Среди эсперов и богов. Том 1

Глава 1. Хорошее место... если не видел других

Что-то у нас в стране не так.

Школа дает знание, ПТУ — профессию, а ВУЗ — образование. То есть о том, чтобы получить все сразу, речи будто бы и не идёт. А что даст место, где мне предстоит провести следующие четыре года жизни? Наверное, лишь диплом...

Я опустил глаза. Мои ноги были аккурат на стыке двух бетонных плит, которыми была покрыта спортивная площадка перед учебным корпусом. В паре мест торчали пучки пожухлой от палящего южного солнца травы. Никакого резинового покрытия беговых дорожек и искусственного газона. Все вокруг было аскетично и просто. Если быть предельно честным, то вокруг была бедность и разруха, но оптимизм был единственным, что спасало от уныния.

За спиной, меж покосившихся столбов, была натянута сетка-рабица, а за ней начинался покрытый лесом крутой склон. В самом низу, над верхушками деревьев, виднелись черепичные крыши учебных корпусов, пешеходные улочки и небольшие парки с фонтанами. Там сейчас, по идеально уложенной брусчатке, прохаживались рафинированные студентки в коротких юбках и стаканчиками кофе из 'Старбакса' в руках. Они попали в настоящий рай: теплый климат, горнолыжные курорты, огромные стипендии и сам студгородок, в котором между лекциями можно было посидеть в кафе, наслаждаясь свежеприготовленными десертами.

Нашей кафедре эти прелести тоже были доступны, но дьявол всегда кроется в деталях. Учебный корпус располагался на склоне горы, в паре сотен метров над долиной, отчего добираться сюда было тяжело и долго. А связывающая нас лестница как нарочно ещё и постоянно змейкой петляла среди деревьев и без того удлиняя путь.

— Я думаю, раз церемония ещё не началась, то стоит познакомиться друг с другом, — краем уха я услышал уверенный и бодрый мужской голос.

— А хорошая идея! — поддержал его другой.

Не будь так легковерен. Если молодой парень говорит, что стоит познакомиться, то скорее всего он хочет познакомиться только с женской половиной. А ты можешь рассчитывать лишь на роль второго пилота. Хотя, может всё и иначе, но уж больно моя гнилая душонка привыкла всё видеть в негативном свете.

— Меня зовут Илья, а вас? — задал вопрос первый голос.

— Нонна.

— Нонна? Ты что при Хрущёве родилась, чтоб с таким именем ходить? — это голос второго.

Если бы она родилась в то время, то её звали бы Ватерпежекосма, но да — роль второго пилота как раз по тебе: один ведет себя порядочно и уверенно, а второй постоянно хохмит и юродствует, выставляя другого в лучшем свете. Если вы не были знакомы прежде, то как-то поразительно быстро распределили роли. С моим нонконформизмом мне о таком только мечтать.

— Ты что вякнул, сыч? Я тебе щас глаза высосу! — голос девушки был столь громким и угрожающим, что мне стало неуютно.

Начало церемонии поступления запаздывало. На мини-сцене перед нами стояло четыре стула, но один был пуст. На остальных смирно сидели: руководитель кафедры — мужчина в годах, из-за очков в толстой роговой оправе выглядевший как советский инженер; его заместитель — женщина лет сорока; и одна из студенток. Заместитель, в очередной раз не сумев дозвониться до отсутствующего, с вопросом посмотрела на начальника. Тот едва заметно кивнул, и женщина подошла к микрофону.

— Дорогие абитуриенты, — по полю пронесся трагический вздох тех, кто ими никогда не были. Руководитель закатил глаза, а вот девушка осталась невозмутима, — поздравляю вас с поступлением в Российский государственный университет обучения эсперов! Все одиннадцать лет, с момента появления первого человека со способностью, образование подростков возлагалось...

Щёлк. Мой натренированный мозг отключил восприятие информации, которую я и так знал. И все собравшиеся тоже. Когда не умеешь выступать публично, но обстоятельства вынуждают, только и остаётся, что перечислять очевидное, перемежая его комплиментами в адрес подрастающего поколения. Получается многослойный гамбургер, отвечающим всем правилам фаст-фуда: просто, быстро и без претензии на оригинальность. Самое то, чтобы употребить за пять минут и вернуться к делам.

Я подавил в себе позыв зевнуть. Потом ещё раз. И только на третий раз, не выдержав льющихся с трибуны слов, зевнул. Да так сильно, что на секунду испугался, что вывихну челюсть.

Стоял я в последнем ряду, так что, решив, что с трибуны меня не видно, развернулся и стал изучать студгородок. Два хребта Кавказских гор шли почти параллельно друг другу, и долина между ними была хоть и неширокой, но достаточно ровной. В самом центре протекала река, вдоль берега которой и протянулись учебные корпуса и общежития. На другом берегу виднелся сверкающий на солнце стеклянный купол вокзала и линия маглева, который связывал Университет с побережьем и парой крупных городов.

Наконец поток слов с трибуны иссяк. Женщина, стараясь скрыть, пусть и неумело, радость от того, что её выступление завершилось, нарочито громко прочистил горло. Почти задремавшие студенты взбодрились и вновь перевели внимание на сцену.

— А теперь хочу дать слово одной из лучших студентов нашей кафедры, которая была выбрана для напутственной речи: Паулине Яманкан.

Паулине... кому? В нашей многонациональной стране можно встретить весьма странные имена и фамилии, но она, определенно, может рассчитывать на первые строчки в рейтинге. Тем временем девушка встала со складного стульчика и заняла место у микрофона. Одета она была как остальные студентки: блузка с высоким воротником и короткая плиссированная юбка. От других её отличали две детали: плотные колготки на ногах — а на улице были все тридцать градусов, и мужской галстук вместо бантика из ленты.

— Лучшей? А как определили? — кто-то зашептал рядом.

Правильный вопрос. Эсперы не сдавали ни ЕГЭ, ни вступительные. Проявление способности автоматически делало тебя студентом Университета. В конце мая классный руководитель торжество вручал аттестат, потом ты целый месяц наслаждался бездельем, а первого июля уже стоял на церемонии поступления. В отличии от остальных студентов страны, летом мы учимся, а длинные каникулы приходятся на декабрь и январь.

— Доброе утро! Весьма польщена оказанной мне честью выступить с напутственной речью, однако не считаю, что это ставит меня в какое-то особое положении. Уверена, что каждый из нас достоин стоять на этом месте, ведь нам посчастливилось стать теми избранными, в ком проснулись способности эсперов. Не смотря на сложное отношение к нам простых людей, это никак не отменяет очевидный факт, что именно нам предстоит стать основой нового общества, что сейчас складывается в мире. И поэтому в следующие четыре года мы должны выложиться по максимуму, чтобы соответствовать статусу элиты, коей и являемся. И, надеюсь, сегодняшний день сделает нас ближе друг к другу, поскольку именно сплоченность на будущем пути станет той силой, которая поведет нас к нашим мечтам, исполнению которых мы достойны как никто другие!

Как-то слишком много 'нам' и 'мы'... и ни одного 'я'. Какая интересная речь. Я скосил глаза на руководителя кафедры, но его лицо было совершенно безмятежным. Через стекла очков он изучал снежные шапки гор за нашими спинами и периодически вытирал со лба пот. А вот его заместитель с каждым предложением ерзала всё сильнее. Очевидно, что заготовленная речь была пущена в шредер, и теперь девушка говорила, что считала нужным. А говорила она вещи весьма... крамольные. Хоть плюсы от эсперов превышали минусы, отношение к нам по-прежнему было настороженным. А Яманкан выступала, игнорируя политику 'мирного сосуществования' простых людей и эсперов. Грамотно играя на чувстве превосходства и тяги к исключительности, она сейчас смазывала сотню ушей таким количеством меда и елея, что я опасался приступа диабета у самых чувствительных.

Не могу не восхититься подобным шагом. Начни она зачитывать пустую речь, к ней отнеслись бы в лучшем случае равнодушно, а в худшем посчитали выскочкой. Но теперь она сошла за 'свою' и наверняка уже обзавелась парой поклонников.

— Спасибо за внимание! — закончила девушка, и её место у микрофона тут же занял заместитель.

— Объявляю первый семестр открытым! — почти выкрикнула женщина и захлопала в ладоши.

Ответные аплодисменты были, как и сама церемония — вялыми и жидкими. Но, тем не менее, я к ним присоединился. Чего не скажешь об окружающих. Эй! Проявите уважение, чёрт возьми! Вы словно среднестатистические идиоты, которые живут лишь сегодняшним днём. Разве не ясно, что Ректорат, учтя равнодушное отношение студентов к церемонии, через год вывалит на первокурсников ворох из убойных средств российских торжественных мероприятий: ветеранов, народных ансамблей, духовых оркестров и дружного распевания гимна! Мы-то отделались легко, а им нужно будет пару часов на солнцепеке страдать.

Аплодисменты стихли, и студенты нестройной толпой, переговариваясь и знакомясь друг с другом, потянулись к четырехэтажному зданию учебного корпуса, больше смахивающему на заводской цех: обшарпанные бетонные стены, огромные окна для экономии на освещении, стертые за десятилетия ступеньки, из которых торчал наполнитель из гравия.

У входа висел план аудиторий. Моя была на втором этаже, так что я сразу пошел к лестнице, хотя многие из любопытства разбрелись по зданию, которое должно было стать им вторым домом на ближайшие годы.

Яманкан я заметил случайно. Стоя в углу холла, она опиралась рукой о стену. Чем-то она напоминала клерка, которого после пятничной попойки должно было стошнить в переулке за баром. Не стоит так убиваться! Да, кафедре контаминации, вместо красивого нового здания в студгородке, выделили старую бетонную коробку, построенную ещё при одном из генсеков. Но во всем нужно искать положительные стороны. Например, когда во мне проявилась способность, я был несказанно рад, что меня не растерзала толпа селян с вилами и факелами. Девушка подняла голову, и наши глаза встретились. Я тут же отвел взгляд и, ускорив шаг, шмыгнув вверх по лестнице.

Над входами в аудитории были таблички с номером, так что я сразу нашёл свою. Бронированная сдвижная дверь была распахнута настежь. Внутри одногруппники ходили по рядам, выискивая свои места: на каждой парте была гравировка с именем, так что выбрать место по вкусу было нельзя.

Я сразу прошел к своему, поскольку, в отличии от остальных, знал о нём заранее: ряд у окна, самый конец. В школе подобные места были уготованы тем, кто в классной иерархии занимал самое дно. Прежде я всегда сидел на первом ряду, старательно изображая из себя ботаника и смотря на учителей снизу вверх. Я был достаточно начитанным, чтобы сойти за умного, но не был достаточно общительным, чтобы не прослыть странным. Так что высшие силы решили, что я слишком долго мимикрировал под первых и воздали мне по заслугам, отправив с первого ряда на последний. Как иронично!

Только новое место было мне по душе: на меня никто не смотрит, зато я могу видеть всех. И приятный бонус: на скучных лекциях всегда можно глядеть в окно. Оно как раз выходило на долину.

Сев, я взял заранее приготовленный для меня телефон. Экран распознал отпечаток пальца и на нём засиял логотип Университета. Ввозить электронику в студгородок строжайше запрещалось. Всё, чем пользовались студенты: компьютеры, телевизоры, фотоаппараты и даже холодильники с микроволновками — либо производилось в стране, либо проходило модификацию. Например, телевизоры могли подключаться только к ограниченному перечню телеканалов, а фотокамеры не могли добавлять на снимки геотеги. Акцент на предотвращении слежки был столь сильным, что нарушителей правил о ввозе электроники ждало суровое наказание.

В аудитории стоял гул студентов. Пока все разбились на группы парней и девушек, но это только начало. Вскоре самые общительные начнут братания, и вот уже и глазом моргнуть не успеешь, как через пару месяцев в аудитории будет стоять удушливая атмосфера подростковой любви... Бррр!

Я отвернулся к окну. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь подходил и предлагал познакомиться, а такая поза на это намекала. Если не успел влиться в коллектив, когда он сколачивается, то потом сделать это будет гораздо труднее... Что меня несказанно радовало.

На поле уже почти никого не осталось. Лишь пара студентов бессмысленно бродили взад-вперед, словно не могли решить: бросить всё и сбежать или пойти в аудиторию. Одна из студенток галопом рванула к лестнице, ведущей в студгородок. Спустя пару минут вынырнула обратно и так же резво понеслась ко входу. Но потом опять выбежала на поле и, оперевшись руками о колени, принялась тяжело дышать.

Говорят, что способность вызывает отклонение в психике, отчего практически каждый из нас может служить примером какого-либо расстройства. Интересно, какое оно у этой особы? Кстати, со мной моим диагнозом поделились: шизоидная акцентуация. Думаю, нет смысла говорить, что факт причисления меня к 'странным' несказанно обидел.

Девушка, наконец, отдышалась и с понурой головой поплелась ко входу. Хоть я тебя и не знаю, но рад, что ты поступила правильно — государство не церемониться с бунтарями. Слишком много они принесли бед за одиннадцать лет. Одна М-Восемь чего стоит.

Я попытался отвлечься от происходящего, но слух невольно стал ловить обрывки разговоров:

— Сказали, что корпус будет на горе. Я-то подумала, что тут что-то вроде виллы с прекрасным видом, — капризно сказала какая-то девушка.

— Если подойти к краю поля, то вид хороший, — кто-то попытался её приободрить, но больше походило на то, что это он говорит сам себе.

— Вид на шикарный город, где мы не будем учиться? Шутишь?

— Верно! Я хочу учиться в городе, а не любоваться им отсюда! — влез в разговор третий.

Студгородок разительно отличался от нашего корпуса: классическая архитектура, богатое убранство домов, ровные улочку с обилием зелени. Никакого советского минимализма, который царил вокруг. А ещё там размещалось всё, что принято включать в умное слово 'социальная инфраструктура': магазины, закусочные, клубы, кинотеатры, прачечные, салоны красоты и ещё куча всего. Единственным нашим преимуществом была стипендия: каждый месяц нам на телефоны переводили не тридцать тысяч, а пятьдесят. Хотя каждый месяц сумма всё равно обнулялась и накопить денег было нельзя.

— А что значит 'кафедра контаминации'?

В Университет было три кафедры для эсперов: базовая, контаминации и соро́к. И если на базовой ты просто обучался по выбранной профессии, то на остальных преподавали всё подряд. После выпуска мы становились специалистами широкого профиля. Если говорить прямо — теми, кто вообще ни в чём не разбирался как следует.

— Как понял, мы будем экспериментальной кафедрой Университета, на которой станут тестировать способы обучения эсперов.

— Подопытные крысы, да?

— Терпи... — кто-то был на удивление безжалостен.

— А чего терпеть? Жизнь и так складывается как никогда хорошо... И ещё лестница в придачу... — с нескрываемой иронией кто-то подвел всю беседу к главному.

Это верно. Лестница, которую, помяните моё слово, уже через неделю все дружно будут именовать Мучительницей, была такой же старой и обшарпанной, как и корпус. Спуск по ней занимал минут десять. Умножаем это число на два и получаем время подъёма — двадцать минут! Каждый день мы будем тратить полчаса только на неё. До корпуса вел ещё и фуникулёр, но вмещал он восемь человек... при сотне учащихся. А зеленая обшарпанная кабина со следами ржавчины на углах недвусмысленно намекала, что лучше ходить на занятия на своих двоих.

— А кого ждали?

Я настолько погрузился в мысли, что сперва не понял вопроса. Лишь часть мозга, отвечающая за рефлексы заставила дернуться, как от удара током.

— Ждали? — переспросил кто-то.

— Одно из мест на сцене было свободным.

— Так куратора.

— А разве наш куратор не тот в очках?

— Нет. Он руководитель кафедры. Я говорил о кураторе от ФФС...

В аудитории повисла тишина. Наш университет имел деталь, которая сильно отличала его от других: каждая из трех кафедр имела своего фельдъегеря-куратора на случай, если кто-нибудь из студентов начнет творить глупости.

— И у нас он будет? — робко спросила какая-то девушка.

— Да.

— Кто именно?

Я отвернулся от окна, краем глаза ловя собравшуюся в центре аудитории компанию.

— Не знаю. Но говорят, что он из... Руки.

Если быть точным, то это не он, а она. В отличии от остальных, я знал кто нам достался.

— Может Побирушка? — предположим девушка.

— Да ну... Он не очень: здоровый, бородатый. Апостолов гораздо симпатичнее.

— Эй! А почему вы сразу по парням пошли? Лично я за Копирку! — я узнал голос 'второго пилота'. Думаю, сейчас последует дурацкая шутка. — В конце концов, с кем ещё из эсперов можно замутить группо...

Хлоп! Какая то из скорых на расправу девиц пнула его по ноге.

— За что?! — возмутился остряк.

Дослушивать я не стал. В любом случае они не угадали. Они даже не представляют, кто именно их ждет. И могу с уверенность сказать — вам чертовски не свезло.

Передняя дверь отъехала в сторону, и в аудиторию вошел мужчина с бейджиком преподавателя.

— Начнем занятия, — буднично сказал он и заученным движением вытащил из портфеля пачку распечаток.

— Гарантию, нам повезет с Копиркой! — напоследок шепнул соседу остряк и уткнулся в тетрадь.

Есть два надежных способа разочароваться в человеке: узнать, что он читает книги по саморазвитию и услышать от него слово 'гарантирую'. И если первые и заслуживают толику снисходительности — с юродивых спроса нет; то вторые уж точно не достойны сострадания. В нашем мире есть только одна главенствует сила: работающий на всю катушку хаотичный рандомайзер. Быть уверенным в будущем, всё равно, что верить в фей. И я был уверен, что не прошло бы и пары недель, как он бы в этом убедился.

Уложились в четыре дня.

Последней лекцией у нас шла социология. Но вместо привычной худой женщины под пятьдесят, со стянутыми в тугой пучок волосами, к нам вошла высокая стройная брюнетка, стриженная под каре. Если бы жизнь была театром, то можно было с уверенностью сказать, что на сцене появился персонаж, роль которого вносить сумятицу, чтобы подталкивать вперед буксующий сюжет. А лучшие способы для этого: раздоры, интриги и старое доброе ультранасилие. И во всем этом она разбиралась преотлично.

— Здравствуйте, господа школьники, — одним словом она обозначила своё отношение к нам. — Я куратор кафедры контаминации от Федеральной фельдъегерской службы — Элеонора Валерьевна Волкова-Рысина... но можете звать меня просто Нора, — дружелюбно улыбнулась она.

А вот о своём прозвище она предпочла умолчать. Зря. 'Мурка-Бобик' звучит весьма нетривиально.

— Из-за занятости мне не удалось присутствовать на церемонии поступления, поэтому сейчас я прохожусь по всем группам и объясняю кто я, и зачем вам нужно менять знать. Думаю, вы в курсе, чем занимается ведомство, в которой я служу, но лишний раз не помешает напомнить. Фельдъегерская служба в текущем виде была создана десять лет назад из лояльных правительству эсперов с целью противодействия делинквентам. На текущий день мы являемся той силой, которая стоит на страже мира и стабильности в стране, ибо мои милые дошколята, — Нора ещё больше понизит присутствует в плане ментального развития, — по-прежнему есть бестолочи, которые считают, что полученные способности делают их особенными и позволяют игнорировать нормы Уголовного и Административного кодекса. Чаще всего это заканчивается тем, что кто-нибудь из моих коллег ломает им ноги, стягивает руки за спиной тросом и с выпущенными кишками подвешивает на фонарном столбе в ожидании ученых из РАН...

Манера доносить информацию была коньком Норы. Красивое лицо, аккуратно уложенные волосы и облегающая форма так контрастировали с её умением угрожать, пытать и убивать, что большинство испытывало когнитивный диссонанс и не помышляло перечить.

— ...Тем не менее, я уверена, что никто из вас не станет совершать ничего предосудительного, иначе ему светит столкнуться со мной. Опыт и профессионализм всегда побеждает молодость и энтузиазм, так что шансов на победу у вас не будет. Лучше наслаждайтесь жизнью в стенах Университета: слушайте лекции, занимайтесь в клубах, заводите романтические отношения...

На последних словах лицо Норы испортилась. Эй! Ты сама виновата, что сунула палец в оголенную рану — могла бы ограничиться и первыми двумя пунктами. Но если тебе станет легче, то мысленно мне тебя жаль. Лицо незамужней дамы на пороге тридцатилетия способно растрогать даже столь черствого человека как я.

— ...и ни в коем случае не конфликтуйте друг с другом, не формируйте подпольных кружков и четко следуйте правилам для студентов. Последнее особенно важно, а то на прошлых выходных пара глупеньких младенцев...

Так, мы достигли дна... Или ещё будет сравнения с эмбрионами?

— ...привезла с собой несертифицированные телефоны. С ними тут же провели воспитательную беседу, по итогам которой устройства были изъяты, а им самим запрещен выезд из долины до зимних каникул... Кстати, ежемесячную стипендию с них сняли на три месяца вперед. Так что, если не хотите жрать овощи и дешевую лапшу — будьте умнее. Вроде всё... Вопросы будут?

Если и были, то все решили их оставить при себе. Одна девушки попыталась было поднять руку, но остановила её на полпути и вернула обратно на парту.

— Раз вопросов нет, но можно считать, что мы поняли друг друга. Удачного семестра! Кстати, если в будущем вопросы таки возникнут, то вы всегда сможете найти меня в Ратуше. И я это серьёзно — если возникнет желание пообщаться, то я выслушаю вас без шуток и насилия.

Последнего упоминать не стоило, так как она вновь добилась лишь молчания. Тем не менее, она улыбнулась и вышла из аудитории, по которой пронесся вздох облегчения.

— Господи, гонору-то... — раздался голос с первых рядов.

Те, кого речь Норы не проняла, теперь хотели обсудить её с соседями. А вот те, кто испугались, были сосредоточены на мысли о том, что их страх мог быть замечен окружающими и не сделали ничего умнее, кроме как показать обратное. Но стало только хуже. Лучше молчать и казаться напуганным, чем открыть рот и неумелой бравадой подтвердить это.

В нашем учебном корпусе, кроме столовой на первом этаже и аудиторий, не было ничего. Когда лекции заканчивались, студенты подхватывали сумки и единой толпой спускались в долину. Не проходило и десяти минут, как здание пустело.

Сегодня я впервые не присоединился к общему потоку, а свернул в сторону туалета. Зайдя в одну из кабинок сел на крышку унитаза и достал телефон. Дождался пока с окончаний занятий прошло пятнадцать минут и вышел обратно в коридор. Как и ожидалось, тут уже никого не было. За окном я увидел последних студентов, торопящихся успеть к отходу фуникулера, и невольно им позавидовал. Ступая как можно мягче — в звенящей тишине шаги отдавались громким эхом, скачущим по пустым коридорам — я дошел до преподавательской. Рука уже потянулась к ручке, когда услышал, как внутри кто-то говорил.

— ...это ответ? — голос был недовольным... и почему-то знакомым.

— Какой вопрос такой и ответ. Но сегодня я в хорошем настроении и могу дать тебе право перефразировать, — а вот голос Норы я узнаю из тысячи.

— Спасибо за предоставленный шанс, но вопрос прежний — почему я на кафедре контаминации? — второго участника я тоже узнал, поскольку на церемонии поступления он пять минут распинался о превосходстве эсперов.

— Так решили в Ректорате, — сказала Нора.

— И на основании чего? — Паулина Яманкан говорила с неприкрытой надменностью.

— Личных качеств, способностей и кое-чего по мелочи... вроде прошлого.

— Мои личные качества всегда характеризовались только положительно, как эспер, я одна из сильнейших в своей области, а случившееся в школе осталось позади. Тем не менее, я учусь здесь, а не внизу. Я бы ещё смирилась, будь я конченой дурой, но ЕГЭ и КТПЭ говорят об обратном.

КТПЭ — комплексный тест профилирования эсперов. Толстая пачка листов формата А-Четыре. Зачем Яманкан привела его в пример? Не смотря на вопросы по всем областям знаний от истории до биологии, знания он как раз и не проверял. Из восьмиста вопросов, приведенных там, реальное значение имели только пятьдесят, чьи ответы использовали для составления психологического портрета. Никто не хотел, чтобы в стенах Университета учился человек, который из-за стресса или обиды мог прикончить сокурсников.

Тем временем, Яманкан продолжала сыпать аргументами.

— Сорок первое место в списке лучших выпускниц школ в этом году, ни одной школьной оценки ниже 'отлично' и превосходные физические данные. Без лишней скромности могу утверждать, что я не только вхожу в элиту, но и нахожусь на её верхушке...

Дослушивать я не стал и вернулся в свою аудиторию. Кинув сумку под парту, сел и уткнулся в телефон. Сегодня мне обязательно следовало встретиться с Муркой-Бобиком, так что оставалось только ждать, пока она поговорит с Яманкан.

Когда я впервые увидел эту девушку на сцене, у меня сложилось о ней не лучшее мнение. А после услышанного оно ещё и укрепилось. Какой смысл пытаться добиться успеха... здесь? Это не то место, где из необработанных алмазов делают бриллианты. Здешняя многомиллиардная инфраструктура ставило целью держать эсперов вместе, дрессируя из них обычных обывателей. Даже профессии, которые давались — чепуха. Государство заранее знало кого куда пристроить после выпуска. Выбирать могли только самые бесталанные. Особенно обидно, что меня к таким не причисляли. Да, моя способность одна из самых редких, однако количество заложенных в ней ограничений делало её практически бесполезной.

С мелодичным звоном мне пришло сообщение от Норы:

Иди на крышу

Значит ей, наконец, удалось избавиться от Яманкан. Я вздохнул и пошел к лестнице. Пол перед дверью, ведущей на крышу, никто не подметал и на нем можно было различить следы женских туфель. Я потянул за ручку и теплые солнечные лучи мазнули по лицу, отчего я невольно сощурился. По периметру крыша была огорожена сеткой, чтобы дурные студенты случайно не свалились вниз, но в одном месте две опоры были перекошены, а натянутое между ними полотно сорвано. В этом проёме, свесив ноги с края, спиной ко мне и сидела Нора.

— Как обустроился? — не поворачивая головы, спросила она, когда я приблизился.

— Нормально, — вдаваться в детали не хотелось, и я ограничился односложным ответом.

— Давно приехал?

— В середине июня.

— Так рано? — удивилась Нора, но так и не обернулась, продолжая смотреть на горную долину.

Я приехал бы и раньше, будь возможность. Последние месяцы перед окончанием школы превратились в сущий ад из-за попыток окружающих вести себя как прежде. Но нет ничего более отталкивающего и неубедительного, чем такое поведение. Люди не замечают, как ведут себя в повседневной жизни, а когда им приходиться играть самих себя, то всегда жутко фальшивят. Видя это, я ежедневно чувствовал себя не в своей тарелке и отъезд в Университет воспринял с облегчением.

— Хотел освоится.

— Получилось?

— Студгородок изучил.

— Я не о том.

Кажется, меня ожидает беседа мерзкой тематики и содержания. Я привык выслушивать от людей длинные лекции, которые, якобы, должны были научить меня быть обычным человеком, но нравоучения Норы от них отличались. И не в лучшую сторону — весомость своих доводов она часто подкрепляла рукоприкладством.

— Можно спросить прямо? Вы направили меня на кафедру контаминации, чтобы я завёл друзей и зажил обычной жизнью студента?

— Конечно. На базовой кафедре отсутствуют постоянные группы, так что ты будешь оторван от людей и предоставлен сам себе. Здесь же станешь частью сплоченного коллектива.

