Стремянка в небо

Во дворике было хорошо. Начало лета, особенно если оно выдается погожим, всегда прекрасно. Цветущий шиповник, ландыши на опушках, еще не замутненный зноем воздух и ощущение, что впереди вечное лето. Другое дело, сейчас на дворе стояла осень, и лета природой не планировалось еще долго. Петю этот факт почему-то не насторожил. Он с удовольствием вдохнул настоянный на жаре воздух и потянулся за сигаретами. Отполированное множеством задниц бревно под раскидистой акацией так и манило присесть. Парень не помнил, чтобы оно здесь лежало, но списал это на пробел в памяти. Бывает. Однако незапертая дверь тоже неприятно царапнула подсознание. Они с ребятами попадали в садик через забор, и сколько он помнил, дверь всегда была закрыта на засов, настолько заржавевший, что его и отодвинуть-то казалось делом невозможным.

— Ай, фигня, — отмахнулся парень, — еще голову забивать. Выбрался и ладно. Щас покурю и пойду домой. В подземелья — ни ногой! Хватит с меня приключений!

— А почему так жарко? — задумался, было, он, но решил не заморачиваться:

— Потом разберусь. Главное, домой!

Остальных он искать не собирался, будучи твердо уверенным, что они где-то здесь, в деревне. Откуда взялась эта уверенность, он и сам не смог бы сказать. Вот уверен был и точка.

Сигарета была вкусной, настроение солнечным. Петя блаженно щурился от дыма, наблюдая, как по синему-синему небу бегут легкие, какие-то праздничные, облака. Он уже собрался затушить чебарик, как в дальнем конце дворика у забора послышался шум, который перешел в отчетливые звуки погони, а через секунду погоня предстала перед ним.

Жертвой был огромный, в половину человеческого роста, таракан, а преследовали его три симпатичные сибирские хаски. Петя протер глаза: таракан не исчез, хаски тоже. Все они выглядели донельзя реальными и исчезать никуда не собирались.

Таракан был красавцем, мечтой энтомолога, с лоснящимся панцирем, ворсистым рыжим брюшком и черными кругляшами глаз. Петя энтомологом не был и быть не мечтал. Мало того, тараканье племя он ненавидел лютой ненавистью и боролся с ним всеми доступными средствами: от дуста до китайских карандашей. Появление одинокого тараканьего разведчика на кухне воспринималось им как величайшая трагедия.

Рассмотреть лаек не удалось из-за накатившего омерзения. К горлу начала подниматься тошнота. Чтобы с ней справиться, парень прикрыл глаза, не забыв, впрочем, шустро упасть под защиту бревна. Защита, конечно, так себе, но на безрыбье, как известно, и рак рыба. Проделал он все это вовремя. Преследователи и их жертва уже вовсю топтались на пятачке, куда Петя не так давно собирался бросить чебарик, то есть буквально в двух шагах.

Тошнота боролась с любопытством. Любопытство победило по очкам, и Петя открыл глаза. Таракан был огромен и мерзок. Парень глаза закрыл. Снова открыл. Вроде ничего, отпустило. Тем временем дела у рыжей твари шли плохо. Лайки уже чувствовали себя победительницами. Они все чаще переходили в наступление, уверенно беря таракана в круг. Бублики хвостов развернулись и встали стоймя, голубые глаза жестко щурились. То одна, то другая собака взлаивала от возбуждения.

Таракан шипел, выпрыгивал вперед, но оставалось ему немного. Петя ясно это видел, несмотря на накатывающие приступы тошноты. Панцирь громадного насекомого был весь в вмятинах и проломах; из раны на голове сочилась беловатая жидкость.

— Пакость какая, — сплюнул парень, проворно отползая все дальше. — Так его!

Густота и пышность куста акации сулили надежду на то, что удастся благополучно смыться. Так бы и получилось: поднявшись на ноги, Петя уже был готов затеряться в золотящейся под солнцем мешанине листьев. И приспичило же ему обернуться! Он обернулся и замер. Таракан смотрел на него, смотрел обреченно, как будто понимая, что никто и ничто не придет ему на помощь. Такая тоска стояла в его черных гляделках, что Петю против воли передернуло. А затем пришла жалость.

