Стремянка в небо

— Я разве спорю? Ладно, отдыхай, — проговорил Антон Павлович, поднимаясь. Позже еще поговорим. Надеюсь, ты понимаешь, что все произошедшее нужно держать в строгой тайне?

— Обижаете, — надулся парень. — Не маленький, понимаю. Да, я вам, наверное, всю малину испортил, когда корабль Рустема в космос выбросил. Как вы теперь доказательства собирать будете?

— Не переживай. Здесь потеряли, там приобрели. Хрен с ним, с Рустемом, зато теперь у нас есть Избранный с проявленными способностями.

Под дверью раздалось тоненькое повизгивание. Петя уже с полчаса наблюдал кончики рыжих лап, торчащих в щель между дверью и полом, но, надо отдать должное, овчар дисциплинированно дожидался разрешения хозяина войти. Только сейчас, почувствовав, что люди расходятся, он позволил себе показать, как соскучился по любимому хозяину. Пусть не видел его всего-то пару дней.

Петя улыбнулся:

— Можно!

В комнату ворвался черно-рыжий вихрь с пропеллером хвоста.

Шум получился больший, чем мог предположить Петя. Еще и через месяц деревню наводняли чужие люди на красивых машинах. Каждый деревенский житель подписал бумагу, что обязуется хранить государственную тайну, буде таковую узнает. Ошалевшие от подобных строгостей селяне замололи языками с новой силой. Оцепление, правда, сняли и отменили комендантский час. Скуки заброшенной деревни как ни бывало, наоборот, было живенько и интересно. Разговоры в Вышелесе были только о недавнем переполохе. Жители деревни вновь и вновь обсасывали события, которые через неделю обросли совсем уж фантастическими подробностями и предположениями. Пытались подъезжать с расспросами и к Пете, но тот загодя придумал линию защиты, которую гнул с блеском. Заключалась она вот в чем: стоило односельчанину задать наводящий вопрос, как парень выдавал путанный рассказ, где смешались злобные пришельцы, тайна утонутия Атлантиды и волшебный напиток Арменыча. Все это густо приправлялось хвастовством из серии "и тут я к-а-ак ему дам, он с ног долой" и длилось не менее получаса. За временем Петя следил строго. Прослушав, наверное, в сотый раз откровения парня, и не имея возможности при этом сбежать (Петя предусмотрительно зажимал вопрошающего к забору или заботливо подливал чаю, в зависимости от ситуации), односельчане начали его откровенно избегать. Некоторые даже решили, что Петя с Арменычем перепили того самого волшебного напитка и все им привиделось.

Правду он рассказал только Арменычу. На предупреждение Антона Павловича он наплевал. Во-первых, старик почти до конца участвовал в этом деле и заслуживал знать, а во-вторых, Петя был уверен на все сто, что тот никому не расскажет. Даже Катерине Павловне. Впрочем, старик был хмур, рассеян и слушал петины рассказы с несколько искусственным интересом. Пару раз, во время привычно-душевных посиделок на кухне, Петя прямо спрашивал, не случилось ли чего, получал отрицательный ответ и отступал, понимая, что Арменыч все равно не признается.

Наконец, чужаки схлынули, однако сонное оцепенение в деревню не вернулось. На обломках событий, если можно так выразиться, остались Антон Павлович со своей командой. Они заняли бывший двухэтажный дом, который вначале был обиталищем петиных предков, потом, без ущерба переживши революцию и последующие, не менее бурные, события, превратился в магазин с библиотекой наверху. Или в библиотеку с магазином внизу. Кому как нравится.

Теперь на доме красовалась надпись золотом на черном: Государственная научно-исследовательская организация аномальных объектов (ГНИОА). Она вызывала уважение своей солидностью и навевала нестерпимую скуку. Впрочем, на двери красовался листок бумаги, на котором от руки крупно было написано: Экскурсии. Недорого. Обращаться к Петрову Ивану Харитоновичу (второй этаж вторая дверь направо). Желающих пока не было, но Антон Павлович туманно заявил, что они над этим работают.

