Упорства черным татарам хватило почти на час. Рязанцы отбили четыре волны приступа. После третьего изнемогших от усталости и ран воинов в проломе пришлось сменить, благо, пока было кем. Наконец, черные откатились в темноту ночи. Им тоже никто в отступлении не препятствовал. И на этот раз приступ между Ряжскими и Исадскими воротами продолжался дольше, чем в других местах.
Тараны продолжали долбить в ворота. Поджечь их обледеневшие крыши до сих пор так и не удалось. Летящие сверху бревна и камни вреда тоже нанести не смогли — двускатные крыши трещали, но удары выдерживали. Держались пока и ворота города, в которые долбили тараны. Прочные, дубовые, обитые железом. Но надолго ли их хватит? Кто-то из начальных людей опытных в осадном деле велел закладывать внутренние воротины бревнами, укладывая их торцами к воротам. И Исадские и Ряжские уже были заложены до половины. Наружные ворота, судя по всему, тараны собьют. Повозившись, татары, наверное, сломают и межворотную решетку, а вот с внутренними воротинами придется повозиться — их подпирают бревна. И даже если удастся сломать и их, враги упрутся в торцы этих самых бревен, раскатать которые изнутри башни будет очень непросто, а проломить тараном и вовсе невозможно.
Когда черные татары, умывшись собственной кровью, отступили в ночь, вновь наступило короткое затишье. После шума сражения стоны раненых воспринимались тишиной. Ратислав, расстегнув подбородочный ремень, снял шлем с подшлемником, прислушиваясь. Он не ошибся — грохот пороков с южного конца города затих. Похоже, стену сломали и там. Глянул вниз в пролом. Строй Рязанцев из свежих воинов стояла там неколебимо. Похоже, и следующий приступ здесь отобьют без помощи ратьшиных запасных. А раз так, надо наведаться к Южным воротам, глянуть, что делается там. К тому же, можно оставить за себя сотника. В случае чего он распорядится оказать поддержку воинам в проломе не хуже Ратьши.
Боярин спустился со своими присными со стены. Прошли к коновязи, прыгнули в седла застоявшихся коней. Те без понуканий сразу пошли наметом. Ратислав скакал впереди. Сразу за ним бок о бок — Первуша и Годеня, в хвосте княжич с меченошами и Гунчак. Андрей взахлеб восторгался боем и стойкостью защитников Рязани, не забывая похвастаться, скольких татар он подстрелил лично. Его меченоши вторили княжичу. К своему удивлению, Ратьша услышал и голос Гунчака, тоже бахвалящегося своей меткостью. Дети — право!
К южным воротам они подоспели как раз к началу приступа. Здесь татарам удалось развалить стену на протяжении сотни саженей. Может, чуть меньше. Примерно в середине пролома, правда, оставалось несколько срубов, заметно возвышающихся над остатками остальной стены. Так что Рязанцы, выстроившиеся для обороны на гребне вала, были разделены на две примерно равные части. Пролом располагался левее первой башни захаба южных ворот. Саженях в пятидесяти от нее.
Башне этой тоже изрядно досталось. Здесь, в отличие от Ряжских и Исадских ворот, ее татарские пороки в покое не оставили. Крыша и верхний ярус башни были разрушены полностью. На разрушение двух нижних ярусов сил порокам не хватило, хоть и им досталось изрядно. Обитые железом дубовые ворота имели много вмятин, но пока держались. В полусотне саженей от башни застыл готовый к действию татарский таран, видно, ожидая своей очереди попробовать на прочность рязанские ворота.
Шум боя Ратислав услышал издалека и пришпорил скакуна. Спешились все на том же постоялом дворе, где располагался отряд Прозора. Монахи-воины толпились у ворот ограды, окружающей усадьбу, встревоженно вглядываясь в сторону пролома. Были они одоспешены и оружны, полностью готовые к бою.
— Прозор где? — спрыгивая с коня и бросая поводья в руки ближайшего воина, спросил Ратислав.
— На стене, — ответил кто-то.
