Ужин получился дружным — только Тарас остался дежурить на крыше. За рисовой кашей и чаем старшие демократично отчитались о своих зловещих достижениях. Рощин сообщил, что снаряд к стрельбе готов. Если дать ему точные данные по расположению цели и позиции, или времени подлета, он сможет выставить взрыватель с таким расчетом, что взрыв произойдет на небольшой высоте — прямиком над крышей института. При такой схеме радиус зоны полного разрушения будет максимальным. Но можно и не мудрить — взрыватель позволяет применять разные схемы подрыва. К примеру, срабатывание при попадании в преграду, или с задержкой, после заглубления в почву на глубину до нескольких метров. Прочный корпус позволял преодолевать преграды без повреждений деликатного механизма атомного заряда.

Народ вяло поспорил, в итоге дружно склонившись к выводу, что взрыв на поверхности или после заглубления предпочтительнее. То, что значительная часть энергии уйдет на сейсмическую волну и создание воронки только плюс — гарантированное уничтожение всех подземных объектов. Мало ли — может под институтом бункер железобетонный, где и смонтирован портал, или что похуже. При любом раскладе в радиусе сотен метров не уцелеет ничего, так что гнаться за увеличением зоны поражения смысла нет.

Егорыч, выглядевший неестественно веселым, скромно попивая чаек под угрюмо-подозрительным взглядом супруги, доложил, что, несмотря на все усилия российской демократии, из пушки все еще стрелять можно. Хотя ему кое-что там пришлось "дошаманить" и "закоротить", а иногда и вовсе "повесить сопли". Но он уверял, что все эти "выделения из носа" не помешают — снаряд полетит куда надо. Но, чтоб уж совсем очистить совесть, предложил завтра провести испытательные стрельбы. Для этого выслать наблюдателя километров за тридцать, чтоб проследил за точностью попаданий. Заодно и народ на практике натаскается чуток — на одной теории далеко не уедешь.

Тоха с интересом узнал, что прослушивание эфира, затеянное Чижовым, принесло свои плоды: он несколько раз перехватывал радиообмен, свидетельствующий о том, что в окрестностях действуют какие-то мелкие, а может и крупные группы военных. Связываться с ними не решились — не исключено, что противник использует пеленгаторы и светиться лишний раз не хотелось. Наверняка ведь подобные все еще недобитые подразделения находятся под плотным контролем. Да и по всеобщей убежденности выходило, что проще дело сделать малой группой — незаметнее выйдет. Им ведь не бой затевать — просто выстрелить один раз.

И почти на всех доступных частотах работали передатчики противника. Скрипящие и хрюкающие звуки доминировали в эфире — враги координировали свои действия по рациям. Не такие уж тупые, раз наладили систему связи...

В общем, Рощин все это выслушал и решил: завтра Синий с Тарасом и пацаном на лучшем местном бронетранспортере едут километров за тридцать, следить за результатами стрельбы. Остальные под руководством Егорыча осваивают работу с орудием и затем, когда наблюдатели доложат о готовности, выпускают по указанным координатам несколько фугасных снарядов и один имитационный — копию атомного (больше не было). Если все пройдет хорошо, то еще до вечера можно выступить в путь. День-два и достигнут цели — торопиться не стоит: лишний риск ни к чему.

Тоха почему-то заподозрил, что завтра ему опять придется превратиться в чернокожего раба.

* * *

Тоха не ошибся.

Началось все прекрасно: Егорыч, собрав народ вокруг самоходки, минут за десять очень популярно объяснил принципы ее работы. Несмотря на популярность изложения, Тоха, дослушав до конца, уже не помнил, что было в начале. Он лишь одно уяснил четко — где именно нельзя находиться во время выстрела. Краткий и сочный рассказ об ампутированной голове одного из дуралеев, забывшего простые правила безопасности, его пронял.

