Стремянка в небо

— Что вы придумали? — не сдержал любопытства парень.

— Детали операции не подлежат разглашению, — отрезал Антон Павлович.

— Понятно, — вздохнул Петя.

— Ты не переживай, дед Марат — отличный сторож. Мимо него и мышь не проскочит. К тому же, мы там порядок навели. Сейчас у Марата красота — чисто, аккуратно. Это всего на сутки, — повторил Антон Павлович.

— Да я же не спорю.

— Я тебя провожу, — засуетился Арменыч. — А может мне с тобой?..

— Нет, — Антон Павлович был непреклонен. — Идите лучше домой, Шотик Арменович.

— Так будет безопаснее, — несколько туманно объяснил он.

— До свидания, Петр, — Шотик Арменович потоптался на месте, зачем-то колупнул отслоившийся кусок краски с забора, — ты звони, если что. Мобильный у меня есть, с твоим спутниковым телефоном ты сразу дозвонишься.

Затем он развернулся и, слегка загребая ногами, побрел по центральной дороге.

Они досмотрели, как спина старика исчезает в потемках.

Петю ждало гостеприимство деда Марата.

ГЛАВАДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Петя открыл калитку Маратова дома и замер, как вкопанный. Старый дом больше не походил на последний приют старого призрака — он хвастался чистыми стеклами, взблескивающими в льющемся изнутри свете, и крытой толем крышей. Двор был тщательно выкошен. Оказалось, что хрупкие растения с желтыми колокольцами цветов, от которых сейчас и следов не осталось, скрывали под своей массой вполне себе целое мощение, состоящее из крупных разноцветных плит. Плиты, тщательно почищенные от годовых наслоений земли и листьев, складывались в незамысловатый узор. Идти по ним было приятно.

Он поднял глаза, с какой-то странной надеждой ожидая увидеть восстановленный балкончик, зеленые пузатые бока которого так притягивали его в детстве, но тут парня ждал облом: зеленые останки балкончика, ранее валявшиеся прямо под окнами, были отнесены к забору и аккуратно там сложены. Из трубы шел дым.

— В доме еще лучше, — подсказал из-за спины Антон Павлович. Все это время он терпеливо ждал, пока Петя насмотрится на изменения и, наконец, отомрет. Судя по голосу, изумление парня его порадовало.

— Когда только успели, — проворчал Петя для порядку и пошагал к дому. Антон Павлович следовал за ним.

Шеф Специального отдела не соврал: изнутри Маратов дом выглядел еще лучше. Новые занавески, чисто выметенные полы, чиненая мебель.... Все пространство полнилось сытным запахом тушеного мяса, приготовленного в печи.

Видя, как парень принюхивается, Антон Павлович счел нужным объяснить:

— Один из бойцов, которые тебя здесь охраняют, замечательно готовит. На уровне шеф-повара ресторана. Хобби такое у человека.

Они вошли в горницу. Через проем кухни было видно, что за столом расположились четыре человека, а согнутая спина другого, с завязанными бантиком тесемками фартука, склонилась над плитой. Человек что-то сосредоточенно помешивал. Петя ждал, что сейчас Антон Павлович познакомит его с кухонными сидельцами, но чекист провел его мимо — сразу в комнату, бывшую спальню деда Марата. Сидевшие проводили их внимательными взглядами, только владелец спины с тесемками фартука не соизволил повернуться.

Спальню деда Марата парень помнил по тому посещению дома, когда они с Арменычем искали следы пришельцев, а потом насиделись в подвале. Событий с того времени произошло столько, что поиск этот казался ужасно наивным. Даже стыдно вспоминать. Петя хмыкнул и смущенно передернул плечами. Комната с тех пор практически не изменилась: та же узкая тахта, "полированный" стол у окна, пара книжных полок и старенький-престаренький телевизор еще советской эпохи. И то же кашпо на стене, из которого свешивались сухие плети аспарагуса. И все же комната была другой. Петя даже сначала не понял, в чем выражалось это "другое". Потом понял: люди. Другой комнату делало присутствие людей. Люди отремонтировали дом, сделали уборку, приготовили в его печи еду. Люди наполнили — пусть временно! — его жизнь смыслом. И дом ожил, повеселел. Судя по всему, старый Марат, гостям обрадовался.

Петя тоже обрадовался, поскольку еще помнил прошлый визит и опасался, что дед Марат придумает каверзу покруче, чем сидение в подвале. Защита защитой, но призраки его пугали.