Жители, у которых отняли магазин, вначале зароптали, но когда в деревне появилась бригада смуглых молчаливых людей, по виду явных работяг, притаились, наблюдая. Работяги по-русски говорили плохо, но зато хорошо работали. Буквально за месяц на месте пустыря, удачно расположенного чуть ли не в центре деревни, встал новый магазин. Был он одноэтажный, на вид не такой солидный, как прежний, но зато сверкавший евроремонтом.

Незамеченной за осенним переполохом, подкралась зима. С серого неба уже неделю сыпал снег, грозя завалить деревню по крыши. Петя исправно ходил на новую работу под завистливыми взглядами односельчан. Там он кипятил чайник и садился читать очередную порцию отчетов Спецотдела за 19 лохматый год. Отчеты в пожелтевших канцелярских папках были пухлые и пыльные. Парень диву давался, сколько, оказывается, таинственных событий происходило в те времена в стране. Также свозили его посмотреть на труп пришельца, который хранился на секретной базе. На Петю он впечатления не произвел: засохшая тушка со страдальчески приоткрытым ртом и огромными глазами с черной радужкой. Он вызывал не трепет, но жалость.

В промежутках между чтением отчетов Петя пытался восстановить заглохшие способности. Безрезультатно. Антон Павлович объяснял, что, скорее всего, причиной тому стала сила спонтанного выброса и последующее истощение. Нужно было подождать, отдохнуть... (Приказ отдохнуть был отдан категорическим тоном. А приказы, насколько Петя понял, в этом заведении не обсуждались.) И только потом, медленно и осторожно, пробовать вернуть утраченное. Причем только малую часть, учитывая неумение управлять оными способностями вкупе со слабостью человеческого тела. Сначала Петя так и поступил — ждал и отдыхал, отдыхал и ждал, но потом ждать и отдыхать надоело. К тому же он слишком скучал по тому яркому миру, который однажды ему открылся. Он пробовал вновь и вновь, но сигарета не зажигалась от взгляда, а ручка отказывалась парить в воздухе. Помог случай. Ярким утром, он решил покурить на крыльце своего дома. Открыл дверь... И едва успел прикрыться рукой — прямо в лоб ему летел снежок. Ожидаемого удара не последовало, вместо него раздался обиженный вопль:

— Так нечестно!

Убрав руку, он увидел, как брать Митька потирает покрасневший лоб.

— Совсем офигел? — поинтересовался Петя.

С некогда старшим братом он обращался без всякого пиетета. Мог и подзатыльник отвесить в воспитательных целях. Про себя он никак не мог привыкнуть, что Митька, тот самый Митька, некогда казавшийся взрослом и даже стариком, был теперь для него совершеннейшим сопляком. А иногда ему приходило в голову, что вернувшийся с того света парень заново пробует жизнь на вкус.

— Я же в шутку!

— Хороша шутка! А если б глаз выбил? Восемнадцать лет, а ума нет.

— Ты тоже хорош, — пробурчал парень. — Вон как мне в лобешник заехал! Теперь шишка будет.

— Не будет, не ври, — отмахнулся Петя и спохватился:

— Кстати, как это я так ухитрился?

— Не знаю, прикрылся рукой, а потом снежок к-а-к полетит обратно! И прямо мне в лобешник, — Митька снова потер пострадавшее место. — Наверное, кистью отбил. В общем, тебе видней.

— Ну да, кистью, — согласился Петя, — Хватит фигней маяться, иди уроки учи (Митька в поте лица готовился к поступлению в текстильный техникум города Орехово-Зуева. Документов, правда, у него пока не было, но Петя обещал поговорить с Антоном Павловичем.)

Про себя он отлично знал, что никакой кистью он ничего не отбивал. Просто внутри вспыхнула знакомая слепящая судорога.

Он осторожно огляделся. Мир не изменился. Он был прекрасен, каковым и полагается быть миру в погожий зимний денек, но попытки вобрать в себя Петю не делал.