— Нафига я это делаю? — пробормотал он, делая шаг назад.

Как разгонять собак он прекрасно знал.

Утро выдалось хмурым. Первым петиным ощущением была головная боль. Вторым — то, что он лежит на чем-то не очень мягком и к тому же холодном. Парень хотел, было, удивиться, но вспышка боли в голове прервала его попытку на корню.

— Так пить нельзя, — простонал он.

— Ты вчера и не пил, — просветил его чей-то мрачный голос.

С некоторым трудом парень признал голос Арменыча.

— Ты лежи, лежи, — продолжил тот, — голова минут через десять пройдет.

— Что, вообще, случилось?

— Ты не помнишь?

— Нет... — начал Петя. — Ой-йе!

— Во-во.

Голова действительно болела все меньше. Петя, наконец, смог открыть глаза, чтобы обнаружить, что лежит он на одном из холмиков-могил близ старой церкви. Он вздохнул и подставил лицо прохладному ветерку, очень надеясь, что ветерок настоящий.

— Мы все еще в подземелье? Или дома?

— Думаю, дома, — с некоторым сомнением ответил Арменыч. — Я уже час около тебя сижу и ничего не происходит. Сомнительный, конечно, аргумент, но все же.

— Думаю, дома, — повторил он.

— Ну и ладно, — Петя снова закрыл глаза. Вставать вот так сразу не хотелось. — Я такую жуть видел, не поверишь! Таракан дрался с тремя лайками, прикинь? Огромный тварюка, как вспомню, так вздрогну.

— Мне тоже непонятное привиделось. Вроде и не страшное, а осадок на душе какой-то мутный, нехороший.

— Что снилось-то?

— Я был в Тбилиси, — медленно заговорил старик. — Как будто не уезжал оттуда, представляешь? И собираемся мы с Каринкой купаться. В Пицунду. Договорились, что после уроков она будет меня ждать возле школы. Я на работе задержался: собрание, будь оно неладно. Да и потом... Пока с одним поговорил, пока с другим... Смотрю на часы: батюшки-светы, время-то уже сколько! Только-только до школы добежать. Бегу в школу, вдруг вижу, малыш лет восьми, взъерошенный такой, сидит на асфальте и плачет. Буквально навзрыд. Я остановился, спрашиваю, чего, мол, случилось. А он слова вымолвить не может, только на котенка мне мертвого показывает. Тот, видать, с окна выпал и разбился. Я мальчишку по голове погладил, а время поджимает, я дальше побежал, школа уже видна была. Вдруг, бац, темнота. Очнулся уже здесь. Чего мне такое приснилось, зачем, непонятно. А главное, к Каринке я так и не успел. Она мне, наверное, до сих пор ждет.

— Ой, Арменыч, я с тебя не могу. Это всего лишь сон. Как она тебя ждать будет, где? Во сне?

— Пацана жалко. Ты хотя б спросил, где живет, родителей бы привел. Сам же говорил, что мальчишка рыдал без остановки, — помолчав, проговорил Петя.

— Котенка не воскресить, а Каринка ждала.

— Понятно.

— Чего тебе понятно, чего тебе понятно? — старик неожиданно разозлился. — Говорю тебе русским языком: меня Каринка у школы ждала. Я опаздывал, и тут какой-то мальчишка с котенком. Смысл около него стоять? Наверняка, через пару минут родители прибежали или соседи. У нас в Тбилиси, знаешь, какие соседи? Обязательно помогут, если что! К тому же, детское горе недолгое. Завтра бы уже все забыл. И потом, это всего лишь котенок.

— Я разве чего говорю?

— Извини, — старик сгорбился, отвернулся, — нервы ни к черту. Темнота эта ужасно не вовремя. Мне до школы, где Каринка учится, — училась, поправился он, — минут пять быстрого хода оставалось. Так я ее и не увидел.

