Стремянка в небо

Сентябрь 2011 г. Кладбище.

Сентябрьское солнышко приятно грело спину. В вершинах редких сосен гудел ветер. Он был силен и добродушен, как золотистый ретривер в роли собаки-поводыря. Галочка всего этого не замечала. Сгорбившись, она сидела на скамейке, и только губы женщины время от времени шептали: "Ну как же ты так, Васенька". Васенька, или Василий Андреевич Перфильев, хмуро смотрел на нее с фотографии памятной плиты. Внизу шли цифры "1974-2010г. г." и слова "Помним. Скорбим".

Налаженный быт, светлая дорога, по которой женщина шла в будущее — как давно это было! Теперь жизнь казалась Гале темной, без единой светлой полосы. Все то, что раньше являлось для нее смыслом существования, начало существовать как бы помимо ее воли. Появилось две Гали. Одна воспитывала двоих детей, работала, занималась домашним хозяйством, а вторая смотрела на это со стороны и удивлялась: ну зачем суетиться, если Васи больше нет?

Нельзя сказать, чтобы с Василием они жили душа в душу. Ругались часто, иногда не разговаривали месяцами. Камнем преткновения служили две вещи: свекровь и любовь мужа к рыбалке. И если свекровь можно было перетерпеть, то второе доводило Галю до трясучки. Ну скажите, разве это нормально, когда законные выходные муж вкушает не с женой и детьми, а с удочкой в руках? Ладно бы еще он возвращался домой, сгибаясь под тяжестью добычи, нет, муж возвращался налегке, благоухающий грязными носками и перегаром.

Галя не так представляла себе счастливую семейную жизнь, поэтому, когда на пороге возникал возвратившийся с очередной рыбалки Василий, она принималась орать. Скандал заканчивался одинаково: под аккомпанемент надрывных причитаний на тему "нормальные мужики по дому стараются, а мой шляется неизвестно где" муж хватал куртку и сбегал к маме, что только добавляло Галине ярости.

Возможно, скажете вы, Галочка вела себя не очень умно, но по иронии судьбы причиной смерти тридцатипятилетнего Василия стала именно обожаемая им рыбалка. Поздней ночью в избу семейства Перфильевых раздался стук. Приятели, с которыми муж уехал на озеро после очередного раунда скандала, пряча глаза, сообщили, что Васи больше нет. Он просто заснул в палатке и не проснулся. Сердце, чуть позже вынес вердикт патологоанатом. И вот уже год женщина почти ежедневно ходила на кладбище. Садилась на лавочку и принималась рассказывать мужу домашние новости. Галя не была сумасшедшей, просто так ей становилось легче, словно муж не умирал, а уехал в дальнюю командировку, но вот-вот вернется.

"До свидания, Васенька". Она взялась за ручки сумки и уже собиралась вставать, когда в привычной тишине кладбища, разбавленной лишь гулом ветра, ей послышалось нечто странное. В чем заключалась эта странность, Галя и сама понять не могла. То ли звук... то ли шевеление... Она недоуменно обернулась по сторонам. Вроде все, как обычно: сосны, могилы, пронзительное небо с пуховками облаков. Вздохнув, она кинула последний взгляд на памятник, и застыла. Памятная плита из мрамора раскачивалась. Раскачивалась так, как будто из-под земли ее что-то выталкивает. Или кто-то. Вот памятник завибрировал, полетели ошметки дерна и рыжего песка... Этот кто-то явно желал прорваться наружу.

Галя тихо всхлипнула, оседая на землю. Перед ее глазами закружилась черная метель. Окружающий мир погас.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вечерело. До первых звезд еще было далеко, но под деревьями уже начался скапливаться сумрак. Сентябрьский лес казался пустым и каким-то очень тихим. Эта всеобъемлющая тишина не нравилась крупной птице, она возилась в кроне сосны и недовольно вскрикивала. Мужчину, который углядел во мху семейку подберезовиков такие мелочи, как сумерки, не волновали. Он азартно подрезал толстенькие ножки грибов, внимательно осматривал идеально чистый, без червоточин, срез и кидал добычу в корзину. Однако темнота все-таки победила — мужчина разогнул спину и с сожалением оглядел не охваченные его вниманием угодья. "Ладно, хватит", вздохнул Петя — а звали мужчину именно так — и покосился на стоящую рядом корзину. Грибная охота сегодня удалась — огромная плетеная емкость с приделанным для удобства переноски потертым ремнем полнилась первосортными грибами. Сверху их уже присыпали сосновые иголки и бурый лесной мусор.