— Ну что же ты? Входи! — раздался из-за спины нетерпеливый голос Антона Павловича. Рассматривая будущее пристанище, парень про чекиста совершенно забыл. Только сейчас осознал, что продолжает стоять на пороге комнаты, не решаясь сделать шаг внутрь, а сзади топчется Антон Павлович.

— Телефон носи с собой. Еду принесут прямо в комнату. Да, у дверей будет стоять пост, на всякий случай. Вопросы есть?

Петя помотал головой.

— Ладушки. Я ушел.

Антон Павлович развернулся и направился на кухню, наверное, давать ЦУ заседавшей там охране.

Вздохнув, парень сделал шаг вперед. Дверь за его спиной ехидно заскрипела и сама собой начала закрываться. Стало жутко. Обстановка а ля "ностальгия по 80-ым", опасная только своей обветшалостью, вдруг стала грозить реальной бедой. Если приглядеться, то стол, тахта, пространство за занавесками таили в себе неведомую жуть, готовую вырваться от неосторожного движения. Отсюда хотелось бежать без оглядки, какое уж — провести целую ночь!

— Дед Марат, ну хватит уже? — попросил парень.

Слова прозвучали негромко и жалобно. Тем не менее, действие они возымели. Послышалось что-то вроде смущенного хмыканья. Не успел парень моргнуть, как комната потеряла свою инфернальную составляющую. Теперь она, наоборот, выглядела крайне приветливо. Видимо, деду Марату было стыдно. Петя, стараясь делать это незаметно, выдохнул.

В дверь постучали.

— Да? — отозвался парень, снова настораживаясь.

— Свои.

В дверь вошел тот самый охранник, чьим хобби была кулинария. Петя определил, что это он, по так и не снятому фартуку. У вошедшего в руках был солидно нагруженный поднос. Петя подошел поближе.

— Ужин, — пояснил охранник и принялся выставлять содержимое подноса на скатерть. Вскоре перед Петей стояло пять алюминиевых судков и алюминиевая же ложка, культурно завернутая в салфетку. Дополнительных салфеток, а также ножей и вилок этикетом, видимо, предусмотрено не было. Впрочем, Петя тоже не в Пажеском корпусе воспитывался.

Выставив судки на стол, охранник озвучил меню:

— Мясо тушеное. Картофель-пюре, салат из свежих помидор, рагу овощное, кисель. Чай — на кухне. Приятного аппетита.

— Спасибо, — поблагодарил парень, но охранник даже не обернулся.

Петя вдруг понял, что проголодался. Торопливо усевшись за стол, он пододвинул к себе судки и отдал должное их содержимому. Антон Павлович не соврал: простые вроде бы блюда были дико вкусными. Петя никогда раньше такого не ел.

— Уф, — наконец, отвалился он от стола. Рыгнул, почесал живот. — С такими талантами надо поваром работать, а не в КГБ.

После еды его разморило, но вот так сразу ложиться спать, не хотелось. Покрывало на тахте манило прилечь и пощелкать пультом телевизора, лениво проводя время перед сном.

Парень так и сделал.

— Эх, жаль, пульта не предусмотрено, — посетовал он и сконфуженно прикрыл рот ладонью:

— Ой.

Пришлось вставать и включать телевизор вручную. Звук проявился, но какой-то нечеткий. При наличии хорошего воображения можно было представить, как в обшарпанной комнате, расположенной где-то в очень, очень неблагополучном районе, происходит сходка криминальных личностей, договаривающихся совершить что-то противозаконное. Воображение хорошо подогревало отсутствие визуальной картинки, вместо нее посреди экрана горела узкая яркая полоска, которая время от времени делала попытки расшириться.

Петя с интересом прислушался.

— Милая Розамунда! — вдруг полился из телевизора сочный баритон, — Я любил вас всегда!

— О милый, милый Алехандро! — отозвалось восторженное сопрано.

Петя плюнул и поскорее переключил на другой канал.

-... Ба-а-андюэль! — бодро грохнуло с экрана.

Изображение так и не появилось.

— Ну и ладно, — не расстроился Петя, — все равно смотреть нечего. Лучше книжку почитаю.

Он снова встал и подошел к полкам, чтобы выбрать себе что-нибудь интересное. "Дочь Монтесумы", братья Вайнеры, "Консуэло", бордовые с золотом томики собрания сочинений А. С. Пушкина, "Цари Государства Российского"....

