— Так и будем бегать по степи, — проворчал он. — То мы за ними, то они за нами.
— Ничего, успеешь подраться, — утешил побратима Ратислав. — Может, даже еще сегодня.
Он глянул на небо. Низкое зимнее солнце перевалило за полдень. Часа три-четыре светлого времени осталось. Дадут сегодня татары бой, или будут заманивать дальше в степь? К ним подскакала легкая Рязанская сотня, идущая впереди тяжелой конницы. Сотник легко поклонился князю и боярину. Спросил:
— Много татар за вами шло?
— Тысячи две, — ответил Ратислав.
— Опять ушли, боя не приняв, — подосадовал сотник.
На это Ратьша ничего не сказал. Потом спросил уже сам:
— Князь Юрий Ингоревич впереди идет?
— Да, — кивнул сотник. — В середке. Да вон, стяг его виден.
Ратьша кивнул и погнал коня к княжеской свите. Олег скакал чуть поотстав — конь его так толком и не отдышался. Великий князь с полусотней гридней и кучкой ближников ехал в пятистах саженях впереди тяжелой, построенной в линию тройных клиньев, панцирной конницы. Легкая конница шла на крыльях и впереди. Князь Юрий встретил их вопросом.
— Ну, далеко вражье войско?
— Не видели, — покачал головой Ратислав. — Шугнули нас.
— Близко они, — глянув на полуденный окоем, сказал князь Юрий. — Чую их.
Ноздри Юрия Ингоревича хищно раздулись. В глазах опять сверкнула ненависть.
— Пешцы далеко ли? — поинтересовался Ратьша.
— Нет, — оторвав глаза от заснеженной степи и глянув на воеводу степной стражи, ответил Великий князь. — Позади идут в паре верст.
— Уморились, должно?
— Ништо, — махнул рукой князь Юрий. — Бой начнется, им никуда не бежать, на месте стоять придется. Отдышатся.
Ратислав в сомнении покачал головой.
— Посыльный скачет от передовых сотен, — показал на всадника, несущегося им навстречу кто-то из свиты.
— Должно, опять татары замаячили, — буркнул недовольно Олег Красный. — Опять в догонялки хотят поиграть.
— Поглядим, — пожал плечами Великий князь и выехал вперед.
Подскакавший гонец осадил коня перед Юрием, выдохнул:
— Татары впереди показались. Много.
— Далече? — спросил князь.
— Версты три. Из балки, через которую дорога на Онузлу проходит, выскочили. Сейчас в лаву разворачиваются.
— Хорошо, — в голосе Юрия Ингоревича слышался азарт охотника, увидевшего наконец долгожданную дичь. — Готовьте войско к бою! — Это уже воеводам свиты. Те метнулись по своим местам.
— Вы тоже к своим ступайте, — обратился князь Юрий к Олегу и Ратьше. — Твои, Олег, на правом крыле. Остатки твоих, Ратислав, там же. Готовьтесь. Чую, надоело татарве бегать по степи, решили наконец впрямую силами померяться.
Олег с Ратьшей кивнули и погнали коней на правое крыло. Там Ратислав пересел на отдохнувшего Буяна и снова встал на острие тройного клина своих сакмогонов-панцирников, идущем в линии крайним справа. Олег тоже занял место в строю своих гридней в соседнем клине. Ехали шагом. Впереди примерно в версте маячило несколько легкокодоспешных сотен. Справа растянулись в широкую лаву две с лишним тысячи плохо одоспешенных конных охотников и детских, которых тоже, скорее, можно было отнести к легкодоспешной коннице. На левом крыле их шло примерно столько же. Легкодоспешных предполагалось использовать в битве, как конных стрелков, или против легкой конницы кочевников. Линию тройных клиньев составляли семь тысяч панцирной тяжеловооруженной конницы, растянувшихся в ширину больше чем на версту. Вместе с крыльями из легкокодоспешных рязанское конное войско растянулось в ширину почти на две версты. Позади шла пехота с глубиной строя в десять рядов перегородив степь больше чем на версту.
Вскоре впереди замаячила черная полоса чужих всадников. Снега над ними почти не поднималось: видно тоже двигались шагом. Степняки приближались. Уже стало можно прикинуть их количество — тысяч десять, не меньше. Скорее, больше. Может и все четырнадцать. Это тех, что шли прямо на Рязанцев. И еще тысячи по три-четыре маячило справа и слева от основного войска степняков верстах в двух от его крыльев. Похоже, татары решили взяться за русских всерьез.
