— Куда сейчас, воевода? — подойдя, поинтересовался Андрей.
— На стену, куда ж еще, — повел плечами Ратислав. — На напольную сторону.
Сели в седла, тронулись не спеша к воротам. Ратьша посмотрел под крышу терема, где поблескивало слюдой небольшое окошко евпраксиевой горенки. Показалось? Нет — в окошке было видно лицо. Чье, не рассмотреть, но хотелось верить, что ее — Евпраксии. Кивнул, головой в тяжелом шлеме, не слишком надеясь на ответ. Но... Показалось, или и в самом деле, та, что смотрела сейчас в окошко, кивнула. Ратьша почувствовал, что губы сами расползаются в глупой счастливой улыбке.
Смеркалось быстро, на глазах. Когда подъехали и взобрались на боевую площадку башни Ряжских ворот, почти стемнело. Но татарский стан, освещенный пламенем множества костров, видно было хорошо. Хорошо были видны и пороки, которые уже вовсю устанавливали на сооруженные за день земляные насыпи. Места работ освещались кострами, факелами и жаровнями. Хашар в сборке и установке пороков не участвовал — должно быть, работа тонкая, требующая знаний и навыков.
— Богдийцы стараются, — ткнув рукой в пороки, сказал Гунчак. — Будут теперь сами все отлаживать.
— Когда ж обстрел начнут? — мрачно поинтересовался Ратислав. — Ночью?
— Ночью вряд ли, — покачал головой половецкий хан. — Пока наладят, то, се. Да и темно — пристреливаться плохо. Но, на всякий случай, я бы факелы на стенах погасил.
— А ну как незаметно подкрадутся? — ломким баском возмутился княжич Андрей.
— Огненные стрелы из самострелов пускать, да пакли на них побольше, что б посветлее. Только пускать их вполнатяга тетивы, иначе пламя не разгорится. Ежели сразу много полезет — видно будет. А малым числом ничего не сделают. Но стражу все-таки лучше усилить.
— Дело говоришь, — кивнул Ратислав. — Слыхал? — это уже к воеводе, начальствующему над воинами, защищающими этот участок стены, стоящему неподалеку. Делай, как хан сказал.
— Сделаем, — буркнул недовольно тот — видно не понравилось старому вояке, что половец здесь на стене ему порученной для защиты распоряжается. Да и Ратьше он подчинен не был. Хотя и знал, что Великий князь обличил его большой властью.
Справа послышался шум множества шагов. Вскоре в пятне света ближнего факела показался Великий князь со свитой.
— А, Ратьша! И ты здесь! — увидев воеводу, воскликнул Юрий Ингоревич. — Здравствуй, сын, — это уже княжичу Андрею.
— Здравствуй, батюшка, — вместе со всеми поклонился княжич.
Юрий подошел к бойнице, глянул наружу, обернулся к Ратиславу, спросил:
— Что с пороками делать будем, воевода? Какие громадины сооружают, сроду таких не видывал. Сильно бьют? — князь перевел взгляд на Гунчука.
— Сильно, Великий князь, — еще раз поклонившись, ответил половецкий хан. — Не в обиду, но вот эту стену за полдня раскатать смогут.
Юрий заметно помрачнел. Оглянулся на свитских, потом снова поглядел на Ратислава, сказал:
— Надобно вылазку делать, пока они еще стрелять не начали и пока темно. Как думаешь, Ратьша? Вчера ночью ведь получилось?
— Вряд ли чего путного из этого выйдет, — покачал головой Ратислав. — Ждут они нас. Вчера, опять же, частокол еще не готов был, а теперь... Прикинь сам. Бить надо большой силой, ибо малую они просто постреляют, и до изгороди ихней добежать не успеем. Полтысячи, самое малое надо бросать. Да бить сразу в нескольких местах одновременно, что б посечь-пожечь сразу все пороки. — Ратьша откашлялся, помолчал чуток, продолжил. — Они, вишь, в трех местах пороки скучили, чтобы быстрее стену сломать. Это полторы тысячи воинов надо. Во рве такой силе не укрыться, придется лезть наружу. Факелы погасим, но все равно, заметят, скорее всего, подготовятся к встрече. А потом лезть через свои же надолбы и татарский частокол. Посечь пороки, опять, время надо. За то время татары большую силу со стана подтянуть успеют. Коль и получится даже пороки разметать, то вряд ли кто из воинов обратно вернется.