— Показалось, — решил парень и достал из кармана пачку "Золотой Явы". Выбив из нее сигарету, он еще пошарил в кармане... В другом... Спичек не было.

— Эх, — вздохнул он и повернулся, было, к двери, чтобы пойти за спичками, забытыми на столе.

"А почему бы нет?"

Петя взглянул на кончик сигареты, желая, чтобы она зажглась. И сигарета подчинилась! Сначала, словно нехотя, пошел дымок, закоричнивел край бумаги, а потом появился полноценный уголек. Дальнейшие свои действия, кроме как прилипчивой митькиной дурью, Петя потом объяснить не мог. Забыв про сигарету в руке, которая так и продолжала тлеть, он влетел на кухню и с криком "мама, смотри, как я могу!" уставился на микроволновку.

Треснуло, грохнуло, и купленная полгода назад печь окуталась клубами черного дыма.

Мать, собиравшаяся что-то спросить, сначала замерла, открыв рот, а потом, схватив полотенце, от всей души перетянула сынка по спине.

— Хулиган!

Петя медлить, а тем более оправдываться, не стал. Увернувшись от следующего удара, он рыбкой сиганул в сени и дальше, службами, на задний двор. По опыту он знал, что мать отходчива, но под горячую руку ей лучше не попадать. Так и получилось. Спустя пусть не пятнадцать, а двадцать минут из низенькой двери, ведущей на задний двор, выглянул ухмыляющийся брательник. Поозирался, и громко произнес в пространство:

— Эй, экстрасенс недоделанный, выходи, можно.

— Точно? — опасливо выглянул Петя из курятника.

— Ага. Только ты на всякий случай еще полчасика где-нибудь погуляй.

— Надо бы дров нарубить, — вспомнил Петя. — Пойду займусь.

Митька только захихикал.

Петя рубил дрова. Мало-помалу стало жарко. Телогрейка полетела на крыльцо, на нее тут же улегся Марс. Вальяжно развалившись, он некоторое время наблюдал за хозяином, а потом его заинтересовала блоха в хвосте, которую он и принялся добывать со смачным хлюпаньем.

Парень так увлекся, что не услышал стука в калитку. Зато услышал Марс. Он насторожил уши и зарычал. Негромко, скорее, для порядку.

— Что, Марсик? — разогнулся парень. — Чего ругаешься?

— Р-р-р, — сказал пес, продолжая пялиться на калитку.

— А-а-а, — понимающе протянул его хозяин, хотя стука за звонким хлопаньем полешек не слышал.

— Входите, не заперто!

— Здравствуйте, — во двор вошел Антон Павлович собственной персоной.

— И вам не хворать. В дом проходите. Я сейчас.

— Да нет, — отмахнулся Антон Павлович. — Я ненадолго.

Он огляделся, высматривая местечко, чтобы присесть. Ему понравилась ступенька рядом с Марсом, куда он и приземлился, предварительно сметя нападавший снег.

— Хорошая собака! — потрепал пса по могучему загривку Антон Павлович. Марс от такой вольности офигел настолько, что даже не стал скалить клыки. Поняв, что опростоволосился, пес улегся и сделал вид, что так оно и надо.

— Хозяйство не отморозите?

Его прервали. За дверью кто-то с грохотом ссыпался по лестнице, а через секунду входная дверь распахнулась, явив Митьку в ситцевых семейниках и не очень чистой майке.

— Ой, здрасти, — парень шустренько дематериализовался в темноту сеней. Теперь из-за двери торчала только голова с растрепанными русыми волосами. — Не злится больше маманя, можешь в дом идти. Только микроволновки не надо больше взглядом жечь. Не напасешься же.

Петя поморщился не ко времени произнесенным словам. Так подставить перед начальством! Ну, Митька, погоди!

Митька, судя по всему, не понял, что рот открыл не ко времени.

Сказав, все что хотел сказать, он уже собрался, было, закрыть дверь, но Антон Павлович его окликнул:

— Подожди, не уходи.

