— Сюда, боярин, сюда! — закричал, перекрикивая шум ветра. — Вон та усадьба! — показал вниз по улице на белеющие свежим тесом солидные, изукрашенные резным узорочьем ворота.
Подъехали к воротам. Забор из ошкуренных сосновых бревен, заостренных сверху, оказался тоже не низким, пожалуй, поболе двух саженей. Встречавший их гридень опередил, бегом подскочил к воротам, застучал в правую створку рукоятью плети. Та открылась почти что сразу. Открывал ворота тоже воин из сотни Дарко. Сам сотник сбежал с высокого теремного крыльца, когда Ратислав и его сопровождающие уже спешились и привязывали коней к коновязи, возле которой стояло с полтора десятка лошадей, благо место позволяло. И вообще двор, в который они въехали, оказался весьма обширен. Видно не прост был его владелец.
Скорым шагом приблизившись и отдав легкий поклон, Дарко жестом гостеприимного хозяина указал воеводе на крыльцо, сказал:
— Располагайся, боярин. Место тебе и княжичу приготовлено. Да и остальным хватит — хоромы просторные.
— Чей двор? — направляясь к входу и впрямь не маленького терема с высокой подклетью и верхним жильем, с пристроенным гульбищем, спросил Ратислав.
— Гость муромский, — ответил сотник. — Как понял, что на засеках татар не удержим, отъехал восвояси со всеми домочадцами. Оставил только троих дворовых, что б за хозяйством приглядывали. Так что, считай, вся усадьба в нашей воле.
— То ладно, — кивнул Ратьша. — Следи только, что б вои чего не порушили, не пожгли. Что б хозяин, вернувшись, обиду не предъявил.
Сказал и подумал: будет ли куда возвращаться хозяину, а тем паче, будет ли кому обиду предъявлять... О том же, видно, подумал и Дарко, но вслух ничего не сказал. Да и то — воев должно в любом разе держать в строгой узде, вернется хозяин, аль нет.
— Лошадей остальных где поставили? — спросил еще. — Кроме этих, — мотнул головой в сторону коновязи.
— На конюшне, в скотьем дворе. Места всем хватило — скотины нет, только птица. А эти на скорый случай: мало ли гонцов послать, или еще чего.
— Хорошо, — еще раз кивнул Ратислав.
По высокому крыльцу зашли в терем. В нижнем жилье расположились вои дарковой сотни. Было здесь душновато, но зато тепло. Кто-то возился со скинутой с себя сброей, кто-то негромко беседовал, но большинство воев спали — умаялись за столько-то дней в холодной зимней степи. Кому повезло, улегся на лавках, кто не успел, лежали вповалку на полу, застеленном кусками войлока и овчинами. Эти брони не снимали, только шлемы с подшлемниками и сапоги. В жилье стоял густой запах мужского пота и портянок.
— Нам наверх, — показал на лестницу у дальней стены Дарко.
Поскрипывая ступенями, поднялись в горницу. Размерами она была заметно поменьше нижнего жилья и было тут попрохладнее, но зато и дышалось легче — не витали запахи многолюдства. Горница была разгорожена на четыре части дощатыми перегородками. Лестничный закут освещался дорогим из узорчатой бронзы масляным светочем. И впрямь богато жил муромский гость.
— Вот здесь я для тебя отвел место, воевода, — показал Дарко на самую правую дверцу, темнеющую черным проемом. — Там и ложе имеется и столик поснедать, так что б не беспокоили.
— Там место для тебя, княжич и твоих дружек, — показал сотник на дверцу слева. Ложе одно, но широкое, коль будет твоя воля, и им хватит места с тобою улечься. А нет, так и на полу поспят — места хватит, на лежаках с той же кровати скинутых.
— Разберемся, — с забавной солидностью кивнул Андрей. — И не дружки со мной, а меченоши.
— Прости, княжич, — глубоко поклонился Дарко. И Ратиславу показалось, что сотник за поклоном спрятал улыбку.
— Хан Гунчак то ж в отдельных хороминах, — указал Дарко на следующую дверь и на этот раз улыбку не прятал. — А я с десятниками разместился вот здесь, рядом с тобой, воевода, — он показал на дверку рядом с ратьшиной каморкой.