— Я одиннадцать лет, пока учился в школе, был частью 'сплоченного коллектива', однако больше чем парой приятелей не обзавелся.

Я специально использовал термин 'приятель'. Большинство используют это слово для тех, кто чуть-чуть не дотягивает до почетного 'друг'. Но вот я, будучи одиночкой, так называл людей, отвечающих двум критериям: я знаю как их зовут и с ними хоть раз перекинулся парой слов. От того я никогда не знакомлюсь с кассирами и курьерами — обширные связи мне ни к чему!

— Я не требую становиться душой компании. Мне от тебя нужно умение общаться с людьми, а не звание короля выпускного. Девушки и пары друзей будет достаточно. Хоть этого ты можешь добиться?

— Может я лучше найду лекарство от рака?

— Ты от меня такой мелочью не откупишься! — Нора, наконец, обернулась в мою сторону и сурово сдвинула брови. — Будешь вливаться в коллектив!

— Что я вам такого плохого сделал?

Я невольно стал давить из себя слезы. Для парня это, безусловно, недостойное поведение, но моё жизненное кредо: лучше немного попрать свои принципы, а потом ничего не делать, чем проявить твердость и страдать невесть за что.

— Я знаю, что тебе нужно менять свой социальный статус. Сейчас модно быть циничным нигилистом, противопоставляющим себя обществу, но проблема в том, что это — мода. А ей всегда следуют те, кто больше всего хочет быть этим самым обществом признан.

— Звучит парадоксально. Вы сами до этого дошли или где-то прочитали?

— Сама, разумеется. По долгу службы мне постоянно приходится общаться с людьми, так что материала для анализа у меня предостаточно.

Общаться? Когда сертифицированный государственный убийца успевает этим заниматься? Или я сужу о работе фельдъегерей поверхностно?

Нора поднялась, но от края так и не отошла, продолжая смотреть вниз. Словно она человек, страдающий боязнью высоту, но желающий пощекотать себе нервы.

— Дай отчёт за две недели, — сделав короткую пауза, попросила она.

— Прямо... здесь? — я огляделся. На крыше мы были одни, но это не исключало, что нас могли услышать. Многие студенты обладали выдающимися способностями даже по меркам эсперов.

— Мне лень тащить тебя в изокуб.

Я и сам не хотел сидеть в герметичной комнате, подвешенной в полуметре над полом: толстая дверь с рукоятью в виде штурвала, жужжащие под потолком лампы и оксигенатор в углу — в целях герметичности, в изокубе не было даже вентиляции. Такое место, по логике создателей, исключало любую возможность технического или экстрасенсорного прослушивания.

— Как вам будет угодно, — кивнул я. — В группе двадцать пять человек — четырнадцать девушек и одиннадцать парней. Староста — Вера Решетникова. Негласный лидер мужской половины — Илья Перевалов, женской — Лилия Ольховская. Потенциальный делинквент один — Владимир Кондратов... Вроде всё.

— А Нонна Нивина?

— Нет, она не склонна к преступной деятельности. Просто несдержанная особа, придерживающаяся образа хулиганки.

Можно было дать и более расширенный портрет, но дальше бы пошли домыслы и предположения.

— Неплохо, — похвалила меня Нора. — Но как я говорила — лучше, если ты будешь изучать коллектив изнутри.

При общении лишь четверть информации приходится на слова, а остальную легко получить следя за лицами, жестами и позами. Даже такой отщепенец как я, сидя на задней парте, мог получить эти недостающие три четверти. Данным познанием я тут же с Норой и поделился.

Фельдъегерь нарочито громко хрустнула пальцами. Дурной знак. Неужели попытка поумничать опять приведёт меня к трагическому, но закономерному итогу? Время уносить ноги, пока не поздно.

— Я свободен?

Опять хруст... Я изобразил раскаяние на лице и впервые оно подействовало. Нора с какой-то тоской окинула меня сверху донизу и широким царским жестом махнула в сторону двери.

— Иди уже... Но не думай, что я на этом закончила. Я ещё смогу исправить тебя.

Ни медля ни секунды я выскользнул с крыши. Закинув на плечо оставленную в аудитории сумку, я вышел из здания и впервые со времени беседы выдохнул. В нуарных детективах, после такой встречи, главный герой, стоя на тротуаре в свете фар проносящихся машин, эффектно зажигал сигарету и делал глубокую затяжку. Падающие капли дождя подсвечивались тусклым уличным фонарем, а осенний ветер играл полами пальто... Как жаль, что я не курю — мне сейчас сильно не хватало чего-то, что могла бы стать кульминацией всей сцены с Норой.

— Как тебя зовут?

Голос раздался за моей спиной так громко, резко и, самое главное, неожиданно, что совсем не мужественно отпрянул. Паулина Яманкан, полчаса назад устроившая склоку с Норой, стояла возле выхода оперевшись о стену.

— Э... Герман... а что?

Отлипнув от стены, Яманкан приблизилась, и я инстинктивно напрягся. Не выглядела она как человек, который хочет спросить дорогу или узнать который час.

— Я видела, как ты беседовал с курирующим нашу кафедру фельдъегерем. Вы знакомы? — тон вопроса был дружелюбным, но меня хорошим отношением очаровать невозможно.

— На собеседовании она была одним из членов комиссии.

Даже зачисление автоматом в Университет не избавляет от формальностей. Одна из них — собеседование с участием руководителем кафедры, чиновника от РАН и психолога. Сущая чепуха. Однако именно эта комиссия была моим прикрытием.

— Она была в комиссии? Странно. Впервые слышу, чтобы на собеседовании присутствовал фельдъегерь.

— Мне сказали, что учёный из РАН заболел и подменить его было некем, — ответил я заготовленной ложью.

— Как необычно.

Девушка улыбнулась, но по тону и мимике я не понял, поверила ли она.

— Какая у тебя способность?

Одно из главных правил для студентов запрещало говорить о ней с посторонними. В узком кругу, конечно, студенты делились такой информацией. Да и Ректорат понимал, что пытаться контролировать это бесполезно. Однако то, что он смотрел на подобные вольности сквозь пальцы, в любой момент могло обернуться наказанием для особо зарвавшихся.

— Мне пора.

Разговор требовалось закончить хоть и грубо, но быстро, так что я обрубил возможность его продолжить. Моя жизнь одиночки никак не связана с этой особой и налаживать с ней отношения смысла нет.

— Не будут тебя задерживать. Извини, что отвлекла.

Яманкан развернулась и скрылась в корпусе. А я, немного постояв в одиночестве, пошел к Мучительнице.

Глава 2. Слишком соблазнительное предложение

Я приложил телефон к автомату по продаже еды, и на поднос упал запечатанный сэндвичем с курицей. В стакан, сверкая в лучах летнего солнца, налился апельсиновый сок и я, держа свой нехитрый обед, пошел к столику в самом углу, где было поспокойнее. В столовой всегда шумно и многолюдно, несмотря на то, что многие предпочитали тратить половину обеденного перерыва на то, чтобы спуститься в долину, где кафе и закусочные были несравненно лучше.

Флегматично жуя, я принялся листать на телефоне новости, которые можно было охарактеризовать одним предложением: у нас в стране всё не шибко не валко, но в других странах определённо плохо... Ах да, в топе отобранных редакцией новостей была статья о том, как эспер из Финляндии научил четырёх своих собак петь акапеллу. Как интересно! Журналисты, спасибо что держите в курсе столь важных событий!

Быстро разделавшись с сэндвичем, я стал наслаждаться кисло-сладким, как и моя жизнь, вкусом апельсинового сока. В этот момент я почувствовал на себе пристальный взгляд. Как можно непринужденнее, я оторвал глаза от экрана и увидел, что через пару столиков от меня сидит Яманкан, в компании миленько щебечущей девушки, и смотрит на меня.

Мне стало неуютно. На её лице была тёплая улыбка, адресованная собеседнице, но взгляд был холоден. Чем-то она сейчас напоминала удава, который примеривался к беззащитной мышке, решая: съесть её сейчас или оставить на потом. Будь на моем место парень стандартного мышления и мотивации, он бы уже пришел к выводу, что приглянулся ей и она ищет повод пофлиртовать. Но мой жизненный опыт так часто стучал меня лицом по шершавому асфальту, что я не питал иллюзий на такой исход. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом она отвела глаза. Я махом допил остатки сока и вышел из столовой.

Сегодня я больше Яманкан не видел... Как на следующий день. Столик, за которым она обедала был пуст, да и её подруга куда-то пропала.

Наступили выходные. Везунчики, что жили на берегу Чёрного моря ещё в пятницу вечером уехали на маглеве соединяющем Университет и Сочи, а остальные с утра разбрелись по кинотеатрам и кафешкам. Кто-то просто прохаживался по улицам, парочки поганых влюблённых лежал на зелёных газонах, а любители спорта арендовали снаряжение и отправились в горы. Однако были те, кто просто заперся дома... как я.

С самого утра я просто валялся с планшетом в кровати и читал. В магазин идти не надо было, поскольку ещё в пятницу закупился на все выходные, отчего периодически ходил к холодильнику, забивая желудок вкусными, но вредными полуфабрикатами.

Изредка я открывал новостные сайты, но на выходных поток новостей замирал. Лишь изредка проскальзывали тревожные слухи, что экстремисты из Фронта освобождения эсперов — или просто ФОЭ — вновь отказались вести переговоры с правительством. Все восемь лет, что он существует, они ни разу не сменили своей программы и требовали только одного: признания за эсперами всех прав обычных граждан. Но власть на такое, разумеется, пойти не могла, даже не смотря на то, что Фронт словами не ограничивался. В последнем теракте с их участием, кортеж министра здравоохранения расплавили вместе с ним и шестью охранниками. Впрочем, тот сам виноват: предлагать стерилизовать эсперов, а не тратить деньги на антифертильные импланты — ни разу не умная мысль.

Понедельник не принёс ничего нового. Опять Мучительница, опять жара, опять скрип ручек по бумаге и равномерные взмахи лопастей вентиляторов под потолком. На лекции по биологии нас предупредили, что на эжемесячном экзамене будут вопросы, связанные с научной монографией профессора Каргопольского об источнике силы эсперов. Я решил заранее скачать её на телефон и с удивлением узнал, что электронной версии у неё нет. Работа носила статус 'для персонального использования', так что прочитать её мог только в библиотеке. Делать всё равно было нечего, так что после последнего звонка я пошел не домой, а прямиком в библиотеку Университета. Трехэтажное здание, украшенное окантовкой из барельефов, построили почти вплотную к Мучительнице, так что далеко идти не пришлось.

Получив от библиотекаря копию монографию, я пошел в читальный зал. Он хоть и занимал почти весь последний этаж, но посетителей в нём почти не было. Камеры в телефонах, как только ты пересекал порог библиотеки, автоматически отключались, так что читать приходилось по старинке — шурша страницами и вдыхая книжную пыль. Пара одногрупников просто переписывали текст монографии, чтобы изучить её дома, но мне торопиться было некуда и я решил прочитать всё прямо здесь.

'...вопреки расхожему мнению, у эсперов отсутствует развившийся в результате спонтанной эволюции орган, отвечающий за способность... секвенирование ДНК выявило у всех эсперов общий участок, нехарактерный для обычных людей и отвечающий за выработку уникального для каждого эспера белка — далее ПБА, или персональный белок авторизации — который служит своеобразным ключом... эспер непрерывно 'на связи' с Источником, который отдает ему свою энергию, но сам его феномен его до сих пор под вопросом... в процессе получения энергии из Источника белок разрушается, поэтому, несмотря на высокую скорость его выработки, эспер не может использовать способность непрерывно... найти гипотетическую вектор, создающий эсперов до сих пор не удалось...'

Все девяносто страниц мелкого текста можно было ужать до простой метафоры — кто-то неизвестный бросил в наш почтовый ящик банковскую карточку с неограниченной суммой, но суточным лимитом.

По залу пронесся мелодичная звук, информирующий о закрытии. Сдав монографию и потирая уставшие за время чтения глаза, я пошёл к выходу. Солнце село за горы и, пусть небо ещё было ярким, долина погрузилась в темноту. Уличное освещение окрасило тротуары оранжевым, декоративные прожекторы подсветили здания разноцветными огнями и над всем этим городским зарево в небо ударил яркий столб света, окружающий часовую башню Ратуши.

Студгородок можно было разделить на три части, выстроившиеся вдоль реки: учебные корпуса, парк и общежития. Были и отдельные строения, не вписывающиеся в схему, вроде моего корпуса на горе или вокзала маглева, но их можно было сосчитать по пальцам. Всех их связывала центральная улица, однако, как только начался парк, я быстро свернул с неё на одну из узких дорожек, петлявших под сенью густых крон.

Так идти было чуть дольше, но поскольку людей тут почти не бывало, мне нравился этот маршрут. Только ровная плитка под ногами и немногочисленные уличные фонари. На последней развилке я свернул налево, чтобы, больше не петляя, выйти сразу к своему общежитию, когда обратил внимание на непривычную деталь. Фонарь в этом месте был бракованным и горел тусклее остальных, освещая только немного пространства вокруг себя и одинокую скамейку, украшенной причудливой ковкой из цветов и птиц. И на ней, впервые на моей памяти, кто-то сидел. Я ускорил шаг чтобы побыстрее проскочить это место, но фигура обернулась в мою сторону, а затем поднялась, преградив путь.

Широко расставив ноги, Паулина Яманкан смотрела прямо на меня.

Сегодня она была одета как и при первой встрече: блузка, галстук, короткая плиссированная юбка и плотные колготки. Однако одна деталь была новой — на поясе висела странная штука, напоминающая смесь подсумка и бандольеры. На её черной поверхности были множество карманов, в которых поблескивали металлом небольшие цилиндрические чушки. Весила эта конструкция, наверное, немало.

— Герман Бергман — нетипичное имя для потомственного русского. Откуда такая фамилия?

Узкая аллея, слабое освещение, шелест листьев и никого вокруг. Всё складывается на удивление паршиво. Несколько мгновений я боролся с желанием задействовать способность, но решил повременить. Не смотря на обстановку, намека на потенциальное членовредительство не было. Эсперы лицом к лицу не сражаются. Если только один из них не уверен наверняка, что победит... Ох, как всё скверно. А я ещё и месяц тут не проучился.

— Семейное байка гласит, что мой пращур был немцем, завербованным в армию Наполеона. При отступлении из Москвы его, едва живого, спас и выходил один крестьянин. А тот, в качестве благодарности, женился на одной из его дочерей. Так фамилия и осталась.

— Женился в качестве благодарности?

— Наверное дочка была страшненькая... да и приданое собирать не нужно было.

Яманкан кивнула, соглашаясь с моим аргументом.

— Красивая история.

Читая чек из продуктового магазина можно было выдать больше эмоций, чем это сейчас сделала девушка.

— Я могу пройти? — я сдвинулся вправо, надеясь, что Яманкан отойдет в сторону, пропуская меня, но она не пошевелилась.

— Есть три способа получить информацию о человеке: опрос знакомых, слежка и изучение профилей в соцсетях. Используя понемногу от каждого из них, можно быстро составить представление о незнакомце. Однако, буду честной — ты поставил меня в тупик. Друзей, с которыми бы я могла поговорить, у тебя нет. Профили в социальных сетях пустые, как счета фирмы, чей директор сбежал от кредиторов. Оставалась только слежка... но и тут ждало разочарование: учёба, магазин, общежитие. На основании этого трудно было составить портрет, но потом я поняла, что всё это время он был у меня под носом. Ты типичный одиночка, у которого нет друзей, девушки, увлечений и цели в жизни. Плохо уживаешься с окружающими и не делаешь никаких попыток это исправить. А свободное время, которого у тебя, из-за отсутствия друзей, предостаточно, тратишь на книги, видеоигры и интернет. С уверенностью могу заключить, что ты вовсю наслаждаешься порой цветущей юности!

На последних словах уголки её губ дернулись, но в улыбку так и не сложились.

— После того, как ты изучили мою жизнь, могли бы узнать и значение слова 'сталкинг', — кисло выдал я после того, как меня грубо ткнули лицом в те стороны моей жизни, которых я, вопреки мнению окружающих, ничуть не стыдился. Прежде я не раз вступал в словесные баталии с Норой по поводу моего образа жизни и ничуть их не боялся. То, что к ней прибыло подкрепление было неприятно, но не смертельно.

— Могу с уверенностью сказать, что за всю жизнь мне не доводилось видеть столь одинокого, скучного и непопулярного парня. В какой-то мере ты можешь считать себя исключительным.

— Это комплимент?

— Думай как хочешь.

— А если я такой... кхм... серый, то почему ты продолжаешь вести со мной беседу?

— Ты меня заинтересовал.

— Как это по-женски — противоречить самой себе, — хмыкнул я, по-прежнему не понимая цели беседы. Почему такая особа, как Яманкан, вообще, ведет со мной разговор о социальном статусе? За две недели учёбы, благодаря нетривиальной вступительной речи и красивой внешности — допускаю, что даже больше из-за второго — она стала чрезвычайно известной и популярной. Или она намеревается начать этим хвастаться, попутно наслаждаясь завистливой болью в моих глазах? Если так, то не дождёшься!

— Какая у тебя способность?

Что? Опять? Или ты из тех, кто думает, что если не получилось в первый раз, то обязательно выйдет во второй? Тогда я немедля отправлю тебя к инвесторам Парка юрского периода и инженерам Звезды Смерти.

— Раскрывать такие сведения без разрешения запрещено.

— Мы здесь только вдвоем, так что никто не узнает, если ты скажешь.

— Уже поздно, можно пройти? — решил я закончить разговор как можно быстрее. Но у неё было своё мнение на этот счёт.

— Знакомый с Муркой-Бобиком одиночка, который не хочет раскрывать свою способность.

Она знает прозвище Норы? Из подслушанного разговора я уже понял, что до поступления Яманкан встречалась с ней, но, чтобы так хорошо её знать — было неожиданно.

— С кем знаком?

— С Волковой-Рысиной, — вежливо пояснило Яманкан.

— Очень грубое прозвище.

Да что ей от меня надо? Беседа уже больше смахивает на допрос. Чувство опасности молчало, но от того легче не было. Сиди мы в кафе, на глазах у десятков людей, я был бы более расслаблен, но сейчас мы одни в глухом парке, и я совершенно не представляю, что у неё на уме.

— Ты слышал мою беседу с ней?

Ох, ну что же всё так плохо складывается.

— Какую беседу?

— За полчаса до того, как ты встретился с Норой на крыше, у меня был с ней разговор, в ходе которого я выразила своё... недовольство... тем фактом, что меня зачислили на кафедру контаминации, — начала рассказывать Яманкан, поверив, что я не был свидетелем их встречи. — Не смотря на все приведенные доводы, мне вновь отказали в переводе в нормальную кафедру. Я потомок известной и влиятельной московской семьи и такой итог меня не устроил. Конечно, я могла начать бегать по Ратуше, вламываться в кабинеты начальства и говорить 'Да ты знаешь, кто мой папа?!', но такое поведение присуще тем, кто сам ничего из себя не представляет. А я с детства привыкла добиваться всего своими собственными силами. Так у меня появился план, как добиться желаемого. Как ты знаешь, это первый год работы Университета, а значит, что студенческого совета в нем ещё нет. Через пару неделю пройдут выборы в него, и я собираюсь баллотироваться на пост президента и подбираю команду единомышленников. После того, как меня изберут, я смогу, пусть и не сразу, повлиять на ректорат, который переведет меня с кафедры контаминации в базовую. Так что здесь и сейчас я предлагаю тебе стать членом моей команды.

Величайший дар природы человеку — способность к устной речи. Нет ничего проще, чем с помощью слов донести свою позицию до окружающих. Конечно, можно использовать кулаки или дубину, но диапазон выражаемых эмоций будет узок — либо сильные удары, либо слабые. Их можно совместить с количество, но из двух слабых и одного сильного морзянка не получиться. А вот слова такого недостатка лишены. Проблема кроется в том, какие из них использовать. По-хорошему, мне стоило произнести короткое 'отказываюсь', но я находился под таким впечатлением от услышанного, что сказал:

— Ты знаешь, что такое безумие? Нет? Тогда воспроизведи с помощью диктофона в своей голове эту речь ещё раз, и ты найдешь ответ.

Звезда над головой от моих слов не померкли, а вот нотки здравого смысла в голове вспыхнули как сверхновые. Я ведь ничего не знаю о её способности! Вдруг она меня сожжет до состояния пепла, который до утра развеется по долине?

— Я предвидела такую реакцию и не тороплю с ответом. Однако, ещё раз предлагаю согласиться. Такому как ты, серому и не примечательному типу, тем не менее, близко знакомому с Норой, уже приготовлено место в будущем студсовете. И ты для него подходишь идеально!

— Не представляю, где ты увидела близкую связь с Норой.

— А вы на крыше обсуждали красоту открывающегося вида? Сомневаюсь. Очевидно, ты познакомился с ней после того, как у тебя проявилась способность. Но продолжать общение с тем, кто во время ночной поллюции случайно разворотил пару этажей, она бы точно не стала.

Русь-матушка, что с тобой случилось! Куда подевались девушки, которые говорят тихо и робко, едят только нарезанные бананы, а на свиданиях всегда держать колени плотно сжатыми? Определенно, сексуальная революция и эмансипация убили женское очарование. И они ещё жалуются, что мужчины перестали быть романтиками! Да с такими дамами даже железобетонного цинизма недостаточно.

— А ты считаешь, что достойна стать президентом студсовета? — требовалось закрыть тему моего знакомства с Норой как можно быстрее и не оставалось ничего другого, как сменить тему.

— Разумеется. Я красивая, умная и трудолюбивая — этого вполне достаточно.

Последних двух я не слышал. Наверное, после того как ушёл, Норе пришлось ещё долго страдать, слушая её. Как и тогда, Яманкан говорила все это совсем не в шутку. Серьезное выражение не покидало её лица. Она была безоговорочно уверена в своей правоте, а последнего я в окружающих не люблю.

— Последние два пункта не к месту.

— Почему же?

— Один немецкий генерал однажды сказал: глупые и усердные — опасны для армии и от них нужно избавляться в первую очередь, глупые и ленивые — существуют для рядовой службы, умные и усердные — должны быть офицерами, но только ленивые и умные достойны звания генерала.

— А к кому относишь себя ты?

— К последним.

— Твоё положение в обществе тому противоречит, — с нескрываемой иронией сказала Яманкан.

— Теория не доработана — в ней нет случая, когда кто-то ленив настолько же как я. Именно поэтому я тебе и не подхожу.

— Я знаю и об этом недостатке, поэтому в своем замысле отвела тебе место рядового подчиненного.

— Подчиненного... А место заместителя уже занято? — не зная зачем спросил я. Или дело в том, что меня обидело, что заранее записали в 'шестёрки' и теперь искал способа реабилитироваться?

— Пока я не нашла на эту должность подходящего кандидата.

— Странно, что ты начала подбор кадров с самого низа.

— Ты, на удивление, удачно подвернулся.

— Надеюсь, я стану ещё и счастливым талисманом студсовета, — не удержался я от сарказма.

— Я предпочту кого-то добрее и симпатичнее.

Тоже верно. Фигурки с моим изображением годятся только для отпугивания собак и кукл вуду. Хотя, чего это я стал себя так принижать — если оценивать меня непредвзято, то я вполне симпатичен. Только недостатки этот плюс нивелируют.

— Так ты согласен? — спросила Яманкан.

Первая попытка отказаться окончилась неудачей, поэтому я решил пойти обходным путём.

— Давай поступим так — если ты найдешь подходящих людей для остальных мест в студсовете, то свяжешься со мной.

Перенос сроков — лучшее, что придумано человечеством после интернета, сладкого и наркоза при лечении зубов от последствий второго. Благодаря ему неприятные или ненужные дела можно игнорировать сколь угодно долго и лишь ожидать момента, когда они станут не нужны. Главное делать это с невозмутимым лицом и ни на секунду не допускать мысль, что однажды отсрочить неизбежное не удастся и тебе предстоит столкновение с ужасной реальностью. В случае Яманкан я был уверен, что в процессе поисков она найдет на моё место более достойного кандидата и больше говорить мне с ней не придётся.

— Думаю, что это вполне логично, — мягко улыбнулась она. — Тогда до встречи. Думаю, что наберу людей за пару дней. До свидания!

Она махнула на прощание рукой и, под тихий перестук чушек на поясе, пошла в сторону женских общежитий. Я проводил её взглядом, но только когда её фигура окончательно растаяла в темноте, пошел к своему дому.

С момента странной, как не крути, встречи прошло три дня. Время от времени я видел Яманкан в учебном корпусе, но при этом не удостаивался даже мимолётного взгляда. С каждым днем я всё больше убеждался, что она передумала втягивать меня в свои планы. Но судьба — бессердечная стерва.

Наступил четверг. В рейтинге любимых дней он занимал почётное третье место после субботы и пятницы, так что с самого утра я был в приподнятом настроении. Лёг я поздно, но, несмотря на недосып, чувствовал себя бодро. Даже подъем по Мучительнице дался легко.

Пересекая поле, я обратил внимание на скопление студентов, окруживших стенд с объявлениями сбоку от входа. Само по себе это не было чем-то из ряда вон — там всегда собиралась много людей, но сегодня их было больше чем обычно. Гораздо больше! В обеденное время в столовой и то было просторнее. Следуя порыву любопытства, я бочком протолкался через стену их парней и девушек и замер с остекленевшими от ужаса глазами.

На доске объявлений, среди бумажек с адресами чат-каналов и агитками клубов, висел большой плакат формата А-Один, на котором была фотография Яманкан на фоне гор и надпись: 'Эсперы — будущее человечества'. Количество претензий к лозунгу было высотой с Останкинскую телебашню, но решил их приберечь до личной встречи с Яманкан, поскольку на плакате, более мелким почерком, было написано: заместитель президента — Майя Майская, казначей — Натан Энтин, секретарь — Герман Бергман.

А студентов уже перемывали косточки людям, с которыми не были знакомы и шапочно. Как это типично для хумансов — сплетни и оценочные суждения.

— А кто такой этот... Бергман...

— Не знаю... наверное, кто-то крутой, раз попал в такой состав...

— Впервые о нем слышу...

Дело начало обретать скверный оборот, весь обсуждали они — меня! Опустив голову как можно ниже, я протолкался через толпу обратно ко входу. Количество тех, кто знал меня в лицо хоть и было в районе нуля, но меры предосторожности не помешали бы. Сама мысль, что придется отвечать на вопросы однокурсников была жуткой, а что уж говорить о реальном разговоре.

Первые две пары я почти не запомнил. Слова преподавателя назойливым шумом отдавались на краю сознания, а сам я был погружен в мысли. Мечта о непримечательный жизни одиночки рушилась, как высотка у недобросовестного застройщика — быстро и в облаке песка, заменявшего цемент.

Звонок об окончании лекции стал запоздавшей помощью от личного ангела-хранителя. Хоть я и сидел в углу, но мне казалось, что на меня изредка бросали взгляды. А каждое перешептывание или смешок я воспринимал в свой адрес. Конечно это была игра воображения типичного интроверта, но от этого легче не было. Вместо того, чтобы пойти в столовую давиться сендвичем и соком, я направился в туалет.

В это время тут бывало много парней, но сегодня оказалось на удивлении пусто. Открыв кран, я подставил ладони под струю холодной воды и окатил лицо. Сосуды сжались и кровь отхлынула от лица, принося долгожданное облегчение. Я ещё несколько раз окатился и оперевшись о раковину в какой-то прострации стал смотреть, как потоки воды исчезают в сливном отверстии.