Пусть четырнадцать, или даже пятнадцать тысяч идет встреч, рассуждал Ратша, еще тысяч шесть, пусть восемь на крыльях. Двадцать с небольшим получается. Где-то еще пятьдесят тысяч прячется. Ратислав привстал в стременах, осматриваясь по сторонам. Нет, больше степняков не видать. Зато татары, те, что двигались на крыльях степного войска, ускорили ход коней и стали охватывать русское войско с боков. Но с этими должны справиться свои легкокодоспешные, идущие справа и слева.
Татары, идущие встреч, приближались. До них уже осталось меньше версты. Те, что охватывали Рязанцев с боков, тоже заметно сократили расстояние. Оба легких крыла русичей, получив приказ, развернулись на них и пришпорили коней. Татары, увидев это, приостановились, а потом подались назад, развернули коней и стали уходить в степь. Легкодоспешные стали их преследовать. Рязанская панцирная конница перешла на рысь, потихоньку набирая разбег. Татары, идущие встреч, тоже ускорили ход коней. Над ними заклубилась поднятая в воздух снежная пыль, скрывая задние ряды. Теперь казалось, что врагами заполнена вся степь до самого окоема. По хребту продрал озноб. Чтобы прогнать незваную дрожь, Ратьша глянул влево на скачущую линию, сверкающих серебром доспехов рязанских клиньев. В шести десятках саженях на острие соседнего клина несся Олег. Этот был спокоен, если не сказать радостен, в предвкушении хорошей драки. Заметив, что Ратьша смотрит на него, белгородский князь приподнялся на стременах и вздел вверх копье, приветствуя побратима. Озноб ушел и татарская лава, мчащаяся навстречу, перестала казаться несметной. Ратьша тоже приподнял копье, взятое им вместо потерянного в последней стычке, отвечая на приветствие.
Когда до татар осталось саженей триста, Юрий Ингоревич, так и едущий со своими гриднями впереди Рязанского войска, пустил коня вскачь. Панцирники последовали примеру своего князя. От грохота тысяч копыт, казалось, задрожала степь. Двести саженей до врагов, тоже пустивших своих коней вскачь. Ратьша опустил копье в сторону татарской лавы. С беспокойством глянул на великокняжескую свиту: неужто Юрий Ингоревич так с полусотней, даже в клин не построенной, сшибется с врагами? Это ж почти верное самоубийство! Но, нет, слава Перуну! Нашелся кто-то, придержал за узду коня рвущегося вперед князя. Великокняжеская полусотня, убавив бег скакунов, втиснулась в промежуток между клиньями в центре строя.
Сто саженей до татар. Теперь их стало можно рассмотреть. Это были какие-то другие татары. Таких Ратьша еще не видел. Не половцы и не легкая монгольская конница, с которой они сталкивались до сих пор. И шли они, оказывается, не лавой, а длинными плотными шеренгами, прижавшись колено к колену. Вооружены эти всадники, похоже, тяжелее обычных степняков: налобники у коней, то ли кожаные, то ли черненые металлические и кожаная латная защита на груди. На воинах нагрудники с оплечьями, металлические шлемы, круглые щиты, поблескивающие железной оковкой по краю, с железным же умбоном в центре. Да, пожалуй, с ними будет потруднее, чем с половцами. Из каких стран пригнали с собой монголы таких воинов? Или это сами монголы, только вооруженные получше?
Пять десятков саженей. Ратьша сел поплотнее в седле, упираясь крестцом в высокую заднюю луку. Готовясь к копейной сшибке, ухватил покрепче копье. Он уже видел противника, с которым предстояло переведаться силой. Здоровый — косая сажень в плечах воин. Можно рассмотреть его широкое лицо: голобородое, с вислыми усами. Узкие глаза вперились в Ратьшино лицо, грозя, обещая смерть.
