Стремянка в небо

Марс как будто чувствовал, что в нем нуждаются, он уже крутился у ног хозяина, преданно заглядывая тому в глаза.

— Куда ж мы без него, — проворчал Арменыч. — Ты потихоньку выдвигайся, а я сейчас сигареты из сумки вытащу и догоню. Только потише идите, ладно? Не привлекайте внимания.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Удивительно, но Маратов дом с его дурной репутацией находился не где-нибудь на отшибе, а почти в середине деревни. С каждым годом он ветшал все больше и больше, постепенно превращаясь в развалины. Однако до полного разрушения ему еще было далеко.

Когда-то, всего пятьдесят лет назад — ничтожный срок для деревенского дома — он выглядел по-другому. Построенный для большой семьи, дом сиял зеленой масляной краской. Кружево наличников, послание языческой Руси, радовало взгляд прохожих сложностью узоров. А балкончик! Пузатый балкончик, куда выходил просторный чердак, выглядел не по-деревенски роскошно. Он превращал одноэтажное строение в двухэтажное. По летнему времени за его ограждением пыхтел самовар. В нем горело, отражалось солнце, и сам он был маленьким солнцем, собиравшем вокруг себя членов семейства.

Время шло. Многочисленное старое поколение повымирало, молодое же обзаводиться детьми не торопилось. Кто-то спился, кого-то приманили другие места. И как-то вдруг оказалось, что в огромном доме остались только два человека: дед Марат и его сын Виктор. У золотого самовара никто больше не собирался, он покрылся пылью, найдя вечное упокоение в кладовке.

Виктор пил, и пил, как полковая лошадь воду. "До усрачки" выразилась бы мать деда Марата, если бы дожила до этого позорища. Нужно ли говорить, что в короткое время Виктор допился до смерти, оставив отца одного на всем белом свете. Банальная история. Таких историй происходит тысячи и тысячи. Заканчиваются они тоже одинаково: после смерти последнего владельца, словно тараканы из углов, налетают наследники, которым старики при жизни нужны особо не были, зато нужен был земельный участок с домом. Здесь получилось так, да не так.

Старый Марат по сыну очень скучал и умер спустя десять месяцев после его смерти: не выдержало сердце. Предвкушающие получение документа на право собственности наследники, старика похоронили достойно. Они не были классическими негодяями, да и просто негодяями тоже не были. Просто для Марата дом и семья являлись единым целым, а для наследников дом — всего лишь недвижимость в деревне. И почему нет? Грустное, но естественное превращение. Однако Марат все равно обиделся (если честно, он и при жизни легким характером не отличался), потому что стал ходить после смерти. В буквальном смысле этого слова. Он скрипел половицами, хлопал дверьми, бил посуду. Особо впечатлительные жильцы дома утверждали, что по вечерам на кухне кто-то бурчит. И это не холодильник, поскольку членораздельно холодильник бурчать не умеет, и к тому же не наливает из невидимой бутылки невидимую водку в невидимый лафитник.

Визиты священника не помогли. Старый Марат на недельку стихал, а затем начинал изводить родственников с новой силой. Он являлся им в ночной темноте, а из его бурчания уже можно было различить слова "ну, вздрогнули". Что удивительно, при жизни старик Марат к спиртному относился резко отрицательно. Деревенские злорадствовали, считая, что наследники страдают за дело. Неужели так трудно было хотя бы изредка навещать старика?

Таким образом дом опустел окончательно. Он быстро ветшал. Уже через пару лет крепкое строение уродливо перекосило, оно подалось назад, словно не имея больше возможности стоять прямо. Пузатый балкончик валялся на земле, окна слепо и мертво смотрели на улицу и в заросший крапивой двор. Появлялся ли там дед Марат, оставалось неизвестным, ибо с тех пор дом приобрел славу места, куда без особой нужды лучше не соваться.

