Тоха нашел убежище в руинах супермаркета. Где-то неподалеку все еще взрывалось и стреляло, но сюда никто не заглядывал. Наверное, не думали, что он сумел вырваться из огненного кольца. Усевшись в кресло, изначально предназначающееся для продавцов, Тоха курил дорогущую сигару, поглядывая в темноту пистолетного ствола. Иногда пистолет откладывал на колени, брал открытую банку пива, отхлебывал, вновь брался за оружие. Лениво жалел, что у него нет старинного револьвера: такого, как у ковбоев — с барабанчиком. Зарядил бы одним патроном, и после каждого глотка играл бы в русскую рулетку.

Было бы прикольно.

А почему бы и не расслабиться после тяжелого дня и нелегкой ночи? Тоха заслужил право расслабиться. Наверное, впервые в жизни заслужил. Сегодня пушка, которую он заряжал, уничтожила целый отряд бронетехники. А ночью он упокоил немало свинок. Может десять, а может двадцать. Не знает точно. Но много. Если бы каждый из его приятелей убил столько же, мир стал бы немножко симпатичнее. Тоха ведь не супермен. Тоха, если не обманывать себя, личность откровенно жалкая. Жалкая тем удобным образом, что позволяет приспосабливаться к невзгодам цивилизованного мира с минимумом активных телодвижений и с максимумом бонусов, допустимых для таких вот пассивных человеческих организмов. Мешков золота не получишь, но необходимый минимум заработаешь как-нибудь. При этом не понадобится надрываться — приятное дело. Тоха, по сути, никто. И, тем не менее, за этот день он совершил многое. Сделай такое каждый... Не было бы всего этого... Не было бы руин магазина — сюда бы уже ранние покупатели начинали собираться. Значит, что-то в Тохе все же было. Что-то настоящее. Жаль, что оно пробудилось так поздно... Может быть что-то пошло бы по-другому... Как минимум, не стал бы обзаводиться подругами вроде Наташи — сам бы выбирал себе самок, а не снисходительно ожидал, когда его соизволят подцепить такие вот стервы в качестве временного варианта.

О чем он блин сейчас думает? Какие подруги?! Интересные мысли для человека, сидящего посреди выжженного города и рассматривающего особенности внутреннего строения пистолетного ствола. Вот что он за человек?! Даже застрелиться нормально не может — разные бабы в голову лезут!

Неподалеку, среди завалов из стеллажей с товарами и рухнувших элементов конструкции крыши, отрывисто крякнула крыса — звук гулко прокатился по помещению. Затем затрещало, зашуршало — будто кто-то ногами упаковки с чипсами давит. Следом послышался подозрительный писк — будто садисты мышонка истязают. Что там за дела?! Застрелиться человеку спокойно не дают...

Писк усилился. Да и на писк уже похож мало — будто сдерживаемый плач маленького ребенка прорывается. Тут уж Тоха не выдержал — поднялся. Не мог не подняться — это был бы поступок в духе старого Тохи. Да и старый вряд ли бы усидел на месте. А новый Тоха должен обязательно проверить, что там такое.

Крыса сидела на толстом слое рассыпанных банок и пачек. Смешно сидела — будто хомяк. Присела на задницу, сложив передние лапы перед грудью. Оскаленная крокодилья пасть задрана к потолку, меж зубов скользит кончик узкого языка.

Почуяв движение, тварь обернулась на Тоху, шустро пригнулась, крякнула, подобралась для прыжка. Ряды пластин на спине приподнялись, будто ощетинившаяся шерсть. Тоха, вообще не чувствуя страха, лениво направил на нее пистолет. Если повезет — попадет в глаз или рот. А если не повезет — в крепчайшую пластину или непробиваемую лобную кость.

В этот момент на крысу сверху упало что-то маленькое, непонятное. Похоже на камушек странный, или, скорее, миниатюрную детскую игрушку, а может брелок цветастый. Да какая разница что — тварь к этому была морально не готова. Пронзительно крякнула, позабыв про Тоху, проворно развернулась. Увидев ее спину, с задранными пластинами, тот потянул за спусковой крючок. Все — зря она так ощетинилась. Спереди, конечно, щит вышел внушительный, но вот сзади обнажилась дряблая розоватая кожа. Ничем теперь не защищенная.