Ратьша кивнул и быстрым шагом двинулся к пролому, на шум боя. Его спутники последовали за ним. Подошли к тыльной части вала, добрались по лестнице до осадных клетей, подпирающих внутреннюю часть стены. Здесь оказалось многолюдно и суетно. Сновали туда-сюда бездоспешные горожане и смерды, подносящие к месту сражения боевой припас, оттаскивающие раненых и убитых, стояли кучки готовых вступить в бой воев с десятниками во главе. Посвистывали и с глухим стуком втыкались в бревна крыш осадных клетей шальные стрелы.
На остатках стены ворочался громадной массой плотный строй воинов, отбивающих приступ. Отсюда снизу были видны только задние ряды, непосредственного участия в схватке не принимающие. Их спины. Они давили щитами в спины передних, не давая прущим снаружи татарам столкнуть с остатков стены передних и себя вместе с ними.
— Прозора, воеводу полка владычного, не видел!? — перекрикивая шум боя, спросил Ратьша сотника запасной сотни, топчущегося в нетерпении на крыше осадной клети.
Тот не сразу понял, о ком речь. Потом, сообразив, махнул рукой влево вверх.
— Там на стене, вроде. Видел, поднимался еще до начала приступа!
Ратьша кивнул, благодаря, и, добравшись до уцелевшего участка стены, указанного сотником, начал взбираться наверх. В боевом ходе у бойниц скопились воины, посылающие вниз стрелу за стрелой. У самого края пролома на уцелевшем настиле Ратислав разглядел Прозора, склонившегося вниз и что-то там высматривающего. Дав знак Первуше и Годене попридержать княжича, он, хоронясь от залетающих в бойницы стрел, пробрался к воину-монаху, осторожно глянул вниз.
На вал перла волна мордовской пехоты. У этих с доспехами дело обстояло плохо и потому потери от стрел, летящих со стороны русских, они несли изрядные, устилая своими телами, подступы к засыпанному рву и валу. Но мордва всегда славилась упорством и настырностью. Не обращая внимания на потери от обстрела, они волна за волной, плотно — плечо к плечу, продолжали лезть по лестницам.
Глянув подальше, Ратьша рассмотрел цепочку воинов, стоявших у самого края Черного оврага. Воины это были не мордовские. Больше всего, насколько смог в темноте их рассмотреть Ратислав, он походили на самих монгол. Пешие монголы? А почему бы и нет? На коне по склону оврага не взберешься. Монголы размахивали плетками, похоже, что-то кричали. Гонят мордву на приступ? Видимо, так...
Здесь бревна на штурмующих, почему-то не кидали. Не догадались? На гребне вала шла яростная рукопашная. Мордве даже удалось местами оттеснить русских от края стеновых срубов на полсажени-сажень и биться с ними приходилось уже на равных — лицом к лицу. Нужно было подкинуть обороняющимся людей в помощь.
Понял это и Прозор, который, похоже, сидел здесь на краю стены, как раз для того, чтобы подавать вовремя сигнал о необходимой помощи воеводе, командующему обороной на этом участке. Он пронзительно свистнул в два пальца и махнул рукой в сторону места, где назревала угроза. Внизу на крышах осадных клетей засуетились. Где-то полсотни воинов начали карабкаться на остаток стены в проломе, вставать позади задних рядов сражающихся. Выстроившись и создав еще пару дополнительных рядов, они надавили на спины передних. Попятившийся было строй Рязанцев подался вперед, сталкивая вниз на головы лезущей по валу мордве, их соплеменников, зацепившихся за гребень стены. Те катились вниз, сбивая штурмующих с лестниц. Линия русских выровнялась, снова встав по краю стеновых срубов. Они с новой силой обрушили на лезущих на вал град ударов. И мордва не выдержала, посыпалась вниз. Перемахнула через заваленный ров, миновала узкое здесь предградие с разобранными строениями и скрылась в Черном овраге. Отбились. Пока...
Снова обычный шум после грохота сражения показался тишиной. Вот только тишину эту теперь и здесь нарушали удары тарана по воротам внешней башни захаба. Таран успели подтянуть во время приступа. Верхний ярус башни был снесен пороками, спрятаться там негде, потому защитников города, пытающихся сбросить что-нибудь на крышу тарана татарские стрелки, или выкосили дождем стрел, или заставили спуститься на нижние ярусы. Чем-то повредить оттуда тарану они не могли, и разбивал он створки никем не тревожимый.