Входная дверь хлопнула, но я не обернулся. Очень тихо вошедший приблизился ко мне. Я скосил глаза и в область зрения попали черные женские туфли, из которых торчали обтянутые плотными колготками ноги Паулины Яманкан.

Сегодня был третий раз в жизни, когда я стоял к ней лицом к лицу. И если первый раз беседа закончилась быстро — к моей несказанной радости — то вторая прошла на редкость паршиво. И нынешняя не предвещала ничего хорошего. Хотя бы из-за места встречи.

— Это мужской туалет.

— Ты думаешь я настолько глупа, что не заметила букву 'М' на двери?

Упомянутая дверь распахнулась, и смеясь в туалет зашли двое студентов, тут же замерших от открывшейся сцены. Настолько бы не был широк их словарный запас, но они не смогли выдать ничего, кроме протяжного 'э...'.

— Мы уже уходим, — как ни в чем не бывало широко улыбнулась Яманкан.

— У меня тут ещё дела, — соврал я.

— Мы на втором этаже — ты не сможешь сбежать, — будто прочитав возникшую у меня в голове идиотскую мысль, парировала она.

Я вылетел из туалета вслед за ней, ловя удивленные и, почему-то, одобрительные взгляды.

Хоть здание корпуса и насчитывало четыре этажа, но использовали из них только два: на первом была столовая, раздевалка и кабинеты преподавателей; на втором аудитории. Остальные пустовали. Как только мы поднялись по лестнице, наши подошвы тут же стали оставлять на полу следы: здесь никто и не думал убираться. Дойдя до конца коридора, Яманкан достала из кармана юбки ключ и отперла дверь в одну из аудиторий.

— Закрой за собой, — бросила она через плечо и села на парту у окна. — Видел плакат?

— Да. Кстати, а разве для участия в выборах студент не должен предоставить в Ректорат письменное заявление?

— Должен, но я не стала тратить твоё время и написала его за тебя.

— Спасибо... только это подлог.

— Небольшое нарушение процедуры и только. Ты ещё не забыл о нашем уговоре? Как только я найду подходящих кандидатов для всех постов, то свяжусь с тобой, и ты согласишься мне помогать.

— У меня с трудом всегда были сложные отношения, — начал я издалека, чтобы намекнуть, что сильной помощи от меня ждать не следует. Как, впрочем, и слабой. Когда кто-то говорит 'свяжись со мной, если найдешь кого-то', то очевидно он полагает, что ты никого не найдешь и оставишь в покое! Яманкан дурой не была и ясно видела, что я хотел от неё избавиться. Так зачем продолжать меня неволить?

— Твою роль я бы работой не назвала: в течении всей предвыборной кампании тебе нужно будет маячить у меня за спиной и периодически поддакивать.

— Последнее я умею, — согласился я. — Вот только моё лицо и гнилой взгляд испортит тебе немало фотографий. Признай это.

— Не испортят, а добавят индивидуальности. Я ознакомилась с составом команд других и могу сказать, что большинство из них не ахти. Чтобы стать лидером в гонке, нужен запоминающийся образ и игра на эмоциях. Ты идеально подходишь для первого.

— Я и запоминающийся образ?

Стало казаться, что мысль Яманкан, до этого стройная и логичная, начала терять связь с реальностью.

— Студенческий совет Университета должен состоять из президента, заместителя, казначея и секретаря. Последний — личность декоративная, поэтому для тебя подходит идеально. Остальные члены моей команды известные или популярные студенты, и на их фоне ты будешь сильно выделяться. Если такие как мы общаемся с таким как ты, — Яманкан специально сделал ударение на последнем слове, чтобы подчеркнуть пропасть между нами, — то это значит, что ты не так прост, как кажешься. Благодаря твоей мрачности, молчаливости и взгляду исподлобья, люди невольно станут наделять тебя удобными для нас чертами. Понимаешь к чему я веду?

Замысел Яманкан был ясен. Он напоминал способ оценки мужчины по его женщине. Берем самого обычного и невзрачного носителя игрек-хромосомы, чей вид не позволяет составить о нем однозначного мнения. Ставит возле него некрасивую девушку, и вот в глазах окружающих он типичный неудачник со старой машиной, рутинной работой и съёмной однушкой. Заменяем дурнушку на платиновую блондинку, чей бюст готов порвать облегающее платье, и вот он уже умный, богатый, влиятельный — нужное подчеркнуть — мужчина, который просто не любит выделяться из-за своей очаровательной скромности.

Если я буду постоянно находиться за спиной у Яманкан, обо мне будет много разных теорий. Одна невероятнее другой. И они будут интереснее пресных биографий других участников. Нельзя сказать, что это беспроигрышный ход, но для неё есть только один шанс победить — отличаться от остальных. И для этого подойдут любые способы.

— Понимаю... пусть твои слова и звучат неприятно.

— Я тебя чем-то задела?

— Ты так распинаешься о моих исключительных качествах, но в действительности просто громко смакуешь, какой я отброс.

— Но это правда: ты не привлекательный, не веселый, не милый и даже не дружелюбный. В тебе нет ни одного положительного качества, за которое можно было... не любить, но хотя бы не ненавидеть.

Всё это верно и отсюда возникает другой вопрос: а так ли я ей нужен? Не покидало чувство, что в её мотивах скрыто второе дно. Зачем я ей после победы? Общался я с Яманкан всего ничего, но уже понял, что она весьма расчетливая и хладнокровная особа, строящая планы на несколько шагов вперед. Скорее всего, каждый из членов команды будет служить ей в дальнейшем, но вот как именно — додуматься не мог.

— Я не выдержу столько лести в свой адрес.

— Вот видишь! Вместо того, чтобы обидеться на несправедливую ложь, ты просто ударился в сарказм, который стал для тебя защитной реакцией на мнение окружающих.

— Психолог из тебя так себе.

— И вновь тоже самое.

— Хорошо-хорошо, — я насупился от того, как грубо она прошлась по моим больным точкам. — Но какой мне смысл тебя поддерживать? Что я получу взамен?

Ответ был важен по двум причинам: стоит ли моя тихая жизнь предстоящих жертв и определить, кто Яманкан по натуре — эгоистка или эгоцентристка. Если думает, что понятия похожи, то вынужден разочаровать: разница есть и весьма существенная! Эгоисты делают всё только ради себя, однако понимают, что никто вокруг потакать их желаниям не станет. От того им приходиться идти на компромиссы и делать что-то взамен. А вот эгоцентрики вообще не признают каких бы то ни было услуг со своей стороны, требуя, чтобы все вокруг работали только ради них и не просили ничего взамен.

Кстати, эгоистов больше среди мужчин, а эгоцентриков среди женщин. Но о последнем в присутствии дам лучше не упоминать. Никто не любит правду, но женщины за неё ещё и мстят презрением. Источник — я!

— Разумеется получишь. У меня есть то, что тебя наверняка заинтересует: возможность меньше учиться!

— Это как?

— Требования к студентам, состоящим в студсовете сильно занижены. За плохую успеваемость у них не урезают стипендию, а во время организации мероприятий предоставляют отгулы с занятий. Так что, если хочешь лениться следующие четыре года, то соглашайся работать на меня. Правда, тебе придется приложить немалые усилия в последнюю неделю, но результат будет того стоить.

Я задумался. Мотиваторы были и вправду интересными, но был один минус, который перевешивал плюсы: я мог стать известным. Моё нежелание контактировать с людьми было вызвано тем, что они сами меня не принимали. Всё школьную жизнь мне считали странным. Замкнутый ботаник, проводивший время за чтением книг — я точно не был душой компании. Школа была средой, где живут по законам животной стаи, а там отличия не приветствуются. В старших классах ситуация улучшилась, однако встала другая проблема — что-то во мне, начиная от поведения и заканчивая взглядом на жизнь, отталкивало людей. Известность ничего хорошего не принесёт, а вот круг тех, кто будет на меня коситься — расширит.

Затянувшееся молчание Яманкан истолковала неверно и решила воспользоваться тем, что приберегла на крайний случай.

— Вижу, ты всё ещё в сомнениях. Тогда вот тебе последний плюс, который компенсирует будущие треволнения: с твоим гнилым взглядом и умением общаться, тебе не светит завести девушку. Но я обещаю, что поспособствую тому, чтобы ты смог лишиться девственности.

Я вновь убедился, что для неё не существует каких бы то ни было моральных границ.

— Лично?

— Я сказала 'поспособствую'. То есть лишь создам условия, чтобы приглянувшаяся девушка смогла сорвать бутон твоей невинности.

Мой — даже мысленно не хочу повторять этот эпитет — волновал меня примерно так же, как внешняя политика Бангладеша. Ещё в старших классах я смирился с тем, что с умением поддерживать беседу, багажом комплексов и гнили в душе, девушку мне не завести. Так что к предложению Яманкан я отнесся равнодушно.

— Девушка, приглянувшаяся мне или тебе?

— А ты в том положении, чтобы выбирать?

— А ты в том положении, чтобы всерьез это предлагать?

Яманкан принялась потирать переносицу. Я знал её всего ничего, но уже понял, что она бессознательно так делала, когда злилась.

— А кто ещё в нашей команде?

— На должность заместителя я пригласила Майю Майскую.

Либо кто-то был без ума от весны, либо опасался, что будет забывать имя дочери.

— Кого?

— Ты настолько не интересуешься жизнью?

Интересоваться жизнью тоже, что и интересоваться людьми. Только вот окружающие не понимали меня, а я не понимал их. При таком раскладе моё поведение было вполне оправдано.

— Её отец генеральный директор 'Иммель'.

Всё стало на свои места. И ещё больше усложнило.

— Дочь строителя Кронштадского Изофронта... эспер?

Кажется, бог любит злые шутки.

— Карма... наверное, — Яманкан развела руками. — Тем не менее, её отцу благодарны все в стране, а эта благодарность распространяется и на дочь.

— А казначей?

— Натан Энтин. Его ты тоже не знаешь?

Я кивнул, попутно решив потом уточнить: точно ли Майская попала в команду из-за своего отца, а не из-за того, что требовался хоть кто-то с русской фамилией.

— Выдающееся дарование в области математики. Самостоятельно вывел двадцать второе частное решение задачи трех тел.

После слова 'вывел' мой гуманитарный мозг заполнил белый шум, который развеялся лишь когда Яманкан замолчала.

— Ясно-понятно...

— Так ты со мной?

Ответ значил очень много. Дать его сейчас, без раздумий и согласований, было неразумно. С одной стороны, я немало выиграю, если она победит. С другой — навлеку на себя недовольство Норы, которая не хочет, чтобы я выделялся. Между ними трудно будет выбрать.

— Я согласен, но окончательный ответ дам завтра.

— А что изменится за один день?

Я получу ответ на вопрос: стоит ли влезать во всё это или отступить, выразив свои извинения.

— Считай, что это моё единственное условие.

Яманкан изобразила улыбку Мона Лизы и кивнула.

— Так и быть. Я могу подождать.

Мы вышли из аудитории. Яманкан заперла за собой, и мы спустились обратно на второй этаж. Разговор отнял почти всё обеденное время, так что я просто выпил в столовой сока, чтобы не смущать людей урчанием в животе, и вернулся обратно на своё место.

Придя домой после следующих трех лекций, я съел заранее купленный набор еды и сел за учебники. Вопреки словам о своей лени, учёбой я занимался. Те главы учебников, что преподаватели рекомендовали для домашнего изучения, я читал, хотя на большее меня не хватало. Никаких конспектов или дополнительного материала — только лекции и десяток страниц перед сном. Было уже почти одиннадцать, когда в мессенджер на мой ноутбук пришел запрос на добавления в друзья от Яманкан. А следом и короткая ссылка на видеотрансляцию.

Яманкан сидела перед камерой в своей комнате и отвечала на вопросы студентов в прямом эфире. Волосы были слегка растрепаны, привычного галстука нет и в помине, а блузка расстегнута на пару пуговиц больше, чем нужно. В своих ответах она подчеркивала, что за одиннадцать лет отрицательное отношение к эсперам никуда не исчезло и это нужно исправлять. Время от времени ненавязчиво упоминала и свои положительные стороны.

Трансляцию сопровождал чат, но поскольку всё работало исключительно через сервисы Университета, анонимности там не было. Так что любимых забав интернет-идиотов, вроде предложения показать грудь, не наблюдалось. Скучно и пресно.

Хлопнув крышкой, я закрыл ноутбук и подошел к окну. Уличные фонари освещали пустынный тротуар и растущие перед домом деревья. На одной из веток, почти на уровне глаз, сверкнули два желтых пятнышка. Я сдвинул одну из штор, чтобы свет из комнаты осветил картину за окном и увидел, что всего в паре метров от меня, вцепившись когтями в дерево, сидела кошка. Как необычно: бродячих животных в студгородке не было, а держать питомцев было запрещено правилами.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом она резко отвернулась и соскочила с дерева. Говорят, что отрицательный результат — тоже, своего рода, результат. Если это верно хоть на пару процентов, то есть повод для гордости. Прежде, играя с кошками в гляделки, они никогда не отворачивались, продолжая равнодушно взирать на меня, считая пустым местом. Но теперь даже они стали шарахаться. Старая шутка гласит, что для интровертов в Аду нет отдельного котла... собственно в этом вся пытка и заключается. Если так, то, возможно, благодаря своей недоброжелательной ауре, я персональный котёл получу.

Проводив взглядом мелькнувший на лужайке кошачий силуэт я плотно зашторил окна. Мне предстояло получить ответ на вопрос — участвовать в выборах или нет.

Глава 3. Хорошо разбираешься в людях?

Говорят, что человек может привыкнуть ко всему.

Но почему-то всегда умалчивают о том, сколько на это нужно потратить времени. Я уже месяц перебирал ногами ступени Мучительницы, но к концу подъёма мышцы по-прежнему отдавались болью, а пот тёк ручьями. И если сам подъем проходил под сенью деревьев, то, как только я выходил на поле, приятная тень и прохлада отступали, и я оказывался под палящими лучами южного солнца.

Перед выходом я отправил Яманкан сообщение лишь из одного слова: 'Участвую'. Вся затея с выборами по-прежнему казалась неудачной, но теперь отказываться уже смысла не было.

Ослабив галстук и расстегнув ворот рубашки, я добрался до своей аудитории и, со стуком бросив сумку на пол, завалился на парту. Почти все одногруппники уже были на месте и болтали друг с другом. С начала занятий все уже перезнакомились и разбились на фракции, клики, группы, фронты и прочие объединения людей, ищущих спасения от одиночества среди таких же как они. В мою сторону, спасибо самому дальнему месту, никто не смотрел, что меня всецело устраивало.

Чтобы скоротать время, я стал читать студенческие чат-каналы. Основных тем было две: слишком маленький кинотеатр, в котором на выходных не было свободных мест и выборы в студсовет. Первоначально кандидатов было семеро, но к сегодняшнему дню трое уже отказались от участия. Как я понял из разрозненных сообщений: не смогли сколотить команду. Участие в ней для подчиненных не было формальность и налагало ряд обязательств, отчего претенденты не смогли собрать достаточно единомышленников. Это было странно. Огромное количество людей мечтает о какой-никакой, но власти.

Да и явный лидер стал вырисовываться достаточно быстро. И это была отнюдь не Яманкан. Без ложной скромности можно сказать, что будь она кандидатом в президенты страны — у неё были бы все шансы победить. Но текущий масштаб был значительно меньше, и у голосующих были свои приоритеты. А на них играла Анастасия Крашенинникова.

Во-первых, она была красивой. Кто считает, что этого недостаточно, тот вероятно был в действе так легковерен, что школьная учительница смогла его убедить, что людей любят за душу, а не за форму лицу. Но настолько оторванных от реальности было таки мало и Крашенинникова нравилась окружающим: золотистые волосы, большие голубые глаза, стройная фигура. Типичные ребёнок от повторного брака разбогатевшего миллионера, который после сорока лет решил, что дочь от фотомодели будет хорошо смотреться на семейных фото. Однако, она была достаточно умна, чтобы не кичиться деньгами семьи. В её Инстаграме — между прочем с тридцатью тысячами подписчиков — не было покрытых стразами спорткаров и завтраков на веранде с видом на Пьяцца Навона. В основном фотографии, где она обсуждает новинки кино, делится впечатлениями о концертах и показывает как... учится. Для меня унылые фотографии рисунков на кофейной пенке были интереснее, чем то, как она в дизайнерских очках держит учебник — но людям нравилось.

Во-вторых, её программа была простой для понимания — улучшение качества жизни. Куда их можно было улучшать ещё больше, мне было невдомёк, но она настаивала на том, что сможет сделать цены — ниже, а количество мест для досуга — больше. Её лозунги были потрясающей в своей очевидности ахинеей. Но кто когда здраво оценивал обещания? Полмиллиарда — столько государство намерено потратить в этом учебном году только лишь на стипендии. Я сильно сомневаюсь, что тех, кто готов оторвать от бюджета страны два миллиарда через три года волнуют развлечения студентов. Хотя морального права судить её у меня не было — я в команде девушки, что заигрывает с экстремистскими лозунгами.

Телефон дзинькнул и на экране появилось уведомление о входящем сообщение от Норы:

Жду в Ратуше в 16:30 — опоздаешь хоть на минуту, и я вырежу всю твою семью вплоть до кошки!

Жуть какая! Мне, как кошатнику, судьба моей нахальной кошки Лизки была не безразлична. Тем более Нора производила впечатление типичной собачницы, так что убийство ожидается жестоким, ибо в войне фракций хвостатых и ушастых не действует Женевская конвенция.

Занятия закончились в четыре. Стараясь не опоздать, по пути разыгрывая в голове предстоящий диалог, я быстро спустился с горы и бегом добрался до места, считавшегося центром города — Ратуше. Белое четырехэтажное здание было самым большим в городе. Сверху оно напоминало треугольник, однако атриума в нем не было. Его заменяли залы с изокубами и массивные опоры, поддерживающие купол с вертодромом, куда, по слухам, мог сесть даже тридцатитонный Ми-26. Первый и второй этаж использовали исключительно для нужд студентов и преподавателей, а вот второй и треть делило руководство и силовики. В холле было много людей — как преподавателей, так и студентов — и чтобы не быть случайно узнанным, я, уткнувшись взглядом в пол, быстро проскочил через толпу.

Вход на этаж фельдъегерей никак не охранялся. Никаких рамок металлодетекторов, аквариумов с охранниками или бронированных дверей. Лишь мирно подмигивающие видеокамеры под потолком.

В отличии от первого этажа тут было очень тихо. Никто не носился по коридорам с пачками бумаг и не обсуждал последние события. Лишь уходящий вдаль коридор, застеленный плотным ковром, заглушающим шаги. Планировка у здания была очень сложной и заблудиться в нём было просто, но ещё до приезда в Университет я запомнил схему этажа, так что уверенно шел вперед. После очередного поворота одна из стен сменилась стеклянными окнами, выходящими в атриум, где на промышленных тросах висели изокубы — помещения для совещаний, переговоров... и допросов. Среди них мелькала мундиры фельдъегерей и халаты ученых. Стараясь не смотреть на место, где мне однажды пришлось побывать я ускорил шаг и быстро дошёл до кабинета Норы.

— Войдите, — раздалось из кабинета, после того как я постучал.

Нора сидела за большим столом, подперев голову руками, и с какой-то тоской изучала разбросанные перед ней документы. Она подняла на меня красные от недосыпа глаза и выражение лица стало ещё хуже.

— Давно не виделись.

Сказано это было настолько сухо, что я замер у входа.

— Неделю.

— Выходит твой интервал — неделя, — констатировала Нора.

— Интервал? — я тупо переспросил, не понимая о чём она говорит.

— Отрезок времени между глупыми поступками. Кто-то их совершает каждые пять минут, кто-то раз в день... а кто-то лишь единожды в жизни.

— Не помню, чтобы неделю назад делал что-то подобное.

— Ты перечил моим наставлениям на крыше.

— Это не считается! Я просто отстаивал свою позицию... разве это можно трактовать как глупость?

— Когда позиция глупая — да! — безапелляционно заявила женщина и указала не кресло в углу. — Садись.

Я безропотно сел куда приказали. Нора принялась сгребать документы и сортировать по папкам. Пока она это делала, я стал вертеть головой, изучая кабинет: высокие окна, пара шкафов со сборниками законов, черный сейф с кодовым замком, в углу вешалка, на которой висело служебное пальто-ольстер. Взгляд зацепился за тумбочку у окна, на которой стоял угловатый контейнер, формой и размером напоминающий футляр для саксофона. Кладенец — высокотехнологичное оружие в десятки раз превосходящее огнестрельное. Однако, у них было ограничение — использовать кладенцы могли только эсперы, поскольку питались от их энергии. Только своим Нора никогда не пользовалась.

Её способность заключалась в создании невидимого и неосязаемого пространственного кармана, в котором она могла хранить что угодно. Его размеров я не знал, но при первой встрече она извлекла из него настолько неуместную вещь, что был уверен — проблем с объемом у неё пока нет. Однако кладенец в карман, почему-то, помещать было нельзя, а носить что-то в руках Нора отвыкла. Так он и лежал у неё в кабинете, медленно покрываясь пылью.

Закончив с бумагами, Нора села напротив и с нескрываемым осуждением посмотрела на меня. Сегодня она сменила деловой костюм на форму фельдъегерей: мундир с широким поясом, обтягивающие лосины и высокие ботфорты.

— И как ты мне это объяснишь? — она бросила мне агитационную флаер Яманкан, которые повсеместно лежали на столиках кафе. Для удобства она заранее обвела красным маркером моё имя в самом низу. В причине её недовольства я не ошибся. Оставалось теперь проявлять чудеса изворотливости, чтобы избежать кары. Ещё по пути, перебрав все возможные варианты, я выбрал самый очевидный — перекладывать вину на другого. Чем тут же и занялся.

— Я это не специально.

Мой куратор откинулась на спинку и закинула ногу на ногу. С учетом её внешних данных, длины ног и обуви, я почувствовал свойственный мужчинам отклик и постарался подавить его как можно быстрее. Сейчас мне нужно мыслить трезво, поскольку от этого зависит состояние моих внутренних органов — удар правой в корпус у Норы был поставлен мастерски.

— Начало обнадеживающее, но если дальнейший рассказ будет противоречить сказанному — пеняй на себя!

Она лучезарно улыбнулась, и я начал каяться. Стараясь не упустить ни детали, я рассказал о первой встречи с Яманкан, затем переключился на 'засаду' в парке и закончил тем, как, придя утром на занятия, обнаружил на доске объявлений плакат со своим именем. При этом о разговоре в пустой аудитории я умолчал. Всё время, что я изливал душу, она внимательно меня слушала и периодически кивала. Легкая улыбка не сходила с её лица, но меня это нисколько не грело. Слишком непредсказуемым она была человеком, чтобы доверять её эмоциям.

— Выходит, Паулина хочет вырваться отсюда? — сказала она после того, как я закончил.

— С её амбициозностью это был закономерный исход.

— Тут ты прав. Но даже авторитета её фамилии не хватило, чтобы перевестись на базовую кафедру. И стань она президентом — ей в студгородке не учиться.

— Она думает иначе.

— Пусть думает, что хочет.

— А мне-то тогда что делать?

— Тебе... кхм...

Я замер в ожидании решения.

— ...Ничего!

— А?

— Постараюсь сделать так, что она никогда не выиграет голосование.

— Черный пиар? Шантаж и угрозы? Взятка?

Нора широко улыбнулась.

— Зачем распылять силы на такую ерунду? Есть множестве более простых и менее затратных способов. Чтобы не допустить фальсификации на выборах, для голосования используются телефоны студентов. Однако данные с них отсылаются на университетский сервер. А вот там полученные цифры уже можно подкрутить в нужную сторону. Мне нравится целеустремленность Паулины, так что отрыв от лидера будет минимальным.

Такая 'доброта' сродни утешительному призу — с полноценным он всё равно не сравнится, а напоминать о проигрыше будет. Интересно, как Яманкан отреагирует на то, что её обошли всего на десяток голосов? Учитывая список её отрицательных качеств — наверняка болезненно для окружающих.

— И как, зная такое, мне теперь находиться возле неё?

— Боишься мук совести? Брось. Если испытываешь чувство вины из-за того, что Паулина не станет президентом, то избавься от него как можно скорее. Её место на кафедре контаминации, пусть она и продолжает это отрицать. Считай это практикой: внедрение, наблюдение, саботаж.

— С последним вы и без меня уже справились.

— Тогда у тебя на душе должно быть ещё легче. И, сам понимаешь, о нашем разговоре ей ни слова.

— Не дурак, понимаю.

Я невольно стал причиной того, что амбициям Яманкан не суждено будет сбыться. И она даже не узнает, почему. Она сильно просчиталась, когда решила, что раз я был знаком с Норой до Университета, то смогу быть ей полезен. Вот только она не поняла, что я являюсь её тайным информатором в группе... да и на всей кафедре. Фельдъегери-кураторы не обязаны были заниматься подобной работой, но Нора, действуя по принципу 'с паршивой овцы — хоть шерсти клок', наказала мне следить за окружающими и докладывать ей, если кто-то из студентов будет готов совершить преступление. Именно преступление. Мелкие хулиганства и нарушения правил были ей неинтересны. Таких как Нора, задействовали только если эспер начинал применять способности против людей.

— Можно вопрос?

— Конечно.

— Какой смысл в кафедре контаминации? И почему из неё не переводят? Обычный студент ведь может перевестись к нам, но обратно уже нет.

Нора задумалась.

— Боюсь, не смогу ответить.

— Но ответ вы знаете?

Нора кивнула и вновь улыбнулась. Беседа подошла к концу, но она не торопилась меня отпускать, продолжая оценивающе рассматривать. Под её пристальным взглядом стало не по себе — ладони тут же вспотели, а в горле пересохло.

— Что-то ещё? — я постарался разорвать неловкость.

— Никуда не торопишься? — с лукавой искоркой в глазах спросила она, словно и не знала, что у лентяев и одиночек никогда не бывает планов.

— Срочных дел, вроде, нет, — я постарался сохранить лицо, чтобы не выглядеть настолько уж несчастным.

Скрипнув кожей, Нора встала с кресла.

— Иди за мной. Хочу кое-что показать.

Мы вышли в коридор, но вместо того, чтобы пойти к выходу, направились к узкой служебной лестнице. Поднявшись на четвертый этаж, прошли по длинному коридору, свернули в большой зал, уставленный высокими стеллажами с книгами и, наконец, уперлись в маленькую дверь.

Нора приложила руку к панели на стене, и электрозамок звонко щёлкнул, впуская в комнату без окон, где не было ничего, кроме массивного стола, на котором лежали пять папок-регистраторов, и картин в вычурных рамах. Картин было четыре, а вот рам, как и папок, пять. Вместо холста на последней висела картонка с вопросительным знаком. На остальных были нарисованы лица людей. По уровню исполнения, портреты могли потягаться с шедеврами из Третьяковской галереи.

— Мы их называем Проклятыми. Пятёрка, которая принесли больше всего бед за одиннадцать лет. Конечно, делинквентов значительно больше, но все их преступления не идут ни в какое сравнение с этой компанией. Их жертвы исчисляется тысячами. По нынешним меркам способности этой пятёрки нельзя назвать выдающимися... кроме эспера с Котласа... но в первые годы никто не знал как бороться с подобными им. Сейчас фельдъегери никогда бы не допустили появления Изофронта или М-Восемь. А сейчас что-то сделать с ними уже трудно. Узнаешь кого-нибудь?

