Стремянка в небо

Потом, уже в отрочестве, церковь перестала производить на него впечатление жути. Напротив, это было очень интересное место, где атаман разбойников Кудеяр зарыл клад, который показывался, если обойти церковь посолонь с цветущей веткой папоротника. Покопались они на развалинах всласть. Клада, правда, тоже и не нашли. Наверное, потому что не было цветущего папоротника.

Приняв решение, Петя зашагал по заросшей тропинке, которая на некотором расстоянии огибала церковь. Рассвет брал свое, и впереди он уже четко различал невысокие холмики старого погоста, на котором уже давно никого не хоронили. Тропинка вилась прямо через него.

Погост был действительно старым. При слове "старый", особенно если оно относится к кладбищу, сразу представляются старорежимные кресты или затянутые мхом и повиликой плиты. Увы, на этом погосте ничего такого не наблюдалось. Кресты давно сгнили, а гранитные плиты использовал на свои нужды кто-то очень хозяйственный. Сейчас могилы походили на кочки, только большие и заросшие травой. Если не знать, что под ними лежат кости, ничего и не заподозришь.

Половина кладбища осталась позади, когда Пете, до щекотки в лопатках, захотелось оглянуться. Лучше б он этого не делал. Увиденное заставило его окаменеть. Из ближайшей могилы сочился белесый пар. Сочился лениво и нагло, как будто дело происходит не будним осенним утром, а в глухую полночь, причем не в средней полосе, а где-нибудь в Трансильвании. Холодный воздух показался Пете раскаленным. Он разевал рот, не в силах ни вдохнуть, ни вытолкнуть его из легких. Пока он так стоял, струйка показалась из второй могилы, третьей, четвертой... Постепенно пар приобретал плотность, даже материальность, затем начал разбухать, чтобы через мгновение превратиться в туманное покрывало. Все происходило в полной тишине. Дальнейшее он помнил плохо. Включившийся инстинкт самосохранения бросил его вперед. Прокуренные легкие, побаливающая к непогоде спина — все было забыто. Сердце весело и мощно перегоняло кровь, чтобы ноги, такой важный, по мнению одного из важнейших инстинктов, орган, несли тело со скоростью призового скакуна.

В чувство Петю привели вид родного заводика под крышей веселенького синего цвета и хлещущие по лицу ветки ивняка.

— Какого черта? — недоуменно пробормотал он, чувствуя, как неприятно холодят ноги мокрые от росы джинсы, а пот, для разнообразия горячий, заливает глаза. Силы резко кончились, Петя даже бы упал, если бы не остаточный иррациональный страх, который до этого гнал его вперед. — Чего я так бежал-то?

Ответа не было, и, пожав плечами, он побрел навстречу рабочему дню. Цех встретил его теплом и привычным гулом конвейера. По ленте конвейера ползли банки с маринованными огурцами, которые внимательно осматривали несколько женщин. Некондиционная продукция ловко выхватывалась с ползущей ленты и отправлялась в стоящие под ногами дощатые ящики.

— Привет трудягам! — помахал он рукой, когда проходил мимо них в раздевалку. Женщины кивнули, не переставая уделять внимание банкам. Кое-кто улыбнулся.

В раздевалке некого не было, если не считать Андреича, который мирно почивал на лавке. В воздухе витал могучий запах перегара.

— Опять нажрался, — Петя подергал Андреича за ногу. — Уволят ведь к чертовой матери. Где работу искать будешь?

— Грелся я, — неожиданно трезвым голосом поведал Андреич. — Утро холодное, замерз, как собака, пока сюда добирался. До сих пор зуб на зуб не попадает.

Петя внимательно посмотрел на рот Андреича. Там торчало всего два зуба — сверху и снизу, причем, один справа, а другой слева.

— Клоун, блин, — выругался он и посоветовал:

— Иди спать в другое место, а то если начальство тебя увидит, по головке не погладит.

— Иду, иду, — засуетился Андреич, проворно семеня своими кривыми ногами к выходу. — Пойду в котельню, там тепло.