Эти ворота тоже догадались заложить бревнами. Но заложили только внутренние ворота второй башни захаба. Все правильно — пускай татары пробьют ворота внешней башни, пускай ворвутся в захаб и упрутся во вторую башню. Тут-то им Рязанцы и устроят кровавую баню, меча с трех сторон стрелы, бревна и камни, поливая находников смолой и кипятком. Пускай идут!
Долго отдыхать татары опять не дали. Из оврага показалась новая толпа врагов. Снова мордва? Похоже. Только, если в первом приступе участвовали эрзяне, судя по одежде, то теперь на вал катились мокшане. Хрен редьки не слаще — эти тоже сильные бойцы. Строй Рязанцев в проломе колыхнулся и замер в напряженном ожидании. Враги наступали молча, сберегая дыхание для преодоления склона вала. Издали боевой крик только перед самым столкновением с защитниками стены. Рязанцы рыкнули в ответ и ударили, как одно целое, по поднимающимся к ним мокшанам. Грохот столкнувшихся щитов, звон стали, вой смертельно раненых ударили по ушам. Снова заработала на гребне вала кровавая мясорубка.
Минуты текли за минутами. Напор мордвы не ослабевал, а похоже даже усиливался. Из оврага прибывали все новые и новые толпы, упорно карабкающиеся по лестницам на смену своим сраженным соплеменникам. Им опять удалось потеснить защитников стены. Опять Прозор подал сигнал вниз. Снова шесть, или семь десятков Рязанцев из запасных поднялись на остатки стены и, усилив встречный напор, восстановили ровную линию обороняющихся.
Стрелы из-за татарской городни продолжали сыпаться на сражающихся Рязанцев, изрядно прореживая их строй. Усилился и обстрел стены, где засел Ратьша со своими ближниками. Пришлось прижиматься плотнее к заборолом. Лишний раз высунуться в бойницы стало опасно. А Прозор продолжал стоять на колене у края пролома. Почти открыто. Закрывался от летящих в него стрел только треугольным щитом для конного боя. Татары, видно, поняли, что сидит он не просто так, а подает какие-то сигналы, и несколько их стрелков начали бить прицельно по нему. Пока инока-воина спасали щит и хороший доспех, но, рано, или поздно какая-нибудь вестница смерти должна будет найти в защите монаха слабое место. Ратислав, поняв это, пробрался к Прозору, прикрывая щитом себя и его, дернул монаха, не отрывающего глаз от сражения, происходящего внизу в проломе, за кольчужный рукав, крикнул:
— Ты, что смерти ищешь, старый!?
Прозор глянул на воеводу, отмахнулся досадливо.
— Не мешай!
— Убьют же понапрасну! Вон хоть к остатку заборола прижмись! — Ратислав указал на покосившиеся бревна у самого края пролома, укрывшись за которыми можно было относительно безопасно наблюдать за происходящем в проломе.
Монах глянул, куда указывал Ратислав, снова посмотрел вниз, буркнул:
— И то... — встал на ноги и перебрался в указанное место. Ратьша последовал за ним.
А враги внизу заметно выдыхались: подмога, подходящая к ним из оврага, иссякла, и лезли на вал они уже без прежнего пыла. Внизу у подножия вала и на хворосте, которым был засыпан ров, образовался еще один вал. Вал из трупов. Вражеских, в основном. Но падали туда и сраженные русские. Немногие. Большую часть оттаскивали за стену. И раненых и убитых. Убитые лежали на крышах осадных клетей, и было их много, больше полусотни точно. Раненых быстро уносили вниз, потому посчитать этих было невозможно. Но, по опыту их должно было быть раза в два-три больше.
