы. Башня Ряжских ворот тоже особых повреждений не имела. Во всяком случае, насколько было видно отсюда с воротной башни Исадских ворот.
А вот стене между воротами досталось гораздо сильнее. В том месте, куда в основном били камни, заборола и крыша третьего яруса были снесены напрочь на протяжении саженей пяти. Еще в двух местах в заборолах имелись дыры шириной сажени по две-три. В стене первого яруса в одном месте камни сломали и выбили пару бревен. В пролом высыпалась часть глины и камня, заполняющие промежуток между стеной первого и второго ярусов.
— Началось, — негромко произнес позади Гунчак. — Теперь будут долбить, пока не порушат стены. Потом пойдут на приступ. — Он помолчал немного и добавил. — А сейчас нам лучше уйти отсюда. Бьют по башне. К чему зря подставлять головы?
Гунчак, конечно же, был прав, но Ратьша продолжал стоять у бойницы, наблюдая, как медленно склоняются к земле чаши татарских камнеметов, как закладывают в них камни невольники... Бум-м! С раскатистым грохотом выпрямился рычаг первого порока. Из тех, что стояли правее и били по стене. Камень, выброшенный им, ударил в основание стены чуть выше места, где она переходила в вал. Грохот, треск. Пол под ногами ощутимо вздрогнул. Бревно в стене надломилось, но осталось стоять на месте. Только немного глины и мелких камней высыпалось из образовавшейся щели на белый лед покрывающий вал. Бум-м! Бум-м! Загрохотали остальные камнеметы. Целый рой камней полетел в рязанскую стену.
Сразу три из них угодили в башню Исадских ворот, на верхней площадке которой стоял Ратислав со спутниками. Один гулко ударил в обитую железом воротину. Отскочил, не пробив, но оставил заметную вмятину. Хрустнули под железом толстые дубовые доски, из которых были сколочены ворота. Второй камень попал в угол башни. Расщепил концы бревен, собранных в прочное обло. Но сами бревна остались на месте. Третий ударил на сажень ниже заборола, как раз под тем местом, где стоял Ратьша. Пол под ногами подпрыгнул, заставив людей пошатнуться.
— Надо уходить, — еще раз сказал Гунчак. Голос его звучал ровно, разве только чуть напряженно.
— Ладно, — кивнул Ратислав. — Уходим. Вы тоже уходите, — обратился он к стражникам. — Нечего всем здесь торчать. Оставьте одного наблюдать, а остальные все вниз.
Сказав это, сам пошел к прорубу в полу боевой площадки, ведущему на нижний ярус. Его спутники, не мешкая, двинулись за ним. Следом — трое стражников. Один, поеживаясь, остался на месте.
Пока спускались, выходили из башни, татары успели перезарядить камнеметы. Снова загрохотали камни, бьющие в стену. Сколько-то из них пошло с перелетом, или стрелки сознательно отправили свои снаряды в город, чтобы напугать жителей. Один из таких камней на глазах у Ратьши снес крышу небольшого дома, стоящего неподалеку от стены. Из дома выскочило несколько человек, бестолково забегали вокруг. Потом начали вытаскивать добро, бросая рядом на снег, как при пожаре. Ратислав отвернулся, нахмурился, спросил у Гунчака:
— Насколько хватит нашей стены? Как думаешь?
— Думаю, до вечера, — пощипав бородку, ответил половец. — Много, до утра. Пора готовить людей к скорому приступу.
— Неужто только на день и хватит?
— Так и будет. Поверь.
— Раз так, пошли на двор к Дарко, — решил Ратьша. — Первуша, забеги к нашим, к Епифану. Передай: пусть смотрят в оба. Потом к Власу.
— Понял, — поклонился меченоша и быстрым шагом, почти бегом, отправился к коновязи, где еще с ночи оставили своих лошадей.
Ратислав, Гунчак и Годеня пошли туда же, но не слишком торопясь, вскидывая глаза вверх на стену и невольно вжимая головы в плечи, при грохоте близкого попадания. Где-то на полпути к коновязи им навстречу вылетели три всадника. Осадили коней, взметнув подковами снежно-ледяную крошку. Княжич с меченошами, кто же еще! Андрей спрыгнул с жеребца, в три широких шага преодолел расстояние до Ратьши. Был он в полном снаяряжении, шлеме, с мечом на поясе. Щеки раскраснелись, то ли от мороза, то ли от возбуждения.