Князь долго молчал, вглядываясь в горящий огнями татарский стан. Потом обернулся. Лицо его стало отрешенным, как тогда в степи. Не дай бог, опять впадет князь в такое же страшное оцепенение, испугался Ратьша. Не ко времени, совсем не ко времени. Но, к счастью, глаза Юрия Ингоревича вновь обрели осмысленное выражение. Он печально глянул на Ратислава и сказал глухо:
— Наверное, ты прав, воевода. Прав... Но коль заработают пороки, сломают стену, все будет гораздо хуже. — Помолчал чуть, твердо закончил. — Готовьте вылазку.
Глава 23
К вылазке изготовились далеко заполночь. Бить решили тремя отрядами по полутысяче воинов в каждом. Тут уж о добровольности речь не шла — воеводы выбирали из своих людей тех, что имели опыт боев и добрый доспех. Наскребли такое количество с трудом, надо сказать. Это из шести-то с лишком тысяч! Тысяцкий Будимир, готовящий вылазку, хотел было покуситься на людей Ратьши. Но тот решительно воспротивился — должна же оставаться в городе надежная воинская сила, а не только плохо вооруженные и обученные ополченцы.
— Сам за стену пойду, хоть простым воином, — твердо сказал он Будимиру, — А людей не дам. Здесь от них толку больше будет.
Тысяцкий недобро прищурился, но присутствовавший при этом разговоре Великий князь встал на сторону Ратислава.
— Прав воевода, — сказал он. — Пускай его люди за стенами останутся. Хорошие воины в запасе нужны обязательно, как без того. А за стену пойдешь, — это уже Ратше. — Не простым воем, понятно. Поведешь один из отрядов — благо опыт уже есть. Какой отряд возьмешь, выбирай сам.
— Слушаюсь, княже, — поклонился Ратьша. — Только позволь еще и меченошу с собой взять.
Примолк на миг, ожидая, не скажет ли Юрий чего про наследника. Князь тоже понял, для чего воевода сделал паузу, опустил глаза, катнул желваками на скулах, ответил только:
— Хорошо. Возьми. Но только его.
— Понял, княже, — еще раз поклонился Ратислав.
— Разреши и мне за стену, — встрял в разговор, допущенный на совет Гунчак. — Засиделся я здесь за стенами. Душа простора просит.
— Какой уж там простор, — хмыкнул Юрий. — Ров, надолбы, городня татарская — не разгуляешься.
— Пускай, — мотнул головой половец. — Тошно сидеть здесь, не то пленником, не то гостем. Хочу со своими обидчиками сталью переведаться. Много они мне задолжали
— А коль обратно перебежишь? — зыркнул из-под насупленных бровей Великий князь.
— Вот и проверишь, — оскалился в белозубой улыбке Гунчак, но быстро погасил ее, ответил уже серьезно. — Не прощают предательства монголы. Хорошо, если просто спину сломают и еще живого собакам бросят. Могут шкуру содрать и пустить гулять по степи. Так что теперь я с вами до самого конца.
Юрий Ингоревич пристально посмотрел в глаза половцу. Тот взгляда не отвел, смотрел открыто, с вызовом, даже.
— Добро, — кивнул Великий князь. — Возьмешь его с собой, Ратьша.
Ратислав отвесил очередной поклон. Слегка поморщившись — еще забота: не княжич, так половец, недавний враг. Ну да ничего не поделаешь — княжья воля.
Под свое начало Ратьша взял отряд, которому предстояло ударить по татарским порокам, нацеленным на участок стены между Ряжскими и Исадскими воротами. Еще два отряда должны были напасть на пороки, сосредоточенные непосредственно против Ряжских ворот и Исадских.