Затем самоходку завели. Егорыч, забравшись в носовой отсек, шустро сделал на ней круг и, заехав на клумбу, показал, как ставить ее на позицию. Это оказалось делом непростым: помимо поднятия ствола опадали гусеницы, увлекаемые опускаемыми тяжеленными катками, а плита, похожая на бульдозерный нож, располагавшаяся сзади, под нажимом гидравлических цилиндров прилично вдавливалась в почву. По словам Егорыча без всех этих хитростей установка не выдержит отдачи после выстрела — в лучшем случае ее отбросит на десяток метров, поломав кое-что из оборудования и доставив экипажу немало неприятностей.

Тохе это не казалось преувеличением: вчера он уже возил на тележке снаряды к этой дуре, и боялся представить силу, способную зашвырнуть такую тяжелую штуку за тридцать с лишним километров.

Кстати о снарядах: после теоретической подготовки и короткой демонстрации Егорыч занялся именно ими. Тоха, Лысый и пара местных солдат с помощью тележки начали их выкладывать возле пушки. Легко это выглядит только на словах — весу ведь в каждом центнер. Грузовик, специально приспособленный для их перевозки, от ручного труда не избавлял — просто облегчал процесс разгрузки и погрузки. Далее на той же тележке тяжеленные фугасы подтаскивали к орудию, и складывали в ряд, причем на строго определенных местах. Если Егорычу что-то не нравилось, он заставлял вновь тащить снаряд к грузовику и повторять процесс.

А не нравилось часто — садист престарелый.

Приблизительно через час Тоха. уже шатающийся от перегрева организма, шумно выдохнул:

— Слава Богу, что они без гильз — иначе бы уже ласты склеили.

— Угу, — согласился Лысый, а солдаты своеобразно покосились на Тоху: будто на одноклеточное существо в окуляре микроскопа.

И не зря — Тоха кое в чем ошибся, а таких ошибок дед не прощал.

— Ась?! Что ты сказал?! — въедливо уточнил Егорыч. — Гильза?! Отрок — ты где учился?!

— В школе, — буркнул Тоха. — И в универе немного. В смысле — в университете.

— Ух ты! Университет! Да ты у нас почти Ломоносов! И чему ж вас там учили?! Штаны в сортире расстегивать?! Парень — серьезные пушки в гильзах не нуждаются! Запомни это! Или ты решил, что у нас здесь детский тир?! Нет?! Ну тогда сейчас будем учиться подносить картузы #1. Учиться вы будете — я буду учить.

#1 Картуз — в данном случае речь идет об артиллерийском пороховом заряде.

Картузы носить пришлось под моросящим нудным дождем, что собирался еще со вчерашнего дня. Это, кстати, плюс — хоть немного охлаждало разгоряченные тела. А в охлаждении они нуждались — пороховые заряды весили поменьше, чем снаряды, раза в два, но тоже не радость. Да и таскать приходилось аккуратно — Егорыч слюной брызгал при каждом неосторожном движении. Кстати, только сейчас до Тохи начало доходить, что таскают они штуковины, способные поднять многоэтажный дом на высоту птичьего полета, а то повыше. Он не разбирался в конструкции взрывателей, но испытывал на их счет нехорошие подозрения — несмотря на всевозможные предохранители лучше эти серьезные предметы лишний раз не раздражать.

Примерно через два часа ползанья со снарядами и картузами Егорыч, наконец, смилостивился, и по-простецки объявил:

— Ну все ребята — сейчас начнем! Берегите органы слуха! Саш — ты готов?! Связь мне!

Из недр самоходки выбрался мрачный прапорщик с обязательным бычком в губах, протянул старику громоздкую гарнитуру с тянущимся за ней шнуром. Егорыч, важно кашлянув, обернулся к Рощину, что вместе с Чижовым в очередной раз выбрался под козырек подъезда:

— Товарищ генерал! Орудие к стрельбе готово! Разрешите начинать?!

— Начинайте, — вальяжно разрешил Рощин: видимо и впрямь возомнил себя генералом.