Уместившаяся на двух полках библиотечка деда Марата состояла в основном из дефицита советских времен и ширпотреба 90-ых г. г. От нее тонко-тонко пахло пылью и еще чем-то неуловимо книжным. Так пахло в библиотеке, куда, будучи школьником, ходил Петя. Библиотека находилась в соседнем селе, за пару километров от родного дома и школы, но мальчика это не смущало. Дорогу сокращало предвкушение о том, что он окажется среди плотно забитых потрепанными корешками полок, а там уж обязательно найдется книга, в которой скачут кони, добро борется со злом, люди летают к звездам, и все это так упоительно, что на пару дней он забудет обо всем на свете, с головой погрузившись в волшебный мир приключений.

Он ласково провел пальцами по пыльным корешкам, вздохнул, пробежался глазами по названиям еще раз.

— Возьму, пожалуй, "Дочь Монтесумы", — то ли для себя, то ли для деда Марата, громко произнес Петя. — Давненько не читал.

Бережно вытянул книгу из ряда других томов и прилег на тахту, раскрыв первую страницу: "Хвала богу, даровавшему нам победу! Сила Испании сломлена, корабли ее потонули или бежали, морская пучина поглотила сотни и тысячи ее моряков и солдат, и теперь моя Англия может вздохнуть спокойно....". Захотелось чаю, но, поколебавшись, парень решил на кухню не ходить — лень. Давно читанная, а посему плотно забытая книга увлекла, повела за собой. За чаем, он, правда, сходил. Ему повезло — на кухне оказалась здоровенная литровая кружка, в которую он, не мудрствуя лукаво, засыпал заварки, кинул пару кусков рафинада, и залил крутым кипятком.

— Когда спать-то собираешься? — поинтересовался сидевший там один из охранников. Остальных видно не было.

— Часа через два, наверное, — пожал плечами Петя. — А что?

— Под дверью у тебя ночевать собираюсь, — без тени улыбки молвил тот.

— А-а, — протянул парень. Он не был уверен, что это шутка, но переспросить не решился.

В комнате, поставив парующую кружку на пол, он хлопнулся на тахту, и снова погрузился в перипетии сюжета. Однако не читалось. Глаза бегали по строчкам, больше не улавливая смысла. Петя зевнул и захлопнул книгу.

— Пора баиньки.

Разбирать кровать не хотелось. Это же снимать с тахты покрывало, складывать его, класть на кресло... Ну, нафиг. Петя уронил книгу на пол и уютно свернулся калачиком прямо в одежде поверх покрывала, благо в комнате было тепло, и одеяла не требовалось. Свет тоже выключать не стал. Он не то чтобы чего-то боялся, просто чувствовал себя в чужом доме неуютно.

— Спокойной ночи, дед Марат, — пробормотал парень и закрыл глаза.

Сна не было ни в одном глазу. Мало того, захотелось курить.

Повертевшись с боку на бок, но сна так и не дождавшись, Петя с кряхтением поднялся, вытащил из куртки сигареты — слава богу, спички оказались там же — и поплелся к окну, чиркая на ходу спичкой. Там его ждал облом в виде закрытых ставень.

— Чертова безопасность, — буркнул он.

Тащиться на кухню, чтобы покурить под бдительными взглядами охраны, ужасно не хотелось.

— Дед Марат, я здесь покурю, а? — робко обратился в пространство Петя. — Я в щелочку, аккуратненько. Сквознячком и вытянет, а?

Ответа он не получил и решил считать это за разрешение, тем более, насколько парень помнил, дед Марат сам смолил такие вонючие папиросы, что петина "Золотая Ява" по сравнению с ними была просто благовонием.

Первая затяжка была вкусна и ароматна. Вторую парень сделать не успел: тихое шипение послышалось в воздухе, и пока он вертел головой, пытаясь выяснить, откуда появился звук, изо всех щелей в комнате полезли гадюки. Черные твари, среди которых изредка встречались пестрые экземпляры, медленно ползли по направлению к парню. Голова еще решала, не глюк ли это, а тело приняло правильное решение, совершив мгновенное перемещение от окна на тумбочку рядом с телевизором. Места там было всего ничего, но Пете хватило.

— Я, конечно, не прав, закурив в комнате, но так-то зачем? — ошарашено произнес он и, отходя от вызванного появлением гадов шока, заорал:

— Спасите!!!

В ответ — тишина. Ни грохота шагов, ни мата, с которым бы должна была бежать к нему охрана.

— Не слышат? — мелькнула шальная мысль.

— Вряд ли, — сообщило подсознание. — Не может так быть.

