Стремянка в небо

Теперь уже он подлетел к двери и начал рвать на себя непослушный замок. Он хотел разорвать, растоптать то, что посмело взять себе имя мертвого человека и напомнить матери прошлое горе. От опрометчивого действия его удержали чьи-то руки. Руки принадлежали Федору. Парень изо всех сил вцепился в Петю и, несмотря на сопротивление последнего, оттащил того от двери.

— Успокоился? — осведомился он, когда Петя прекратил вырываться.

— Да, отпусти, — проворчал тот, все еще тяжело дыша.

— Мама, открой, мама!

— Петька, я тебе велосипед принес. Помнишь, обещал? Открывай давай!

Сумасшествие продолжалось еще минут пятнадцать. Они вчетвером стояли в освещенных тусклым светом 75-свечовой лампочки сенях и слушали. Мягко говоря, всем было сильно не по себе. Наконец, человек замолчал, затопали по ступеням шаги, и наступила тишина. Ее нарушил Федор.

— Пошли в комнату, — сказал он. — На сегодня, думаю, концерт окончен.

Слова парня возымели волшебное действие.

Деревня ожила. Она кричала, и испуганным был ее голос. В нем смешались голоса людей, собачий лай и даже выстрелы. Проверять, что там творится, Пете совершенно не хотелось — его больше беспокоила мать. На шум она не отреагировала, просто смотрела прямо перед собой и молчала. Ее серые глаза, обычно яркие, сделались тусклыми. Ничего не осталось от той живой и любопытной кумушки, любительницы сплетен и происшествий.

— В горницу! — скомандовал он и повернулся, чтобы взять женщину под руку. Однако опоздал — около матери уже суетился Арменыч.

— Мария Семеновна, — ворковал тот. — Пойдемте, пойдемте. Вам непременно нужно полежать.

Та оперлась на руку старика и, автоматически переставляя ноги, поплелась в горницу. Следом за ними туда потянулись остальные. Процессию завершал Марс. Он больше не походил на стукнутого электричеством колобка и лишь на загривке шерсть еще непокорно топорщилась. Пес непрестанно оглядывался и порыкивал.

Следующий час прошел в хлопотах вокруг Марии Семеновны. Петя даже порывался бежать к фельдшерице тетке Светлане, но многомудрый Арменыч, переживший смутные времена в Тбилиси, его остановил.

— Зачем нам Светлана? — сказал он. — У нее сейчас и без нас хлопот будет полон рот. Сейчас капелек успокоительных попьем, снотворное примем, и утром будем как новенькие. Главное, чтобы давление не скакнуло.

— Голова не болит? — заботливо наклонился он над Марией Семеновной.

В ответ та прикрыла глаза.

— Тонометр есть?

Где-то был, — Петя вспомнил, что видел аппарат в верхнем ящике комода.

— Тащи, — распорядился Арменыч.

Давление оказалось лишь слегка выше нормы.

Старик обрадовался:

— Вот и ладушки. Ей сейчас, главное, поспать, — шепотом поделился он с Петей.

— Поспишь тут, — проворчал парень, косясь на окна — шум за ними стихать и не думал.

— Уснет, — уверенно пообещал Арменыч.

Так и получилось. Не прошло и десяти минут, как женщина сначала засопела, а потом даже начала похрапывать.

— Так, теперь кто-нибудь объяснит мне, что за явление Христа народу это было? — Шотик Арменович был настроен воинственно.

Петя устало потер лоб:

— По всему выходит, что приходил мой брат. Чего быть в принципе не может. Умер Митька, утонул, — он помолчал и добавил:

— Голос его я хорошо помню. И велосипед мне ко дню рождения он обещал купить... Не успел.

— Пошутил кто?

— И кому придет в голову так шутить?

— Ну..., хулиганам, — Шотик Арменович сам понимал, что несет чушь, но сдаваться сразу ему не хотелось.

— Мда, хорошо что все мои могилы далеко остались. А то придет вот такое нечто, что хошь, то и делай, — добавил он. Убежденным он все равно не выглядел.