— Так! Первый снаряд готовсь! Онищенко — опускай!

Прапорщик завозился с громоздким устройством, украшавшим задницу самоходки — оно сочетало в себе функции подъемного крана, манипулятора и лотка для укладывания снарядов, прекрасно принимая их из той самой двухколесной тележки. Дедок что-то проворно понажимал, и орудие впервые на глазах Тохи раскрылось, обнажив черную пещеру казенника (после вчерашнего обучения у Чижова он теперь знал такие антипацифистские термины). Снаряд с подложенным картузом, подталкиваемый механикой, ушел в эту тьму — "пещера" захлопнулась, кран остался без работы.

Но Егорыч продолжал возиться — что-то подкручивал, разевая рот от зримых мыслительных усилий. Наконец, дав отдых шаловливым ручкам, вновь обернулся к Рощину:

— Готово! Берегите уши! Ребятки — позади никто не стойте! Саш — готовься!

Старый артиллерийский маньяк выстрелил без дополнительного предупреждения. Тоха, стоя при этом в десятке шагов от самоходки, чуть было об асфальт головой не брякнулся — ноги стали ватными, а кишечник непослушным. Земля ощутимо стукнула по ногам, все пространство перед пушкой заволокло огнем, по ушам безболезненно, но очень грозно ударило протяжным раскатом грома. Когда все эти спецэффекты закончились, перед глазами поднялось облако непроницаемого тумана — причудливый результат реакции продуктов выстрела, влажного воздуха и капель мелкого дождя.

Все молчали. Лысый с Тохой не могли говорить от серьезного нервного потрясения, остальные участники событий ожидающе косились в сторону Егорыча. Тот, прижав наушник, прислушивался — ждал сообщения от Синего. Пауза неприлично затягивалась. Тоха догадывался, что снаряды летают далеко не мгновенно, но не настолько же?

Все — наверняка промах. Теперь пушку точно до последнего винтика разберут, и Тохе при этом достанется самый рабский труд по переноске самых тяжелых деталей и шлифовки гусениц до зеркального блеска с помощью бархатки и пилочки для ногтей.

Егорыч, обернувшись к Рощину, внезапно доложил:

— На четырнадцать часов двести двадцать метров. Перелет, получается. Это для нас неплохо — погода на трассе разная: Синельников говорит, что у них там дождя вообще нет. Да и метеоданных никаких — вот и снесло. А при наших залежалых картузах недолеты и перелеты обязательно будут — характеристики у них нарушены, а новых мы не нашли: видать давно не подвозили. Ну так что — разрешите повторить?

— Давайте!

Второй снаряд зарядили быстрее — все же опыт великая вещь. На этот раз Тоха отошел подальше и сумел достойно насладиться выстрелом. Полыхнуло так, что пламя белый свет на миг закрыло. Опять потянулось ожидание. Тоха пытался мысленно считать секунды, но после шестидесятой это дело бросил — наверное, слишком торопился. Ну ведь не может такая тяжеленная штука столько пролететь от одного толчка?!

— Семьдесят метров на девятнадцать часов! Повторять? Ну заряжай!

Опять переноска тяжестей и черный зев казенника. Опять выстрел. Ветра практически не было, всю территорию затянуло то ли дымом, то ли туманом — и это всего лишь от трех выстрелов. Сколько же пороха сгорело, и что творится там, на ориентире, по которому сейчас бьет орудие?

— Пятьдесят метров на двадцать два часа. Синельников кричит, что ориентир перекосило взрывом — видать осколками подпорки посекло. Товарищ генерал — наводчик может данные с ошибками выдавать. Я так понимаю, Синельников давно уже штатский человек. Да и ствол у нас маленько разношен. Но даже без корректировки мы первый положили нормально — будь это спецбоеприпас, цель бы поразили.