— Только двоих. Вот эта — Северная ведьма, — я указал на портрет мордастой девахи с мелированными волосами и безвкусным макияжем.

Нора фыркнула.

— Можешь называть её Вологодской ведьмой как и все мы.

Эвфемизмы — бич нашего времени. Благодаря их негласному влиянию мы получили поколение рафинированных людей, которые любят возмущаться всякий раз, когда слышат что-то неприятное. Конечно есть и те, кто благосклонно относится к ним, поскольку они развивают ассоциативное мышление и обогащают язык. Но как по мне — отнимают они гораздо больше. То, что жирного человека уже нельзя публично назвать свиньёй, заставляет страдать и вытягивать из памяти слово 'бодипозитив'.

Когда Ольга Шуйская превратила несколько тысяч гектаров в зону отчуждения, её дали прозвище по названию области, где всё случилось. Но время тогда было тревожное. Правительство была в панике и не представляло, как противостоять угрозе из наделенных огромной силой подростков. Цензура работа на полную катушку, отыскивая 'опасные проявления' там, где их даже параноики бы не усмотрели. Поэтому СМИ была дан приказ: заменить топоним из её прозвища его на более абстрактный. Так Вологодская ведьма за одну ночь превратилась в Северную.

— Советую запомнить её лицо, — загадочно сказала Нора.

— Зачем? — мой радар сразу засек недоброе.

— Просто запомни, — не стала вдаваться женщина в детали. — А кого ещё знаешь?

Я указал на портрет мужчины одного с Норой возраста. Его лицо было единственным, которое крест-накрест пересекали две красные полоски скотча. Роман Якушев. Он был сороковым по счету эсперов, зарегистрированным государством. И за этот номер его стали называть Сорокой. Его способность была в создании локального поля под названием 'энергетический конвертор'. В его пределах, энергию источника эспера можно было преобразовывать в любую другую — кинетическую, тепловую, гравитационную, электрическую. Однако такой широкий спектр умений имел и ограничение. Если он мог ударить электричеством с силой электрошокера, то электромант — обуглить до костей. Диапазон возможностей больше, а вот сила значительно слабее.

До появления Якушева существовало три догмата о эсперах: от способности нельзя избавиться — только подавить с помощью ежедневного приема препаратов; способность нельзя передать простому человеку; способность закрепляется навсегда и сменить её нельзя. Именно третий ему нарушить и удалось. Якушев проработал на государство почти три года, прежде чем узнал, что его белок-идентификатор умеет проникать в клетки и перезаписывать ДНК, заставляя вырабатывать в чужом организме свои копии. Работало это только в телах других эсперов, но эта возможность оказалась очень востребованной. У многих способности были либо слишком слабые, либо откровенно бесполезные и от желающих измениться не было отбоя. Постепенно он сколотил группу единомышленников, которые вскоре стали зарабатывать деньги самым прозаическим способом — грабить банки.

Эсперами, промышлявшими налетами заинтересовались фельдъегери и вскоре они вышли на Якушева. Но операция по задержанию была спланирована из рук вон плохо и закончилась провалом и гибелью десятков гражданских. Якушеву удалось сбежать и его ловили ещё несколько лет, прежде чем, наконец, смогли убить где-то на Филиппинах. Там он руководил небольшой частной военной компанией, состоящей из эсперов, которым передал свою способность. Но с его смертью создание новых эсперов-конверторов не прекратилось. Теперь любой, чью способность обходительно классифицировали как 'неудачную', мог поменять её. Иронично, что по имени преступника-вектора их стали называть 'сороками'.

— А... ну этого-то все знают! Из-за него мы имеет целый выводок грёбаных дамагеров! — казалось, что Нора готова была плюнуть на пол.

— Сорок, — поправил я, поскольку из её уст игровой термин звучал на удивлении негативно и оскорбительно.

— Да какая разница!

— Не любите их? — вкрадчиво я поинтересовался.

— Ха! И ещё как! — женщина подбочилась и мотнула головой в сторону портрета. — Когда четыре года назад его, наконец, прикончили, пьянка в главном штабе службы больше походила на оргию времен заката Римской империи.

— А смысл радоваться? Способность-то осталась...

Брови Норы гневно сдвинулись.

— Вот обязательно было настроение портить?

— Так это правда, а на правду нельзя обижаться.

По комнате разнесся тревожный звук хрустящих пальцев.

— Только не по лицу, — заранее предупредил я, но Нора сдержалась и мое перевоспитание было вновь отложено на потом.

— Раз твой кругозор ограничивается этими двумя, то представлю остальных.

Нора подошла к следующему портрету, на котором был ещё один мужчина. Именно мужчина. Выглядел он лет на сорок, что было необычно для эспера.

— Захар Фролов. Лидер ФОЭ.

— Это лидер Фронта?

— Удивлён?

— Он выглядит... старше своих лет.

Нора рассмеялась.

— Он не эспер.

— Лидер Фронта освобождения эсперов — не эспер?

— А тебе это кажется странным? У него есть харизма, целеустремленность и лидерские качества. Этого достаточно, чтобы вести за собой людей.

— Почему я о нём прежде не слышал?

— Правительство не распространяться о том, что за освобождение эсперов ратует простой человек.

— Освобождением? А мы где-то заперты?

— Если проблемы не существует, то её нужно выдумать. И Фролов это прекрасно понимает. Как и любой революционер он не хочет справедливости — он хочет власти.

— А кто остальные?

Нора указала на пустую раму.

— Эспер из Изофронта.

— Художнику прекрасно удалось через кисть передать внутреннюю пустоту человека.

— Шутка на три балла из десяти. Ты и сам знаешь, что никто не знает кто он... или она. Аналитики ФСБ имеют список из двух десятков потенциальных кандидатов, но этого недостаточно.

Нора окинула портреты оценивающим взглядом.

— Вроде все. Считай, что эта лекция направлено на твое будущее развитие.

— Я и сам прекрасно развиваюсь. Только вот про неё вы ничего не сказали, — я указал на портрет красивой молодой девушки с короткими пепельными волосами и хищным взглядом из-за чуть приподнятых уголков глаз.

— Ах... это...

— Это?

— Она для комплекта. Четыре портрета для одной комнаты — это мало, вот и добавили ещё и её.

Более глупой и неубедительной лжи давно не приходилось слышать, но если бы я спросил напрямую, то получил бы воспитательный тычок в живот... или долгую лекцию о правилах поведения в обществе. Ни первое ни второе мне не нравилось, так что я лишь кивнул.

Мы вышли обратно в коридор, где Нора вновь меня остановила.

— Кстати, после того, как Паулина проиграет выборы, мне бы хотелось, чтобы ты свел общение с ней к минимуму.

— Помнится, вы говорили, что мне нужно завести друзей и девушку.

— Она не подходит ни на одну из этих ролей.

— Почему? Если смотреть непредвзято, то у меня с ней получается говорить достаточно свободно.

Это было верно. Яманкан было абсолютно равнодушна к мнению окружающих. Благодаря этой черте я мог с ней свободно общаться, поскольку мои слова воспринимались ею не как оскорбления, а как забавные остроты. Не более. Если посчитать, то я за месяц сам с собой говорил меньше, чем с Яманкан за неделю. Такими темпами, чего доброго, я вольюсь в студенческую жизнь: чаты с одногрупниками, посиделки в клубах, жалобы на преподавателей и романтические переживания... Бррр...

— Вы друг-другу не подходите.

— Несовместимость зодиакальных знаков?

Нора доверительно положила руку мне на плечо.

— Просто я прекрасно разбираюсь в отношениях между полами.

— Если так, то почему вы до сих пор не заму...

Договорить я не успел, поскольку кулак Норы, набрав приличную скорость, ввинтился мне в живот, заставив выдохнуть и согнуться пополам.

— Ну почему всё всегда заканчивается этим?

Нора сказала это сокрушенно, хотя единственным, кто имел право расстраиваться был я. Мало того, что меня ударили, так и по моей же вине. Не стоит наступать на больную точку любой женщины в преддверии тридцатилетия.

— Просто вы склонны к насилию...

Опять хруст пальцев... пока ещё не моих. Но этот факт придал мне толику мудрости и я, резко развернувшись, побежал к выходу даже не попрощавшись. Лучше уж выглядеть грубияном, чем вновь ощутить на себе тягу Норы к воспитанию.

Когда я покинул Ратушу уже стало вечереть. Поудобнее перехватив сумку и потирая ноющий живот, я пошел домой. Вспомнив по пути, что холодильник почти пуст, я свернул к стеклянному прямоугольнику роботизированного минимаркета. Набрав в корзину еды, я прошел через автоматическую кассу, где датчики автоматом посчитали сумму покупки, и вышел на улицу.

Раздвижные двери за спиной стукнулись как раз в тот момент, когда в кармане завибрировал телефон. На экране высветилось имя звонящего: Паулина Яманкан. Вот ведь не свезло! Из-за тебя день и так не задался, так что буду тебя игнорировать. Звонок завершился, но не успел я пройти и десяток шагов, как раздался вновь. И во второй раз я не стал брать трубку. И в третий... Яманкан продолжала названивать, выводя меня из себя. Разве не очевидно, что если человек не ответил в первые три раза, то он либо не знает о звонке, либо просто не хочешь разговаривать. А подобная настойчивость заставит его и в следующий раз не брать трубку.

Телефон продолжал вибрировать, и я сдался.

— Куда пропал?

— В магазине еду покупал, а там телефон не ловит, — соврал я.

— Как неудачно совпало, — по тону я понял, что на мою ложь она не купилась. — Знаешь кафе 'Мария-Антуанетта'?

— Да. Проходил мимо пару раз.

— Хорошо. Подходи туда через десять минут.

— Зачем?

— У нас встреча по поводу выборов.

— Не лучше пригласить... Майскую или... Энтина? — я с трудом вспомнил имена остальным членов команды.

— Они оба заняты.

— А я нет?!

Идею идти сегодня куда-то ещё я воспринял в штыки. Лекции и Нора отняли все силы — я чертовски устал и проголодался.

— Если у тебя есть планы на сегодня, то расскажи о них. Только предупрежу заранее — интернет и видеоигры не считаются достойным оправданием.

— Мне надо учиться. Я студент как-никак...

— Учиться? — недоверчиво переспросила Яманкан.

— Да. Я вечерами постоянно... — я вдруг понял, что у меня совершенно нет причин оправдываться. — Я просто не хочу идти.

— Ты забыл условия сделки? — мне напомнили, что в ближайшую неделю я должен перебарывать свои недостатки. — Если нет, то заканчивай искать глупые оправдания и подходи быстрее.

В ухо полетели гудки, и я убрал телефон. Стрелки часовой башне показывали без десяти семь. Я вновь взвесил все 'за' и 'против', посмотрел на свой целлофановый пакет, оттянутый пакетиками с лапшой, чипсами и газировкой и, кинув извиняющийся взгляд в сторону своего общежития, побрел на встречу.

'Мария-Антуанетта' располагалось на первом этаже двухэтажного здания в центре студгородка. Часть улицы перед ним была огорожена клумбами, за которыми были расставлены столики летнего кафе. Я не дошёл до него метров пятьдесят, когда из тени от высаженных вдоль дороги деревьев, вынырнула знакомая фигура.

— Ты меня караулила? — я изрядно удивился, когда столкнулся с Яманкан лоб в лоб.

— Да. Предположила, что ты пойдешь именно этим маршрутом, так что стала дожидаться тут.

— А не лучше было подождать в кафе?

— Она пришла раньше, так что без тебя появляться там смысла не было.

Яманкан не пояснила кто такая 'она', а вместо этого неспешно пошла к кафе.

— Всё равно не понимаю.

— Она пришла не одна, так что нужно кем-то уравновесить переговоры.

Повод для моего присутствия прояснился. Пусть он и был дурацким. Я полагал, что она не из тех, кто испытывает неловкость и скованность при беседе с несколькими людьми. Или она хочет мной похвастаться? Тогда причина ещё более дурацкая: единственное, для чего я гожусь, так это вводить в ступор.

— Был там прежде?

— Нет. Это место для дружеских посиделок хумансов, так что там я лишний гость.

— Хумансов?

— Я так называю обычных людей.

— Не эсперов?

— Просто обычных среднестатистических людей с обывательским мышлением и поведением.

— Нормальных людей, ты хотел сказать?

— Не очень люблю этот термин, знаешь ли, — я недовольно посмотрел на Яманкан. — Из-за него можно подумать, что я, наоборот, ненормальный. Но это в корне неверно, поскольку термина 'нормальность' в отношении поведения не существует. Просто кучка людей, коих удручающее большинство, однажды собрались вместе и решили, что они эталон, а все остальные — достойны порицания. Как по мне, я нормальнее их всех вместе взятых. Поэтому и использую этот термин.

— Откуда в тебе столько желания идти против большинства? — Яманкан по-своему интерпретировала мою эмоциональную отповедь.

— Ты меня осуждаешь? — я невольно удивился. — А ты-то сама себя причисляешь к этим 'нормальным людям'?

— Боже, конечно же нет. Примкнуть к ним, всё равно, что главврачу психбольницы надеть смирительную рубашку. Другое дело, что я могу жить в комфорте, не завися от большинства, а ты — нет.

Жестокость этих слов была сопоставима с китайской пыткой водой. Но я уже давно выбрал путь и отходить от него не собирался. Лучше уж противостоять обществу, чем пытаться вкривь и вкось в нем прижиться.

— Давай закроем тему моего несовершенства.

— Как знаешь. Хотя, видя то, насколько ты оторван от простых людей, у меня сердце начинает щемить, — она подставила ладошку к левой стороне груди и сжала. Почему при словах о 'сердечной боли' она начала мять грудь мне было не в домек, но уточнять что-то у Яманкан — занятие глупое и утомительное.

— Издеваешься, да?

— Так заметно?

— Просто скажи, что от меня требуется.

— Сидеть рядом с серьёзным лицом и периодически поддакивать моим словам.

— Может ограничимся лишь первым пунктом?

— Если хочешь лениться следующие четыре года, постарайся хоть сейчас приложить усилия, — вновь повторила она свой мотиватор и кивнула в конец летнего кафе, где сидели две девушки.

Первая была не знакома, но вот лицо второй я видел не единожды. И даже пару раз сегодня на экране телефона: Анастасия Крашенинникова. Красотка сидела закинув ногу на ногу, демонстрируя окружающим едва прикрытые юбкой бедра, водила пальчиком по краю дымящейся чашки и, подставив ладошку под голову, со скучающим видом изучала часовую башню Ратуши, которая хороша виднелась отсюда. Заметив нас, она помахала рукой и указала на два стульчика напротив.

Когда мы приблизились, Яманкан удостоилась лишь мимолётного взгляда, а вот меня она принялась изучать со всей пристрастностью. От её взора не укрылась ни одна деталь: ни всклокоченные волосы, ни помятая рубашка, ни небрежно повязанный галстук, ни моё кислое лицо с гнилым взглядом. А когда она, наконец, дошла до пакета с бич-пакетами, то её, прежде заинтересованный, взор окончательно сменился разочарованием. Ну извини, что не смог произвести на тебя впечатление! Но уверяю тебя — своих родителей я разочаровал ещё больше. Меня даже можно назвать олицетворением разочарования, ведь все, кто со мной знакомятся, рано или поздно испытывает это чувство.

— Лина, рада тебя видеть! Я тут заказала горячее какао и лимонный сорбет. Сама что-нибудь закажешь? Тут лучшие сладости в студгородке! От парфе из фруктового ассорти так вообще не оторваться! Если бы не диета, я бы его каждый день уминала...

— Подожди! — Яманкан подняла вверх раскрытую ладонь, останавливая льющийся поток слов. — Со мной тебе не нужно демонстрировать наигранного дружелюбия. Я не стану тебя винить, если ты не будешь скрывать, что мы друг друга недолюбливаем.

— И с такой прямотой ты намереваешься стать президентом? — Крашенинникова звонко засмеялась.

— Когда надо, я умею вести себя обходительно. Но сейчас нет смысла в пустой вежливости.

— Для вежливости всегда есть время. В конце концов, именно она залог крепких деловых отношений...

Это верно. Когда люди друг друга не любят, то манеры единственное, что позволяет работать сообща.

— ...А ещё она ничего не стоит, — добавила она чуть погодя.

— Ничего, кроме времени — а последнего у меня сейчас мало.

Крашенинникова разочарованно вздохнула.

— Раз ты сегодня не в духе, то сразу перейду к делу. Я хочу попросить тебе занять должность заместителя в студсовете. Кандидат на этот пост у меня есть, но он как-то прохладно относиться к перспективе целый год участвовать в общественной деятельности, так что я подумываю его заменить. И я уверена, что ты как никто подойдешь на эту роль! Вдвоём мы легко сможем выиграть голосование и войти в студсовет. Уверена, что у Кудрявцева и Вельской против нас не будет ни единого шанса. Как ты на это смотришь?

Кончиками пальцев она взяла чашку в обе руки и, блаженно жмурясь, отхлебнула какао. Чем-то она сейчас напоминала кошечку, которая летом на крылечке лакала из блюдца молоко. Только парочки ушей не хватало для полноты картины. Неудивительно, что со стороны треплющихся парней её имя я слышал не раз и не два. В такую особу влюбиться проще простого... Но только если ты не враждебно настроенный к миру пессимист вроде меня.

— Ты ведь в курсе, что я сама собираюсь баллотироваться?

— Конечно. Твои плакаты развешаны по всему Университету.

— Так почему ты это мне предлагаешь? — Яманкан не говорила с какой-то издевкой. Ей и вправду был интересен ответ.

— Потому что ты не выиграешь выборы. Ты ведь видела результаты опросов в чатах? У меня на пятнадцать процентов больше голос чем у тебя. А это не мало!

— Всего-то пятнадцать! — хмыкнула Яманкан, на которую слова Крашенинниковой не произвели впечатления.

— Будь пятнадцать процентов у кого-то иного, то волноваться и вправду бы не стоило, но меня тебе не обойти. Мы обе красивые и умные — в этом мы на равных. Но вот харизмы у тебя нет! Ты нравишься людям, но у тебя в душе они видят что-то нехорошее. И это минус. Так что во время дебатов ты не можешь склонить людей на свою сторону. Но если станешь частью моей команды, то место в студсовете тебе обеспечено. А так твои перспективы... туманны.

Метко подмечено. Со стороны Яманкан производило впечатление идеальной девушки: умна, красива, находчива... Но вот стоило пообщаться с ней поближе, и весь внешний лоск начинал меркнуть. Она была хладнокровной и безжалостной перфекционисткой, одержимой успехом. Да и проблемы с общением имелись: она знала, как разговаривать с людьми, чтобы нравиться, но вот делать этого не любила и при любом удобном случае вела себя как бог на душу положит. Хотя в её случае — скорее Дьявол.

— Поразительно, что в тебе люди ничего плохого не находят, — Яманкан убрала ниспадающие на глаза локоны. — А ведь я помню, какой ты была в средней школе.

Всё время, что шла беседа, я сохранял спокойствие, но тут непроизвольно выпучил глаза. Они... учились... вместе?! Эсперы были редкостью. Бывало, что целый город не мог похвастаться ни одним, а тут двое учились в одной школе. Это было невероятным совпадением. Яманкан из влиятельной московской семьи, а родители Крашенинниковой бесстыдно богаты. Естественно, что они могли учиться вместе, но чтобы вместе родиться эсперами?! Это было странно.

Крашенинникова беззвучно поставила чашку на место. На её губах остались коричневые капельки, которые она слизнула быстрым движением языка.

— Ты ничуть не изменилась! Я так надеялась, что привычка видеть в людях только плохое осталась в прошлом. Может пора начать ценить людей за их хорошие качества?

— Я априори считаю людей плохими. Это удобная и беспроигрышная тактика — ты всегда либо права, либо приятно удивлена. Не то, что у оптимистов, чья жизнь наполнена разочарованиями. Другое дело, что после закомства я умея отделять зерна от плевел... и у тебя, как и у большинства, второго внутри больше.

— Дорогая, не скажи такое во время дебатов.

— Я не тот человек, которого ты помнишь. Держать себя в руках я научилась, — прохладно улыбнулась Яманкан.

Я вдруг вспомнил подслушанную беседу с Норой, и то место, где она упоминала о неком инциденте в школьные годы. Интересно, что же она такого натворила, что познакомилась с фельдъегерем из Руки?

— Это верно. Ты в средней школе и сейчас — совершенно разные люди. Что такого случилось в старших классах? Проявившаяся способность тому виной?

— Нет, она весьма тривиальная, так что не надо на неё всё списывать. Я просто рефлексировала и читала — этих вещей достаточно, чтобы измениться за пару лет.

— Тогда, надеюсь, твой идеализм выветрился, и ты готова стать моим заместителем?

Яманкан подняла глаза к небу, словно плывущие по нему облака могли дать ответ. Но над долиной как на зло был ясно, и, неудовлетворенная, она вновь смерила Крашенинникову скучающим взглядом.

— Я считала и считаю его своей лучшей чертой, так что и не помышляла с ним расставаться.

Сегодня я чересчур много новой информации получаю от окружающих. Сначала была Нора с лекцией о делинквентах, теперь появилась Крашенинникова, утверждающая, что моя соседка — идеалистка. Это течение подразумевает стремление к самоотверженным поступкам на благо других. Вот только я от неё ни разу не слышал лозунгов: мир, дружба, безусловный доход. С самого начала её желание стать президентом было насквозь эгоистичным. Или я чего-то не замечаю? Цель Яманкан не добиться перевода с кафедры, а пост как таковой? Нет, получается слишком сложно. Зачем скрывать корыстный мотив под другим корыстным мотивом?

Если постараться записать всё, что я знал о Яманкан, то мне и стикера будет много. Я знал, как её зовут и... И всё! Не считать же знанием о человеке цвет её волос или номер группы на кафедре. Незнакомые студенты, слоняющиеся сейчас по улице, для меня ненамного отличались от неё. А что вообще такое 'знание о человеке'? Что это за мифическая цель, к которой стремятся все люди, строящие отношения. Разве дата рождения или любимая поп-группа сделает вас ближе? Это повод для беседы, но можно долгие годы говорить о музыке и книгах, но при этом не стать ближе ни на сантиметр. А можно понимать человека, даже не зная его имени.

Чёрт, кажется я опять думаю о ерунде... И зачем я только посмотрел 'Последнее танго в Париже'?!

— Значит, ты отказываешься, — скорее утверждая, чем спрашивая сказала Крашенинникова.

— Да.

Красотка посмотрела на соседку, которая до сих пор не проронила ни слова. Та грустно пожала плечами, и на этом их молчаливый диалог закончился. В этот момент я почувствовал, что возле меня кто-то стоит. Я повернул голову... и никого не увидел. Слева был лишь бордюр, отделяющий тротуар от газона декоративными столбиками. Но на секунду я был уверен, что рядом кто-то есть: лёгкое дуновение воздуха, едва слышное дыхание. Померещилось? Кажется, я сегодня слишком устал. Долго Яманкан ещё будет грызться со своей подругой?

— Прелестно... — в это слово Крашенинникова вложила совсем не те эмоции, которые от него ожидают. — Значит мы соперники.

— Так уж вышло. Но обещаю, что буду играть честно.

— Я бы пообещала тоже, то не вижу в этом смысла — я так и так выиграю. Так уж сложилось, что тебе всегда придется быть на вторых ролях. Что в семье, что в жизни.

Надеюсь, 'Мария-Антуанетта' из тех кафе, которые в обмен на хороший отзыв готовы простить посетителям что угодно: хоть удары вилкой в шею, хоть втирание перца в глаза. В противном случае Яманкан тут в первый и последний раз, поскольку вспыхнувшая в её глазах злоба так и рвалась наружу.

— Ты и вправду так хочешь этот пост?

— Ничего не могу с собой поделать. Если вижу то, чего у меня нет — сразу это хочу.

Поскольку облака на небе так и не появились, то Яманкан решила найти ответ на кончиках своих ногтей, которые принялась изучать с дотошностью археолога, которому после месяцев бесплодных ковыряний в земле улыбнулась удача. Губы девушки разошлись и, по-прежнему не смотря на собеседницу, она тихо, но очень внятно произнесла.

— Строительные пироболты.

— Что?

Впервые Крашенинникову удалось удивить.

— Строительные пироболты. Наверняка их у тебя нет. Если хочешь, Майя через своего отца пришлет тебе партию.

— Если намеревалась сбить меня с толку, то тебе это не удалось, — блондинка разочарованно вздохнула и стрельнула глазками в мою сторону. — Кстати, раз ты отказалась от предложения, то может твой друг согласиться занять пост заместителя?

Мне стало откровенно жалко эту красотку. Мало того, что ей отказали в изощрённой форме, так она ещё на полном серьезе решила, что я что-то значу для Яманкан. Три мужских цели в жизни: вырастить сына, построить дом, посадить дерево. Три женских цели в жизни: вырастить сына, который добьется большего, чем сын подруги; найти мужчину, который построит дом лучше, чем у подруги; хоть раз отбить мужчину у подруги. И с третьим она сегодня пролетела.

— В принципе, я не против. Главное, чтобы условия были более выгодные.

— А что тебе она предложила? — с озорством в голосе спросила Крашенинникова и, вновь отхлебнув какао, посмотрела на Яманкан.

— Праздность и похоть.

Крашенинникова с недоверием посмотрела на нас обоих. А вот её безымянная подруга взирала исключительно на меня и исключительно с отвращением. Но почему? Ты даже не узнала подробностей, а уже готова при виде меня сплевывать на землю и цедить сквозь зубы 'Мусор...'.

— А подробнее?

— Это не к чему, — сказала Яманкан.

— Боишься, что предложу больше?

— Именно. Ведь тогда тебе придётся заняться сутенёрством.

Чудесно. А то я уже соскучился по чувству юмора этой особы. С начала беседы она вела себя на удивлении напряженно, и я уже стал бояться, что обстановка на неё давит. Но теперь был уверен — с ней всё в порядке! Даже вспышка злобы прошла. Будто её вовсе не было.

Тем временем Яманкан встала из-за столика, бережно разгладила блузку и поправил узел галстука.

— Спасибо за приятную беседу, Настя, но мне уже пора. Было приятно повидаться.

Я встал следом и направился вслед за Яманкан, которая, не дожидаясь ответного прощания, пошла прочь из кафе.

— Зря ты так, Лина! — донесся в спину голос Крашенинниковой. — Мы могли бы работать вместе.

Большей чепухи и выдумать было нельзя. Как и прима в балете может быть только одна, так и в любом коллективе кто-то должен был быть лидером, а кто-то подчиненным. Только обе не признавали иных мест, кроме главенствующих. Не прошло бы и недели, как комната студсовета окрасилась бы кровь одной из них.

— Прошло не так хорошо, как ожидалось? — сказал я, когда мы чуть-чуть отошли от кафе.

Яманкан остановилась и, положив руки на основание шеи, стала делать себе массаж. Лицо её было безмятежным, но я видел, что короткая встреча со школьной подругой её вымотала.

— С чего ты взял?

— Думаешь, раз я отщепенец, то не разбираюсь в отношениях между людьми?

— Если ты разбираешь в отношениях, то почему у тебя нет друзей?

Слова этой язвы точь-в-точь копировали сказанное мной Норе час назад и от того я вновь почувствовал фантомную боль от ввинчивающегося в живот кулака. Карма — ты безжалостная стерва... Да и ты, Яманкан, тоже.

— Они мне просто не нужны.

— Всем нужны друзья.

— А у тебя старшей сестры, случайно, нет?

Я подумал, что внешностью и образом мыслей она отталкивающе смахивает на моего куратора.