Десять саженей. Ратислав вздернул щит, ловя несущееся ему в лицо трехгранное острие длинной вражеской пики, опустил наконечник своего копья, целя в бедро степного всадника. Вот только соседи, скачущие по бокам богатыря, тоже нацелили на него свои пики, поскольку других противников для них пока не было — Ратьша мчал один впереди своих. Да, биться против такого строя строем клиньев, смертельно для передовых всадников, идущих на остриях. Теперь ему надо было ударить самому и отбить не меньше трех копий. Сложно. Почти невозможно для плохого воина. Но он, Ратьша, не из таких.
Пора! Ратислав, продолжая плотно упираться в заднюю луку седла, вытянулся вперед и вправо вдоль шеи Буяна, уворачиваясь от пик других врагов. Увернуться получилось, но соперника поразить не удалось — тот успел опустить щит и отбить острие Ратьшиного копья, летящего ему в левое бедро. В следующий миг их кони столкнулись грудь в грудь. Хорошо, что Ратислав сидел в седле пригнувшись к шее Буяна. Опытный в таких схватках жеребец приподнялся на задних ногах, стараясь подмять вражьего коня. И у него это получилось — Буян оказался мощнее, а, главное, злее. У степного скакуна от удара подломились передние ноги, и он вместе со всадником провалился куда-то вниз под копыта напирающих с обеих сторон коней.
По ушам ударил лязг стали, грохот щитов, визг раненых лошадей, яростный вопль людей. Это столкнулись Рязанские клинья с ровными рядами степной конницы. Буян с хрустом, слышимым даже сквозь адский шум, прошел через опрокинутого коня и всадника и добрался до второй шеренги татар. Скорости набранной при скачке еще хватило, чтобы пробить копьем щит следующего степняка. Достал ли наконечник до него самого Ратьша не понял: кочевника вынесло из седла. Ратислав бросил застрявшее в щите копье, краем глаза увидел летящий в лицо наконечник пики. Вскинул свой щит, отбивая. Удар! Хороший удар — еле в седле удержался! Потянул из ножен меч. Буян взвился на дыбы и обрушил копыта на лошадь и всадника в следующем татарском ряду. Опять пришлось прижиматься к шее жеребца, чтобы усидеть в седле. По поножу скрежетнул наконечник пики, соскользнул, ударил в кожаную бронь на боку Буяна. Не пробил. Ратьша отмахнулся мечом, перерубая пику у наконечника. Жеребец опустился на все четыре ноги. Тут же слева в лицо полетела кривая сабля. Отбил щитом, рубанул по открывшейся спине степняка справа. Стало тесно. Справа степная лошадь, лишившаяся всадника, придавила ногу Ратьши к боку Буяна, слева ногу сдавила еще одна с всадником, пытающимся достать его саблей и толкающим своим щитом в щит Ратислава. До этого дотянулся своим копьем Первуша, удержавшийся за своим боярином. Слишком высоко поднял щит степняк, вот и получил пару четвертей железа в живот.
Ратьша кинул взгляд через правое плечо. А вот Могута приотстал, зажатый сразу тремя противниками. Помочь нельзя: стоит повернуть Буяна боком к напирающим рядам степняков, тут же опрокинут жеребца, а самого поднимут на копья. Надо двигаться вперед. Только за правым оставшимся неприкрытым боком следить получше. А Могута справится. Да и подпирающие сзади вои помогут. Ратислав вонзил шпоры в бока Буяна. Конь, ослабивший было напор, взвизгнул, захрипел зло и рванул вперед, проталкиваясь сквозь горячие, парящие на морозе потом конские тела. Зубами он хватал за незащищенными доспехами лошадиные шеи, разрывая податливую плоть. Первушин конь, прижавшийся правой лопаткой к крупу ратьшиного жеребца, держался рядом, позволяя своему всаднику прикрывать боярина слева. За ним держалось еще несколько Ратьшиных панцирников, продирающихся сквозь плотный татарский строй. Остальные оторвались, приостановленные плотной массой коней и всадников.
Когда Ратислав и оставшиеся при нем воины взломали шестую шеренгу степняков, стало просторнее. Причем, как-то сразу. Всадники следующих шеренг — видно было — придержали коней. Потом, ломая ряды, начали их разворачивать. Испугались? Не сильно похоже. Вон, Ратьшин клин почти уже застрял в плотном строю врагов. Может, конечно, левее, где ударила основная сила панцирной конницы, сражение складывается более благоприятно для Рязанцев? Отсюда не видно, но все может быть. Татары, тем временем, развернув коней и ударились в бега. Те, что остались позади и перемалывались панцирными клиньями, тоже разворачивали коней, пытаясь вырваться из дикой давки. Рязанцы, почуяв слабину, усилили натиск. И увязшие в схватке степняки побежали. Все разом. По полю сражения пронесся ликующий клич русичей. Рассыпавшись лавой, они бросились преследовать бегущих.