В дверь снова постучали, но теперь стук был нахальным, даже нервным.

— Опять..., — простонал Федор.

Марс встрепенулся и стрелой полетел к двери. Проявлять признаков агрессии он не спешил.

— Свои, — успокоил всех Петя. Оттенки Марсова поведения он различал прекрасно — стучал кто-то из соседей, причем соседей ближайших.

— Главное, чтобы они живые были, — проворчал он больше для порядку и пошел открывать.

В проеме калитки стоял Степаныч. В трусах и с охотничьим ружьем в руках зрелище он представлял феерическое.

Петя сразу же задумался, как Митька мог стучать в дверь дома, когда калитка тоже была заперта? Никакого лаза во двор или отошедших досок в их хозяйстве не наблюдалось. Это он знал совершенно точно, можно было даже не проверять. Если только проход не сделали совсем недавно. "Утром как следует проверю", решил парень. Не нравилось ему такое положение вещей, ой не нравилось!

— Все живы? — осведомился старик.

— Все, все, — успокоил его Арменыч. — К вам тоже покойники в гости приходили?

— Анька моя приходила, — угрюмо сообщил он, — только я ее из ружья угостил. Солью.

— Вы так не любили свою жену?

— Покойник в земле лежать должен, — отрубил Степаныч. — Значит, не она это.

Арменыч не ответил, он прислушивался к шуму за окном, который и не думал прекращаться, наоборот, становился сильнее. Окно то и дело перечеркивали лучи фонариков и расцвечивали сполохи факелов.

— Пошли, проверим, как у остальных. Вдруг помощь нужна?

— Может, лучше в доме оборону займем? — предложил Петя. Федор согласно закивал головой.

— Знаешь, чем отличается деревня от города? — обернулся к нему Шотик Арменович. — Она честнее, хотя и пьют там без меры. В городе каждый сам за себя — убивать будут, никто не выйдет. Здесь же всегда на поддержку рассчитывать можно. Беда — вместе, радость — тоже вместе. Где еще зайдут поинтересоваться здоровьем, если пару дней не встречали в магазине?

— Точно, точно, — ехидно поддакнул Петя. — С утра у магазина вечно толкутся радующиеся и скорбящие. Единство желаний потрясающее: всем срочно надо опохмелиться.

Арменыч огрызнулся:

— Не деревенский ты. Я в Вышелесе всего два года живу, и то больше на местного похож.

Особенно внешне, пробормотал под нос Петя и поинтересовался:

— А ты знаешь пословицу: Моя хата с краю, ничего не знаю? Жизненная фраза. В деревне придумана.

Выходить ему не хотелось.

— Так мы идем помогать? — Арменыч был настойчив.

— Блин, мертвого замучаешь! Идем, — нехотя согласился он. — Кого только с мамой оставить?

— Давайте, я посижу, — вызвался Степаныч. — Все равно ноги болят. А сидя и с ружьем я ого-го!

— Здорово, — обрадовался Петя. — Мы тебя еще Марсом усилим.

— Марс, дома!

Марс фыркнул, но будучи собакой дисциплинированной, к тому же немецких кровей, возражать не стал. Он улегся в стратегически выгодном месте горницы и тяжело вздохнул, покоряясь желанию хозяина. Петя тоже вздохнул и пробурчал:

— Ничего не происходит, ничего не происходит, доскучался, блин! Во дурак то я был! Щас будет веселье. Такое веселье, что мало не покажется.

— Точно, — кивнул Арменыч. Для человека преклонных лет слух у него был замечательный.

— Мы идем, наконец? — поторопил он ребят и первым шагнул за порог.

Им ничего не оставалось делать, как последовать за ним.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

За калиткой шумели. Это был не тот дневной деловитый шум, из которого складывается деревенская тишина, а шум другой — тревожный. Он накатывал на Петю рокотом голосов, хлопаньем калиток и чьими-то визгливыми причитаниями. Почти во всех окнах горел свет.