— Случайно есть... и даже две.

Неужели угадал? Но ведь фамилии-то у них разные... или кто-то незаконнорожденная?

— У тебя такое лицо, словно ты начал думать о какой-то чепухе.

Я вздрогнул от её слов и признал за ней некое превосходство в нашей невольной паре.

— Тебе показалось, — соврал я.

— Да? — с сомнением сказала Яманкан.

В этот момент меня обдало порывом жаркого воздуха. По ушам ударил грохот, мгновенно заполнивший голову звоном. А потом я, увлекаемый неведомой силой, пролетел вперед пару метров пару метров и упал на землю.

Глава 4. Ты не одна хочешь власти

Последние лучи заходящего солнца мазнули вершины гор, и долина погрузилась во мрак. Свет натриевых ламп затопил улицы. Охранные мачты, копьями пронзающие склоны гор, осветились красными габаритными огнями, но чувство защищенности, что они прежде давали, исчезло как пар над чаем, куда бросили льда.

По лицу Яманкан сновали красные и синие блики от машин экстренных служб, а сама она, сидя у распахнутых дверей кареты скорой помощи, аккуратно поправляла повязку на руке. Я сидел рядом и тот и дело постанывал, когда фельдшер обрабатывал раны на моем лице антисептиком.

'Мария-Антуанетта' превратилась в груду руин. Пожарные уже потушили разгоревшийся после взрыва пожар, и по улице расползался мерзкий запах дыма и гари. Деревья возле кафе лишились части листвы, а кора покрылась зарубками и торчащими осколками. Взрывотехники ФСБ уже обыскали местность на наличие второй бомбы, и теперь среди руин бродили эксперты. Улицу с обеих сторон перегородили кордонами, за которыми стояли полицейские, периодически отгоняющих настырных студентов, снимавших место теракта. Пара ученых в белых пылезащитных костюмах застегнули молнию на мешке, куда несколько минут назад положили тело молодого парня в форме сороки и понесли к бронеавтомобилю с гербом РАН.

Фельдшер, удовлетворенный обработанной раной, хмыкнул и хлопнул мне на лоб пластырь, а затем, ни говоря ни слова, отошел к другому раненому.

— Кажется, у тебя стало на одного конкурента меньше?

— Я не столь везучая, — сказала Яманкан, по-прежнему изучая повязку. — Анастасия выжила. Ты стоял спиной к кафе и не видел, как она ушла.

— Но её нет среди раненых.

— Она не пошла по улице, а свернула в проход между домами, чтобы срезать путь, — пояснила она. — Кто тут везучая, так это она.

— Предвыборная наука учит, что жертв избиратели любят больше, — не зная зачем, решил я её приободрить.

— Верно подмечено, — сказала она и зачем-то коснулась правого бедра.

Нам запретили уходить, пока не дадим показания. Так что мы просто сидели рядом, смотря на царящее оживление. На другой стороне улицы уже развернули небольшой полевой штаб, в котором мелькали люди в форме полиции и фельдъегерей. Но высоких чинов я не видел, хотя тот же ректор мог бы и прийти. Во взрывотехнике я разбирался чуть больше, чем никак, но даже мне было понятно, что причиной произошедшего не был ни взрыв газа, ни способность эспера. Кто-то активировал взрывное устройство в людном месте — это был заранее спланированный теракт.

— Мы — будущее человечества? — я процитировал предвыборный лозунг Яманкан.

— А ты с этим не согласен?

— Звучит слишком... претенциозно.

— Мы живем в городке, наполненным подростками, считающими себя исключительными — глупо на этом не сыграть.

— А если отвлечься от предвыборной гонки?

— Слышал об 'Ариадне'?

— Космическом лифте, что решили строить в Олдувайской равнине? Конечно.

— Без эсперов проект такого масштаба и сложности невозможно было бы реализовать ещё лет пятьдесят. А с нашими способностями его можно построить уже сегодня. Благодаря нам будущее ближе как никогда!

Не так близко, как говоришь. Международный проект закрылся в начале года. Официальных причин названо не было, но лифт всё-таки был объектом не научным, а военно-экономическим, поэтому каждая из стран-участниц хотела главенствовать в его управлении. Проект, готовый стать символом объединения человечества ради общей мечты, утонул в национальных дрязгах.

— Ха... какое счастье! — выразил я свой скепсис.

— Что опять не так? — вздохнула Яманкан.

— Знаешь, сколько прошло лет с момента появления первого эспера?

— Одиннадцать.

— По меркам нынешней науки это много или мало?

— Очень много.

— Так ответь мне: как так получилось, что до сих пор не найден ни источник нашей силы, ни причины её появления?

— Боишься, что кто-то придёт требовать плату за использование?

— Ага... И к слову, я один из кредиторов.

— А какая у тебя способность? — равнодушно спросила Яманкан, но я не поддался чувству доверительности, возникшему у нас от пережитого.

— Не скажу.

В лучах мигалок мелькнула знакомая стрижка каре. Двигаясь напролом, разве что не сшибая окружающих, к нам шла Элеонора Волкова-Рысина.

— Ох... — невольно вырвалось у меня.

— Вы свидетели? — спросила Нора, встав перед нами.

— Пострадавшие, — улыбнулась Яманкан.

— Юная леди, мне предстоит длинная ночь — не нужно её усугублять ещё и неуместным словоблудием.

— Леди... Слышал? Я леди! — Яманкан обернулась ко мне и пару раз ткнула локтем под бок.

Нора смерила меня недобрым взглядом.

— Как тебя зовут?

Я знал Нору; Яманкан знала, что я знаю Нору; Нора знала, что Яманкан знает, что я знаю Нору — но зачем было задавать этот вопрос мне было непонятно. Или она по-прежнему считает, что нужно придерживаться легенды? Не важно — буду играть по её правилам.

— Герман Бергман. Кафедра контаминации, третья группа.

— У тебя есть полезная информация, которой ты готов поделиться?

— Нет.

— Хорошо. Можешь идти домой. С тобой свяжутся для дачи показаний.

Меня просить дважды не стоило. Я встал и, не прощаясь, пошел к выходу из оцепления. Напоследок я обернулся в сторону Норы и Яманкан и увидел, как те разговаривают. И, судя по жестикуляции, на повышенных тонах. Интересные у них отношения.

При взрыве пакет с едой порвался, и содержимое рассыпалось по земле. Нести его в руках мне не хотелось, так что по пути домой я вновь зашел в минимаркет и уже оттуда отправился обратно в общежитие. Хоть шок от пережитого прошёл, но я всё равно чувствовал себя неважно. Поднявшись к себе, я даже не стал включать свет, а просто стянул обувь и не раздеваясь завалился в кровать. Из последних сил натянул одеяло и, кривясь от боли в теле, провалился в сон.

Утро облегчения не принесло. Двигая ноющими конечностями, я добрел до холодильника и расправился с остатками сока. На часах было девять, так что на первую пару я уже опоздал. Возникла мыслишка остаться дома, оправдываясь вчерашними событиями, но что-то мне подсказывало, что на занятия стоит пойти. Приняв душ и надев запасную форму, поскольку основная была изгваздана в грязи, я подхватил сумку и вышел на улицу. Не смотря на учебное время, аллеи и улочки были заполнены студентами, так что сильно я не выделялся.

Местная сеть напоминала бурлящее море из-за вчерашнего теракта, но вот новости федеральных каналов хранили солидарное молчание, словно взрыв в Университете был событием несравненно меньшего значения, чем репортаж о том, как премьер-министр, в окружении взвода охраны, ходит по коровнику и восхищается надоями.

Я пришёл в корпус аккурат перед окончанием лекции. Подгоняемые звонком, из аудиторий высыпали студенты и разбрелись по коридору, намереваясь в следующие пятнадцать минут размять затекшие за время лекции конечности. Я прошел на своё место, засунув в уши наушники и распластался по парте. Уверен, что никто из группы даже и не заметил моего отсутствия. Разве что сидящий справа парень. Но с ним мне повезло — как и я, он был молчаливым и ни разу не предпринял попытки со мной заговорить. За что я ему был несказанно благодарен.

— Привет...

Девичий голос был очень тихим и приятным. Я бы даже мечтал просыпаться под такой, если бы не был уверен, что мне придется прожить до старости бобылем.

— Ты... спишь?

Стоп! Так это ко мне обращаются? Из всех одногруппников только я имел привычку дрыхнуть на переменах... И на некоторых парах тоже. Но если девушка и вправду пришла ко мне, то лучше продолжать прикидываться спящим. Вряд ли незнакомка хочет познакомиться со мной, чтобы предложить поесть парфе в кафешке, а потом, при лунном свете, мерцающим бриллиантами на черном бархате реки, признаться в любви.

Чёрт, с моей романтичной натурой нужно что-то делать. Её убийство в себе — первый и самый важный шаг на пути одиночки.

Я разлепил глаза и повернулся к говорившей. Одногруппницей она не была, но и незнакомкой тоже. Я часто видел её обедающей в компании Яманкан. Миниатюрная, светло-каштановые волосы, чуть курносый носик и большие глаза. В такую влюбиться с первого взгляда проще простого. И дело не во внешней привлекательности, а в той ауре невинности и открытости, что её окружала.

— Нет, не сплю.

— Ты ведь... Бергман?

Услышать свое имя из уст этого ангела было настолько сильным ударом по моему внутреннему 'мимимиметру', что я обрадовался, что она обратилась лишь по фамилии.

— Да.

По-хорошему, стоило спросить, как её зовут, но я решил повременить со знакомством.

— Меня зовут Майя. Мы вместе с Линой баллотируется в студсовет.

Это дочь Юрия Майского?! Кхм... Мне кажется или я вижу пример случая, когда невеста ничуть не уступает приданому? Не часто такое встретишь.

— Приятно познакомиться, — она протянула раскрытую ладошку, которую я на автомате пожал. — Ничего плохого не подумай, но я представляла тебя совсем иначе...

— И как же?

— Даже не знаю... — она задумалась и очень мило приставила пальчик к подбородку. — Наверное, каким-нибудь красивым спортсменом... Ой, прости-прости, если обидела! Мне так стыдно... Я ничего такого не думала!

Нет, ты как раз это и подумала. Со стороны я произвожу впечатления волевого человека, который никогда не променяет своё роскошное дряблое тело на жалкие кубики пресса! Но в твоих ожиданиях был смысл. Если следовать логике Яманкан о 'разношерстной компании', то нормально, если в ней будет знаменитость, интеллектуал и спортсмен. Только последнего она почему-то заменила на меня.

— Ты хочешь о чём-то поговорить?

Пара одногрупников отвлеклись от разговора и стали наблюдать за нами, а мне не хотелось быть в центре внимания.

— Да, — кивнула Майская. — У нас сегодня на третьем этаже встреча по поводу выборов, вот я и решила тебе сообщить.

— Можно было и написать.

Если ты одиночка, то эта фраза третья по популярности после 'сегодня я не смогу — давай в другой раз' и 'биг-мак и колу с собой'. Ведь переписка имеет бессчетное количество преимуществ перед живым общением и телефоном: тебе не нужно отвечать немедленно; ты может подумать над ответом; ты, в конце концов, можешь просто проигнорировать собеседника. Кстати, последнее я, наверное, и сделал бы после вчерашнего.

— Лина сказала в точности тоже самое!

— Слушайся её. Они ерунды не посоветует, — так-то это ложь, но ради того, чтобы свести общение с ней к минимуму можно и соврать.

— Но мне хотелось заранее познакомиться с последним участником нашей дружной команды!

Она крепко сжала кулачки перед грудью. Но вместо того, чтобы глупо улыбнуться от этой милой сцены, на меня нахлынула грусть. Ох, ну нельзя же так поступать. Девушки выбирают подруг пострашнее, чтобы на их фоне казаться симпатичнее. Но ты пошла дальше и взяла в компанию прелестное создание, которое станет оттенять твои плохие черты характера. За такое положена не жёлтая карточка, а немедленная дисквалификация на весь сезон!

— Ясно-понятно, — воспользовался я универсальный ответом для завершения беседы.

Майская ещё несколько секунд постояла, словно думая, как поступить: продолжить разговор или уйти. И к несказанному облегчению выбрала второе.

— Ладно, мне пора. Увидимся! — она дружелюбно помахала рукой на прощание и выскользнула из аудитории. Несколько секунд я смотрел ей в след, а потом вновь вставил в уши наушники и, распластавшись по парте, тут же выкинул встречу из головы.

После того, как отзвучал последний звонок, меня пару минут подмывало смыться. Но я решил, что это не самая лучшая тактика. Проблемы нужно встречать лицом к лицу. А уже после того, как убедишься, что они тебе не по плечу — начать от них убегать.

Третий этаж по-прежнему был безлюдным, но на полу было уже изрядно натоптано. Видимо Яманкан здесь часто бывала. Дойдя до знакомой аудитории, я не стучась открыл дверь и вошел в зал. С последнего визита обстановка сильно изменилась: все парты были перенесены в конец и наставлены друг на друга; в центре стояла лишь широкая кафедра и несколько стульев вокруг неё; с учительской доски смыли многолетнюю пыль и теперь на ней блестели капельки воды, высыхающие под яркими лучами южного солнца.

Яманкан мелом аккуратно писала что-то под фотографиями, приклеенными к доске узенькими полосками изоленты. За ней, спиной ко мне, сидели Майская и незнакомый парень. Наверное, это и есть Натан Энтин. Светлые волосы, очки в черной полуоправе и аура человека, который в плане странностей сможет дать фору даже мне. Как однажды сказала Нора: 'Странным людям нужно быть очень проницательными, чтобы находить таких же странных... и держаться от них подальше!'.

Заметив меня, красотка прекратила писать и полезла в свою сумку, висящую на спинке стула. Достав толстую пачку распечаток, она разделила их на три стопки и разложила перед нами. Я взял ближайшую и прочел название:

— Правила проведения студенческих выборов Российского государственного университета обучения эсперов...

Я пристально посмотрел на Яманкан.

— Что-то не так? — на удивление холодно бросила она. Характер у неё всегда был не сахар, но сегодня он был особенно солон. Где жизнерадостность, присущая тем, кто недавно избежал смерти?

— Здесь так... много... — за меня ответила Майская, не спеша брать в руки свою пачку, будто она могла обернуться змеёй и укусить.

Объём и вправду впечатлял. Очевидно, что Министерство образования, следуя Закону Паркинсона, дошло до точки, когда стало заниматься только ненужной бюрократией.

— Учитывая количество листов, плотность текста и скорость чтения, мне потребуется порядка семидесяти минут, чтобы ознакомиться с содержимым, — сказал Натан. Голос его был равнодушным и немного монотонным. Яманкан на тебя тоже действует угнетающе? Уверен, что ты, как и я, с ней исключительно ради выгоды. Тогда, возможно, я поступлюсь принципами и организую с тобой клуб её ненавистников.

— Я уже всё прочитала и могу сказать, что важны лишь первые десять страниц. Дальше можно не углубляться.

Я раскрыл зажим вверху пачки и отсчитав ровно десять листов, засунул их в сумку. Потом положил оставшиеся обратно на стол и, закинув сумку на плечо, пошел к выходу.

— Кхм... — за спиной раздалось деликатное покашливание.

— Я вам в любом случае не нужен.

— Как не прискорбно признать — нужен.

— Для кворума на выборах?

— Внеси в свою рутинную жизнь толику разнообразия и послушай меня, — ей, наконец, надоело со мной спорить.

Если мне нужно разнообразие, то я потребляю 'дешевые эндорфины': видеоигры, сериалы и книги. И совещания к ним точно не относятся. Я вновь вспомнил причину, по которой решил связать свою жизнь с Яманкан, и по телу прошла знакомая дрожь. Такую я однажды испытал, когда при просмотре фильма ужасов в темноте, моя кошка лизнула мне ногу... И почему я опять думаю о всякой чепухе?

Решившись, я сел на стоявшую на отшибе парту, которую не успели или поленились оттащить к общей куче. Яманкан вернулась к доске и, встав под портретами студентов, начала рассказывать:

— Сейчас я вам кратко расскажу о том, как будут проходить выборы, и кто будет нашими соперниками. Пройдут выборы в Концертном зале Университета в следующую пятницу. Он достаточно просторный, так что сможет вместить всех студентов-эсперов. Кстати, обычные студенты с научных кафедр голосовать не могут. Но это исключительно для справки. Всего претендентов четверо, так что много времени мероприятие не отнимет. В начале от каждой команды выступает кандидат в президенты со своей программой. Потом члены его команды. Тут сложнее: Майя, Натан — каждому из вас будет отведено по три минуты, чтобы представиться зрителям и рассказать о себе. Речи я вам подготовлю.

Яманкан посмотрела на меня и с каким-то облегчением сказала:

— Тебе выступать не надо будет.

— Уверена?

Я переспросил не из-за того, что волновался, что что-то пойдет не так, а лишь потому, что стоять перед тысячью пар глаз — ужасно.

— Да. В правилах на твой счёт ничего нет.

— Правила могут и поменять.

— В этом случае мы что-нибудь придумаем...

Моё богатое воображение нарисовала в голове сцену, как меня вызывают к трибуне, Яманкан наносит костяшками пальцев удар мне в горло, ломая подъязычную кость, а потом, делать массаж сердца, кричит: 'Ему неожиданно стало плохо! Доктора! Доктора!'. Надо будет дома перечитать правила — не могу допустить, чтобы она ошиблась в регламенте.

— Потом начинаются дебаты с одним из оппонентов, выбранных на жеребьевке. В конце студентам дается пятнадцать минут на голосование. Поскольку голосуют с помощью телефонов, то результаты становятся известны сразу. Как видите, всё достаточно просто и современно.

Было бы просто, будь ты лидером гонки. Но ты лишь вторая и я не вижу способа это исправить. Здесь не выборы президента: обниматься с пенсионерками и целовать младенцев перед камерами ты не сможешь.

— Теперь о противниках. Их три. Главный — Анастасия Крашенинникова. О ней я рассказывать не стану, поскольку о ней вы всё знаете. Что-то от окружающих, что-то с моих слов, что-то после личного знакомства...

Яманкан бросила на меня быстрый взгляд и как-то недобро поджала губы. Странная реакция. От Майи не укрылась эта деталь и она принялась вертеть головой, не понимая, что происходит. Если станет легче — то я тоже не понял причину раздражения.

— ...Остальные: Кирилл Кудрявцев и Вероника Вельская. Первый с кафедры сорок. Я не могу сказать о нем ничего плохого. Обычный парень. Симпатичный, популярный как у парней, так и у девушек. Из хорошей семьи. Лично я с ним не общалась, но готова предположить, что его желание идти в студсовет обусловлено его новым окружением. Он уже быстро обзавелся знакомыми, которые, шутки ради, предложили ему участвовать. И тот, недолго думая, согласился. В его команде трое парней и одна девушка. Вот их фото, — Яманкан указала на правую сторону доски. — Это на случай, если кто-то из них захочет с вами двоими познакомиться и что-нибудь выведать.

— Не троими? — переспросила Майская.

— Двоими... С третьим из вас никто знакомиться не станет. А если и станет...

Эй, не надо делать такую паузу, словно этот несчастный сразу будет потерян для страны, общества и родных. Моя жизненная позиция не заразная, а врождённая.

— Последняя — Вероника Вельская. Она обходит по голосам Кудрявцева, но, как и он, не представляет опасности. Пусть она и активно себя продвигает, но это ей никак не поможет — она аутсайдер по определению.

— Почему? — спросил Энтин, который хоть и выглядел равнодушным, но девушку слушал внимательно.

— Я навела о ней справки: круглая отличница, участница олимпиад, идеальные характеристики от учителей. С первого класса боролась за каждую оценку и не признавала отметок ниже пятёрки. Если случайно получала четыре, то всегда просила пересдать предмет на более высокий балл. А её школьные сочинения даже печатались в альманахе, издаваемым областным отделением министерства образования. Уже это значит, что сильным противником ей не стать.

Какая-то странная логика. Как раз последнее и значит, что она умеет врать и втираться в доверие. Незаменимые качества для политика. Школьное сочинение — это дикая химера, в которой требуется не выразить своё мнение, а пересказать установленный десятилетиями догмат. Вот 'Гроза' Островского — эта унылая пьеса, где слабохарактерная героиня сначала, не подумав, изменяет мужу-тряпке, а потом, опять же не подумав, ему же и признаётся. А затем... топиться в реке! Так и вижу слоган школьной программы за десятый класс: 'Семь бед — на дне реки ответ! Учитесь решать проблемы кардинально!'. Из-за такой позиции потом меня перед всем классом отчитывали! Так что ты либо пишешь безвредную чепуху, либо подвергаешься остракизму.

— Все перечисленные аргументы, наоборот, делают её достойным кандидатом.

— Верно, — поддержала Энтина Майская. — Отличница... и миленькая на личико — я бы за такую проголосовала.

— Всё, что вы говорите верно. Но этого недостаточно, чтобы победить.

— Но почему?

— У нас не меритократия, чтобы правили достойные, — и прежде чем Майская, которая, похоже, не знала этого слова, вновь принялась возражать, Яманкан обратилась ко мне. — А что ты думаешь?

— Тебе так важно моё мнение?

У того, кому отведена роль подпевалы его не спрашивают. А когда такой случай представляется, то от него требуется максимально грамотно выразить его другими словами.

— Чтобы убедиться в твоей способности.

— Ты от меня её так и не узнала и решила начать строить домыслы? Да что с тобой не так?!

— Я о другом таланте. Том, что у тебя с рождения.

— Выводить из себя занудством?

Яманкан с раздражением хлопнула пачкой листов об стол.

— Глаза — зеркало души. А поскольку душа у тебя гнилая, то и взгляд тоже. Значит ты прекрасно видишь в людях плохое. Разве нет?

Майская выпучила глаза, а вот Энтин приставил руку к подбородку, словно начав переваривать услышанное. Чёрт возьми, ты не могла заранее подготовить их к правде?

— Чепуха! Я не так плох, как ты говоришь.

— Тогда ты легко сможешь найти в Вельской положительные черты. Но не перечисляя её заслуги, озвученные мной.

Какая грамотная ловушка. Не то чтобы я не смог из неё выпутаться, но стоила ли оно сил? Я посмотрел на портрет девушки и прокрутил в голове услышанное о ней.

Школа эта среда, единственная цель которой развить мозг, посредством постоянного потока данных. Информация, которую ты получаешь в ней можно охарактеризовать тремя прилагательными: скучная, бессмысленная и трудная. Заставить малолетних лодырей её потреблять и усваивать — задача непомерной сложности. Во взрослом обществе такие мучения компенсируются деньгами, но платить школьникам точно никто не станет. Поэтому нужно создать искусственную систему мотивации — оценки.

Огромное количество школьников готовы годами развивать сколиоз лишь бы в аттестате не было ни одной оценки ниже 'отлично'. Учителя, родители и общество убеждают их, что они помогут им устроиться в жизни. Но, зачастую, через годы пропасть, разделяющая двоечников и отличников, больше напоминает канаву, чем Большой каньон. И причина кроется в порочном школьном принципе: потраченные усилия равны будущей оценке. Но в жизни двадцать процентов усилий дают восемьдесят процентов результата. Находить эти заветные двадцать могут лишь избранные — остальные вкалывают денно и нощно ради призрачных успехов.

Полагаю, что Вельская ещё не до конца поняла эту истину. Любимица учителей и гордость родителей. Она так привыкла во всем быть первой, что забыла, что оценки лидером не делают.

Нет. Так отвечать нельзя. Нужно постараться сжать всё до понятного минимума... и ещё больше не испортить своё реноме.

— Она привыкла жить по школьным правилам: чем больше усилий — тем лучше результат. Но выборы — это кусочек реальной жизни. Здесь всё решают обаяние, нестандартное мышление и везение. И ты, наверное, считаешь, что у неё всего этого нет.

Яманкан задумчиво провела кончиками пальцев по стертому за годы краю стола. Теплый ветерок из открытых настежь окон колыхал пряди её волос. С улицы доносились веселые крики, смешанные с далеким гулом летящего куда-то вертолета.

— Я в тебе не ошиблась. Ты действительно гнилой, насквозь испорченный человек, который видит суть вещей.

— Лина! — Майская посмотрела на подругу с осуждением. — Это грубо!

— Но это правда. Тот, кто сидит позади тебя, не самый приятный член общества.

Хоть и я знал Майю всего день, но мне не хотелось, чтобы она устроила ссору из-за меня. Такие как она очень болезненно переносят конфликты, и становиться их причиной мне не хотелось. Тем более, она строила представление о нормальных отношениях по меркам обычных людей, а вот у меня с Яманкан они были настолько перекрученные и извращённые, что я даже не мог подобрать для них эпитета.

— Майя, твоя подруга не сказала ничего плохого или обидного.

— Не надо держать меня за дурочку! Я же вижу, что между вами случился разлад. Из-за чего вы поссорились? А, впрочем, не хочу знать — живо миритесь!

Мы с Яманкан тупо переглянулись.

— А было время, когда мы ладили?

— Э... — замялась Майская.

— Я поддерживаю Майю, — вмешался Энтин. — Мне не нравится сложившаяся ситуация...

— Спасибо! — девушка с благодарностью сложила ладошку на груди и посмотрела на блондина.

— ...Текущий конфликт может привести к тому, что одна из сторон откажется выполнять свои обещания. Это приведет к напряженности в коллективе и поставит под удар мои планы.

— Э... Что?!

Майская сейчас напоминала невинную девушку, верившей, что детей приносят аисты, но брошенной в жесткое порно. Ты и вправду не знала, что остальные здесь только ради выгоды? В отличии от отца, у тебя предпринимательская жилка отсутствует напрочь.

— Нет! — отрезала Яманкан, давя бунт в зародыше. — Я выполню свои обещания. И личные отношения тут роли не сыграют.

— Но...

— Никаких 'но', Майя. У нас и вправду всё хорошо.

— Ладно, поверю, — вздохнула девушка и, повернувшись ко мне, тихо прошептала. — Извини за Лину. Она иногда странно себя ведёт.

Мне тебя искренне жаль, раз ты до сих пор не поняла, что она за человек.

— Спасибо, — мягко улыбнулся я в ответ.

— Это разве не успех? — внезапно вмешалась Яманкан, которая нас слышала.

— Успех в чём?

— В твоей социализации. Мы знакомы всего пару дней, а у тебя уже появился друг. Чего я и добивалась!

Майская тут же стала пунцовой.

— Нет-нет, мы не друзья... В смысле нет, друзья... — она вновь обернулась ко мне и начал махать ручками. — Ну то есть ещё не до конца...

В другой ситуации я бы улыбнулся при виде такой реакции, но мне было не до смеха. Слишком знакомые, мерзкие и липкие слова произнесла Яманкан. Я даже стал немного клониться в сторону, стараясь заглянуть ей в ухо — вдруг там был наушник, в который говорила Нора.

— Ответь честно: ты меня взяла в команду из жалости? Если так, то твои замашки мессии, готового направлять заблудших овец на путь истинный, пропадут втуне. Я крепкий орешек.

— Ещё чего! То, что твой социальный статус с каждым днем стремительно падает в гравитационный колодец этой планеты, — Яманкан не удержалась от очередного безумного эпитета, — меня совсем не волнует. Однако, чтобы выполнить одно из условий нашей сделки, мне требуется немного тебя... кхм... изменить.

Менять человека, чтобы... что? Разве для того, чтобы быть лентяем нужно обладать каким-то личными качествами? Кажется, эта особа подходит ко всем вопросам с избыточной серьезностью.

— Зачем. Меня. Менять.