Не успел Петя надеть спецовку, как в раздевалку пожаловало начальство. Заглядывало оно туда редко, поэтому его визит можно было расценить как доказательство того, что мысль имеет материальное воплощение, другими словами, Петя накаркал. Слава богу, Андреич по его ощущениям давно успел дойти до "котельни". Аркадий Валерьевич, крепкий мужчина лет шестидесяти, как всегда смущенно улыбался, однако его взгляд мог дать фору любому рентгеновскому аппарату. Равно как и нос.

— Я не пил, — на всякий случай отказался Петя.

— Знаю я, — вздохнуло начальство и поинтересовалось:

— Андреич где?

— Понятия не имею, — соврал Петя.

— Увидишь, гони ко мне. Втык получать.

— Ладно, — согласился Петя и с нарочито деловым видом начал копаться в сумке. Однако Аркадий Валерьевич на провокацию не повелся и уходить не спешил. Вместо этого он изучающе уставился на парня.

— Что-то ты бледный, — озвучил он свои наблюдения.

— Приболел, — проворчал Петя. Посвящать кого бы то ни было в утренние перипетии он благоразумно не спешил — засмеют чего доброго.

— Чего тогда на работе делаешь? — Аркадий Валерьевич считал, что рабочий коллектив одна семья и на благодеяния не скупился. Другое дело, отказываться от них не стоило — начальство было страшно в своей обиде. — Иди домой, лечись. Хотя нет, лучше я тебя сам отвезу.

Он развернулся и, помахивая ключами, пошагал на выход. Идет ли за ним Петя он проверять не стал. И так ясно, что идет. Во дворе Аркадий Валерьевич направился к аккуратным жигулям далеко не последнего года выпуска. Старая машинка нарядно поблескивала сливочными боками, и видно было, что ее холят и лелеют: обливают из шланга, проходятся мягкой тряпочкой, вытряхивают коврики, а по выходным даже перебирают мотор. Конечно, в компании с мужиками и пивом. При виде хозяина жигули приветливо гуднули и замигали фарами.

— Видал, — не преминул похвастаться Аркадий Валерьевич, — новую сигнализацию поставил.

"Зачем старой развалине сигнализация, — подумал он. — Угонять замучаешься" Однако предусмотрительно оставил свои мысли при себе. К тому же в лице Аркадия Васильевича было столько нежности! Просто грех обижать человека.

Радоваться за других Петя умел.

— Дорого отдали? — осведомился он тоном знающего человека.

— В том-то и дело, что нет. Приятель по дешевке подогнал.

— Здорово, — Петя старательно обтер подошвы ботинок травой и полез в машину. Аркадий Валерьевич одобрительно за ним наблюдал. Сам он был человеком аккуратным и уважал эту черту в окружающих.

После недавних дождей дорогу развезло, поэтому ехать приходилось медленно. Аркадий Валерьевич огибал каждую выбоину: берег подвеску. Не отрывая глаз от дороги, он радовался выигрышу своей любимой команды. Петя деликатно подремывал, иногда вставляя нужные комментарии.

— А когда Кержаков с пенальти...., — Аркадий Валерьевич завертел рулем, и жигули запрыгали уже по деревенской улице.

— Тебя до дому? — деловито осведомился он. — Куда именно? Показывай.

— Не, не, не, — очнулся Петя от анабиоза, вызванного теплом, сиденьем под задницей, запахом кокосового освежителя и звуковым фоном в виде рассказа, — мне в магазин надо.

— Ага, — кивнул Аркадий Валерьевич. Где находится магазин, он знал. Две минуты, и вот машина тормозит у неплохо сохранившегося дореволюционного здания. Здание имело два этажа — каменный и деревянный. Магазин располагался на первом, каменном этаже. Второй был библиотекой, давно, впрочем, заколоченной.

— Ты вот что, — уже собравшись уезжать, сказало начальство, — на работу завтра не приходи, и послезавтра. В общем, отдохни денька три, что-то ты вправду бледный.

— А....