Выбирались в ров долго. Тайными ходами, которых было в напольной части стены всего-то шесть. Пока было можно, сидели во рве. Потом, когда стало совсем тесно, начали вылезать наверх, затаиваясь между его краем и первым рядом надолбов, стараясь ничем не шумнуть, не звякнуть. Благо заметить Рязанцев нынешней ночью было не просто — плотные облака продолжали надежно закрывать землю от света волчьего солнышка. С собой взяли легкие шестовые лестницы и арканы — для преодоления татарского частокола. Еще несли горшки с маслом и паклю — жечь камнеметы.
Все это заняло не менее часа. Наконец отряд Ратьши изготовился для боя. Первуша по знаку воеводы трижды каркнул вороном. Справа тут же ответили таким же карканьем. Отряд слева со стороны Исадских ворот пока молчал — пока не готовы. Но вскоре отозвались и они.
— Вперед, — вполголоса приказал Ратьша.
Черными тенями, беззвучно воины полезли из рва, двинулись к ближнему ряду надолбов. До них шли плотно, не растягиваясь ни в ширину, ни в глубину. Для этого дождались пока все выберутся из рва наверх. Протиснулись через первый ряд надолбов. Это заняло немало времени — народу много. Хорошо луков и тулов со стрелами брать не стали, рассудив, что вступать в перестрелку при таком раскладе смерти подобно. Подошли ко второму ряду надолбов. Здесь затаились. Ратьша всмотрелся в татарскую городню, прислушался. Вроде у врагов пока все спокойно — обычный шум ночного стана и возня богдийцев возле камнеметов. Факелы и жаровни горят только возле них, на частоколе огней совсем нет. А вот это странно. Странно и настораживает. Но бойся, не бойся, а идти вперед все равно надо. Ну что, готовы соседние отряды к последнему рывку?
— Первуша...
Меченоша кивнул и вновь трижды каркнул вороном. Ему ответили справа и слева. Почти одновременно. Пора.
— Вперед, — снова, теперь уже шепотом приказал Ратислав.
Зашелестели голоса десятников, повторяющих приказ. Ратьша с трудом — мешал тяжелый боевой панцирь, протиснулся между наклонными бревнами надолбов, прошел с десяток шагов вперед, чтобы дать место идущим за ним воинам, встал на колено, прикрывшись высоким пехотным щитом. Справа пристроился Первуша, тревожно всматриваясь в чернеющий впереди татарский частокол. Позади, легонько похрустывая снегом, накапливались воины, преодолевшие второй ряд надолбов. Текли мгновения. Все больше воинов оказывались за спиной у Ратьши. Скоро можно будет начинать. И вот тут... По гребню татарского частокола начали вспыхивать факелы, в бойницах взблеснули бликами шлемы, заскрипели сгибаемые луки.
— Стрелы! Бойся! — раздались сразу в нескольких местах русского строя предостерегающие крики.
Глухо громыхнули поднимаемые щиты. Вовремя — щелканье тетив татарских луков слилось в вибрирующий гул, и в следующий миг по укрывшимся за щитами Рязанцам хлестнул железный дождь. Сразу же послышались вскрики раненых. Ратьша оглянулся. Большая часть его воинов успела пройти надолбы. С той стороны их оставалось меньше сотни. Кто-то все еще пытался протиснуться, но для этого щит нужно было повернуть ребром к проходу, и воин становился открытым для стрел. Броня на таком расстоянии татарскую стрелу не держала и все, кто пытался протиснуться между бревнами, там и остались. Остальные сомкнулись и укрылись за плотно составленными щитами, уже не делая попыток двинуться вперед. Понятно, придется идти на приступ с теми, что есть под рукой. И ждать нельзя — чем дольше воины будут оставаться под потоком монгольских стрел, тем меньше в них останется решимости идти в бой. И отступать не получится — побьют стрелки татарские, когда обратно меж бревен надолбов уходить будут. Так что с городни их сбивать по-любому надо.
— Лестницы, арканы готовь! — теперь уже во весь голос рявкнул Ратьша. — Щиты сбить! Вперед! Бегом!