— Мне будет трудно найти девушку, которая при текущем...

— Так ты о... том?

По моему лицу невольно прошел спазм. Так она тогда не шутила?

— Да-да... О бутоне невинности.

— О чём? — хором спросили Майская и Энтин. Видимо, от них наши договорённости держались в секрете. Благоразумно.

— Давай я забуду об этом условии сделки, — натужно улыбнулся я, стараясь скрыть смущение. — Ограничимся только... праздностью.

Яманкан пожала плечами.

— Твоё право. Ладно, думаю на сегодня всё, — обратилась она к остальным.

Энтин тут же встал, попрощался и вышел из аудитории. А вот Майская осталась, дожидаясь подругу. Я долго думал, как поступить и, наконец, подошел к ней.

— Эм... Слушай... — я замялся, не зная, как бы деликатнее оформить свою просьбу.

— Да? — отзывчиво откликнулась она.

— Ты не оставишь меня с Яманкан наедине?

Звучит, конечно, очень грубо, но уж больно мне хотелось побеседовать с ней с глазу на глаз. Яманкан, которая до этого снимала с доски фотографии, повернулась к нам и вопросительно приподняла бровь.

— У меня от Майи нет секретов.

У тебя от неё секретов больше, чем может вместить эллинг для дирижабля. А твой ответ исключительно, чтобы укрепить дружбу с ней ещё больше. Но уверен, что Майская сейчас из вежливости скажет, что подождет в коридоре.

— Если ты настаиваешь, то я останусь.

М-дя. Я не очень умён.

— Я хотел поговорить о вчерашнем...

— Майя, подожди в коридоре — я задержусь всего на пару минут, — Яманкан мягко улыбнулась, и я понял, как ей удается очаровывать людей. В её словах и жестах не было никакой грубости или надменности — лишь искренность и теплота. Признаюсь, что познакомься мы при иных обстоятельствах, то ей бы легко удалось меня обмануть образом идеальной девушки.

Майская удивилась, но, махнув на прощание рукой и подцепив сумку, вышла.

— Странно, что ты не сказала ей о том, что вчера чуть не погибла.

— Майя настолько мнительная и мягкосердечная, что она бы удушила меня заботой, если б узнала. Так о чём ты хотел поговорить?

— О чём ты разговаривала с Норой вчера? — перешел я сразу к делу.

— Разговором я бы это не назвала. Она задавала вопросы, а я отвечала... Скорее это был допрос.

— Меня такая участь миновала.

Я недвусмысленно дал понять, что меня тогда прогнали не потому, что я был бесполезным свидетелем, а потому, что она хотела поговорить с ней наедине. Интересно, я могу рассчитывать на честность?

— А у тебя репутация человека, которого принято подозревать первым?

Ещё одна деталь в копилку фактов о нелицеприятном прошлом данной особы. Что же ты такого совершила, что даже уничтоженное кафе вменяют тебе в вину?

— Нет, я числюсь эспером... благонадежным...

Официально, по крайней мере.

— ...просто мне бы хотелось, чтобы Нора не узнала об условиях нашей сделки. Она считает, что ты меня затащила в студсовет силой. Пусть продолжает так думать.

Моя просьба могла вызвать очень много ненужных вопросов и подозрений, но я убедился, что Яманкан и Нора знакомы ближе, чем думал ранее. Я соврал Норе о том, что добровольно согласился на участие в выборах, и эту ложь нужно укрепить, даже если придется врать ещё больше. Пусть через полторы недели ты и так проиграешь, но перестраховаться не помешает.

Но реакция Яманкан меня удивила. Она не стала ничего спрашивать, иронизировать или выпытывать название моей способности, а лишь спокойно сказала:

— Хорошо.

Я кивнул и пошел к выходу. Сдвинув дверь, я увидел прислонившуюся к стене Майю.

— Пока, — попрощался я и пошел к выходу, мысленно желая, чтобы этот неудачный этап моей юности поскорее закончился.

Глава 5. Компания подстать тебе

— Опять я?

Кивок.

— Они оба вновь заняты?

На этот раз отрицательное покачивание. Сегодня мой босс на удивление немногословен.

— Тогда зачем...

— Моя попытка свести общение лишь к языку тела провалилась, — Яманкан вздохнула. — Ты нужен именно как кандидат в секретари.

Сегодняшний день можно было обвести в календаре красным маркером и нарисовать сверху импровизированный тортик. Впервые я ел не в одиночестве.

Когда с привычными сэндвичем и соком я расположился на своем столике в углу, даже не спросив разрешения, ко мне подсела Яманкан. В руках у неё был небольшой ланч-бокс, наполненный рисом, помидорами-черри, листьями салата и обжаренными кусочками курицы. Выглядело это всё очень аппетитно и, наверняка, считалось более здоровой пищей, чем моя. Приготовление такого набора отнимает немалое время. Если так хочется качественной еды, то не проще спускаться в студгородок на обед?

— Звучит как... работа.

— Тебе придется постоять в сторонке на небольшом мероприятии, а затем поставить подпись на бланке. Согласись, но это полноценной работой точно не назвать.

— Тут важен сам факт...

Не важно, что ты делаешь: перекладываешь бумажки в офисе, добываешь уголь в шахте или с простреленной почкой гоняешься за должником по городу. Работа это занятие, которое тебе не нравится и оплачивается несоразмерную труду. С другой стороны, если бы зарплата соответствовала заслугам, то после Университета мне пришлось бы голодать.

— Я вижу нашу беседу на три шага вперед: ты отнекиваешься, я тебя убеждаю, ты соглашаешся.

— Сдаться без боя — позор для воина!

— Я тебя осуждать не стану.

Я кивнул, удовлетворенный услышанным, и тут же перешёл к делу:

— Тогда для чего я понадобился?

— Уже говорила: постоишь в толпе и распишешься на листке. Ничего более.

Я вспомнил, как закончился тот раз, когда меня убеждали, что встреча пройдет быстро и гладко. Раны, полученные при взрыве вновь заныли, и Яманкан, прочитав мои мысли, мотнула головой.

— Меры безопасности там будут высокие.

— И что за мероприятие?

— Жеребьевка участников.

— Вас всего четверо... — ответ поставил меня в тупик.

— Ты читал правила выборов? — с подвохом спросила Яманкан. Те десять листков, что я взял, так и остались лежать в сумке, и она это поняла.

— Нет.

Какой смысл врать из-за пустяков? Всегда лучше сознаться, а потом делать равнодушное лицо в ответ на сыплющиеся обвинения.

— В Концертном зале студгородка соберутся все студенты, перед которыми каждый из кандидатов представит свою программу. После этого начнутся дебаты, в которых разбитые на пары участники сойдутся в диспуте с оппонентом. Сегодняшняя жеребьёвка ставит целью выбрать порядок выступлений и твоего соперника.

— А смысл делать это сейчас?

— Чтобы участники смогли подготовиться. Ректорат хочет сделать из выборов шоу, а мямлящие от неожиданных вопросов кандидаты — скучное зрелище.

— И когда жеребьевка?

— В Ратуше в пять. Я буду ждать у входа... и не вздумай не прийти!

Продолжать обед в моей компании она не собиралась, так что поднялась и пересела за столик, где щебетала компания девушек.

Вторая половина занятий пролетела быстро. Большую часть времени я клевал носом или смотрел в окна, так что тематика лекций совсем не отложилась в голове. Как только прозвучал звонок, я неспешно собрал сумку и самой медленной походкой, на которую только был способен, пошёл к выходу. Яманкан покидала учебный корпус в числе первых, но я всё равно перестраховался, чтобы ненароком с ней не столкнуться. Путь до Ратуши был неблизкий и перспектива идти с ней не прельщала. Кроме как о выборах, нам говорить было и не о чем. Да и сама тема мне была неинтересна. Так что всю дорогу мы бы провели в молчании. А последнего я не выносил. Даже если и знаешь, что человека тишина нисколько не тревожит, всё равно подсознательно испытываешь неловкость.

До пяти было ещё много времени, так что я зашел в кафе в одном из зданий, окружающих площадь перед Ратушей. Заказал чашку капуччино и сел за столик у окна. Читать книгу или сидеть в телефоне не хотелось, так что просто стал смотреть на то, что твориться за стеклом.

Площадь перед Ратушей была центром студгородка. Здесь всегда было людно, но сейчас можно было решить, что сюда пришёл весь город. Занятия окончены, впереди выходные — вот все и решили отдохнуть после учебной недели: эсперы, обычные студенты с научных кафедр, преподаватели, чиновники и даже учёные, которые, не смотря на жару, щеголяли исключительно в белых халатах. В тени соседнего здания стояла пара полицейских, экипированных тазерами и стреляющими резиновыми пулями револьверами. Летальное оружие им не полагалось. Конфликты с эсперами надлежало разрешать мирно, а в случае осложнений сразу вызывать фельдъегерей.

Часы на башне отбили пять ударов. Покинув кафе, я пересек площадь и подошел к парадному входу Ратуши. Яманкан уже ждала меня, поставив одну ногу на ступеньку, отчего во всей её позе читалось желание покрасоваться. Либо она обладает врожденным талантом выглядит эффектно... Но я за первую версию — не хочется ей льстить.

— У меня к тебе просьба, — с ходу перешла она к делу. — Постарайся держать свои мысли о присутствующих при себе.

— Я всегда так делаю.

Слова отчасти были ложью, но говорить 'я всегда так делаю, когда могу сдержаться' не стоило.

— Здесь особый случай. Пока ждала, я видела тех, кто там будет, и некоторые из них могут показаться немного... странными.

— Странными? — в отношении тех, кто может стрелять молниями или читать мысли слово 'странно' вообще неуместно. Или она подразумевает, что они странные по стандартам здоровой психики? — Ты так обходительно хочешь подготовить меня к лицезрению шизиков?

— Коль не прискорбно это признавать, но ты опять понял меня с полуслова. Но на твоём месте я не стала бы бояться предстоящей встречи. Уверена, что со всеми твоими странностями и комплексами, тебя сразу пригласят в клуб эсперов не от мира сего.

— Ха! Если есть клуб, готовый принять меня в члены, то я уже не хочу в него вступать.

Яманкан закатила глаза. Эй, если будешь делать так всякий раз, когда я говорю что-то смешное или умное, то у тебя разовьется мимический тик. Научись сдерживаться, черт возьми!

— Пошли. Остальные участники уже внутри — ждут только нас.

Мы поднялись на второй этаж, немного попетляли по коридорам и вошли в небольшую приемную, в центре которой за столом сидела пожилая женщина.

— Яманкан и Бергман, — представилась девушка и провела телефоном над терминалом идентификации.

Женщина кивнула и протянула пару бейджиков с нашими фотографиями, именами и названиями групп. На ходу цепляя свой к блузке, Яманкан вошла в дверь за спиной вахтерши, и мы оказались в просторном зале с высоким потолком. Через окна, украшенные цветными витражами, в зал падал свет, окрашивая всё в красные, зеленые и синие цвета. В конце зала была небольшая мини-сцена, над которой висели драпировки из штор и два огромным герба: России и Университета. По углам стояли флагштоки с триколорами, а с портретов на стенах взирали бородатые ученые прошлых столетий... Текущее похвастаться ими не могло.

Замерев у входа, я стал изучать собравшихся. И чем больше мой гнилой взгляд видел лиц, тем больше мне хотелось развернуться и, прежде чем кто-то обратит на меня внимание, сбежать прочь.

Моя нога непроизвольно сделал шаг назад.

— Ни с места... — шепнула стоявшая возле меня Яманкан.

— Не, ну ты видела, ты видела?! Они же все долбанутые!

Будто бы все фрики Университета враз собрались в одной комнате: девушка с вязаной куклой на левой руке; высокий парень в берете, из которого торчало перо с прикрепленной скотчем бумажке с надписью 'Преса' — именно с одной 'с'; другая особа внешне не выделялась, но в середине беседы с двумя парнями вдруг отвернулась в сторону и начала вести монолог смотря в стену; стройная блондинка с очень короткой стрижкой носила накладные кошачьи ушки... Ладно, к последней претензий нет.

На них странные эсперы не заканчивались, но мне стало настолько неуютно, что мозг начал отказываться воспринимать информацию. Для такого интроверта и затворника как я, подобное скопление людей было сродни пытке. А пришло на жеребьевку немало — полсотни наберется.

Спасибо Яманкан — многих я уже знал. Была тут и Крашенинникова с заместителем, и компашка парней с Кудрявцевым во главе. Я поискал глазами последнюю кандидатку и приметил Вельскую в конце зала. Та о чём-то беседовала с парой девушек. Выглядела она точь-в-точь, как на фото, что мне показывала Яманкан: среднего роста, русые волосы, стянутые в хвост на затылке, милое личико. Слушая подруг, она периодически улыбалась и кивала, всем видом демонстрируя интерес к собеседнику. Может подойти к ней и завести разговор о фермах по разведению лосося? Исключительно чтобы проверить: правда ли ей интересно или она просто умеет делать вид.

Я стал медленно обходить зал по кругу, стараясь держаться подальше от всех, когда увидел ещё одного участника. За стоящим на сцене столом спала женщина. Именно спала, а не делала вид как я иногда. Несмотря на гомон голосов, можно было расслышать милое и умиротворенное посапывание. Левую руку она использовала как подушку, а другую протянула вперёд, отчего кисть свисала с края столешницы.

Итиль — фельдъегерь-гидромантка и одна из Руки.

В снежной стране как наша, её способность считалась особенно ценой. Странным было то, что её отправили курировать сорок в южный регион. Ходил неподтвержденный слух, что это её наказание, поскольку в последнее время она провалила пару операций, но наверняка никто сказать не мог — ФФС была малочисленным и закрытым ведомством.

Из динамиков послышалось шипение, сменившиеся постукиванием. Женщина в годах, одетая настолько безвкусно, насколько это возможно, снова постучала по микрофону, проверяя его работу. Кажется, она была деканом одной из кафедр, но какой именно я не знал.

— Добрый день... или лучше уже сказать вечер? — если она этой фразой захотела придать неформальности встрече, но у неё получилось из рук вон плохо. Даже со своими кривыми навыками социализации я бы успешнее расположил к себе зрителей, — Я очень рада, что так много девушек и юношей сегодня здесь собрались. Это является неоспоримым доказательством, что в новом поколении растет социально ответственным, смотрящим в будущее и готовым формировать новый политический уклад. Ведь именно активная гражданская позиция является тем стержнем, вокруг которого консолидируется общество в стремлении к модернизации...

Женщина продолжала говорить, но лишь избранные Богом Словоблудия не теряли нить повествования. Остальные уже перестали понимать о чем речь и теперь лишь желали, чтобы она поскорее завершилась.

Для обучения эсперов требовались нетривиальный подход и свежий взгляд, но в Министерстве образования посчитали, что переизбыток молодых преподавателей в совершенно новом учебном заведении может дурно сказаться на 'правильности' воспитания и разбавили свежие кадры представителя старой школы. Декан — доказательство, что вышло так себе. Разве нельзя было отсеять тех, кто готовы говорить что угодно и сколько угодно только из любви к своему голосу, положению и желанию потешить эго!

— Это прекрасный шанс проявить себя, — тихо сказала Яманкан, намекая, что все собравшиеся ждут того, кто спас бы их время и хорошее настроение.

— Каким образом?

— Рекомендую начать с деликатного покашливания.

Предложение было интересным, но я как никто знал, что даже в коллективе из двух человек, один всегда готов сделать что-то раньше и с большим энтузиазмом. Осталось только подождать, когда кто-то из присутствующих решит, что раз к восемнадцати годам не удалось спасти мир от гибели, то можно попытаться хотя бы спасти присутствующих от скуки.

Шесть метров влево и два впереди — столько отделяло нас от человека, который нарочито громко произнес:

— Чувствую не доживу... Передайте моей жене и детям, что я любил их!

Декан сбилась, стрельнула гневным взглядом в толпу, но из-за того, что была увлечена речью, инсургента вовремя не выявила. Решив, что это был единичный случай, она вновь открыла рот, чтобы продолжить речь, но тут раздался резкий скрип ножек отодвигаемого стула. Шурша одеждой, похрустывая суставами и периодически позевывая и причмокивая, Итиль встала из-за стола. Заспанными глазами она обвела собравшихся студентов.

— Ох... как же вы шумите...

Повернувшись к декану, Итиль встретилась с ней глазами.

— Ты тоже... — безжалостно добавила фельдъегерь. — Где этот клятый ящик...

Покопавшись под столом, она достала черную коробку с круглым отверстием посередине, забранным длинным рукавом из ткани. Держа штуковину под мышкой, она вышла из-за стола, и все увидели, какого маленького она роста — метра полтора, не больше. По сравнению с таким гигантом как Побирушка, она смотрелась просто жалко.

Отстранив недовольного декана от микрофона, Итиль трагично вздохнула и сбивчиво заговорила:

— Те четыре, кто там... Ну... На должность... Эх, короче, они сами знают — ко мне!

— Секретарей тоже попросим подойти, дабы они подтвердили согласие с результатами жеребьевки или зафиксировали нарушения.

Мне стало дурно лишь от одного этого предложения. Оказаться перед таким скоплением людей без предварительной моральной подготовки?! Это будет то ещё испытание. Я даже из дома утром не выхожу, если слышу, что в коридор кто-то вышел раньше меня. Долго смотрю в глазок на спину удаляющегося человека, считаю до двадцати и только тогда открываю дверь. Вот наглядный пример того, как я сторонюсь людей.

Мечтая, чтобы всё закончилось как можно быстрее, я вышел на сцену и присоединившись к остальным кандидатам. Итиль окинула нас взглядом, в котором отчетливо можно было разобрать слова 'сон', 'подушка' и 'кровать'. А вот желания здесь находиться там не отыскала бы даже экспедиция Национального географического общества. Допускаю, что её присутствие лишь следствие усиления мер безопасности после теракта.

— Там четыре бильярдных шара... ха-ха... — издала смешок фельдъегерь. — Номера от одного до четырех... Шары определят очередность выступлений и оппонента... Четные с четными, нечетные с нечетными.

Она подошла к стоявшей ближе всех Вельской. Та просунула руку в отверстие и вытащила поблескивающий красный шар с цифрой три.

— Дальше... — сонно сказала Итиль.

Следующим стал Кудрявцев. Копался он в ящике непривычно долго, словно выбор как-то мог повлиять на победу.

— Один.

Итиль повернулась к Яманкан и Крашенинниковой, которые, почему-то, стояли рядом.

— Остались вы...

— Прелестно! Буду рада поучаствовать с тобой в дебатах, Лина! Как в старые добрые времена средней школы! — Крашенинникова весело засмеялась и приобняла Яманкан.

— Ай, Настя, ты что творишь! — захихикала та в ответ и попыталась освободиться, но не очень настойчиво... скорее вида ради. — И не вешайся на меня — и так жарко! А ты у нас та ещё горячая штучка...

Обе тут же рассмеялись, по-прежнему стоя обнявшись.

— Принцессы мои, — голос Итиль был преисполнен такой скукой и депрессией, что робот-параноик Марвин, счел бы своё поведение неуместным позерством в сравнении с этим существом женского пола двадцати пяти лет, — либо вы тащите шарики, либо я даю вам пару ножей и вы выясняете противоречия здесь и сейчас.

— Ножей? — голос исходил от стоявшей рядом девушки из команды Вельской.

— Да, ножей. Таких заостренных кусков металла, которыми люди испокон веков тыкают друг друга в жизненно важные органы, — вежливо пояснил я.

Девушка смерила меня удивленным взглядом и отодвинулась, хотя расстояние между нами и так было большим. Мало того, что вопрос был риторическим, так и обращалась она не ко мне! Черт, чувствую сегодня я долго не засну от стыда.

Крашенинникова не стала вступать в полемику и вытащила свой шар.

— Два.

Итиль кивнула, подняла обеими руками коробку над головой и с силой швырнула её через весь зал — аккурат в стоящее в углу мусорное ведро.

— Я спать, — безапелляционно заявила она и потащилась к выходу.

— Вот близкий мне образ жизни, — невольно восхитился я.

— И чем же? — спросила Яманкан, которой шар так и не достался.

— Она имеет высокооплачиваемую должность, которая позволяет сколь угодно много спать в рабочее время. Да и круг обязанностей, похоже, узок — раз в год пару минут потрясти коробкой. Да это мечта такого лентяя как я!

— Такой образ жизни приведет тебя к ожирению и инфаркту миокарда в сорок. Лучше найди работу поактивнее.

— Слушай, то что я согласился участвовать в твоей затее, ещё не значит, что я позволю попирать свои мечты твоим грязным подошвам!

Декан, которая взяла себя в руке после сонного перформанса Итиль, хлопнула в ладоши.

— Если все участники согласны с результатами жеребьевки, то просьба секретарей вписать выпавший номер напротив фамилии кандидата и поставить подпись.

Все трое потянулись к столу, а вот я так и остался стоять на месте. Есть у меня странная особенность в любом коллективе выбиваться из него.

Яманкан спустилась со сцены, оставив меня в одиночестве. Собравшиеся быстро потеряли интерес к происходящему, но расходиться не спешили. Только парень в берете с надписью 'Преса', которого я заметил ещё в начале, теперь бегал вокруг расписывающих секретарей и снимал их на зеркальную фотокамеру. Как хорошо, что я не пошел вместе со всеми — не хотелось видеть своё кислое лицо в новостях.

Мои соперники закончили и присоединились к остальным. Подойдя к столу, я притянул к себе листок, напротив фамилии Яманкан вывел цифру четыре и размашисто расписался. В этот момент меня ослепила вспышка.

— Так-так-так... секретарь в кандидаты команды Яманкан?

— Кандидат в секретари, — машинально поправил я.

— Не суть...

— Верно, — сказал я и попытался смыться, но мне преградили путь.

— Могу я расчитывать на интервью?

При этих словах перо в берете парня качнулось, а моё настроение достигло дна отчаяния.

— Вынужден отказать. Мы еще не согласовали ряд пунктов предвыборной программы, так что не хотелось бы, чтобы между нами вышло недопонимание из-за ряда дискуссионных вопросов.

От этой речи, придуманной прямо на ходу, я восхитился сам-собой. Предложение журналиста стало таким сильным шоком, что подавило во мне интроверта. Страх общения с незнакомыми людьми отошёл на задний план, а мозг заработал как бешеный, строя предложения невиданной сложности и бессмысленности.

— Тема выборов мне не интересна.

Сказанное смогло удивить. Что тогда интересно? Надеюсь, вопросы не про личную жизнь? Я придерживался позиции, что если человек не делиться ею с окружающими, то никто не вправе про неё и спрашивать. А то каждую осень приходилось писать сочинение на тему 'Как я провёл лето'. А что я мог рассказать? То, что я у меня нет друзей и я провел три месяца в одиночестве в квартире? Спасибо, учитель, что вновь разбередили мои раны!

— А что интересно?

— Теракт в 'Марии-Антуанетте'... Ты ведь там был?

— Рядом, — осторожно ответил я, ощущая себя парашютистом, приземлившимся в центре минного поля.

— Это в момент взрыва... но за пару минут до этого ты был там.

Откуда у рядового студента такие сведения? Если ты нашёл свидетелей, которых расспросил о случившимся, то я восхищаюсь проделанной работой... и совету остановиться. Тема терроризма сейчас весьма скользкая. Правительству и так хватает ФОЭ, а тут ещё и неизвестные, сумевшие нанести удар в сердце одного из самых охраняемым мест страны. Слишком дотошный и целеустремленный недожурналист им точно не понравится. С другой стороны, знакомство с Муркой-Бобикой — бесценный жизненный опыт... Удачи в расследовании!

Тем временем парень продолжил:

— Два лидера президентской гонки вместе сидели в кафе, которое потом слегка взорвали...

— Только оба кандидата живы.

— Скорее всего — это не более чем случайность.

— Оптимистично.

— Паулина что-нибудь рассказывала о случившемся?

— Нет, — честно ответил я. После того, как мы чудом выжили, тему теракты мы с Яманкан не поднимали. Смерть оказалась настолько близко, что мысль о ней следовало загнать как можно глубже.

— Но ты тоже считаешь, что произошедшее — странно? И присутствие обоих кандидатов... И отсутствие тех, кто взял бы на себя ответственность за теракт... И в новостях федеральных каналов об этом ни слова не сказали. Хотя обычно даже пьяные рыбаки, уплывшие по весне в море на льдине, удостаиваться репортажа.

Как раз замалчивание в СМИ объяснить можно. Слишком многим высокопоставленным чиновникам придется оправдываться за брешь в безопасности. Сегодня я специально прошел возле 'Марии-Антуанетте' и был поражен, как быстро скрыли все следы теракта. Стену дома затянули в зелёную фасадную сетку, за которой ничего не было видно, расцарапанную брусчатку очистили, а перепаханный в паре мест газон сняли и заменили на новый. Не знай, что пару дней назад тут взорвалась бомба, то можно было решить, что здание просто на реконструкции. Кстати, из-за того, что в новостях о взрыве не было ни слова, то так до сих пор и не было известно, кто взял на себя ответственность за теракт.

— Не вижу ничего странного. Если ты считаешь, что кто-то хотел убить Яманкан и Крашенинникову, то советую посмотреть правде в глаза — это выборы президента студсовета, а не страны!

— А мне кажется, что это не совпадение.

Я начал уставать от беседы и решил сделать ход конём. После него, скорее всего, на одного недоброжелателя у меня станет больше, но уж больно этот мечтающий о 'горячем' материале журналист мне надоел.

— Твоя студгазета более унылая, чем моя жизнь и эта сенсация её точно не спасет от падения популярности, — я уже понял, что этот парень, выглядящий в своем берете как странствующий менестрель, президент — и единственный член — студенческого клуба журналистики Константин Обресков. — Если тебе так не хватает просмотров, то рекомендую давать статьям более броские заголовки. Например: 'Узнай какие шары сегодня держали Вельская и Крашенинникова!'

Константин задумался... и что самое страшное — по-настоящему. Надеюсь, я только что не открыл Ящик Пандоры? Хотя если так, то я его канал из списка чатов точно не удалю. Броские заголовки новостей своего рода читательский мазохизм. Мы знаем, что провокационный заголовок будет лишь косвенно связан с содержанием, но все равно переходим к статье, дабы вновь убедиться в своей тупости. И так из раза в раз.

— Неее... слишком явный перебор с похабщиной.

— Тогда идей нет, — сказал я и, пока Константин продолжал раздумывать о будущем студгазеты, нырнул в толпу.

Я стал вертеть головой, ища Яманкан, но она отыскала меня раньше и мы, пройдя через зал, встали у одного из окон. Пройдя через витраж, свет окрасил оранжевым её черные волосы, и я подумал, что она даже недурна... вот только характер.

— Заметила, что ты уже подружился с Обресковым.

— Дружба с журналистом? Лучше бы ты героином баловалась, а не подобными оксюморонами.

— Что он хотел?

— Если расскажу, то не поверишь — он считает, что теракт в 'Марии-Антуанетте' ставил целью убийство тебя и Крашенинниковой.

— О, господи... — она потерла переносицу, словно сказанное немедленно вызвало приступ мигрени. — Но его стремление найти сенсацию можно понять. Подписчиков у его новостного канала — кот наплакал. А размер финансирования, выделяемого клубам, напрямую зависит от результатов их деятельности.

В её словах был заложен некий скрытый смысл. Оглядев зал, в котором оставалось ещё немало народу, я уточнил.

— Сколько среди них руководителей клубов?

— Догадался? — довольно улыбнулась Яманкан. — Сейчас деньгами заведует ректорат, но после избрания студсовета большая часть финансовых полномочий перейдет к нему.