— Нам с Сенькой куда, боярин? — Спросил Первуша.
— Со мной поселитесь, — коротко ответил Ратислав. — Дарко, лежаки на пол им устрой.
— Сделаю, воевода, — кивнул сотник. — Кстати, есть кто хочет?
Есть никто не пожелал — не больно давно из-за стола.
— Ладно, обустраивайтесь пока что, — приказал Ратьша. — А потом на стену пойдем. Давненько на татар не смотрели, чего они там поделывают.
Первуша отправил Семена вниз с сотником за лежаками. Сам занес в каморку, определенную им для жительства, объемистый мешок с вещами Ратислава, собранными в его комнатке в княжьем тереме. Ратьша последовал за ним. В каморке стояла темень. Он пошарил рукой и в обычном месте нащупал с десяток восковых свечек. Богат, богат гость! Взял одну, вышел снова на лестничный закут, снял с подвески горящий светоч, подпалил от него фитиль свечи. Потом вернул светоч на место. Загораживая разгорающийся огонек ладонью, вернулся в каморку, уселся за небольшой столик на лавку, стоящую подле, поставил свечу в подсвечник на столе. Первуша возился в углу, раскладывая из мешка ратьшины вещи. Потом ввалился Семен, несущий два лежака набитые соломой, стал укладывать их возле ложа. Ложа узкого, только на одного.
Ратислав смотрел на них, уперев подбородок в сложенные на столе руки и думал о Евпраксии, переживая каждый миг их встречи, каждое слово, сказанное им и ею, ее чудесный лик, запах волос...
Пробудил от грез Ратислава княжич Андрей.
— Все готовы, воевода, — сказал он звонким юношеским голосом, входя в каморку. — Можно идти на стену.
Княжич только что не приплясывал, так не терпелось ему посмотреть на грозных татар. А вот Ратьша пробудился от своих грез с трудом — все никак не хотел уходить из головы образ княжны.
— Пора, воевода, — повторил Андрей. — Все тебя ждут.
Ратислав тяжело поднялся из-за стола — разморило. Все-таки одна ночь сна после таких передряг слишком мало. Тут бы неделю отсыпаться. Но недели никто не даст. Могут не дать даже этой ночи. Он тряхнул головой, отгоняя оцепенение и расслабляющие мысли. Собрался, сказал:
— Идем, княжич, идем.
С Ратьшей на стену поехали все свитские, включая Гунчака. Половец, пока суть да дело, задремал у себя на ложнице, но стоило его тронуть за плечо, сразу вскочил. Спросил бодрым голосом, словно и не спал:
— Что, уже пора? — И двинулся к лестнице.
Поехали к Исадской стене. По всему именно там монголы должны будут пробовать силу защитников. Доехали быстро. Живо вскарабкались на стену, поднялись на смотровую площадку воротной башни Исадских ворот, всмотрелись в мелькающие за двумя поясами надолбов огни факелов.
Спервоначалу понять, что там в ста с лишком саженях делается не получалось — метель усилилась, тяжелые тучи висели совсем низко, ветер рвал пламя факелов. Потом глаза попривыкли. Ко всему факелов татары для работающих невольников из хашара не пожалели. Да и то — чего в темноте наработаешь. Потому даже отсюда, что происходит на месте работ рассмотреть удалось. Увиденное неприятно поразило — пленники вовсю вкапывали колья изгороди, и та была готова уже больше чем на половину. Если так будут работать всю ночь, то к утру, пожалуй, и закончат. Так что, завтра можно ожидать приступа? Ратьша озвучил вопрос стоящему рядышком Гунчаку.
— Нет, — покачал головой половец. — Вряд ли. Сначала будут разбивать стену пороками. Ворота то ж. Вот когда сделают проломы, тогда уж... А пока тут делать нечего. Можно возвращаться.