Не враз, но люди поднялись и, ускоряя шаг, стараясь при этом держать равнение в рядах, — по-другому сомкнутыми щиты не удержать — двинулись к татарской городне. Кто-то падал, пораженный стрелой, но щиты смыкались вновь и четыре сотни Рязанцев уже почти бегом понеслись к частоколу. Добежали быстро, потеряв немногих. Шестовые лестницы со стуком упали на гребень городни, петли арканов захлестнули заостренные верхушки бревен. Рязанцы полезли на частокол. Вот только для этого им пришлось забросить щиты за спины, а татары били сверху из луков в упор. Ни один доспех такого выстрела не удержит. Первых, лезущих на частокол, выбили начисто. Ратьша с меченошей и ханом в их число не попал — опередили воины, несущие лестницы и арканы. Они их к городне приладили, они первыми и полезли. Ратислав полез по шестовой лестнице только четвертым, оттолкнув посунувшегося его опередить и прикрыть собой Первушу. Тот, крикнув что-то возмущенное, начал карабкаться следом. За ним, насколько успел рассмотреть Ратьша, полез Гунчак.
Четверых, лезущих впереди, с лестницы сбили татарские стрелы. Последнего уже на самом гребне частокола. Но этот последний прикрыл собой, пусть и невольно, Ратьшу, чем тот не преминул воспользоваться, метнувшись правее падающего навзничь застреленного воина. Ухватившись за заостренную верхушку бревна, он перебросил себя через гребень частокола, спрыгнул вниз в гущу плотно стоящих у бойниц на приступке из утрамбованного снега татар с луками. Столкнул одного немалым весом своего одоспешенного тела, выхватил меч, держа обратным хватом, ткнул острием назад, целя под подбородок оказавшемуся к нему вплотную татарину. Попал. Столкнул его, захрипевшего, хватающегося за проткнутое горло, вниз. Стало просторнее. Мечом теперь стало можно рубить. Рубанул вправо, целя в голову шарахнувшемуся в сторону и цепляющемуся за саблю на боку врагу. Кожаный шлем удара не удержал. Снизу с земли накинулся татарин, которого он столкнул, когда перебирался через частокол. Было до земли всего-то с полсажени. Целил степняк в голень. Отбивать мечом лезвие сабли Ратьша не стал, подпрыгнул, уходя от удара, и обрушил сверху-вниз страшный удар клинком по макушке шлема.
Тут же на него набросились справа и слева. Ратьша завертелся волчком, едва успевая отбивать удары. Благо длилось это не долго — сверху с гребня частокола спрыгнул Первуша, встал позади Ратислава, прикрывая ему спину. А еще чуть погодя к ним присоединился Гунчак. По арканам и лестницам поднимались и вступали в рукопашную по эту сторону городни Рязанцы, избежавшие губительных выстрелов в упор. Обозленные потерей товарищей, они яростно рубили татарских стрелков, имевших легкий доспех. Выбили их довольно быстро. Оставшиеся в живых бежали, канув во тьме. Радоваться победе было некогда. Судя по всему, татары вылазку ждали, и подкрепление не замедлит подтянуться к прорванному участку городни.
— Вперед! К порокам! — зычно выкрикнул Ратьша. — Масло, паклю готовь! Топоры!
И сам кинулся к горящим факелам и жаровням, освещающим площадки с камнеметами. Рядом справа пристроился Первуша, слева Гунчак, весело скалящий зубы и помахивающий окровавленной саблей.
Добежать до пороков им не дали. Из темноты хлынула толпа пеших воинов в темных доспехах. Они обтекли площадки с камнеметами и остановились, перекрыв Рязанцам дорогу, быстро выстраиваясь в ряды. Хорошо хоть копий у них не было. Переть дальше лавой значило зазря погубить своих. Ратислав вскинул руку, останавливая Рязанцев, покачал вскинутым вверх мечом вправо-влево, давая команду выстроиться. Дав воинам время, оглянулся. Построились в пять рядов. Человек триста. Может, чуть больше. Запыхались. Дышат часто, выпуская клубы пара в морозный воздух. Татар, насколько видно, не менее тысячи. Все в добрых бронях, глубоких шлемах, с пехотными ростовыми щитами. Булгары — мудрено не узнать, приходилось переведываться. Ну, приготовились, передохнули? Пора.
— Вперед, — не крикнул уже, просто сказал. Но его услышали, и ряды Рязанцев двинулись на врага.