— Если их клубам так нужны деньги, то почему самим не баллотироваться?

— Президент в клубе состоять не может. Да и отчитываться за нецелевые траты легче перед другим студентом, чем перед бухгалтерией ректората.

Принцип 'рука руку моет' во всей красе. Ты уже заранее готовишься к тому, что бюджет будут пускать на ветер?

— Сколько денег выделяет Университет студсовету?

— Немного... десять миллионов на учебный год.

Кажется, у нас разные представления о сумме, которую можно описать эпитетом 'немного'. С другой стороны, это миллион в месяц. Клубов уже не меньше десятка. Это сто тысяч на один. Много это или мало — вопрос спорный. Литературный точно много денег не потребует, а вот театральный из-за реквизита и декораций может проесть их все за пару недель. Налицо потребность в грамотном распределении средств, но кто будет спокойно смотреть, как кому-то денег дают больше, даже если тебе они не нужны?

— Полагаю, ты уже немало наобещала.

— Не волнуйся на мой счет. Они полагают, что президент станет не правителем, а их должником, но я смогу со временем разубедить их в этом.

Поразительная уверенность в сочетании с тревожными проявлениями социопатии. Может я выбрал не того человека, который бы ввёл меня в царство лени и праздности? Хотя других проводников у меня не было.

— И скольких ты переманила на свою сторону?

Яманкан улыбнулась, и я понял, что это и был ответ. А звучал он весьма холодно — 'мы не так давно знакомы, чтобы я могла тебе доверять'. Пока мы не войдем в студсовет, информацию я стану получать редкими и скупыми порциями. Я мог быть завербован Крашенинниковой, Вельской или Кудрявцевым, а раскрыть имена сторонников она не могла. Доверие не выдается авансом — его нужно заслужить. Лучше всего для этого подойдет время, поступки и связи. И ничем из них я похвастаться не мог.

Впрочем, верность для меня понятие весьма зыбкое. Было к лучшему, что она не доверяла. Предателей в Аду ждут самые жестокие пытки, но избежать их не составит труда — нужно просто держать людей на расстоянии. Нельзя стать предателем, если тебе никто и не доверился.

Так что, надеюсь, отношения между нами, госпожа Яманкан, впредь останутся такими же как сейчас.

Глава 6. Никогда не помогай добрым девушкам

С момента жеребьевки минула неделя. На мой взгляд проводить выборы в пятницу было глупо. После учебы большинство студентов предпочтут разбрестись по кинотеатрам, кафешкам и клубам, а не слушать обещания кандидатов. В нашей стране к выборам не относились с азартом, поскольку всё сводилось либо к выбору очевидного лидера, либо к прохладному отношению ко всем участникам.

Я не успел дочистить зубы, когда телефон тихо звякнул, сигналя о входящем сообщении:

Здравствуйте, Герман. Сегодня в 21:00 в Концертном Зале вы примите участие в выборах, как кандидат в секретари от команды Паулины Яманкан. Пожалуйста, заранее подготовьтесь к мероприятию и не опаздывайте!

Студентам часто приходили служебные сообщения о предстоящих делах, которые, как шептались, отправлял экспериментальный ИИ, который разрабатывали в одной из лабораторий РАН на территории студгородка. Правдивость этих слов я подтвердить не мог, поэтому полагал, что сообщения отсылают простые люди, контролирующие графики студентов.

Собравшись, я вышел на улицу. Сегодня было особенно жарко, так что я стремительно стал покрываться потом. Стараясь не смотреть на студенток, чьи блузки от жары тоже начали прилипать к телам, я, уткнувшись в землю, побрел на занятия.

Несмотря на предстоящие выборы, день ничем не отличался от предыдущих: опять три утренних лекции, опять обед, опять сэндвич и апельсиновый сок. Я уже намеревался покинуть столовую, когда, неловко теребя пальцами край юбки, ко мне тихо подошла Майская. Предстоящий разговор заставляет тебя так нервничать?

— Привет... — сказал она и замолчала.

— Привет.

— Как дела?

— Хорошо... Но ты ведь не моей жизнью пришла интересоваться?

Сказал я это с улыбкой, но только чтобы как можно вежливее перевести разговор в деловое русло. Не хотелось ни затягивать неловкое вступление, ни обижать девушку.

Майя Майская была хорошим человеком. Не доброй на людях, как Крашенинникова или Яманкан, а доброй по-настоящему. Только её доброта шла ей во вред. Она так боялась неосторожным словом или поступком обидеть человека, что постоянно подстраивалась под собеседника. Интересно, а участие в выборах тоже из-за этого страха? Яманкан не хуже меня разбиралась в людях, вот только она ещё и применяла полученные знания на практике. Нельзя исключать, что она быстро составила профайл этой милой девушки и надавила на нужные точки.

— Да, — с облегчение сказала она. Я оказался прав: она не до конца понимала, что я за человек и не представляла как себя вести. — Лины сегодня с утра не было на занятиях, а это странно. Я пыталась связаться с ней, но не смогла. Может ты знаешь в чём дело?

— Нет, не знаю. Да я с ней практически и не общаюсь.

— Жалко, — сказал Майская и присела на краешек стула.

— А Энтин? — спросил я, чтоб поддержать разговор. Момента для неловкой паузы, служащей знаком, что пора сворачивать беседу, ещё не было.

— Я звонила ему, но он тоже не в курсе. И связаться с ней он тоже не смог... Эм... Может ты попробуешь?

Тратить свободное время на ерунду, когда я могу потратить его на более интересную ерунду мне не хотелось. С другой стороны обижать девушку из-за такого пустяка было перебором даже для меня. Взяв в руки телефон, я медленно — сказывалось отсутствие тех, кому бы я мог писать — набрал сообщение для Яманкан:

Если ты жива — напиши в ответ, чтобы испортить мне настроение

— Если ответит, то сообщу, — сказал я и сделал долгожданную паузу, тонко намекая, что если она сейчас уйдет, то я в обиде не буду.

Вот только она не ушла. Продолжая сидеть напротив, Майская водила глазами по сторонам, словно не могла решиться на что-то. Ты, похоже, плохо понимаешь намёки. Или он был слишком тонким? Наверное, первое: какой смысл мне винить себя?

— А как ты познакомился с Линой? — наконец она решилась на вопрос.

— Она подкараулила меня ночью в тёмном парке...

— И?

— И всё. Дальше идут очень травмирующие воспоминания.

— Извини, что во так грубо... — Майская мило замялась, будто ей и вправду было стыдно спрашивать, и продолжила. — У тебя с Линой плохие отношения?

— У нас хроническая личностная несовместимость.

Она захлопала глазами, и я понял, что следует дать пояснение.

— У нас разные психотипы. Мы по-разному мыслим. У нас разные приоритеты. Мы по-разному решаем проблемы. Мы, в конце концов, разного пола. Список можно продолжать долго, но всё будет сводиться к одному — мы совершенно непохожи.

— Эм... Так почему ты в одной команде с ней?

— Она сделала предложение, которое компенсирует общение с ней.

— И что это?

Прозвучал звонок на начало занятий. Я взял поднос в руки и встал из-за стола.

— Потом договорим, — сказал я, прекрасно понимая, что продолжения не будет.

На моё сообщение Яманкан так и не ответила. В отличии от Майи, это меня нисколько не встревожило. Такому поведению можно было найти с десяток объяснений. В первую очередь на ум пришло, что она просто отгородилась от мира, чтобы в тишине и покое сосредоточиться на предстоящих выборах. Если человек не отвечает на звонки, это ещё не значит, что он упал с лестницы или уронил фен в ванную. Так что я тут же выкинул это из головы.

Может такое решение и была поведением лентяев, но я так часто получал по лбу, когда старался занять активную жизненную позицию, что вскоре понял — это не моё. Есть люди, который одной харизмой убедят участвовать в какой-угодно сумасбродной затее. А вот таких как я — сколь бы гениальные идеи нами не выдвигались — ждало лишь снисходительное похлопывание по плечу и предложение повзрослеть. Так что нет смысла рвать жилы, если всё равно плодов не будет.

Так что лучше оставить всё как есть и ждать, пока Яманкан не явит себя миру.

Когда закончилась шестая лекция, я собрал вещи и преспокойно пошел домой. И я уже почти добрался до выхода, когда кто-то дернул меня за рукав. Сжимая рубашку кончика пальцев, почти вплотную ко мне стояла Майская, смотря таким взглядом, что сотни котят пошли бы топиться от зависти.

— Т-тебе что-то... н-нужно? — от увиденной картины даже меня проняло — в горле пересохло, голос сбился.

— Лина тебе так и не написала?

— Нет... Но это ничего не значит.

Майская потянула меня за собой, и мы отошли в сторону, чтобы не мешать спешащим с занятий студентам.

— Я волнуюсь: раньше такого никогда не было. Она всегда отвечала на мои звонки и сообщения.

— Ей просто хочется побыть одной.

— Нет! — эмоционально воскликнула девушка. — Она вчера говорила, что придёт на занятия... Хотела обсудить последние детали...

Она поджала губы. Её тревога ощущалась кожей. Советую сразу после окончания учёбы выйти замуж и завести детей. С такой мнительностью ты станешь образцовой матерью, обзванивающей больницы и морги, если ребенок опоздает домой хоть на пять минут.

— После твоих слов я начал ощущать тревогу. Не исключено, что она поскользнулась на мокром полу и упала грудью на стойку с ножами.

Очарование Майской и доверительная обстановка потихоньку стали сходить на нет, и мои плохие черты характера вышли наружу.

— Как ты можешь такое говорить! — она отшатнулась от меня. Выпить бы за знакомство со мной настоящим, но только я тороплюсь. Нужно поужинать, принять душ и погладить форму — дел невпроворот.

— У меня есть идея: сходи к ней домой. Уверен, что всё в порядке.

— Я так и собиралась сделать, только мне... страшно.

Страшно? Ты же не в мужское общежитие идёшь, а в женское! Но если отбросить неуместный сарказм, я понял, что она хочет.

— Мне сходить вместе с тобой? — я даже не стал шутить по поводу того, что её бурное воображение уже нарисовало образ хладного трупа на полу.

— Было бы здорово! — обрадовалась Майская.

— Ладно, всё равно по пути... наверное. Я не знаю где она живёт.

Майская заулыбалась и побежала к выходу. Она тут же попыталась завязать беседу о какой-то ерунде, но вот вести пустые разговоры 'ни о чём' я не умел. Хотя начни она расспрашивать о моей жизни, я тоже бы не много рассказал. Минут через десять она поняла, что ничего кроме 'ага', 'ясно' и 'наверное' она из меня не вытянет, и мы пошли молча.

В студгородке учебные корпуса от общежитий отделял огромный парк, который к концу сужался, выступая своеобразным разделителем между женскими и мужскими половинами. Общежития парней шли вдоль склона гор, а вот девушкам досталось более удачное место — у реки.

Миновав парк, мы свернули на 'женскую половину' и теперь шли по дорожке вдоль набережной. Хоть полдень уже миновал, воздух остывать не собирался, и жара стояла нестерпимая. Даже цикады, чей треск был чем-то привычным, поутихли. Я шел смотря под ноги и периодически смахивал со лба пот. Майская достала из сумки тетрадь и принялась обмахиваться. Сидеть в своих комнатах сейчас могли только конченые мазохисты — или такие отщепенцы как я — поэтому все студенты высыпали на улицы, спасаясь от жары в тени деревьев, где гулял хоть и слабый, но всё же освежающий ветерок с гор.

С громким свистом на противоположном берегу пронесся грузовой маглев и исчез в глубине долины. Там всё ещё что-то строили, и с побережья регулярно подвозили стройматериалы. На паре вагонов я успел разглядеть красные логотипы 'Иммель'. Странное чувство: видеть ставшую привычной символику этой компании и одновременно идти рядом с дочерью её владельца.

Общежитие, в котором жила Яманкан, отличалось от других только декоративным каменным забором и яблочным садом под окнами. В остальном типичное здание: три этажа, один подъезд с раздвижными стеклянными дверями, высокие окна до пола.

Майская приставила свой телефон к замку у дверей, и створки разъехались в стороны. Хоть парни и девушки жили порознь, но ходить друг к другу не возбранялось. Всё-равно из-за антифертильных имплантов беременностей никто не опасался. Однако, чтобы попасть в здание, всё равно нужно было быть того же пола, что и жильцы.

Мы поднялись по лестнице на третий этаж и оказались в просторном коридоре с дверьми по обе стороны. На счастье, нам так никто и повстречался, поскольку ловить на себе двусмысленные взгляды мне не хотелось. Майская уверенно — наверное уже бывала в гостях у Яманкан — подошла к двери с табличкой '309', на которой висела бумажка с написанным от руки текстом:

Уехала по делам. Не волнуйтесь — скоро вернусь.

Я с укором посмотрел на спутницу, которая, наверное, готова была от стыда провалиться под землю.

— Не находишь иронию в происходящем?

— Иронию?

— Оптимистка считала, что случилось нечто ужасное, а пессимист был уверен, что всё хорошо.

— Но почему она не предупредила?

— Очевидно, случилось что-то срочное, и у неё не было времени предупредить. Тем более, она написала, что вернется — не волнуйся. До девяти ещё много времени.

— Верно... — сказала девушка и неловко улыбнулась. — Прости, что отвлекла. Ты и вправду оказался прав.

— Не извиняйся. Ты просто волновалась за подругу — это не преступление, — уверенным тоном сказал я.

Молча мы покинули общежитие. Несколько болтающих девушек уже вернулись с занятий. Завидев нас, они тут же замолчали, изо всех сил стараясь делать вид, что ничего не заметили, но Майская мигом залилась краской. Что за неестественная реакция? Ты точно родилась в этом веке, а не в позапрошлом? Краснеть от одной мысли, что кто-то мог заподозрить тебя в непристойном поведении — перебор для текущей эпохи.

— Тебе в какую сторону? — совершенно буднично спросил я, однако ответ был мне важен как никогда.

— Я живу в паре зданий отсюда, — Майская махнула рукой в сторону идущих дальше вдоль улицы домов.

— А мне туда, — я указал в совершенно противоположном направлении. — Не по пути, значит. Пока. Увидимся вечером!

Я хоть и пытался вести себя непринужденно, но со стороны, наверное, смотрелся странно. Надеюсь, Майская спишет это на неловкость от её компании. Есть у меня аура застенчивого мальчика, волнующегося в присутствии противоположного пола.

— Пока! — неловко приподняла она руку на высоту груди и, поправив сползающую с плеча сумку, пошла домой.

Я развернулся и пошел в другую сторону, мысленно считая шаги. Досчитав до пятидесяти, я обернулся. Майская уже скрылась за изгибом улицы, но только подождав для верности ещё пару минут, пошёл обратно. Убедившись, что меня никто не видит, приложил телефон к домофону, и двери послушно распахнулись.

Когда Нора меня вербовала, я в порыве несвойственной мне меркантильности выбил право расширенного доступа. Так что теперь мой телефон отпирал гораздо больше дверей, чем телефон рядового студента. Главное условие — ни в коем случае не допустить, чтобы об этом узнали посторонние, иначе вернут обычные права.

Мягко ступая и постоянно озираясь, я поднялся к квартире Яманкан. Записка на двери никуда не делась, но теперь, когда рядом не было Майской, я мог внимательнее её изучить. В почерковедении я разбирался как свинья в апельсинах, но определить, что писала не Яманкан смог легко. Перед брифингом в аудитории она написала имена конкурентов на доске, так что у меня был образец для сравнения. Писала она ровной прописью, а здесь текст был накидан корявыми печатными буквами. Да ещё и скачущими по высоте и размеру, будто автор впервые за годы взял маркер.

Я коснулся пальцами ручки двери и медленно потянул вниз. Замок щелкнул и дверь подалась в мою сторону. Не медля ни секунды я запрыгнул в комнату и захлопнул за собой. Двери в общежития были завязаны на телефонах — как только ты выходил в коридор, замок автоматически блокировался. А чтобы запереть дверь изнутри достаточно было шпингалета. Ненавязчивое давление, чтобы студенты никогда не расставались с телефонами.

Квартирка Яманкан была типовой студией восемнадцати квадратных метров: слева маленькая ванная с душем; справа мини-кухня с электроплитой, микроволновкой и холодильником; у окна письменный стол и одноместная кровать. В точности как моя. Только у меня не было пары центнеров металла. Он тут был повсюду: в грубо сколоченных деревянных ящиках лежали бруски и чушки; на вбитых в стену гвоздях висели мотки проволоки; пара медных призм служили пресс-папье для бумаг на столе. Возле ноутбука даже лежало несколько золотых колец.

Можно меня поздравить: теперь я знаю, какая у Яманкан способность.

Но где она — по-прежнему под вопросом. Кончиком пальца я сдвинул дверцу стенного шкафа. На вешалках висела студенческая форма и повседневная одежда. Здесь же на полке лежала уже знакомая бандольера с металлом. Я пробежал глазами по шкафу, чтобы осмыслить увиденное и заметил одно несоответствие: комплектов формы было два. Один грязный и рваный — очевидно он был на ней в момент взрыва, а вот второй блистал девственной чистотой и отсутствием малейших складок. Чувствуя себя больным извращенцем, я поднес лицо к ткани. В ноздри ударил сильный запах, присущий только ни разу не ношенной одежде. Значит, после теракта она приобрела новый комплект. Но студентам бесплатно выдавали два. Тогда где третий? Она выехала из студгородка в форме? Как-то это... рискованно. Нет, в эсперов на улицах не плюют, но на тысячу равнодушных всегда придутся один сумасшедший, который может посчитать, что нападение на эспера — дело богоугодное. Так что большинство тех, кто на выходные уезжал, одевались повседневно.

Закрыв шкаф, я подошёл к столу. Как и следовало ожидать, телефон Яманкан лежал на зарядке возле ноутбука. Долину можно покинуть лишь двумя способами: на машине, миновав блокпост в паре километров отсюда, и маглевом. Но для обоих нужен телефон.

Я коснулся кнопки включения. На экране тут же появилось предложение приложить палец для идентификации и счетчик с одиннадцатью непрочитанными сообщениями. Наверное, там есть и моё.

Встав в центре комнаты, я стал озираться, стараясь собрать информацию воедино: оставленный телефон, фальшивая записка, студенческая форма. Всё указывало на похищение, но я отказывался верить в такую возможность. Университет одно из самых охраняемых мест в стране: видеокамеры, охранные мачты, блокпосты, патрули. Отсюда человека похитить невозможно. Но куда тогда делась Яманкан?

Оглядев комнату в последний раз, я понял, что больше здесь ничего не узнаю. По-хорошему мне следовало немедленно связаться с полицией. Или сразу позвонить Норе, но обстоятельства были слишком странными, чтобы сломя голову бежать за помощью. Может стоит связаться с... ними? Я представил третий вариант и решил с ним повременить. Подозрения как повод для беседы — не лучшее решение. Нужно собрать ещё фактов.

Когда я в детстве боялся что-то спросить у посторонних, родители говорили, что 'люди не кусаются'. Для них заговорить с незнакомцем было в порядке вещей. Интроверту расти в среде нормальных людей — ещё тот стресс. Как они могли понять, что меня пугала не реакция собеседника, а сам факт, что следовала подойти и завязать разговор с совершенно чужим человеком!

Когда в средней школе на меня махнули рукой, мне несказанно полегчало: никто не требовал от меня попыток завести друзей, начать гулять на улице и ходить в школьные кружки. Потом, правда, в моей жизни появилась Нора и отыгралась за все годы размеренной жизни, но факт того, что я не люблю говорить с посторонними это не исправило. А сейчас от меня требовалось именно это.

Собрав волю в кулак, я проверил через глазок, что в коридоре никого нет и, как можно тише покинув квартиру, вежливо постучался в дверь напротив. Несколько секунд за ней слышалась какая-то возня, а потом мне открыла коротко стриженная студентка, не успевшая даже снять форму.

— Руку, — быстро сказал она, не давая мне шанса опомниться.

— А?

— Дай руку, — повторила она.

Ещё находясь под впечатлением от начала, я невольно протянул ладонь, которую она взяла за кончики пальцев и пару раз потрясла.

— Хороший пёсик!

Рука девушку метнулась к карману юбки, откуда она извлекла покрытую красной карамелью конфету. Затем раздвинув мне губы и закинула её в рот, напоследок потрепав по щеке.

Мне наврали! Люди не кусаются — они делают куда более страшные вещи! Количество больных на голову в Университете превосходило все разумные пределы, и я невольно нарвался на одного из их. Что-то в её лице и прическе показалось мне смутно знакомым, и я, наконец, понял, что уже видел её раньше. На жеребьевке она гордо щеголяла накладными кошачьими ушками. Я тогда был непозволительно снисходителен, что простил ей это чудачество.

— Заранее извиняюсь за беспокойство, — стараясь выбросить из головы случившееся, я изобразил максимально вежливое и располагающее лицо. Хотя мой гнилой взгляд и кислое лицо всё равно, наверное, всё портили. — Я вместе с...

— Я тебя знаю. Можешь не представляться, — оборвала она меня.

— Знаете... меня?

Кажется, моя серость и непримечательность в стенах этого учебного заведения не действует должным образом.

— Да. Ты в команде Паулины... А ещё ты очень скучный. Большинство твоих сверстников в одиночестве рукоблудят, а ты лишь книжки читаешь... До подозрительного омерзительно...

Никогда не считал себя глупым, но сейчас готов был поклясться, что, даже начни мне отрезать пальцы, я не смог бы понять о чём она говорит.

— Сожалею.

— Не сожалей, а действуй!

Дрессировка, угощение и мотивация. Слишком много всего за пару минут. Нужно скорее переходить к делу, а то неизвестно куда заведет эта беседа.

— Я пришел к Яманкан по делам, но очень удивился, найдя записку, — я специально отошел в сторону, чтобы не загораживать дверь. — Не подскажите, как давно она здесь?

— Со вчера висит.

— Э... со вчера? Не с утра? — я удивился. Получается, её похитили ещё вчера? Хотя, почему я решил, что это случилось именно сегодня? Доказательств тому не было.

— Нет. Со вчера.

— А со скольки точно?

Мои вопросы всё сильнее смахивали на допрос и оставалось уповать на то, что чудачка словоохотлива.

— Часов с одиннадцати... Я спускалась к техникам, когда заметила записку.

— Каким техникам?

— Обычным... Из 'Ростелекома'. За полчаса до этого у нас интернет отключили, вот они и приехали чинить.

— Они работают так поздно?

Что-то в словах девушки не сходилось. За час до полуночи никто студентам доступ к развлекательным порталам восстанавливать не станет.

— Я тоже удивилась, поскольку я позвонила в техподдержку до этого, и мне сказали, что, судя по их данным, проблема на линии, так что ремонт возможен только утром. А потом я из окна увидела, что внизу их фургон остановился. Но интернет так и не заработал. Так что я спустилась вниз, чтобы узнать сколько ремонт продлиться — тогда записку и увидела.

— А интернет починили?

— Да. Мне сказали, что ещё минут десять стоит подождать. И как только они уехали, всё и заработало.

Внутри я ликовал. Мне попалась весьма словоохотливая — пусть и странная — особа, готовая легко говорить о чем угодно. Экстраверты — я вас люблю! Но только когда вы нужны. В остальное время — нет.

Для интернета и видеонаблюдения в Университете использовалась общая сеть. Злоумышленники отключили идущий к общежитию кабель, потом под видом техников подъехали к дому и, делая вид, что заняты ремонтом, похитили Яманкан. Чтобы не возникло подозрений, они повесили фальшивую записку и оставили телефон в квартире, чтобы по нему их не смогли отследить. И только после того, как отъехали, вновь восстановили работу интернета. Так они избежали попадания на камеры. Без ответа было два вопроса: настоящие ли это были техники и как им удалось незаметно вытащить Яманкан на улицу. Одиннадцать вечере — не поздняя ночь. Был велик шанс, что их кто-то заметит. Возможно ли, что им помогал эспер?

— Ясно-понятно... — я задумался над тем, как лучше всего завершить беседу. — Если случайно увидите её, то скажете, что я её искал? А то она трубку не берёт.

— Разумеется... но не даром.

Ты и за плату не сможешь это сделать. Но отказывать не стоило. Мои вопросы и так выглядели весьма подозрительно. Стоило избегать подозрений. Мне удалось избавиться от доверчивой Майской, с легким сердцем отправив её домой, но с этой незнакомкой такой трюк может не пройти.

— Я на мели.

— Я не Берлин — деньги мне ни к чему.

Причём тут столица Германии?

— А... что... тогда... нужно? — казалось, что эту короткую фразу я тянул пару минут.

Покидая общежитие, я чувствовал себя настолько грязным и униженным, что хотелось немедленно залезть под душ и, обхватив колени, проплакать там несколько часов. И всё из-за Яманкан! Почему ради одного человека я должен так страдать? В голове опять возник голос кошкодевочки, озвучивающей просьбу, и по телу прошла дрожь. Ладно, дело сделано. Осталось решить, как распорядиться полученной информацией.

Слабый ветерок окончательно стих, и воздух раскалился ещё жарче. Солнце было таким ярким, что предметы отбрасывали столь четкие тени, что, казалось, о них можно порезаться; а пекло стало столь нестерпимым, что на брусчатке можно было жарить яичницу.

Я направился в парк. Быстро миновал людные дорожки и вышел почти к самому его центру. Как я знал, именно этот участок считался слепой зоной для наблюдения, так что он подходил как никогда лучше. Я сел на одинокую скамейку и достал телефон. Открыл мессенджер и в строке поиска пользователей ввел бессвязное имя, состоящие из чередующихся букв и цифр. Сервер несколько секунд думал, ища нужного человека, а потом молча добавил его в список контактов. Я собрался с мыслями и набрал длинное сообщение:

Возврат к первоначальному плану. Непредвиденные обстоятельства.

Ответ пришел почти мгновенно:

Отклонено. Прошу дать разъяснения.

Я как можно подробнее описал ситуацию и стал ждать. Ответа в этот раз не было минут десять, но когда он, наконец, пришел я бы предпочел, чтобы его вообще не было.

Задача твоего вхождения в студсовет — приоритетна. Яманкан — спасти. Информацию о похитителях выяснить и предоставить нам. Властям не сообщать до тех пор, пока исход выборов не будет предрешен. Вопросы?

Само-собой есть!

Вы там охренели совсем? Я обычный студент — у меня ни навыков, ни средств её найти!

Ответное сообщение было буквально пропитано издевательским тоном:

Ты справишся! Импровизируй.

Я скрипнул зубами. Куратору были безразличны мои проблемы. Он сейчас, наверное, спокойно попивал кофе за рабочим столом и, пользуясь положением, отдавал приказы не думая о том, как их выполнять. Я даже не знал он это или она. И уж точно, где находился: в равной степени он мог сидеть в соседнем с Норой кабинете или на готовой к демонтажу нефтяной платформе в Охотском море.

Фельдъегери для эсперов как страшилка. Все любят рассказывать, но никто до конца не задумывается, что случиться если она сбудется. Неважно кто ты, где работаешь или чем увлекаешься. Если ты эспер и они пришли за тобой — значит виноват сам. Белые плащи не приходят с дружескими визитами и коробками конфет. Смертоносный кладенец — максимум, на который можно рассчитывать.