Три быстрых выстрела, очередное кряканье, и крыса, разбрасывая в агонии пачки и банки, корчится на полу. Тоха, решив, что тварь больше неопасна, поднял голову, уставившись на то, что ее там заинтересовало.

Наверху, обхватив руками и ногами вывороченную из потолка железную балку, притаился ребенок. Чумазый, тощий, в разорванной курточке и стоящими колом длинными волосенками. Годика четыре или пять — не больше. Живой — испуганно поблескивает глазенками из-под колтуна испохабленной прически. Вроде бы девочка.

Тоха, опустив пистолет, без тени улыбки произнес:

— Это ты погремушку свою бросила? Умница — выручила. Поступок нормального мужика, а для девки выше всяких похвал. Слезть оттуда сама сможешь?

Малышка еле заметно покачала головой.

— Нда...Не хочу даже спрашивать, как ты туда забралась. Ты одна?

Утвердительный кивок.

— Отлично. А звать тебя как?

Ноль эмоций. Ни звука, ни жеста.

— Ладно. Допустим... Допустим ты будешь Ксюша... Не возражаешь? Отлично — молчание знак согласия. Никуда оттуда не уходи — сейчас я тебя попробую вниз спустить.

Память Тоху не подвела — стремянку нашел быстро. Когда забирался сюда, попалась на глаза. Раньше, наверное, с помощью ее товары на верхние полки укладывали, или щиты на верхушках стеллажей подновляли, а сейчас она пригодится для спасения ребенка.

Девчушку от балки оторвать удалось с трудом — вцепилась в холодное железо, будто в родную мать. Тоха едва не сверзился, когда это ему удалось. Замер, прижал к себе вонючее легкое тельце, осторожно спустился вниз, поставил, взглянул в невероятно усталые и испуганные глазенки:

— Ох ты и загадилась. Долго видать там сидела. Есть хочешь? Или пить? Вот я тормоз! Конечно хочешь!

Пила девочка жадно, а вот есть не захотела. Даже от шоколада отказалась и конфет. Похоже, устала сильно, плюс нервы — оклематься ей немного надо.

У Тохи появилась новая цель — вытащить этого чудом выжившего ребенка из ловушки города. Он знал как это сделать — даже рассвет не помешает ему добраться до зеленой зоны. Да и свинки, наверное, слишком заняты — все еще бузят на месте его художеств, и по пути не попадутся.

А вот что делать дальше? Куда податься? В лес детства? Или...

И тут Тоха понял — дорога у него теперь осталась одна. Он совместит сразу два полезных дела — спасет ребенка, и доберется до людей, чьи взгляды на обстановку ему импонируют: перекликаются с взглядами изменившегося Тохи.

А потом, возможно, они вместе найдут еще один атомный снаряд.

Глава 21

— Вы кто?

— Я мирный атом...

— А почему с топором?

— Вот видите, как мало вы

знаете о мирном атоме!

Юмор атомного века.

Обратный путь Тоха преодолел втрое быстрее. Память ведь хорошая — отлично помнил, где можно без проблем перебраться через речки, где спрямить путь по бездорожью или лесным тропкам. Да и ехал теперь не с пустыми руками — по пути, в одной из брошенных машин, нашел хорошую карту.

Малышка, сидя за спиной, умудрилась заснуть. К счастью Тоха сразу догадался обернуть ее ремнем, привязав к сиденью, да и руки на его боках она не разжимала даже во сне. И описалась не просыпаясь. Но Тоха на нее не в обиде — намаялась бедная.

К искомому месту добрался еще до полудня. Все как запомнил: пересечение железки с сельской дорогой. Вроде бы по карте ближайшее подходящее под описание место. Только вот про поселок Рощин ничего не говорил. Хотя назвать это поселком было бы сильным преувеличением: два длинных ярко-желтых дома и будка возле шлагбаума. Жить здесь, наверное, весело было — от грохочущих поездов в нескольких шагах

Шлагбаум был задран к небесам, на нем покачивалась повешенная за ноги свинка. Кто-то не особо добрый превратил ее голову в месиво, да еще и топор в спину забил.