Петя оживился, приподнялся на локтях:

— Надо же, у меня тоже затемнение случилось, и тоже я после него здесь оказался. Хотя мне темнота кстати пришлась. Прикинь, стою я на против того здорового таракана и даже палки в руках нет — лаек-то я разогнал, делись они куда-то. Схарчил бы меня в два жевка. Хавальник у него ого-го был!

Он и дальше бы распространялся о тараканьем "хавальнике", но Арменыч, который слушал без особого интереса, его перебил:

— Вставай давай. Земля холодная, не лето, и мы не в Тбилиси.

— Что да, то да, — согласился Петя, — хозяйство мне студить не с руки, оно мне еще пригодиться.

С кряхтением он начал подниматься. Неловко подогнутая нога затекла и кололась неприятными иголочками.

— Эх, грехи наши тяжкие! Антон Павлович где, не в курсах?

Арменыч отрицательно покачал головой:

— Не видел. Джипы тоже куда-то исчезли.

— Ладно, — заключил Петя. — Перво-наперво домой, а кто где разберемся потом.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Одинокий джип нагнал их на полпути домой, причем появился он со стороны деревни. Машина летела, словно опаздывая на пожар, и шлейф пыли, который за ней вился, очень таким мыслям очень способствовал.

— Вот и Антон Павлович, — с удовлетворением произнес Петя. Ему страшно хотелось есть, пить, спать, причем все одновременно. В его мозгу то и дело всплывали сладострастные картины, где главными участниками были он и жареная курица, бесстыдно раскинувшая золотистые окорочка.

— Садитесь, — бросил Антон Павлович в окно, едва тяжелая машина остановилась. Ювелирно развернувшись, он погнал ее обратно в деревню.

— Какими судьбами? — поинтересовался Петя, удобно откинувшись на кожаном сиденье.

— Такими же, какими и вы, — шеф Специального отдела явно был к болтовне не расположен. Однако Пете после всего пережитого на мрачное настроение чекиста было наплевать. Предвкушение близкого обеда тоже давало о себе знать.

— Небось гадость какая привиделась? — для затравки посочувствовал он.

Антон Павлович продолжал молчать, всецело сосредоточившись на дороге, которая то и дело подкидывала навстречу колдобины.

— Вы аккуратней ведите, — забеспокоился Петя, при очередном прыжке машины чувствительно приложившись к потолку. — Перевернемся и привет.

— Пристегиваться надо, — предположение Пети о возможной аварии ничуть его не обеспокоило.

— Правда, можно помедленнее, — попросил Арменыч.

Антон Павлович бросил взгляд на старика и сразу же сбавил скорость. Мало того, теперь он вел предельно аккуратно, притормаживая перед каждой ямой или колдобиной. Трясти стало гораздо меньше.

— Потерпите немного, — попросил он старика. — Сейчас доедем, и я вас сдам врачам. Все будет хорошо.

Арменыч упрямо покачал головой. Выглядел он и вправду не очень: бледный, с потухшим взглядом.

— Эй, эй, ты чего? — теперь Петя тоже обратил внимание на состояние старика.

— Все нормально.

— Ничего не нормально! — парню стало страшно: бледность старика на глазах приобретала синюшный оттенок.

— Нормально, — стоял на своем Арменыч.

Петя ему не поверил.

— Блин, че делать-то?

— Сейчас уже доедем, — Антон Павлович коротко переговорил с помощником. — Врачи нас ждут.

— Сердце шалит, — признался старик. — Дышал он тяжело, словно выталкивая воздух из легких, а затем с трудом набирая его обратно. — Вы меня до дома довезите, я отлежусь немного и буду как новенький.

— Сидите спокойно.

В деревне с их приездом началась суматоха. Арменыча почти на руках вытащили из машины, положили на носилки и куда-то унесли. Все его попытки сопротивляться закончились ничем. Профессионально-бережные руки врачей обладали стальной мощью. Арменыч как-то сразу превратился в малого ребенка, которого взрослые могут бесцеремонно крутить и поворачивать, беззлобно прикрикивая.

— Фу, кажется успели, — вздохнул Антон Павлович. — Крепкий старичок! Кто другой уже бы и свалился, а этот как огурец!