Покопавшись в кармане, он прогнулся через крыльцо и протянул ему красную книжицу, — Держи, паспорт тебе выправил. Хорошо, что тебя увидел, вспомнил. Он у меня уже неделю по карманам болтается. Вот был бы номер, если бы потерял.

— Спасибо, — выдохнул Митя. Он принялся листать документ, то и дело возвращаясь к своей фотографии и дате рождения.

— Извините, — он протянул паспорт обратно, — а почему у меня дата рождения такая? Я ж в 65-ом родился!

— Ты себя в зеркало видел? — не выдержал Петя. На брата он наезжал редко, но сегодня тот выступил очень уж не вовремя. Объясняться с Антоном не хотелось. А то, что объясняться придется, Петя был уверен. Еще паспорт этот...

— Головой подумай! На роже восемнадцать, а в паспорте сорок с лишним!

Митька не обиделся.

— А-а-а! — понимающе протянул он и исчез за дверью.

— Мама, мама! — послышалось оттуда.

Антон Павлович улыбался.

— Спасибо, — тоже поблагодарил Петя. Я уж обдумался, как к этому делу подойти. Не по справке же о смерти парню жить! А тут вы так вовремя.

Он замолчал, выжидающе глядя на начальство.

Тот тоже молчал, копался в своей похожей на сытого бегемота сумке.

Молчание затягивалось.

Наконец, из сумки была извлечена знакомая серебряная фляжка. Антон Павлович сделал из нее хороший глоток и блаженно прикрыл глаза.

Парень уже знал, что фляжка появляется, когда начальству требуется собраться, и предвещает долгий разговор.

Сейчас он предложит глотнуть ему, Пете....

— Хочешь? — радушно протянул фляжку Антон Павлович.

Парень сделал глоток. Коньяк, как всегда, был хорош. Он огненным шаром прокатился в желудок и разлился там приятной теплотой.

Плюхнувшись на ступеньку рядом с Антоном Павловичем, Петя поймал на руку снежинку и разглядывал, как жесткий узорный кристаллик превращается в капельку воды. Затем он растер ее и надел перчатки.

— О чем вы хотели со мной поговорить? — осведомился парень. Чисто из вежливости, поскольку о предмете разговора догадывался. Он ошибался.

— Об изменениях в штатном расписании.

— А я думал о микроволновке...., — растеряно пробормотал Петя.

— Об этом мы поговорим, но позже, — пообещал Антон Павлович. — Сейчас есть более важные дела. Я представил Межгалактическому Совету доклад об Избранном с проявившимися способностями.

— Угу, — глубокомысленно отреагировал парень.

Шеф покосился на него и продолжил:

— Шуму было много. Судили, рядили, все переругались. Самое главное, Совет не поверил в твою теорию о Доброте как начале второго витка. Слишком примитивно, слишком глупо. Так не бывает, и где-то, значит, есть подвох.

Петя недоверию обиделся.

— Сами они глупые. Почему, если какая-то истина очевидна, значит, она примитивна. Может, она привычна, оттого глубины и не видно?

— Я-то с тобой согласен, видел, на что ты способен в приступе добрых чувств к окружающим. Не хотел бы я в этот момент оказаться у тебя на дороге. Шучу, шучу, — успокоил он парня, видя, как тот нахмурился. — Я знаю, что ты не можешь применить свои способности для разрушения. Тем не менее. Существа, заседающие в Совете, обязаны быть недоверчивыми по роду службы. Доброта для них понятие нематериальное, а вот армия Избранных, штурмующая планеты Галактики вполне. Они боятся. Да и кто бы не испугался в их должности в такой ситуации?

Петя покивал.

— Что же они решили?

— Присматривать за тобой, то есть взять в штат смотрителей Заповедника.

— А я думал, убьют, — не удержался от шпильки парень. — На всякий случай.

Антон Павлович неодобрительно покачал головой.

— Зря смеешься. Такие предложения тоже были. И не одно, можешь мне поверить. Но Совет принял решение наблюдать. Это очень достойно и милосердно, учитывая съедающий их страх.

— А также дальновидно, не?