— В деньгах не потеряешь, не беспокойся. Ну ладно, бывай.

— Спасибо, — крикнул вслед машине Петя.

Аркадий Валерьевич, не оборачиваясь, кивнул.

В грязноватом зальчике было пустынно. Продавцы, в виду отсутствия народа, сидели в подсобке. Оттуда тянуло запахом чего-то вкусного и слышались обрывки веселого разговора. Прошла минута, две, три. Наконец, Пете надоело рассматривать батареи бутылок, и он громко окликнул:

— Эй, девчонки, товар отпустите?

Разговор в подсобке стих. Из-за полуоткрытой двери выглянула рыжая продавщица Анька:

— Чего хотел?

— Какая водка у вас самая вкусная?

— Ты ж не пьешь? — удивилась Анька.

— Вот, решил начать, — отшутился он. — Так что посоветуешь?

Аня старательно задумалась. Задумчивость шла ей необыкновенно. Если не знать, о чем шла речь, можно было подумать, что она размышляет о высоких материях, простым людям недоступных. Петя даже залюбовался девушкой. "Смыть боевую раскраску, цены бы ей не было", мелькнуло у него в голове.

— Возьми "Пять озер", — наконец, предложила Анька, и тут же спохватилась:

— Ой, нет, дорогая. "Зеленая марка" дешевле. Она вонючая, но качественная. Не отравишься.

— Гулять так гулять, — решил Петя. — Давай "Пять озер". Ну и закусочки какой-нибудь. Вон, сайру на полке вижу. Ага, и тушенку давай.

Он надеялся, что огурчики и квашенная капуста у Шотика Арменовича найдутся свои. Вообще-то, подобные яства имелись в погребах у всех односельчан, но с Шотиком Арменовичем ничего нельзя было знать наверняка.

Тот жил в одноэтажном здании барачного типа. Такой был один на все село, и проживали там сразу несколько семей. Каждая семья имела палисадничек, огороженный невысоким забором.

Петю всегда изумляло, насколько хорошо сад может передать отношение своих хозяев к жизни. У безалаберных, но веселых Петровых он зарос золотым шаром, который выплескивался аж через забор. Клумбы их соседки навевали скуку, несмотря на яркость красок высаженных там цветов. Надо ли говорить, что их владелица, Катерина Павловна, была редкостной занудой.

Лопухово-репейниковая плантация принадлежала Шотику Арменовичу.

Шотик Арменович появился в Вышелесе недавно, и двух лет не прошло. По национальности армянин, по-русски он говорил с заметным грузинским акцентом, и видно было, что человек он городской и образованный. Местные бабульки величали его по имени отчеству, иногда ругали за пьянство, но жалели за несчастливую судьбу.

Родился, учился и женился Шотик Арменович в солнечном Тбилиси. Там бы он и продолжал жить, если бы не случился развал Советского Союза. Свет, газ исчезли словно по волшебству, зато во множестве появились лозунги. В разных вариациях они твердили одно: "Грузия для грузин". Нет, люди в Грузии остались прежними. Они искренне недоумевали, почему вдруг надо ненавидеть соседа только потому, что тот не грузин. Миазмы национализма ползли с самого верха. Шотик Арменович, навсегда советский человек, испугался и решил внять недоброму намеку. Удачно сменив квартиру, он с малолетней дочерью очутился в спокойном Подмосковье, где о бомбежках и слыхом не слышали. Жизнь снова наладилась. Но ненадолго. Дочь выросла и превратилась в предприимчивую девицу, правда, излишне доверчивую и умную. Правильно говорил Грибоедов: "Все горе от ума". Классики не ошибаются. Девица жадно читала газеты с родины, которые твердили о Грузии, семимильными шагами приближающейся к правовому демократическому государству. Вообразив себе некий рай с молочными реками, кисельными берегами и свободным предпринимательством, девушка настояла на продаже подмосковной квартиры. Вырученные за нее деньги должны были составить стартовый капитал будущей успешной бизнесвумен. Шотик Арменович в изменения к лучшему не верил, но дочь любил, поэтому перечить ей не стал. Выговорив себе малую толику денег, старик осел в Вышелесе, благо квартира в глухом углу Владимирской области стоила сущие копейки. Иногда он выпивал, но никогда не буянил, только становился мрачен и жаловался всем на непонимание и скуку.