Он огляделся. Грибной азарт завел его далековато от основных тропок. Следовало поторопиться, чтобы успеть выйти из леса до того, как все вокруг утонет во мраке, превратив ориентирование на местности в игру в жмурки, где к тому же нет возможности снять повязку и закричать "сдаюсь". Нельзя сказать, что Петя боялся леса. Будучи деревенским жителем, он чувствовал там себя вполне комфортно, заблудиться ему не грозило. Однако иногда на него накатывало. В такие моменты Пете казалось, что он без приглашения вошел в храм могущественных богов, где все вокруг дышало грозной, всесокрушающей силой. Желание драпать без оглядки, которое при этом возникало, удавалось подавить только волевым усилием.

"Бр, пора домой". Он немного стыдился своих фантазий, подозревая, что прабабушка была где-то права, когда говорила: "Не читай много, с ума сойдешь!" Что поделать, читать Петя любил, делая это запоем. Он с одинаковой страстью мог поглощать справочник автолюбителя и приключенческий роман, отчего в его голове хранилась куча самой разной информации. Обрывочной, но тут уж ничего не поделаешь. Если не брать во внимание любовь к чтению, во всем остальном Петя был совершенно нормален: ходил на работу, по сезону трудился в огороде, да и руки росли из нужного места. Соседи его очень уважали, а девки считали выгодным женихом. Еще бы не выгодным — не пьет и дом полная чаша. Одна беда: в свои тридцать восемь лет жениться Петя категорически отказывался, считая, что одного неудачного раза вполне достаточно. Был у него еще один недостаток — неоконченное высшее образование. Мешало оно ему спокойно жить. Иногда Петя думал, математический факультет педагогического института города Орехово-Зуево, куда он смог поступить с первого раза, не напрягаясь, был неправильной тропкой, с которой нужно было свернуть чуть раньше. Например, забрать документы и поступить в ПТУ. Оно тоже дало бы неплохое образование, зато не было бы трех потерянных лет, и неудачной по юности женитьбы.

Он ходко трусил по тропинке. Дома ждали макароны с жирной мясной подливкой, которые мама собиралась приготовить к вечеру. В животе урчало, висящая на плече корзина оттягивала плечо. Гастрономические мечтания были жестоко прерваны треском в кустах.

"Кабан!", успела вспыхнуть в голове паническая мысль, когда через дорожку метнулась огромная черная тень. У тени были злые красные глазки, шерстистый животик и перепончатые крылья. По крайней мере, Пете так показалось. От неожиданности он осел на задницу. Затем осторожно огляделся. Тишина и ничего кроме тишины. Никаких подозрительных звуков, треска и других шумовых эффектов, которые сопровождают движение живых существ. Ничего. С чувством выматерившись, Петя поднялся. Слава богу, корзина не пострадала, и выкалупывать раскатившиеся грибы из лесной подстилки не пришлось. Остаток пути он прошел быстрой, пружинистой походкой, настороженно поглядывая по сторонам. Однако эта встреча оказалась единственной.

Уже дома, наворачивая вожделенные макароны с подливкой и парочкой котлет (покушать Петя тоже любил), он поинтересовался:

— Слышь, мать, у нас в лесах крупные птицы водятся?

— Кобчик, вроде, — неуверенно отозвалась мать от раковины. — А что?

— Да так, — Петя неопределенно помахал вилкой в воздухе. — Встретил тут одну. Красноглазую и шерстяную.

— Не-ет, это точно не кобчик. А шерсть-то тебе не привиделась?