— Что? Обстрел? — Срывающимся голосом спросил княжич. — Татарские пороки бьют?
— Они, — кивнул Ратислав.
— Я посмотрю!? — Посунулся юноша в сторону стены.
— Куда! — воскликнул Ратьша. — Я стражу-то оттуда снял, только дозорных оставил, что б людей зря не терять. А ты! Головы хочешь лишиться!?
— Да я быстро! — умоляюще произнес Андрей и пошел-таки к лестнице, ведущей на стену.
— Назад, воин! — в голосе воеводы прорезался медвежий рык.
Мало кто смел ослушаться, когда он приказывал таким голосом. Остановился и княжич. Развернулся, яростно сверкнул глазами на Ратислава, катнул желваки на скулах, но послушался, пошел обратно, упрямо нагнув голову. Только подошел, показались еще всадники. Много. Десятка полтора-два. Ну а это уже и сам Великий князь со свитой подоспел. Тоже гонят лошадей вовсю. Гляди того стопчут. От греха встали поплотнее к стене осадной клети. Но всадники, приблизившись, придержали коней, остановились рядом. Юрий Ингоревич, ехавший первым, спрыгнул с седла, подошел, спросил:
— Что, началось?
— Началось, княже, — отдав легкий поклон, ответил Ратислав. — Пороки бьют.
— Надо подняться, посмотреть, — задрав голову и глядя на гребень стены, сказал князь.
— Опасно. Княжича я не пустил.
— И правильно. Делать ему там нечего. А мне, все же, самому посмотреть надобно.
— На башни нельзя, — тяжело вздохнув, сказал Ратьша. — По ним как раз бьют. В середку стены между ними тоже. Если со стены глянуть? С той ее части, которую не обстреливают. Но много оттуда не увидать. Так стоит ли тогда подставлять голову?
— Надо, — упрямо наклонил голову Юрий. Прямо, как только что княжич. Ратислав еле сдержал невольную улыбку.
— Ну, раз надо... — еще раз вздохнул Ратьша. — Людей тогда с собой хоть не бери, княже. Вдвоем пойдем.
— Ты тоже можешь здесь остаться, — буркнул Великий князь.
— Прости неслуха, но я с тобой, — поклонился Ратислав, пряча, все же появившуюся на губах улыбку.
— Пошли тогда.
— Надо пройти одесно, вон туда, — Ратьша показал рукой. — В это место, вроде, не бьют.
Он зашагал к лестнице, ведущей на участок стены, в который камни из татарских камнеметов не летели, ближе к исадским воротам. Поднялись на стену. Князь Юрий приник к бойнице. Ратьша стоял рядом, поглядывая наружу — не вспорхнет ли из-за татарской городни стрела в их сторону, не полетит ли шальной камень...
Солнце уже полностью поднялось над макушками леса, перед которым раскинулся татарский стан. Все еще красное, оно висело в небе зловещим медным диском, не грея, казалось, даже прибавляя силы крепкому утреннему морозцу. Восходящее дневное светило окрасило деревянные церковные маковки с лежащим на них снегом зловещим багровым цветом. А вот золотые купола каменных соборов заблистали весело, празднично, хотя, если присмотреться, блеск этот тоже отсвечивал красным, кровавым. Город за спиной был тих какой-то обмирающей тишиной. Ни людских голосов, ни мычания скотины, словно все, затаив дыхание, прислушивались к ударам камней, стучащихся приближающейся смертью в городские стены.
Ратислав ужаснулся, насколько сильно пострадала стена и башни за то короткое время, которое прошло с тех пор, как они спустились в город. Крыша третьего яруса стены зияла новыми дырами. В том месте, куда чаще всего попадали камни, ее снесло полностью, только кое-где торчали ребра стропил. Во многих местах были разбиты заборола и крыша второго яруса. Нижний первый ярус пострадал меньше — видно монголы предпочитали рушить стены сверху-вниз. Да и то — пробить рязанскую стену в ее толстенном основании, наверное, не просто. Количество вмятых и ломанных бревен в стене второго и третьего яруса тоже заметно увеличилось, но больших выбоин пока видно не было.