В рассветной мгле Маратов дом выглядел ... как дом. Солидный, почтенный дом, при взгляде на который в голову приходят мысли о зажиточности его владельца. Казалось, он говорит: "Ну что вы? Какие призраки! Выдумаете тоже!" Петя ему не верил, он шел через двор, настороженно вслушиваясь в вязкую тишину. Марс посматривал на него с удивлением. Пес чувствовал себя вполне комфортно и тревоги хозяина не понимал. В какой-то момент ему надоело кружиться вокруг, и он, возбужденно махая хвостом, ринулся в заросли неведомых сорняков с ломкими стеблями и желтыми колокольцами поздних цветов.

— Чего это он? — как-то неожиданно громко поинтересовался Арменыч. Петя даже вздрогнул.

— Мышкует, — пояснил парень. Страх его начал отступать. Этому немало способствовало беспечное поведение Марса и Шотика Арменовича. Он словно наваждение с себя сбросил.

— У тебя перочинный ножик есть? Я свой не захватил.

— Тебе зачем? — Арменыч начал копаться в карманах брюк.

— А как ты замок вскрывать собрался? Пальцем?

— Блин, — хлопнул старик по лбу, — не подумал.

— Да ладно, не ищи, что-нибудь придумаем. Щас железячку найдем или, вон, проволоку.

— Не, нашел, — Арменыч продемонстрировал слегка покоцанный зелингеровский нож.

— Хорошая штука, — с завистью причмокнул Петя.

— Не намекай, не подарю.

Петя обиделся:

— Я и не намекаю. А если у вас в Грузии какие-то заморочки по этому поводу, то я здесь ни при чем.

— Может, в окно залезем? — заискивающе предложил старик.

Петя молча ковырялся в замке. Тот немного посопротивлялся, потом клацнул, открывая вход в темное нутро сеней.

Эх, фонарик бы, — бормотнул Арменыч.

— Что бы ты без меня делал, — Петя вынул из кармана фонарик.

— Пропал бы, — охотно согласился старик.

По скрипучим ступеням поднялись в горницу. Она встретила их запахом пыли, кисловатого стариковского духа и почему-то воска.

— У меня ощущение, что сейчас дед Марат выйдет, улыбнется так радушно и спросит "Чай будете?", — вполголоса пожаловался Петя Арменычу.

— Да ну, воображение у тебя разыгралось, — успокоил его тот.

В дальней комнате что-то издевательски зашуршало. Петя вздрогнул.

— Экий ты впечатлительный — мыша испугался, — укорил его Арменыч и прошел вперед. Ничего не случилось.

— А что мы, собственно, здесь ищем? — спросил Петя.

Старик пожал плечами:

— Что-нибудь необычное, что наведет нас на след пришельцев. Возможно, подземный ход.

— Да? Что-то я пока ничего такого не вижу.

— А ты труса праздновать прекрати и отлепись, наконец, от стенки. Стоя у порога, ничего интересного не найдешь.

Петя смущенно хмыкнул: Арменыч был прав на все сто.

— Я пойду там посмотрю, — парень кивнул на дверь дальней комнаты. Она оказалась спальней, возможно даже самого хозяина — деда Марата.

Петя огляделся: узкая тахта, стол "с полировкой", две книжные полки, одна над другой, и старенький телевизор. На стене висели пожелтевшие фотографии, с которых улыбались давно умершие люди. Среди них дед Марат — молодой, с русым чубом и веселыми синими глазами. Он восседал на мотоцикле, крепко сжимая в руках руль.

— Прости, дед Марат, что побеспокоил, — мысленно произнес он, проводя по фотографии пальцем. На пальце остался жирный след пыли.

Вообще, пыль была везде, даже в солнечном свете, с трудом пробившемся через грязное окно, танцевали мириады пылинок. Петя чихнул, и, не глядя больше по сторонам, отправился искать Арменыча. Старик нашелся на кухне. С увлечением фаната археологической науки он шуровал ухватом в зеве обшарпанной русской печки. Оттуда летела сажа и обрывки газет.

— Нашел что-нибудь? — не без сарказма осведомился парень.

Шотик Арменович повернул к нему черное, как у трубочиста лицо:

— Нет.