В голосе матери явно слышалась насмешка, и Петя счел за благо тему сменить:

— Ты чего с грибами делать будешь? Может, на зиму?

— Нет, — не согласилась мать. — Лучше потушим. Со сметанкой. На зиму еще наберешь.

Петя поежился. Он не признавался себе, но встреча с таинственным существом его напугала. В лес больше не хотелось, грибной азарт как отрезало. Хотя, возможно, в этом были виноваты усталость, темнота и поднявшийся вдруг к ночи ветер.

— Ой, а что тут было, — вдруг оживилась мать.

— Опять Боря за Варькой по деревне с топором гонялся? — без особого интереса спросил Петя.

(Боря и Варя жили по соседству напротив. Их очень любили деревенские кумушки, поскольку глава семьи, напившись, давал обильные темы для сплетен. Месяца два назад, он в чем мать родила бегал по деревне, пытаясь стряхнуть с себя воображаемых насекомых, а судя по крикам, кроме насекомых его одолевали огромные крысы, которые кусали за пятки и обещали сгрызть печень.)

— Нет, — покачала головой мать, ловко сортируя грибы и укладывая их в таз. Один подберезовик вызвал у нее сомнения, и она отложила его в сторону. — У Степаныча сердце прихватило. Еле откачали! Ужас!

— Надо же, — Петя искренне расстроился. Дед Степаныч не походил на большинство стариков. Он не вредничал, обладал здравыми суждениями и не пускался в нудные рассказы о том, как хорошо все жили при Советской власти. Дети не раз уговаривали его переехать в город, но упрямый старик твердил, что где родился, там и доживать будет. К тому же куры, огородик. На кого оставить?

— Жена, говорят, к нему приходила, — таинственно понизив голос, сообщила мать. — Он после обеда вздремнуть лег. А и конечно, погода сегодня серая, отчего ж не вздремнуть? Только будто толкнуло его что-то. Открывает глаза, а в кресле Анна-покойница сидит и говорит ему: Не бойся, я не за тобой. Тебе еще рано.

— Тут-то его кондрат и хватил, — закончила она.

— Что жена к нему приходила, он сам тебе рассказал? — ехидно поинтересовался Петя.

Мать подвоха не почуяла:

— Нет, соседка.

— Ну раз соседка, тогда да. Ладно, мать, ополоснусь и баиньки.

— Умирает деревня-то, — неожиданно сказала она.

Голос матери был серьезный, даже где-то торжественный. Таким тоном она обычно рассказывала, какие вещи приготовила "на гроб" и где оные вещи искать в случае ее неожиданной смерти. Петя терпеть не мог подобные приготовления, впрочем, как и сопровождающий их торжественный тон. Ему сразу хотелось сказать что-нибудь грубое или сбежать куда подальше. Обычно он срывался и ядовито спрашивал, не нужно ли ей заранее прикупить и гроб. А что, на чердаке места много, пусть стоит.

— Ты чего, мать? — полное брюхо настраивало на благодушный лад.

— Грустно мне, Петяша. Сегодня вдруг поняла, как у нас тихо. Помнишь раньше, вы с ребятами из одного конца в другой носились? То в казаки-разбойники играли, то в прятки, а то затеете собак дразнить. Такой шум стоял, караул. Нет больше в деревне детей, одни старики остались.

— Да ладно тебе, нет! Вон у Федоровны пять штук по двору носится, никакого угомону.

— Так то дачники, а я про наших говорю, деревенских.

— Умирает деревня, — со вздохом повторила она.

Что на это ответить, Петя не знал, поэтому молча допил чай и отправился в баню ополаскиваться, пока его окончательно не разморило. Быстренько облившись, он дотащился до закутка, отделенного от горницы фанерной перегородкой, и рухнул на чистые простыни. Кровать громко скрипнула, принимая вес его тела. Глаза закрылись сами собой. Пете показалось, что он с огромной скоростью несется над землей. Мелькают кусты, земляничные прогалины, повороты тропинки. Нужно постараться не потерять сосредоточенность, иначе чудесный полет закончится. Дальше он не помнил, провалился в сон.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Встал Петя затемно. Сентябрь хоть и стоит рядом с летом, но в средней полосе он демонстрирует все прелести глубокой осени. В шесть утра царит непроглядная темень. О том, что рассвет непременно наступит, напоминает лишь узкая полоска зари на востоке.