Милые люди.

Еще недавно Тоху бы покоробило такое зрелище, но сейчас его побеспокоила лишь одна мысль — как бы девочка не перепугалась: она как раз проснулась. Но нет — вроде не боится. Наверное, свое уже отбоялась.

Остановившись возле импровизированной виселицы, Тоха задумчиво осмотрелся и вздохнул:

— Ксюша — нас здесь не ждут. Наверное, не дождались — не верю я, что их всех перебили. Раз такой рохля как я выжил, они тем более выжить должны.

Девочка ничего не ответила — лишь покрепче за него ухватилась. Похоже, опять спать собирается.

— А ну-ка: прикрой ушки. Сейчас дядя Антон сделает громкий бабах.

Тоха, вытащив пистолет, выстрелил в небо. Загуляло эхо, отражаясь от железнодорожной насыпи и близкой опушки леса. Малышка вздрогнула, но не проронила ни звука. И опять тишина. Зря, наверное, перевел патрон — их и так почти не осталось.

Но нет, не зря, из леса знакомым, чуть придурковатым голосом, проорали:

— Тох?! Это ты?!

— Привет, Лысый! Я!

— Супер! Мы уже тебя не ждали! Ты где пропадал?!

— Смокинг гладил! Не ори — сейчас подъеду!

Лысый поочередно вытаращился на ребенка и Тоху. В голове у него не укладывалось множество вопросов, и он все попытался выразить одним:

— Шо тут за трубочист, и шо за дети???!!!

— Ну запачкался маленько, а что? Где все?

— Да тут рядом — в лесу. Минут пять ходьбы.

— Ну веди, — разрешил Тоха, маскируя в кустах мотоцикл.

* * *

По пути словоохотливый Лысый рассказал Тохе все новости, при этом ухитрившись ни разу не упомянуть оральный секс. Неудивительно — судя по услышанному, в случае, если секс такой и имел место, Лысому в нем отводилась пассивная роль, и хвастать подобным ему было неловко.

Танк с бронетранспортером оттянули на себя основные силы врага, но, увы, не все — оставшихся хватило, чтобы разогнать экипаж самоходки по лесу. Хотя, не завязни она в пруду, неизвестно как бы еще все сложилось. В ходе короткого, но ожесточенного боя, танкисты наколотили немало техники и заманили свинок в лес, где сумели оторваться. Бронетранспортеру повезло меньше — доездился. В него попали очень серьезно: лейтенант Чижов погиб, рядовой Тюрин тоже, Синельникова тяжело ранило, и лишь рядовой Бакаев отделался перепачканными штанами. Счастье, что Никитин ухитрился разогнать врагов хоть на минутку, и спасти выживших.

Больше потерь не было — грузовик враги не потревожили: он без проблем добрался до обговоренного по радиосвязи места сбора. Судя по всему, им действительно нужна была только самоходка — расстреляв машину, завязшую в пруду, они потеряли к группе Рощина интерес.

Самоходка ремонту не подлежала — повреждения были такие, что Егорыч не заштопает за остаток жизни. Но странное дело — свинки не тронули атомный снаряд. Так и остался лежать в возимом боекомплекте — с собой его не забрали, и не пытались повредить.

Снаряд, это первое, что бросилось Тохе в глаза, когда они вышли к месторасположению отряда Рощина. Все такой же, кремовый, аккуратненький — ни царапинки. И надпись "БЕЗ ГМО" все так же краснеет — полковник не стал приказывать ее стирать: видимо оценил незатейливый юмор. Покоится на родной тележке. Неужто вручную тащили от самого пруда?

Расположились, кстати, неплохо. Живописное и удобное местечко. Треугольная полянка с маленьким мелким озерцом, со всех сторон нависают кроны высоких деревьев, укрывая танк и грузовик от летающих глаз врага. Легкий дымок поднимается от кучи углей, греющих подвешенное ведро с водой, рядом, присев на ящик, Викторовна чистит молодую картошку. На втором ящике сидит Рощин — тоскливо-обреченно уставился на снаряд.