— Вот и я нет. Зря я тебя послушал. Видно же, дом пустой, и давно. Кругом пылища чуть ли не по колено. Ты как хочешь, а я домой. Давно себя таким идиотом не чувствовал! Это ж надо, повелся на дурацкие россказни и полез в чужой дом пришельцев искать. Кому расскажи, не поверят. И вы хороши: деревня в опасности, всех съедят... Тьфу, блин!

Ничего такого Арменыч не говорил, но Петя был зол, а потому несправедлив.

— Петь, ну не злись, — завилял хвостом старик. — Давай еще погреб осмотрим и спать, а?

— Только погреб, — предупредил Петя.

Покладистость старика его обезоружила, к тому же, что ни говори, теорию о пришельцах выдвинул именно он, Петя, что и подвигло Арменыча на активные поиски.

В погреб вела низкая дверь, сколоченная из добротных досок. Она была приоткрыта.

— Интересно, свет у них там есть? — Пете смерть как не хотелось лезть в этакую темень: еще ноги переломаешь.

Выключатель нашелся на стене. Безрезультатно пощелкав им туда сюда, парень с огорчением обнаружил, что придется обходиться собственными силами.

— Прям как чувствовал: батарейку в фонарике поменял, — пробормотал он и шагнул через высокий порог погреба. Арменыч от него не отставал. Круг света от фонарика выхватывал то ведущие вниз ступени, то обитые занозистыми досками стены, то сухой песчаный пол. Больше в погребе ничего не было, если не считать кучи какого-то мусора, сваленного в углу.

— Ну? — обернулся Петя к Арменычу. — Назад?

— Погоди, надо стены обстучать. Много времени это не займет.

Петя пожал плечами и продолжил спускаться дальше. Раздавшийся сверху шум заставил его оглянуться.

— Марс, ну где ты шляешься, песья морда!

Пес процокал когтями по лестнице, целеустремленно направляясь к неопознанной куче в углу. Арменыч сделал охотничью стойку. Марс же с интересом обнюхал кучу и задрал на нее лапу. Морда у него была самая невинная.

— Марс, бессовестный!

Петя хотел добавить что-то еще, но не успел. Открытая до середины проема дверь в погреб вдруг вздрогнула, как от сквозняка, и начала закрываться. Отреагировать никто не успел. Щелчок. Проем, ливший рассеянный свет на ступени, сменился темнотой.

Минуту царило растерянное молчание. Затем Петя птицей метнулся вверх. Подергал дверь. Та стояла насмерть.

— Твою мать, — он осел на ступени. — Замок захлопнулся. Это ж надо догадаться, врезать замок в дверь погреба. От кого, интересно?

— Может, поддеть как? — предложил Арменыч.

Петя внимательно обследовал замок.

— Не получится, — вынес он вердикт. — Дверь слишком толстая.

Еще минут десять они бестолково суетились: дергали дверь, бились в нее плечами, пытались поддеть язычок замка ножом. Все было бесполезно. Запаренные, Петя с Арменычем уселись прямо на грязные ступени. Своим собачьим умишком Марс осознавал, что беготня людей связана с каким-то его поступком. Каким — не понимал, но чувство вины испытывал. Он повизгивал, норовя спрятать лобастую башку в колени хозяина.

— Курить будешь? — Арменыч достал из кармана пачку "Казбека".

— Давай.

Закурили. Едкий запах дешевого табака пропитал воздух мгновенно. Марс расчихался.

— Сейчас бы нам подземный ход не помешал, — Петя перебирал пути спасения, не находил и от отчаяния хватался за самые фантастические. — Мы здесь до-олго сидеть можем. В конце концов, лет этак через пять, найдут наши хладные останки. Да и то случайно. Потом будут удивляться, чего это нас сюда занесло. Еще, не попусти Господь, к деду Марату присоединимся. Будем прохожих пугать. Кстати, о деде Марате. Чего это дверь-то захлопнулась?

— Сквозняки? — предположил Арменыч. Слышалась в его голосе некая неуверенность.