— Петя, вставай!

— Щас, мам, еще пять минуточек.

— Вставай, вставай! Никаких пяти минуточек. Царствие небесное проспишь!

Петя поднял бренное тело с кровати и потащился на кухню, едва не цепляя углы спросонья. Там уже суетилась мать. Петю всегда изумляла эта ее способность вскакивать ни свет ни заря. Нет, он не имел привычки валяться в кровати до двенадцати, как изнеженные городские жители, но подъем в четыре утра считал излишне суровой практикой. Мать же объясняла свою утреннюю бодрость тем, что привыкла ухаживать за скотиной — которой, к слову, у них давно уже не было — и иначе не может.

На кухонном столе дымилась яичница, и горкой высились вчерашние пирожки. Плотно подзакусив, Петя вышел из дома навстречу трудовым подвигам. Мгновенно его обняла сыроватая прохлада.

Путь Пети лежал на консервный заводик. Два километра по заброшенной дороге и где-то километр через лес. Он знал, что ему еще повезло. В родном Вышелесе работы не было, и возможность зарабатывать хоть какие-то деньги считалась крупной удачей. Большинство односельчан сдавали комнаты редким дачникам и промышляли продажей грибов и ягод. Тем и жили. Последнее занятие требовало от человека выносливости. Собрать лесные дары мало, нужно еще доставить их к покупателю. Такой зверь как покупатель водился только во Владимире. Тут выручали внуки соседки напротив — Клавдии Ильиничны. Будучи нежадными людьми, они захватывали в город не только любимую бабушку, но и ее соседей с корзинами.

Размышляя о житье односельчан, Петя не заметил, как оказался у околицы. Справа расстилалась дорога, лаково отблескивающая в свете надкусанной луны, а впереди возвышалась мрачная громада заброшенной церкви.

"А не сократить ли мне дорогу?" Идея Пете неожиданно понравилась. Он ничего не имел против долгих переходов, но иногда ему становилось скучно. От дома до околицы; по старой убитой дороги до шоссе; третий поворот на Гребеньково..., а там уже и до заводика рукой подать. Возможно, у него и не возникало бы желания изменить маршрут, если бы до деревни ходил автобус или имелась собственная машина. Тогда мелькающие за окном пейзажи приобрели бы статус фотообоев, на которые можно с ленцой смотреть или просто дремать в ожидании, когда тебя доставят на место. Транспорт типа "пешкарус" дело другое. При медленном передвижении человек вольно или невольно вступает в контакт с окружающим миром. Честно говоря, Пете это успело поднадоесть. Он знал в лицо каждое дерево на обочине, каждую выбоину на дороге, а зубчатый излом дальнего леса мог нарисовать по памяти.

Альтернативой обрыдшей дороги была тропа мимо церкви. На самом деле, оставалось от нее только название. Все остальное представляло собой кучи щебня, давным-давно заплывшие дерном. Единственной целой постройкой можно было считать лишь само здание церкви с провалившейся колокольней. Внезапно проявлявшаяся в обрамлении толстенных берез, она производила неизгладимое впечатление. В детстве Петя церкви очень боялся. Про нее ходили самые невероятные байки. Говорили, что внутри заколоченного здания под самым потолком висит дубовый гроб на цепях, что по ночам оттуда слышится чей-то плач, что... В общем, много чего говорили. Церковь и вправду пугала, заставляла убыстрить шаг. Массивная кладка из рыжего кирпича словно пригибала прямоугольное строение к земле. Общая обшарпанность, заколоченные окна и провалившаяся колокольня не добавляли церкви очарования. При взгляде на нее мыслей о боге не возникало. Наверное, в этом и заключалась главная жуть, заставлявшая людей сторониться заброшенного строения.