— У вас в деревне всегда такая темнотища? — Федор споткнулся о брошенное в траве полено и шипел от боли.

— Всегда, — подтвердил Арменыч и зачем-то уточнил:

— Когда луны нет.

Он, в отличие от Федора, шагал уверенно, темнота его не смущала. Петя тащился сзади и ломал в пальцах сорванную на ходу метелку травы. Он чувствовал себя как во сне. Ходячие покойники и зубастые девки не могут быть настоящими. Вот не могут, и все! Они принадлежат миру с более подвижными законами природы. Там возможны вампиры, колдуны и всякие разные чудеса, о которых так убедительно рассказывают авторы фантастических романов и повестей. Петин же мир был беднее, но и прочнее. Его полотно сплеталось из дубовой прабабушкиной мебели, скрипа половиц под ногами, сонного утра, когда так не хочется вставать, огуречных банок на конвейере и промасленной спецовки. Еще он походил на кусок янтаря. В нем существовало только сегодня, а завтра и вчера терялись в золотистом мареве. Ужасам там просто не остается места.

— Что случилось, мужики? — обратился к ближайшей группке Арменыч.

Те возбужденно принялись объяснять. Из их объяснений, подкрепленных соответствующими выражениями, вырисовывалась такая картина: После того, как пробило двенадцать, на деревню навалились покойники. Причем покойники свои, родные, которых отпели, похоронили и, как полагается, навещали по праздникам.

... — К Галке Перфильевой муж стучался. Она до сих пор в истерике бьется...

...— Дед мой в окно заглядывал, по стеклу скребся. Когти — во! Зубищи такие, что бревно зараз перекусит....

— ... Думал, сам помру, как тещу, позавчера похороненную, увидел. А она все в дом рвется, пусти, говорит, сынок, холодно....

— ...Морда белая, как творожная, глаза горят....

Кто уж там чего увидел, вопрос личного восприятия и боязни покойников. На самом деле, мертвецы ничего плохого не творили, выглядели обычно, и единственное, чего хотели — вернуться домой. А когда их не пустили, куда-то ушли: то ли на кладбище, то ли вообще растворились в воздухе. Это выяснили мужики, постояв, покурив и немного успокоившись. Однако по домам расходиться не спешили — элементарно страшно. Да и отбиваться, ежели что, проще сообща. Так они и продолжали стоять, курить и думать.

... — А я вот кино смотрел..., — начал кто-то.

— Значит, никто из вас дверь не открывал? — перебил говорившего Арменыч. — Как вы думаете, вдруг есть такие, кто открыл?

Все переглянулись. На лицах, и до того неспокойных, начало проявляться напряжение.

— Надо проверить...

Проверять отправились всей компанией. По дороге к ним присоединялся народ, и к первому тихому, без света, дому подошли уже настоящей толпой.

— Ну что, стучим?

— Стучим, — и один из мужиков, высокий усатый Вадик, забарабанил по доскам калитки.

— Что, звонок еще не изобрели? — укоризненно поинтересовался Арменыч, нажимая кнопку звонка.

Дом продолжал оставаться все таким же тихим и темным.

— Эта..., может хозяева уехали куда? — с надеждой поинтересовался все тот же Вадик.

Петя внимательно на него посмотрел: очевидно, мужику тоже не хотелось верить в оживших покойников.

"Не один я такой". Мысль принесла облегчение. Мир вокруг вышел из режима "сон", переключившись в режим "реальность". Эта реальность принесла с собой страх. Тени сразу стали зловещими, а улица вытянула вверх свои дома и нависла над людьми. Запахи, звуки ощущались остро, как никогда. Единственным выходом было действовать.

— Хрен они уехали, — выступил он вперед. — Надо ломать дверь.

Надо, так надо. Появление лидера, который явно знает больше других, заставило остальных шевелиться. Первой пала калитка, затем пришло время входной двери. Они сдались без боя. Здесь большое значение сыграло то, что стальные двери в деревне были редкостью. Серьезный заслон нужен против воров, но воровство в Вышелесе не процветало. Свои если и украдут, то по мелочи, а пришлые сразу окажутся на виду.