— Это ж какой должен быть сквозняк, чтобы тяжеленную дверь с места стронуть? Не, старый Марат хамит, будьте уверены. Ему не понравилось, что Марсик в его владениях лапу задрал. Обиделся. А Марса я не виню, — Петя ласково потрепал пса по ушам. Тот радостно подставил голову: чеши, мол, еще. — Чего с животины взять. Он же не знал, что здесь метить нельзя.

— Слышал, дед Марат? — Петя повысил голос.

В ответ тишина.

— Пойдем подземный ход искать, — Арменыч, кряхтя, поднялся со ступенек, — а то чушь какая-то в голову лезет, да и батарейка в фонарике не вечная. Эх, плохие стали делать батарейки, — продолжил он без перехода. — Садятся на раз.

— Хрен с ними, с батарейками, — отозвался Петя. Более молодой и шустрый, он уже копался в куче мусора. В сторону летели огрызки досок, тряпье, связки журналов "Вокруг света" за какой-то лохматый год. — Помогай давай.

В четыре руки дело пошло быстро, однако крышки люка, ведущего в подземный ход, под мусором не оказалось. На месте бывшей кучи желтел песок пола. Никакого подземного хода — только желтый, слегка влажный песок. Стены, пол, потолок показали тот же самый, отрицательный, результат.

Грязные и усталые, Петя с Арменычем вновь уселись на ступеньки. Фонарик в целях экономии пришлось выключить. Сразу навалилась темнота, настолько плотная, что ее, казалось, можно потрогать руками. Петя темноты не боялся, но ее концентрация, если так можно выразиться, ему не нравилась. Слишком легко можно было представить, как темные челюсти сжимаются, атом за атомом поглощая окружающий мир. Петя всегда отличался живым воображением. Чтобы немного отвлечься, парень нажал на кнопку мобильника, экранчик которого сразу засветился синим призрачным светом. Стало немного полегче.

— Попробуй до кого-нибудь дозвониться, — предложил Арменыч.

— Бесполезно, — помотал головой парень, но все-таки набрал номер матери.

"Абонент временно недоступен", — прокомментировал его попытку женский голос.

— Ну вот, видишь.

— Хоть время тогда скажи.

— Двенадцать ноль пять, — автоматически произнес Петя и удивился: с начала их сидения прошло четыре часа, а не целая вечность, как ему казалось.

— Я очень перед тобой виноват, Петр, — вдруг сказал Арменыч. — Ты прости меня.

— Давай не надо извинений? — попросил Петя. — Что-то в последнее время они меня пугают.

— Чего? — не понял его старик.

— Пугают, говорю, они меня. Вон, Федор извинился, и что, в конце концов, оказалось? Покойник он! Еще одного такого признания я не переживу.

— Я серьезно, — не принял Арменыч его шутливого тона.

Темнота действовала и на него, понял Петя. Только если парень ощущал челюсти, готовые поглотить весь мир, то старик видел что-то свое, то, что в обычной обстановке терялось среди череды дел. Петя не хотел его откровений — он знал, что в темноте мысли и слова легко приобретают оттенок безнадежности, заставляют опускать руки. Единственное лекарство в данном случае — гнать их от себя поганой метлой. Что парень и попытался проделать.

— Ну а если серьезно, — экспрессивно начала он, — то повторюсь: завязывай с извинениями, очень тебя прошу. В чем ты виноват? Я ж не маленький ребенок, на аркане ты меня сюда не тянул. И потом, ты говоришь так, как будто исповедоваться мне в чем-то собрался. Я не батюшка, мне твоя исповедь не нужна. Блин, и вообще, сидим в погребе как... как суслики какие-то, выбраться не можем, помощи ждать неоткуда... Тут ты такой, с самообвинениями. Извини, предпочитаю искать выход, а не ныть или слушать твое нытье.

— Ты все-таки выслушай меня, — старик перебил Петю на самой патетической ноте.

— Ладно, — смирился тот, хотя сказать ему еще было чего.

— Ты, наверное, заметил, какое активное участие я принял во всей этой суматохе?