— Зеленый и пупырчатый, — буркнул Петя. Самочувствие старика обеспокоило его не на шутку. — Как думаете, может, мне с ним посидеть?

Антон Павлович покачал головой:

— Только мешаться будешь. Врачи у нас хорошие — откачают. Главное, что мы его довезли.

— Ведь никогда его сердце не беспокоило! Это он, наверное, глюков про Каринку свою насмотрелся и результат: перенервничал.

— А вот про глюки я хотел поговорить с тобой подробнее.

— Что, тоже насмотрелись? Ужас, правда?

Была у Пети мыслишка вытащить сурового чекиста на откровенность, однако не на того напал. Откровенничать Антон Павлович не спешил. Наверное, по старой чекистской привычке.

— Что ты видел?

— Что видел, что видел! Не скажу, — развредничался парень. — Я понимаю, что у вас служба, зато я не на службе! Я есть хочу! Я пить хочу! Дайте мне хоть немного продыху, а?

— Я бы с удовольствием, но некогда. Что ты видел?

Теперь голос Антона Павловича обрел некоторую жесткость.

— Кормить будут? — когда дело касалось еды, Петя был непоколебим.

— Будут, — покорился шеф Специального отдела. — Пойдем, троглодит. За едой, чтоб время не терять, будешь рассказывать.

— Чего это вы обзываетесь? — для порядку обиделся парень, хотя обиды никакой не чувствовал: сказывался иммунитет. Арменыч в пылу спора, бывало, обзывал его и покруче.

— Я не обзываюсь, я констатирую факт.

Петя улыбнулся, хотя улыбка сейчас выглядела странно. Не сдержался. Улыбался он вот почему: Вспомнилось, как года два назад случился у соседей, которые жили через четыре дома от Пети, шикарный скандал. Вопили и орали так, что слышно было по всей деревне. А дело оказалось простое. Решила жена похвалить мужа за аккуратность, возьми да скажи "ты у меня настоящий педант!" Муж слова "педант" не знал и, соответственно, решил, что жена ни за что ни про что обозвала его неприличным словом. Отсюда скандал и начался. Арменыч тогда, помнится, смеялся до слез. Арменыч... При мысли о старике, Петя снова помрачнел.

Антон Павлович смены его настроения не заметил.

Печево у Светланы было вкусным, чай — крепким и душистым. Дожевывая десятый по счету пирожок с капустой, Петя рассказывал про то, что привиделось Арменычу. Рассказ про свой собственный сон с тараканом и лайками он успел закончить на восьмом пирожке.

— Вот такая вот фигня, — наконец, поставил он точку и устало откинулся на спинку стула. После еды спать хотелось зверски.

— Да-а, — протянул Антон Павлович, — Сны у всех разные, но сходятся в одном моменте: минутная жалость и то, что за ней следует.

— Чего, чего? — не понял Петя.

Антон Павлович махнул рукой:

— Ничего, это тебя уже не касается. Можешь идти домой. И спасибо.

— Пожалуйста, — парень встал, но уйти не решался. — А как же все....?

— Что все?

— Ну это: подвал с тварями, сон, Арменыч, мой брат?

Объяснялся он сумбурно, но чекист его понял:

— Никак. Это ж не кино, которое можно досмотреть до конца, а можно не досмотреть. Это жизнь, и в некоторые ее моменты лучше не углубляться, а вовремя свернуть в сторону. Живи, как живешь, вон, брат у тебя появился. Мало? Остальным займемся мы. Я и так жалею, что тогда попросил вас о помощи. Присматривать я за тобой на всякий случай буду, все-таки в это дело ты влез порядком.

Петя надулся.

— Не в этом смысле, — поморщился шеф Специального отдела, однако развить свою мысль не успел:

В открытую по случаю теплой погоды форточку со свистом влетел свернутый в трубочку листок тетрадной бумаги. Упав на стоящий перед окном стол, за которым и сидели собеседники, он покрутился, затем, словно обретя собственную волю, снова воспарил в воздух и пошел на таран с петиным носом. Тот едва успел подставить руку, где листок затих окончательно.