В сенях свет все-таки горел, правда, еле-еле, из горницы приглушенно вещал телевизор.

— Есть кто живой?

Тишина.

— Не слышат? — предположил кто-то.

— А вот сейчас мы и проверим, — отозвался Петя, делая шаг в горницу. Ему сразу же захотелось сделать два шага обратно и закрыть за собой дверь.

На полу возле дивана, который располагался с правой стороны двери, на боку лежала старуха. Она не двигалась, и ее недвижимость наводила на самые неприятные подозрения.

— Тетя Капа? — Входить парню окончательно расхотелось.

Мимо него протиснулся Арменыч. Он перевернул тело на спину и, присев на корточки, деловито пощупал пульс.

— Жива, но без сознания, — доложил он, с кряхтением встал и добавил:

— Никаких повреждений не вижу.

— У Капы еще дочь и сестра вчера погостить приехала, — подал голос Вадик.

— Ищем, — распорядился Петя. Он сам удивлялся, как хорошо у него получилось командовать. Судя по тому, как мужики ринулись выполнять распоряжение, они считали точно так же.

Сестра и дочь обнаружились у задней двери, которая выводила на огород. Их тоже можно было бы счесть спящими, только вот выбранное ими место ночлега совсем не располагало к подобному выводу. Из-за полуоткрытой двери сквозило холодком и запахом увядшей ботвы.

— Звездец, — выразил общее впечатление Вадик.

После того, как женщин переместили на кровати, настал черед следующего дома. Потом еще одного. И еще. В общей сложности жертвами поздних визитеров стало не менее пяти семей. То, что они виноваты в случившемся не сомневался никто. Открытые двери и еще звучащие в ушах голоса давно умерших родственников стали лучшими доказательствами. По крайней мере, для присутствующих.

С каждой находкой лица людей смурнели все больше и больше. Страх, недоумение, ярость являются питательной почвой для коллективного мышления, и когда эмоции перехлестнули через край, толпа переплавилась в единое существо со множеством рук, ног и глаз. Это существо желало знать, что происходит, а главное, кто в этом виноват. Единственным трезвым человеком, ну кроме Пети, вечного наблюдателя и единоличника, и частично Федора, оставался Арменыч. Петя не узнавал его: старик помолодел, посвежел, приобрел яркость взгляда. Он внимательно выслушал призывы хватать колья и идти на кладбище и предложил сначала снести всех пострадавших в одно место. "Мало ли что", как он выразился.

Для перевозки бессознательных тел нашелся грузовичок. Авто явно помнило начало шестидесятых годов, но ломаться прямо здесь и сейчас не собиралось. Везти тела решили к тетке Светлане, местной фельдшерице, которая пользовала страждущих в отсутствие скорой медицинской помощи. Конечно, многого она не могла, так, зашить рану, измерить давление, дать хороший совет "по медицинской части", но для глухой деревушки свой фельдшер уже был благом. Жила она одна в добротном доме. Не бедствовала, благодарные пациенты то и дело подкидывали ей дары сельского хозяйства, которые она с достоинством принимала.

Пока бессознательных односельчан рядами укладывали на одеяла, для мягкости подстеленные сеном, тетка Светлана ходила меж их недвижимыми телами, вздыхала. Иногда она садилась на корточки, щупала пульс и слушала сердце.

— Значит, так, — вынесла она вердикт, — Прямо сейчас везти их в больницу не надо. Они просто спят. Но вот следы на шее мне не нравятся. Как будто шилом укололи два раза. Не понимаю, зачем?

— Кровососы? — боязливо вопросил матерщинник Миха. — Теперь они тоже кровососами сделаются?

— Не верю я в кровососов, — отмахнулась тетка Светлана.

— А в оживших покойников? — коварно вопросил Миха.

Светлана не нашлась, что сказать, только рукой махнула, отворачиваясь.