Ратислав придержал Буяна, рванувшегося было вслед за уносящими ноги противниками. Жеребец, недовольно заржав, встал, ударил передним копытом в мерзлую землю, выбивая из нее снег и пучки жухлой травы. Первуша остановил своего коня рядом. Ратьша глянул на меченошу. Вроде цел. Мимо, издавая воинственные крики, проскакали воины Ратьшиной сотни. Справа осадил жеребца Могута. Со лба его, заливая правый глаз, струилась кровь. Зацепили ближника.
— Оторви тряпицу от перевязочного полотна, — велел Ратислав Первуше.
Парень вытащил из седельной сумки свернутое в узкую полосу чистое льняное полотно, припасенное для перевязки ран. Оторвал от него кусок, протянул Ратьше. Тот передал тряпицу Могуте. Ближник отер глаз, прижал тряпку ко лбу, буркнул:
— Копье отбил неудачно, царапнуло. Сейчас остановится.
Отнял тряпку ото лба, глянул, снова прижал. Посмотрел вслед преследующим врага Рязанцам. Озабоченно сказал:
— Ехать надо. Отстанем.
— Надо, — согласился Ратислав. Только уж больно легко они побежали. Могли б еще драться — до половины их строй пробили, не больше. Словно по приказу коней развернули.
— Может и так, — кивнул Могута. — Думаешь, заманивают?
— Наверняка.
— А князь-то, неужто не видит?
— Может и нет. Горе и ненависть его слепят.
— Все равно, — вздохнул ближник. — Не оставаться же здесь.
— Едем, — кивнул Ратислав и дал шпоры Буяну.
Не остывший еще от сражения жеребец, рванулся с места вскачь.
Догнали своих быстро — кони у всех троих из Ратьшиной конюшни, а он плохих не держал. Миновав клубы снежной пыли, поднятые копытами, добрались до задних рядов преследователей. Ратислав глянул влево на несущуюся по пятам бегущих татар панцирную конницу Рязанцев. Строй клиньев распался и русичи скакали неровной лавой, насколько можно было видеть в поднятой в воздух снежной пыли. Ратьша пришпорил Буяна и вырвался вперед, возглавляя свои поредевшие сотни. Могута и Первуша держались с боков и чуть сзади. До убегающих татар саженей пятьдесят-семьдесят. Тех, чьи кони были поранены, или просто не слишком резвы, уже порубили. Таких, как заметил Ратислав, пока догоняли своих, оказалось не слишком много. Уцелевшие удерживали между собой и преследователями безопасное расстояние. Кони их может и не резвее рязанских, но вес доспехов и всадников оказался все же поменьше. Похоже, что при желании татары могли и оторваться, но этого не делали.
Под ложечкой Ратьши тревожно засосало — заманивают. Глянул влево, туда, где должен был скакать князь с воеводами. Неужели не видят, не понимают? И жив ли Юрий Ингоревич? В поднятой снежной мгле разглядеть князя не получалась. Но стяг был на месте. Опять же, вряд ли Рязанцы так уверенно неслись бы вперед, случись что-то с Великим князем. В конце концов Ратислав плюнул на опасения: что толку от них, все равно не он правит сражение. Решив такое про себя, он отдался пьянящему чувству погони. У разгорячившегося Буяна хватило резвости заметно сократить расстояние до татар. До задних оставалось саженей тридцать. Ратьша надел на левую руку защитную рукавичку и потянул лук из налучья. Нащупал в туле черную татарскую стрелу, сдернутую с кольчуги Первуши — ее легко было определить по большей длине, — Наложил на тетиву, привстал в стременах и, хекнув, послал в спину ближайшего беглеца. Стрела глубоко, почти до оперения вошла под левую лопатку татарина. Похоже, защиты у него на спине не было вообще. Пригнувшийся к гриве своего скакуна, степняк выпрямился, замер на миг и мешком свалился на землю. В сердце угодил, порадовался хорошему выстрелу Ратислав.