Вдруг, прижав наушник посильнее, затараторил вдвое быстрее:

— Товарищ генерал, Синельников докладывает, что наблюдает противника. Танки, бронетранспортеры и грузовики с пехотой. Поворачивают на грунтовку от того шоссе, что западнее тригопункта #1. Просит перенести огонь на эту дорогу. Говорит, техники у них много. Похоже, шум разрывов гадов привлек.

#1 Тригопункт — сокр. "тригонометрический пункт". Геодезический знак с точно вычисленными координатами и высотой, расположенный таким образом, чтобы с него можно наблюдать несколько соседних знаков. Хорошо выделяется на местности (деревянные вышки, металлические четырехножники и т.д.), отличный ориентир (указывается на топографических картах).

— Уходить им оттуда надо, — забеспокоился Рощин.

— Не! — успокоил его дедок. — Все у них нормально. Они ведь за полтора километра от ориентира засели, на старой водокачке. Не заметят их. Ну так что — ударим по супостатам из главного калибра? Попасть, конечно, вряд ли получится, но пугнуть можно здорово.

Рощин колебался, и Тоха его понимал. Полковнику не нужны лишние подвиги — у него конкретная задача, и ему надо выполнить именно ее, не рискуя понапрасну и не отвлекаясь на кучку каких-то левых свинок. Тратить время, ресурсы ствола и навлекать на себя лишние проблемы им нельзя. Но с другой стороны... На Рощина сейчас возбужденно уставилось немало народа, кровно заинтересованного в артиллерийском аутодафе для замеченного врага. Им нужна кровь. И так он вчера весь день сдерживал танкистов, не позволяя крушить все, что попадется по пути — тихонечко объезжали проблемные места. Сдержит сегодня — тоже простят: деваться-то им некуда. Но кто знает, что будет завтра? Вдруг нервы не выдержат у народа — кинутся в бой, закусив удила и позабыв про главную цель. Мораль бойцов великая вещь — ее надо держать на высокой отметке.

— Хорошо. Четыре снаряда и отзываем Синельникова.

Повеселевший Егорыч расстегнул камуфляжную куртку, обнажив верх линялой тельняшки:

— Давай ребята! Шевелись! Перевыполняй норматив!

Тоха, ворочая тяжеленные чушки снарядов, с трудом удерживал руку в узде — очень хотелось покрутить указательным пальцем у виска. Вчера он много чего наслушался про артиллерию и хорошо запомнил, что эта пушка за тридцать километров способна снаряд в канализационный люк положить. Однако только что они выпустили целых три, и ни один ближе тридцати метров к цели не лег. Одно из трех: или наводчики у них мазилы; или пушка неисправна; или возможности орудия сильно преувеличены. Даже в идеальном варианте из таких монстров по движущейся пехоте и технике не стреляют. В любом случае надеяться попасть по танкам или бронетранспортерам при таких делах просто безумие.

Но ведь надеются.

Первый снаряд, по сообщению Синего, упал с недолетом — метров семьдесят до дороги, забитой врагами, не дотянул. Второй перелетел метров на пятьдесят, третий рванул на обочине, но к тому времени техника уже прошла чуть дальше. Четвертый, посланный после серьезной боковой поправки, промазал на полторы сотни метров — неправильно выставили упреждение по движущимся целям. Кровожадность мстителей требовала серьезных зрелищ — вроде развороченных танков и разорванных в мелкие опилки грузовиков с пехотой. Увы — ничего подобного добиться не удалось. Максимум, на что можно рассчитывать — множественные осколочные ранения у свинок, сидевших на броне или под тентами и мелочи вроде разбитых фар и оптики. Один "Камаз", правда, встал, но Синельникову было трудно оценить его повреждения. Хотя осколок такого фугаса штука серьезная — с небронированной техникой может поступить плохо.

Напоследок выпустили имитационный снаряд. Он при падении разрыва не давал, но выбрасывал струйку дыма — чтобы легче было заметить. Увы — Синельников его не заметил. Артобстрел разворотил огромную скирду соломы — она загорелась, и зажгла соседние. В этом дыму разглядеть еще один скромный источник было невозможно.