Спустились вниз. Ратислав по пути заглянул в осадные клети, пристроенные с внутренней стороны крепостной стены, занятые воинами, нашел воеводу, начальника полутысячи, обороняющей воротную башню и ближние к ней прясла. Тот не спал, сидел у очага, глядя на огонь. Ратислав его знал — бывши сотник княжьей дружины Ермил. Было ему лет слегка за тридцать. Большинство воинов Ермила тоже бодрствовали, негромко переговариваясь. Ратьша прислушался. Говорили, все больше, о татарах. Эти вои в сражении не были. Их за засеки не взяли — оставили охранять стольный град. Так себе были вои, что и говорить, небывальцы в основном. Да и доспех с оружием слабоваты. Рассказывали о татарах какие-то страсти. Ратислав прикрыл за собой дверь в клеть и встал у порога. Свет от очага сюда не доставал, потому воины не обратили на него особого внимания и продолжали внимательно слушать сидевшего в самой середине клети длинного, худого воя лет сорока, обросшего жиденькой рыжеватой бороденкой. Язык, впрочем, был у рыжего подвешен хорошо и молотил он им без передыха.
— В главных у этих Гогов-Магогогов ходит народ по прозванию мунгалы, — рек воин. — Ох, сильный народ. Пришел он с восточного края земли, подминая под себя и покоряя все народы на пути. Люди у мунгал, как наших два — высокие, сильные. Кони как наших три. Срубишь голову у мунгала, а на ее месте новая вырастает. А все потому, что послал их на наши головы Враг Рода Человеческого и грядет с их приходом конец света...
Дальше Ратьша слушать не стал, подошел к воеводе, встал напротив. Тот с трудом оторвал взгляд от огня, узнал Ратьшу, поднялся на ноги не спеша. Поздоровался. Рыжий примолк. Все воины в клети, те, кто не спал, уставились на воеводу и вид их ему, ох как не понравился: испуганный вид, пришибленный какой-то.
— Ты почему попускаешь такие вот разговоры? — попрекнул Ратьша Ермила. — Сам же в битве побывал с монголами, знаешь, что люди они, как люди! Не богатыри, а лошаденки у многих, так и вообще чуть побольше сторожевой собаки!
— Пресекал поначалу, — простуженным голосом ответил Ермил. — Так ведь шепчутся и шепчутся. Страху нагоняют друг на дружку. Потом надоело — рот каждому не заткнешь. Теперь вот сам слушаю, чего еще натреплют. Любопытно даже.
— Любопытно! — взрыкнул Ратислав. — Да они ж завтра, коль начнется приступ у тебя со стены разбегутся! Этого хочешь!?
— Куда ж они денутся? — усмехнулся Ермил. — В город сбегут? Так там их то ж достанут, понимать должны.
— Ох, рано тебя князь-батюшка на воеводы поставил, коль ты таких простых вещей не понимаешь, — убавил голос Ратьша. — Когда же ты видел, чтобы обуянные страхом думали куда бегут и что с ними потом будет? Бегут просто, губя себя и других. Вои твои этим страхом уже заражены. Их от него лечить надо, а ты попустительствуешь!
Ратислав вновь возвысил голос. Ермил опустил голову, видно, поняв, что опростоволосился.
— Ладно, воевода, — слово "воевода" Ратьша произнес с легкой насмешкой. — Будем лечить твоих воев от страха. — Есть в твоем войске бывалые рубаки, или все такие вот как этот? — он кивнул на рыжего краснобая, сейчас испуганно втянувшего голову в плечи.
— С полсотни наберется, — подумав, изрек Ермил.
— Зови. Хватит и полтора десятка. А из вас кто хочет монгольского пардуса за усы подергать? — спросил Ратислав у окружающих его воинов.
К этому времени все спящие проснулись и с интересом прислушивались к словам воеводы степной стражи.
— Много не надо, — продолжил Ратьша. — Тоже с десятка полтора. Что б не думали, что только бывальцы такое могут. Ну! Аль слабы в поджилках стали, Рязанцы!
— Ну, такого не дождешься!
С дальнего, слабо освещенного угла к очагу пробрался здоровенный вой, обросший косматой черной бородой с волосами, стянутыми кожаным ремешком. На вое надет копытный наборный доспех, видать, доставшийся от отца, а отцу от его отца — сейчас такой доспех, вроде, уж и не делают даже в самых глухих селениях. За широким поясом простой плотницкий топор на длинном, свежевыструганном топорище. Под доспехом овчинный полушубок мехом внутрь, широкие штаны из домотканины заправлены в поношенные сапоги. Войлочную с меховой опушкой шапку он сжимал в громадном кулаке.