Змеи шипели. Чешуйчатые тела масляно блестели в свете трехрожковой люстры, языки трепетали. Они свивались кольцами, развивались, но самое главное, их становилось все больше и больше. Откуда, непонятно. Шлеп. На спину упало что-то упругое и извивающееся. Петя инстинктивно дернулся — очередная тварь присоединилась к сонму своих товарок внизу. Шлеп. Шлеп. Он увернулся оба раза.

— Дед Марат! — жалобно позвал Петя, ни на что не надеясь. — Помоги!

Подул легкий ветерок. Ветерок? Какое, вихрь! Дунуло, загудело, помело зимней поземкой, словно совком сметая тварей в одну кучу. Что интересно, для змей вихрь стал бедствием — мотало их, мама не горюй, а Петя воспринимал его скорее визуально, чем на собственной шкуре. Так, приятно обдувало холодком, не более того. И то ли показалось парню, то ли на самом деле было, но мелькнуло в вихре старческое лицо с бритым подбородком и поределым седым чубом над морщинистым лбом.

— Дед Марат?

Раскатистый вой стал ему ответом. Дом вздрогнул от крыши до основания. Петя поежился — столько тоски было в этом вое. На память пришли слова Антона Павловича о том, что превращение старика в хранителя дома замешаны на ярости и обиде. И мысленно он согласился, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Я тебе свечку за упокой поставлю, — пообещал парень.

Обещание обещанием, но положение становилось критическим. Вихрь, который организовывал дед Марат, постоянным не был. Время от времени он затихал, словно старик набирал в грудь воздуха, и тогда змеи с новым остервенением начинали лезть вперед. Петя отчаянно завертел головой, ища пути отхода, но тщетно — куда ни падал взгляд, везде были чешуйчатые тела. Спокойствие пришло вдруг. Отстраненно, как будто и не по его тело наводнили комнату гадюки, Петя принялся наблюдать за происходящим. Внутри него появилась точка непонятного ощущения, которую он не мог опознать. Боль? Нет. Страх? Тоже нет. Волнение? Ни в коем разе. Точка росла, росла, пока не заполонила тело, превратившись в слепящую судорогу, полностью погасившую сознание. Парень уже не видел, как в комнату с матом врывается долгожданная охрана, рассредоточивается по помещению и начинает нелепо заглядывать в углы и под кровать. Если бы он был там, он, наверное, даже бы засмеялся.

На этот раз пробуждение вышло комфортным. Лежал Петя на мягком мху, над головой, в голубизне неба, плыли тяжелые каравеллы облаков, а теплый ветерок полнился по весеннему радостными трелями птиц. В теле играла упругая сила — хотелось вскочить и бежать далеко-далеко, или просто улыбаться небу. Петя так и поступил. То есть он лежал и улыбался. События последних дней, в которых он плыл без руля и ветрил, пытались пробиться в его сознание, но он от них отмахнулся. Они принадлежали вчерашнему дню, а сам Петя — принадлежал к дню сегодняшнему, где нужно и можно было поступать по-другому. События и факты никуда не делись, но теперь Петя властвовал над ними, а не наоборот. Если бы сейчас он занялся самоанализом, то сильно бы удивился, насколько изменилось его восприятие себя и окружающей действительности. Да и сама окружающая действительность изменилась. "Петя — справный хозяин", "Петя— патриот своей деревни" и "Петя — Избранный" перестали быть ипостасями, линейно сменявшими друг друга во времени и переливавшиеся одно в другое. Петя стал чем-то большим чем все они и чем-то больше, чем просто "Петя — человек Земли" со всеми его страстями, желаниями и устремлениями. Изменилось не только восприятие, Петя вдруг понял, что его мысли обрели плотность и осязаемость. Он смотрел на камень и был этим камнем, переводил взгляд на небо и сам становился голубой бесконечностью. Это было непривычно. Это было здорово. Щеки вдруг коснулось теплое ощущение. Кто-то совсем рядом блаженно плавился в солнечном свете. Маленькое существо с коротенькими мысле-эмоциями, даже не мыслями, а, скорее, цветными росчерками вместо них. Петя скосил глаза и увидел лютик. Цветок тянулся ввысь, в его лепестках дробились золотые блики, да так, что глазам было больно. Улыбка Земли солнцу, пришло сравнение. Парень тоже улыбнулся, и оказался под энергетическим душем, точно таким же, какой получал лютик из солнечного света. Стало хорошо, блаженно, захотелось расправить лепестки и хлебнуть теплой влаги из земли.