Как известно, если на одном конце деревни чихнуть, то на другом тебе "будь здоров" скажут. Петя не раз слышал рассказы о чудном старике, но особо не прислушивался. Однажды в магазине они разговорились. Ничего не значащий разговор стал началом крепкой дружбы. На чем держалась эта дружба — фиг знает. Против нее было все: начиная от разницы в возрасте и кончая разницей в образовании. Легкость, с которой Шотик Арменович согласился на авантюру дочери, Петя считал безумием. В свою очередь, Петин принцип "все как у людей" и его наивная гордость новыми вещами вызывали у старика ядовитую усмешку. "Ты пойми, — убеждал он парня. — Нельзя жить, не поднимая глаза к звездам. Да, деньги вещь хорошая — они обеспечивают нам комфорт. Не более. Ты приземлен, а потому жалок. Гордишься еще одним купленным телевизором, копишь на машину... Тебе самому не скучно? Однажды, в конце жизни, ты скажешь себе: жизнь прошла, а я так и не жил. Но изменить будет ничего нельзя. Так и умрешь, мучаясь от осознания собственной никчемности".

"То-то я смотрю ты счастлив, — вертелось на языке у Пети, когда старик особенно его допекал. — То-то я смотрю, тебе есть чем гордиться". Однако парень молчал. Ссориться из-за пустяков ему не хотелось. В конце концов, у каждого свои взгляды на жизнь.

Дверь квартиры, в которой жил старик, выделялась сильной ободранностью. Дермантиновая обивка, когда-то черная, превратилась в серую тряпицу с торчавшей кое-где ватой.

Петя легонько постучал.

— Входи, не заперто, — отозвался хрипловатый голос хозяина.

Петя толкнул дверь и по темному коридору прошел на кухню, неожиданно яркую от бившего в окно вечернего солнца. Шотик Арменович нашелся у плиты. Он сосредоточенно помешивал что-то в кипящей на плите кастрюльке.

Пельмени из пакета, безошибочно определил Петя по мерзкому запаху.

— Чай будешь? — радушно обернулся старик.

Петя выразительно звякнул пакетом.

— О, — удивился тот. — Ты же не употребляешь?

— Достали вы меня сегодня. Не пьешь, не пьешь... Сегодня пью.

— Где-то у меня капустка была, — засуетился старик.

Разложив на столе немудреную закуску, он аккуратно разлил водку. Старческие пальцы еле заметно подрагивали.

Петю кольнула острая жалость. Он вдруг представил, как старик просыпается по утрам. Один, в грязной, пропахшей кислым табачным дымом квартире.

— Дочь-то хоть пишет? — вырвалось у него.

— Пишет, — Шотик Арменович залпом выпил содержимое своей рюмки, сморщился, подцепил на вилку сайру. — Нянькой работает в богатой семье.

И торопливо сменил тему:

— Ты просто так зашел или по делу?

— Даже не знаю, как сказать. Совет нужен.

— Рассказывай.

Путаясь и запинаясь, он изложил то, чему стал свидетелем. Чувствовал Петя себя удивительно глупо.

Шотик Арменович помолчал.

— Фиг знает, — честно признался он наконец и добавил:

— Если бы я тебя не знал, подумал бы, что со страху привиделось. Или алкогольные пары в голову ударили.

К его чести, смеяться Шотик Арменович не стал.

— Хотя... — он затеребил бороду со следами потребленной сайры. — Если отбросить в сторону предположение о мистической подоплеке события...

Петя покосился на него с уважением. Он никогда не умел так складно выражать свои мысли.

— В общем, бритва Оккама и никакого мошенства. Газ. Некоторые минералы испускают газ. Геологам это явление знакомо.

— Не было вас на кладбище, Шотик Арменович, — пробормотал Петя.