— Бери меня, воевода, — голос его напоминал медвежье рычание. — А то все пятитесь от татар, пятитесь. До стольного града вот уж допятились. Куда дальше? Пора им и укорот давать.
— Молодец! — хлопнул его по плечу Ратислав. Звать как?
— Годеней кличут.
— Молодец, Годеня. Кто еще?
Из сгрудившейся возле очага толпы вышло еще пять человек. Рыжий же болтун забился куда-то в дальние ряды.
— Больше нет охотников. А? Рязанцы? Храбрецы и удальцы. Ведь все на Руси знают: нет воинов лучше рязанских, — продолжал подначивать Ратьша.
Вышло еще трое.
— Девять, — посчитал Ратислав. — Маловато, но...
— Погоди, воевода, — поднял руку косматый Годеня. — Пойду покличу по соседним клетям.
Он вышел на улицу, а Ратьша присел к очагу, протянув к теплу озябшие руки. В клеть заглянул обеспокоенный долгим отсутствием воеводы Первуша. Вошел, подошел к Ратиславу, спросил:
— Когда домой, господин? — народ на улице замерз, тебя дожидаючись.
— Да вишь, дело тут у нас образовалось, — ответил тот.
— Надолго ли?
— Кто знает, может и на всю ночь.
Первуша присвистнул, сказал:
— Так, может, всех сюда позвать? Пусть греются.
Подумав, Ратьша ответил:
— Гунчак, Дарко и княжич с меченошами пускай на место постоя отправляются. Семена отправь за оружием туда же. Для меня, тебя и его самого. Щиты пусть возьмет, луки и каждому по тулу со стрелами. Остальное, вроде, все при нас. И пусть поторопится. Одна нога здесь — другая там.
— Неуж на вылазку? — встревожился Первуша.
— Вылазка не вылазка, а надо татарина потревожить. Что б не слишком вольно себя под стенами чувствовал. Да и защитников города воодушевим маленько, а то что-то закисли. Непорядок.
Глава 21
Семен обернулся быстро. Как раз к тому времени, когда Ратислав осматривал построившихся в ряд охотников. Осмотром остался доволен. Вои казались крепкими, смотрели без страха, кто-то даже зло. Но злость, как понял боярин, относилась не к нему, а к татарам, что было хорошо.
— Вот что сделаем, други, — собрав охотников в кучу, начал Ратьша. — По-тихому выйдем тайным ходом в ров. Это тут совсем рядом. Подберемся к нашим, тем, что изгородь строят и бьём татар, тех, что за ними следят. Кто сколько сможет. Кого-то живым оставьте, языками будут. Я со своими меченошами и еще пятью людьми держаться буду чуть позади — стрелами вас прикрывать, так что основную работу делать вам. Все ли понятно?
— Понятно, — в разнобой загудели вои.
— Дозволь спросить, боярин, — вперед вышел Годеня. — А возвращаться как будем? Аль все под стеной поляжем, что б храбрость перед своими и татарами показать? Я не боюсь, не думай. Надо, так поляжем, чего уж. Или как?
— Костьми ложиться не станем, — покачал головой Ратислав. — Мечи да топоры наши еще на стенах пригодятся. Умирать станем, если что-то не так пойдет. На войне такое бывает. А уходить будем опять через тайный ход, но по-хитрому.
— Это как? — снова Годеня.
— Кроме того, что татар побьём, надо пленников, как можно больше спасти. Для того со стены, с нижнего ее яруса, сбросим веревок побольше. Я уже распорядился. Ермил их, должно, приготовил. На нижнем ярусе стена не слишком высока, сумеют многие влезть. Разве что бабам тяжело будет, ну да со стены им помогут. Ермил еще и узлов на веревках навяжет, что б проще лезть было.
— А мы сами? — задал новый вопрос Годеня. — Прикрывать будем?
— Только какое-то время, — ответил Ратислав. — Небольшое. Потому как татары, мыслю, на шум быстро подскочат, и уж тогда не отмашемся. Уходить будем по сигналу моего рога. Вот такому.