Наконец, мокшане отхлынули. Прекратился и ливень из стрел, сыплющийся все время приступа на защитников города. Правильно — теперь, закрывшихся щитами Рязанцев на гребне вала достать из луков было трудно, чего зря стрелы тратить. Их запас, верно, и у татар не бесконечен. Снова только стук тарана по воротам нарушал ночную тишину. Ан, нет — стали слышны стоны раненых, говор Рязанцев в проломе и на крышах осадных клетей. А еще, погодя, послышался шум и лязг в напольной части Стольного града — там, похоже, начался очередной приступ. Да, не дают татары передохнуть. Пожалуй, надо опять подаваться туда, к напольной части стены. Там дела могут сложиться гораздо хуже, чем здесь — пробуют татары рязанскую силу всерьез. Ратислав хлопнул малость расслабившегося Прозора по плечу.
— Мы опять к той стене. А ты следи тут... Надеюсь на тебя.
— Не сомневайся, — кивнул воин-монах.
— Ежели будет совсем плохо, шли за помощью. Ну а ежели у нас будет совсем край, пришлю гонца к тебе.
— Понятно все, — еще раз кивнул Прозор.
Ратислав уже повернулся уходить. Остановился, обернулся.
— И еще... Побереги себя, чаю, не бессмертный. Жалко будет, коль погибнешь. Хотел еще поговорить с тобой об отце.
Холодные с прицеливающимся прищуром глаза Прозора потеплели, губы тронула легкая улыбка.
— Ништо, меня просто так не возьмешь, — разомкнув сжатые в тонкую полосу губы, сказал он. — Поговорим еще о родителе твоем, моем побратиме.
Ратьша кивнул, улыбнулся ответно, повернулся, пошел со стены. За ним потянулись ближники и княжич с меченошами. Благо — все уцелели. Андрей шел с видимой неохотой. Никак не навоюется малец.
Ехали по ночному городу с четверть часа. Город не спал. Там и тут горели факелы, сновали туда-сюда люди. Что-то тащили к стенам. На перекрестках стояли кучки, тихо разговаривающих и тревожно глядящих в сторону напольной части стены горожан и смердов-беженцев. Отдельно женщины, отдельно мужчины. Мужчины почти все были вооружены. Кто чем. Топорами, косами, вилами, серпами, даже. Редко у кого встречались копья, насаженные на кривоватые древки, у кого-то за спинами слабые охотничьи луки и тулы с короткими легкими стрелами. Охотничьи рогатины здесь были, пожалуй, самым серьезным оружием. Понятно, что о нормальном доспехе речь даже не шла. Кое у кого были напялены поверх полушубков старые, доставшиеся, видно, еще от дедов-прадедов безрукавныые копытные латы, или кожаные с нашитыми железными бляхами рубахи. У некоторых имелись щиты, такие же древние, как и копытные доспехи. Как они будут держать удар, то бабка надвое сказала. Шлемов не было — меховые шапки. Ратьша только горестно головой покачал при виде таких защитников.
— Ничего, снятые с мертвых и раненых на них наденут, — словно прочитав мысли Ратислава, произнес, ни к кому не обращаясь, Годеня. — И оружие ихнее отдадут.
— Если время татары дадут для того, — уронил, едущий позади, Гунчак.
Ратьша согласился с половцем — когда татары ворвутся в город, времени на переодевание и перевооружение просто не будет. Да и убитые с ранеными, скорее всего, останутся на занятых врагом улицах, как с них доспех снимешь? Согласился, но вслух ничего говорить не стал. Княжич и его меченоши заспорили об увиденных на простолюдинах доспехах и оружии. Ратислав к их разговору особо не прислушивался.
Шум сражения, по мере приближения к напольной стене, все возрастал. Скоро говорить стало невозможно, только кричать и разговор увял сам собой. Подъехали к Исадским воротам. Постояли, глядя на кипящую в проломах по обеим сторонам воротной башни, схватку. Строго говоря, видели снизу они не слишком много: суету на крышах осадных клетей, толпящихся там же запасных и колышащиеся спины задних рядов воинов, держащих проломы. До того места, где они стояли, вражьи стрелы не долетали. Постояли, посмотрели. Похоже, здесь угрозы прорыва пока что не было. Тронули коней в сторону большого пролома между Исадскими и Ряжскими воротами. Тут суеты и народу было гораздо больше. Шума, соответственно, тоже. Вроде, прорыва тоже не намечалось. Двинулись к воротам Ряжским.