При виде Тохи полковник поднялся, устало произнес:

— Жив? Ну и хорошо. А что за дите с тобой?

— Сестра это моя — Ксенией зовут, — спокойно ответил Тоха.

Бабка при виде девочки устроила кипеж, чуть ли не в педофилии Тоху упрекая. Мол, переодеть не догадался, не помыл по дороге, не покормил само собой, и вообще, чуть ли не удавить шнурками намеревался. Ребенка у Тохи конфисковали. Ну пусть старуха сама теперь попробует приодеть девчушку — в солдатские кирзачи размером больше чем ее рост, и в шинель с такими же проблемами.

Выпросив у Тараса кусок мыла и начатую пачку порошка, Тоха направился к озеру. Берегись водоем и его обитатели — химическая атака приближается. Если Тоха смоет с себя всю въевшуюся копоть и грязь гниющего города, да еще и постирается... Хана всем карасикам настанет.

Сперва быстренько обмылся, избавившись от основных наслоений грязи. Затем занялся одеждой. С ней пришлось повозиться долго, да и вряд ли отстирается до блеска. Ничего — сойдет и так: ему не в театр в ней идти. Развесив тряпье по кустам на самом солнцепеке, занялся своей кожей всерьез — долго оттирал с помощью мыла, песка и травы. Голову драил четыре раза, причем последний раз с порошком стиральным — уж очень хотелось избавиться от самых мельчайших въевшихся частиц убитого города.

Закончив с гигиеной, расположился на бережку, подставив брюхо солнышку. Часа два, и одежда просохнет — жара плюс ветерок тому способствуют.

На глаза легла тень — сзади кто-то подошел. Обернувшись, Тоха увидел Рощина. Полковник смотрел на него как-то странно, сочувственно, и очень устало.

— Что случилось?

Рощин помялся, и неуверенно ответил. Да ничего. А с тобой вот что?

— Не понял?

Присев рядышком, полковник, уставившись на гладь озерца, пояснил:

— До города своего ты смотаться успел. Шустро. Гранат у тебя на разгрузке не осталось, автомата нет, обойм к пистолету тоже не видать. Ну и самое главное — сестра твоя почему-то оказалась братом. Мальчик это.

Тоха не удивился:

— Вот оно как... Ну да — грязный ужасно: поди пойми какого пола. Да и молчал все время.

— Не хочешь со мной ни о чем поговорить? Иногда помогает, — предложил полковник.

— А вы что — в психоаналитики подались? Резко профессию сменили. Да и странно — снизошли до такой никчемной личности, как я.

— А все равно делать больше нечего, — честно признался Рощин. — Все закончилось.

— Снаряд-то у вас остался, — возразил Тоха.

— Это да. Только вот где найти к нему пушку... Егорыч место вроде знает, да и я помню многое, но не факт, что там осталось что-нибудь. И далеко очень. Сомневаюсь, что сумеем ее оттуда дотащить. Мы и здесь-то ничего не сумели. Эх... А ведь совсем немного осталось... Не повезло.

— А починить никак не получится?

— Нет. То, что она теперь никуда не уедет, не беда — могли бы тягач найти, и тащить за собой. Но сама артсистема... Считай, там только ствол и остался. Передок снарядом разнесло, потом из крупняка прошили все, что только можно. Блок малого дизеля даже пробить ухитрились. В пруду том поганом сплошной слой масла теперь. Онищенко предлагает попытаться прорваться к институту на танке, и там рвануть снаряд вручную. Думаю вот, как бы это организовать...

— Онищенко другого не предложит...

— Согласен. Спасибо, кстати, что вернулся. Решил помочь, или некуда податься было?

— Почему некуда? Место найти можно... А нужно ли... Что с Синельниковым?

Рощин, нахмурившись еще больше, ответил очень тихо:

— Хороший врач его заштопает. А без врача... Он сильный... Мы друзья давние... Не знаю даже, сколько он протянет. Мы ведь ничем ему помочь не можем...