С Норой я познакомился из-за своей глупости. Всю жизнь я сторонился людей и никогда им не помогал. Но лишь раз, когда я не прислушался к голосу разума, дурацкий альтруизм свел меня с ней. Если дорога в ад выложена благими намерениями, то можно с уверенностью сказать, что тогда я свернул на скоростной автобан. Но вместо того, чтобы сидеть в одиночной камере в тюрьме РАН или пополнить арсенал кладенцов, неизвестные предложили мне сделку. Они редактировали результаты криминалистических экспертиз, тем самым оправдывая меня, а я становился их должником. Они даже наперед знали, что Нора, которую назначили в тройку дежурных фельдъегерей Университета, попытается меня завербовать. И сказали согласиться её предложением. После чего пропали. Но уже в июне, когда я уже жил в долине, она вновь вышли на меня, оставив канал для связи. От меня ничего не требовали. Лишь намекнули, что иногда у них будут появляться здания, которые нужно будет выполнять быстро и беспрекословно. В остальном — никаких правил и ограничений.

Но когда Яманкан решила силой затянуть меня в студсовет, я впервые добровольно связался с ними. Реакция превзошла все мои ожидания — неизвестные хозяева разве что не пищали от восторга и требовали приложить все усилия, чтобы войти в студсовет. Не на такую реакцию я расчитывал. Я невольно оказался между молотом и наковальней: с одной стороны Мурка-Бобик, которая не хочет, чтобы ни я ни Яманкан в студсовет не попали; с другой неизвестные, кто требовал всячески помогал девушке. Именно из-за них я и не рассказал Норе, что 'добровольно' согласился работать с Яманкан, а списал всё на то, что моего мнения не спросила. Конечно был шанс, что это выясниться, но я заранее попросил Яманкан о договоре с ней Норе не говорить. За пару недель я уже до такой степени заврался, что всерьез стал опасаться, что скоро начну путаться в своей лжи.

Наконец, я написал:

Сделаю, что смогу.

Наверное, они ожидают большего энтузиазма, но глупо ожидать его от того, кого втянули в заговор против воли. Да, вы мне помогли. Вот только я не питаю благодарности: я не был преступников до вербовки, но стал им после. Мир несправедлив, и я слишком рано и наглядно в этом убедился.

Мой куратор молча удалил себя из списка контактов, и я остался сидеть в одиночестве на парковой лавочке. Цикады и кузнечики растрещались ещё сильнее, и впервые от них у меня заныла голова.

Как найти похищенного человека? Будь у меня доступ к камерам, я смог бы отыскать фургон и то, куда он оправился. Но я был обычным подростком и доступа в полицейский штаб мне бы никто не дал. Должность Норы бы сейчас пригодились как никогда, но мне недвусмысленно дали понять, что задействовать власти нельзя. Мои хозяева не знали, кто стоял за похищение и хотели это выяснить первыми. Да огласка могла поставить крест на выборах. Даже если бы Яманкан нашли до девяти часов, никто бы ей не дал выступать со сцены. Скорее всего её бы на пару дней засунули в изокуб, непрерывно допрашивая обо всех деталях случившегося. Но как тогда её отыскать?

Единственной ниточкой был фургон. Кошкодевочка сразу в нём узнала брендированную машину 'Ростелекома' — значит нужно искать именно её. Офисы городские службы находились в небольшой здании на окраине городка. Там же, окруженная плотной стеной их деревьями и кустарниками, была парковка с машинами. Допустим, что неизвестные каким-то образом, когда рабочий день закончился взяли одну из них, а потом ночью, так и не замеченные, вернули на место. В бортовом компьютере наверняка остался маршрут, но не влезать же на территорию закрыто сектора Университета, чтобы на глазах у десятков людей проверять компьютеры? Плохо — самый простой вариант оказался самым невыполнимым.

Кхм... А что если пойти другим путём?

Да, ночью жизнь в городке замирала. Но это же студенческий городок! А студенты, как существа буйные и переполненные пьянящим воздухом юности, наверняка после десяти не одевают белые ночнушки с колпаками и не ложатся спать.

Я вновь включил телефон. Каналов в мессенджере у меня было несколько десятков, но сейчас мне требовался лишь один. Единственный, который позволял общаться анонимно. Конечно, ректорат легко мог узнать, кто скрывается под каким ником, но показательно этого не делал. Самый крепкий ошейник тот, который даёт слабину. И именно этим место вольной атмосферы был канал 'Подслушано'. Я несколько раз вводил и вновь стирал сообщение, прежде чем, наконец, остался доволен содержанием. Вновь всё обдумал и нажал 'Отправить'.

В общей ленте тут же появилось сообщение от пользователя 'И-Так-Сойдёт':

Привет всем! Кто сталкивался с хамством чуваков из 'Ростелекома'? Я вчера часов в одиннадцать возвращался в общежитие из парка, а меня чуть на всей скорости их фургон не сбил! Ещё бы пару секунд и он бы меня по всему капоту рамазал. Я сегодня на утро позвонил в офис пожаловаться, а мне сказали, что их машины так поздно не ездят. А если что-то не нравиться, что ищи свидетелей. А что я мог ответить — я один шёл! Кто-нибудь вообще видел вчера или в другие дни, чтобы ночью они по городу ездили? Отзовитесь, плиз!

Теперь остается уповать на то, что нелюбовь к сервису крупных компаний и тяга к сермяжной справедливости сделают свое дело. Первое время моё сообщение игнорировали, продолжая начатые ранее беседы, но уже через пару минут начали подтягиваться зеваки. Однако кроме шуточек, слов поддержки и баек из своего опыта ничего полезного не было. И только спустя пятнадцать минут, когда я уже окончательно отчаялись что-то узнать, кто-то с ником 'ЗайкаПокусайка' написал:

Да их синюшные машины постоянно у лабиринтов по ночам паркуются! Какие-то коробки иногда таскают и всё-такое... И всегда за полночь. Так что врут они!

Лабиринтами студенты называли небольшие комплексы, раскиданные по студгородку. Со стороны они выглядели как миниатюрные дворики, обнесенные высокой живой изгородью, через которую ничего нельзя было рассмотреть. Хотя этим никто особо и не интересовался. Скорее всего там были входе в канализационные коллекторы, а изгороди были исключительно для красоты. К тому же было их мало, и по большей части по окраинам студгородка, отчего в глаза они не бросались.

А у какого лабиринта ты видел фургоны? Думаю снять их на телефон в следующий раз — чтобы доказательства были.

У того, что у подножия горы. Ближе к стройке.

Спасибо! Выручил!

Я выключил телефон и пошёл к выходу из парка. Лабиринт, о котором шла речь, располагался в конце улицы, по которой я всегда ходил на учёбу. Однако на её середине я сворачивал к Мучительнице. Теперь же, проскочив ненавистью лестницу, я пошёл дальше. По левую сторону потянулись аккуратные учебные корпуса студгородка. А по по правую, сразу через дорогу, уже начинались заросли деревьев, которые поднимались вверх по склону. В паре мест над кронами возвышались белые иглы охранных мачт. Габаритные огни на них уже зажглись, а на объективах камер играли блики.

Вдалеке замаячила зеленая стена защитного полотна, протянутая через эту стороны долины и я, наконец, вышел к лабиринту. Этот ничем не отличался от остальных: зелёная изгородь, украшенная причудливой ковкой глухая дверь. Притормозив, я стал изучать обстановку, но ничего необычного не заметил. Значит тут ночью видели фургон 'Ростелекома'? Само по себе это нельзя было назвать подозрительным. Возможно на одной из информационных магистралей была авария и техников заставили работать ночью. Но стоило проверить. Правда для этого мне нужно будет чуть-чуть нарушить закон, поскольку на двери висела узорчатая табличка 'Посторонним вход воспрещён'.

Я подергал прутья, но, как и ожидалась, было заперто. Несколько раз огляделся по сторонам, проверяя что меня никто не видит и приложил телефон к замку. Вероятность успеха была минимальной, но лезть через забор мне не хотелось. Динамик обиженно пикнул, и я вздохнул. Сумка по дуге перелетела через дверь и глухо шлепнулась на другой стороне. Ухватившись за край двери и подтянувшись, я перелез вслед за ней.

Я очутился в столь узком коридоре, что мне пришлось идти вперед боком, чтобы не цепляться за торчащие ветки. Понятно, почему их называли лабиринтами — коридор шел по внутренней стороне парка, от чего требовалось сделать целый круг, чтобы выйти ко внутреннему дворику. Стряхивая с себя прилипшие листья я, наконец, вышел из прохода и очутился в маленьком закутке, в котором не было ничего, кроме крытой беседки и уходящего под землю провала в её центре. Подойдя к краю, я увидел винтовую лестницу, терявшуюся в темноте. Не этого я ожидал. Почему здесь никто случайно не обронил листок со злодейскими приказами — его бы мне вполне хватило, чтобы считать мой долг выполненным!

Снизу потянуло плесенью и сыростью, и я ещё острее ощутил нежелание спускаться. Я не был уверен, что Яманкан вообще сюда привезли. На это место меня привёл фургон 'Ростелекома', а не вчерашнее похищение. Возможно я уже изначально шел по ложному следу и внизу могу наткнуться на простых сотрудников студгородка, которые вмиг сдадут меня полиции. И тогда мне нужно будет приложить немалую изворотливость, чтобы дать правдоподобное объяснение случившегося.

Ещё немного потоптавшись на месте, я решился и начал спуск. Солнце освещало лишь первый пролет, а дальше я шел под светом неярких светильников в стальных кожухах. Воздух начал становиться прохладнее, а на стенах появился конденсат. Пролеты сменялись один за другим, и я уже сбился со счета — сколько раз поворачивал. Лестница закончилась стальной дверью, когда я спустился уже метров на тридцать.

Как можно медленнее я потянул её на себя и выглянул в щель. Свет с лестницы выхватил высокий сводчатый потолок и потемневшие от времени шпалы. Подземный железнодорожный тоннель? Это сильно. Похоже, поиски одной одержимой властью особы привели меня на стратегический объект. Интересно, хоть кто-нибудь из студентов подозревает, что нечто подобное скрыто под студгородком.

Рельсы уходили в сторону гор. Скорее всего туннель остался со времён холодной войны, когда под горами строили военные базы, защищённые от ядерных ударов. Света в тоннеле не было, и я уже было потянулся за телефоном, когда увидел сбоку от входа ящик со сваленными на дне химфонарями. Предварительно положив несколько в сумку, я взял один из них, сломал и хорошенько потряс. По тоннелю растекся ровный зеленоватый свет и пошел по туннелю вперед. Химфонарь был хорошо виден издалека, но выбора у меня не было — в кромешной тьме свернуть ноги было проще простого.

То, что Университет построили на месте этого объекта, означало, что о нём знали, но вот следить за ним никто не собирался. Чем дольше я шел, тем больше следов разрухи и запустения видел. Вдоль стен шли толстые пучки проводов, однако резиновая оплетка на них уже давно обвалилась кусками, а под ней зеленели окислившиеся провода. Из трещин на стенах торчали пучки лишайника и какие-то грибы. Несколько раз на пути попались сложенные штабелями армейские ящики, которые от времени и влажности почти рассыпались в труху. Где-то с потолка капала вода и звук от неё эхом проносился по тоннелю. В воздухе витал запах гнили и химикатов.

После развала Союза, такие циклопические объекты уже не строили, так что тоннелю было уже не меньше полувека. Тоннель никак не кончался, и я был уверен, что уже давно иду под горой. С каждым шагом масса земли над головой увеличивалась на пару сотен тонн и это немного нервировало. Я ускорился, но тоннель и не думал кончаться. Шурша щебнем под ногами, я прошел еще сотню метров, когда заметил вдалеке едва видимый красный огонек.

Я тут же замер и сунул химфонарь в сумку, стараясь хоть как-то приглушить свет. Но огонек продолжал висеть в одной точке посреди непроглядной тьмы. Сжав края сумки как можно плотнее, чтобы ни один фотон света не выскользнул наружу, я практически на ощупь приблизился к огоньку и только тогда понял, чем он был. Понимая, что скрывать уже нет никакого смысла, я вновь извлек фонарь и стал изучать прикрепленную к стене видеокамеру. Такие я видел всего несколько раз и все либо в Ратуше, либо на Вокзале. От обычных она отличалась тем, что была совмещена с прибором ночного видения и тепловизором. Так что операторы уже знали о моём появлении. Стоило бы рвануть назад, уповая на то, что меня не смогут опознать, но я остался на месте.

От камеры шел короткий провод, но в том месте, где он должен был уходить в стену, к нему была прицеплена странная коробочка. Я встал на цыпочки, чтобы получше её разглядеть: грубый серый пластик, пара кнопок и маленькая наклейка на обратной стороне, покрытая текстом на английском.

Вся электроника, которую использовал Университет, производилась только внутри страны. Западным аналогам она, конечно, уступала, но безопасность была важнее. Допустить взлом камер или телефонов через бэкдоры правительство не могло, вот и шло на такие меры. Скорее всего коробочка — декодер сигнала. Сейчас в штаб полиции шла зацикленная картинка и меня на ней не было. Значит, здесь хозяйничал кто-то, кто не имел доступа к камерам? Но почему тогда никто до сих пор не нашёл декодера? Наверняка здесь проводятся плановые обходы. Или те, кто их совершает тоже замешаны?

Оставив позади взломанную камер, я пошел дальше. Стоило ещё немного углубиться, а потом вернуться обратно. Возможно тоннель пронизывал всё гору насквозь, так что до выхода я дойду не скоро. А вот в противоположной части, той, что проходила под учебными корпусами, меня возможно ожидала удача. Путь стал плавно изгибаться и впереди замаячил красный свет. Я вновь убрал химфонарь в сумку и, медленно ступая, пошёл вперёд. Туннель заканчивался выходом в огромный подземный зал. Потолок его был так высоко, что редкие красные фонари, висящие на стенах, не могли его осветить. Железнодорожные пути расходились в стороны, образуя пять или шесть веток, плотно заставленных вагонами и тепловозами. В самой дали ангара я заметил пару высоких створок перекрывающих ещё один туннель. В воздухе чувствовался сильный запах нефтепродуктов и ржавчины.

Чтобы всё тут исследовать нужно не меньше часа, а у меня нет столько времени! По правой стороне, метрах в двадцати, я заметил проход с одиноким плафоном лампы над ним. Лампочки уже давно не было и вход чернел мрачным зовом, однако я догадался куда он мог вести. Чуть выше шершавая цементная стена переходила в небольшим козырек, по всей длине которого растянулось панорамное окно. От земли до него было метров семь-восемь — идеально высота для диспетчерской, с которой можно было рассмотреть все составы в подземном депо.

Прячась в тени вагонов, короткими перебежками я добрался до входа. Внутри было так темно, что пришлось подниматься почти на ощупь. Для страховки я схватился за металлические перила, но от моего прикосновения они заскрипели, а на руках остался тонкий слой ржавчины и пыли. Ощущения были мерзкие и я просто стал вести правой рукой по стене, чтобы не потерять ориентацию.

Преодолев два пролета, я увидел прямоугольник света и, наконец, вошел в диспетчерскую. Как и внизу, тут была разруха и запустение: старая советская мебель; стол с огромной кнопочной терминалом с парой оторванных панелей и пучками обрезанных проводов; под потолком висел вентилятор без одной лопасти; на стене агитационный плакат, посвящённый 27 съезду КПСС. Я пробежался глазами по столу и заметил в углу сложенную газету. Стараясь не вдыхать поднятую пыль, я развернул ее: 'Труд' за восьмое декабря восемьдесят девятого года. Выходит, что объект уже сорок восемь лет как покинут? Однако...

В первую секунду я даже не понял, что произошло. Послышался звон бьющегося стекла, перед глазами промелькнуло что-то черное, и грубо срезанный край газеты унесло порывом воздуха. Сбоку раздался глухой удар и меня обсыпало бетонной крошкой. Повернувшись к увешанной плакатами стене, я увидел торчащий из неё шкворень от вагона. Металлический стержень размером с руку вошел в бетона на треть и теперь медленно покачивался, готовый вывалиться из оставленной воронки.

Пара осколков от разбитого окна упали на стол, и я увидел между двумя железнодорожными платформами, заваленными запчастями, женскую фигуру в форме студентки-эспера. Света в депо было мало и я не разобрал лица. Она сдвинулась в сторону и положила руку на колесную пара. Рыбкой нырнув вперед, я упал на пол и на четвереньках рванул к коридору в конце диспетчерской. Возвращаться по лестницы было нельзя: выход с неё был хорошо виден незнакомке. Раздался сильный хлопок и полуторатонная колесная пара, высадив остатки окна, влетела в комнату. Стена пошла трещинами, приняв на себя вес, но выдержала. С металлическим звоном колеса срикошетили и упали вниз, круша столы и стулья.

Под градом осколков я влетел в длинный коридор без окон и со всей мочи рванул вперед. До меня долетел новый хлопок и, оставляя длинный шлейф из пыли и осколков, пробив стену, возле головы пролетел ещё один шкворень. А чуть дальше ещё один. В депо уже вовсю стоял грохот: эспер, не видя меня, наобум всаживал импровизированные снаряды в стену, намереваясь если не попасть, то хотя бы ранить.

Коридор упирался в дверь, которую я высадил плечом. Суставы жалобно хрустнули, но выдержали. Я очутился в каптерка с парой высоких шкафов. Всё та же пыль и запустение. В надежде на чудо, я поискал глазами оружие, но кроме пары поеденных молью бушлатов и электроплитки тут ничего не было. Это же военный объект! Почему в каждой комнате нет стойки с автоматами и гранатами?

Грохот стих, но я сомневался, что эспер выдохлась. Вероятно, думает как поступить: дождаться, пока я спущусь в депо или попытаться атаковать внутри. Хотелось бы, чтобы она выбрала первый вариант — он мне даст шанс сбежать. О том, чтобы вступать в бой и речи не могло идти. Мне нечего противопоставить такой мощи.

Способностью она походила на киноманта. Такие как они, способны давать кинетическую энергию сторонним объектам. Причем касаться их было не обязательно — энергию можно было передавать через воздух, пусть и часть её при этом терялась. Умение вышибать двери по щелчку пальца было весьма востребовано, от того киномантов было немало среди фельдъегерей. Только последние не стали бы пытаться убить незнакомца, случайно забредшего куда не следовало.

В конце каптерки была ещё одна дверь. За ней начинался новый коридор, но в отличии от первого, он не шёл параллельно депо, а уходил вглубь земли. По обе стороны шли двери, но на всех висели тяжелые замки. В надежде, что за годы петли расшатались, я дёрнул ближайший. Тщетно. На металле и сборке в советское время не экономили. Оставалось идти вперед.

На цыпочках я прокрался до конца коридора и замер — он заканчивался лестницей вниз. Но сидеть здесь вечно было нельзя. Периодически прислушиваясь, я начал спуск и очутился ещё в одном коридоре. Да когда же они уже закончатся! В отличии от предыдущих, он больше напоминал небольшой склад, растянувшийся вдоль депо и отделенный от него кирпичной стеной. С него в депо вело несколько проходов, так что выходов у меня было несколько. Хоть что-то складывается в мою пользу. Я с самого утра думал, что день выйдет паршивым, но чтобы настолько! Это уже перебор для моего энергосберегающего образа жизни.

Для побега я выбрал проход, со стоящими вплотную платформами. Я уже собрался, разбежавшись, проскользнуть между ними и затеряться среди лабиринта вагонов, цистерн и хопперов, когда услышал топот ног.

— Что случилось? — раздался, едва слышный издалека, мужской голос.

— У нас завелись крысы. Один. Похоже эспер.

Ей что-то ответили, но уже настолько тихо, что я не разобрал слов.

Всё стало ещё хуже — к ней пришло подкрепление. И учитывая происходящего, вряд ли у них из оружия биты и монтировки. Меня легко могут взять в клещи и выкурить парой дымовых гранит.

— Просим прощение за недоразумение! — разошелся по залу громкий голос. — Этот секретный объект находиться под охраной Министерства обороны, и вы были ошибочны приняты за злоумышленника. Приносим извинения за случившееся.

Не стану отрицать — удачный ход. Количество легковерных людей, верящих сладким речам всегда было больше допустимой нормы. Но вот я к ним точно не относился. К силовым структурам эту люди, может, и относилась... но вот безошибочно назвать расцветку флага, которому они присягали, я бы не смог. Похищение, взломанная система безопасности и агрессивный эспер, который напал на меня как только увидел — слишком много всего, чтобы не поверить их словам.

Я не знал сколько людей сейчас было в депо, но очевидно — мне с ними не справиться: у меня ни оружия, ни атакующей способности. Меня скрутят легко и быстро. Единственный выбор — бежать.

— Мы понимаем ваше недоверие... — вновь начал голос, но я не стал слушать.

С силой оттолкнувшись, я рванул вперед. В ангаре по-прежнему было темно, но теперь к свету немногочисленных фонарей, добавился свет от фонариков. Плотные белые пучки мелькали среди вагонов, и я был уверен, что это подствольные фонари.

— Он здесь! — раздался выкрик.

Возле меня мазнул зеленый луч лазерного целеуказателя, лицо на миг осветил фонарь и следом раздался тихий треск. По борту полувагона, за который я нырнул, забарабанили пули и я, пригибаясь, побежал вперед, то и дело петляя между путями. Вновь раздался знакомый хлопок и двадцатитонную цистерну недалеко от меня смяло, словно в неё с разбегу врезался невидимый великан. Она качнулась, грозь завалиться на бок, но, удерживаемая соседними вагонами, вернулась назад и закачалась из стороны в сторону медленно замирая.

— На два часа! Четвёртый, он бежит к тебе! — трескучий голос из рации прозвучал совсем рядом.

Если бы не это, то я почти бы вылетел на ещё одного бойца. Но вовремя успел затормозить и свернул в сторону. На секунду я увидел стоящего в пол-оборота мужчину в синей форме техника 'Ростелекома'. В руках он сжимал укороченный 'Хеклер-Кох 416' с глушителем и коллиматорным прицелом. Если у меня ещё и были сомнения относительно этих людей, то теперь они развеялись окончательно. Немецкие автоматы Россия не закупала. У нас и так огнестрела было накоплено на десяток мировый войн, пару зомби-эпидемий и век постапокалипсиса на руинах разрушенной ядерной войной планеты.

Меня всё плотнее зажимали в клещи. Долго петлять среди вагонов я не смогу. Я и так уже начал потихоньку задыхаться — если бы не ежедневные подъемы по Мучительницы я бы уже валялся на земле с ноющим боком. Но рано или поздно запас сил иссякнет и меня схватят.

Я почти добежал до конца депо, когда понял, что сейчас самый подходящий момент применить способность. Неизвестные растянулись широкой цепью загоняя меня, но, чтобы случайно не пропустить, они тщательно осматривали каждый вагон. Это заставило их чуть-чуть притормозить, давая мне маленькую фору. Впереди были те самые ворота, которые я увидел, когда вошел в ангар. Сами они были закрыты, но возле них была дружелюбно распахнутая дверь, через которую, надеюсь, я мог попасть в проход, связывающий перекрытый туннель и депо. Только вот меня и спасительный выход разделяло большое открытое пространстве лишь с парой тепловозов. К тому же это было единственное место в зале, которое было ярко освещено парой софитов.

Я глубоко вздохнул, намереваясь активироваться способность, поскольку только она могла меня спасти при этой самоубийственной пробежке, когда за моей спиной едва слышно заскрипел щебень. Я резко рванул в сторону, на ходу разворачиваясь, но не успел. Тело пронзил сильный разряд электричества. Я завалился на землю, но неизвестный продолжал бить током. Откуда-то из темноты вынырнуло пара бойцов и один из них ударил меня прикладом в основании черепа. Перед глазами вспыхнуло, и я потерял сознание.

Глава 7. Не чувствую интимной обстановки!

Без сознания я провел, наверное, меньше минуты. Но этого хватило, чтобы мне на голову накинули мешок, руки стянули пластиковыми наручниками, а на ладони надели толстенные рукавицы из асбеста. Нападавшие не знали мою способность, так что решили обезопасить себя универсальным способом. Похвальное решение, но уверяю вас — я безобиден!

Периодически получая тычки в спину дулом автомата, меня куда-то повели. Несколько раз я врезался в стену на поворотах, но моё сопровождение даже не пыталось меня беречь. Я и не жаловался. Сейчас любое действие с моей стороны могло быть расценено как попытка применить способность, и церемониться со мной бы не стали, просто расстреляв издалека.

— Стой, — голос за спиной раздался после того, как, изрядно попетляв, меня куда-то привели.

Послышалось басовитое гуденье, смешанное с мерзким скрипом. Снова тычок в спину, и я покорно пошел вперед. Нога зацепилась за что-то на полу и я упал вперед, растянувшись на шершавом бетонном полу. Из-за связанных рук я не смог сгруппироваться и лишь чудом не выбил себе зубы. Меня схватили за шиворот и подтащили к стене, к которой я тут же с облегчением прислонился. Тело ныло и мне требовался отдых.

— Снимите мешок, — раздался женский голос, и в глаза ударил свет.

Я оказался в небольшой квадратной комнате. Серые бетонные стены, бетонная же дверь с маленькой амбразурой в центре и отсутствие какой-либо обстановки. Лишь на стене было большое пятно люменокраски, едва освещающей комнату, отчего по углам клубились тени. Один из бойцов достал из разгрузки баллончик, потряс его и распылил содержимое на пятно. При контакте с кислородом краска начала ярко светиться разгоняя темноту. Кто-то озаботился, чтобы создать мини-тюрьму для эспера. Никаких предметов или материалов, которые можно использовать для побега. Конечно, эспер мог быть объектором или геомантом, но большинство первых безвредны, а вторые крайне редки. Впрочем, здесь был ещё воздух, так что будь я аэромантом, то смог бы откачать его из комнаты. Но на этот случай охрана предусмотрительно надела компактные кислородные респираторы.

— Ты?!

Я повернулся к говорившей и не поверил глазам. Чуть не убившей меня студенткой оказалась одна из кандидаток в студсовет: Вероника Вельская. Если бы не пара пятнышек на приталенном блейзере, то я бы и не догадался, что эта она сминала вагоны несколько минут назад. Но что эта отличница делает здесь? Да ещё в компании вооруженных громил.

— Я тоже удивлен, что здесь оказался. Раз мы знакомы, пусть и не лично, не развяжешь мне руки?

— А ты забавный.

— Бергман, не порти впечатление о себе, — спокойный голос шел из другого угла комнаты. Люменокраска уже вовсю разгорелась и я, наконец, увидел Яманкан, которая сидела по-турецки в углу комнаты. Рук я не видел, но наверняка они тоже связаны и в рукавицах. Конечно, подобный ей эспер мог активировать способность даже кончиком носа, но чрезмерная безопасность бывает даже хуже обычной.

— А что не так? Разве это всё не недоразумение?

Я прекрасно знал, что случившееся им точно не было, но играя дурачка можно разузнать больше информации. Злодеев всегда ругают за то, что вместо убийства героя, они пускаются в долгие объяснения. Но посудите сами, неужели, будь вы на их месте, вам не хотелось сделать того же? Вы годами строите Империю Зла, родные и близкие от вас отрекаются, на хобби и отдых нет времени... а в итоге даже не с кем разделить радостью от достигнутого! Пф, не смешите меня! Вы бы герою устроили и экскурсию с бесплатным обедом в ресторане на вершине огнедышащего вулкана.

Но меня ждало разочарование: меня попросту проигнорировали.

— Что с ним делать? — спросил один из бойцов. Голос из под респиратора был приглушен, но различим. Кстати, сама Вельская его не надела. Хотя с её способностью она размажет меня по стенке раньше, чем я успел ляпнуть: 'В фильмах у злодеек грудь больше...'.

— Оставим здесь. Он видел моё лицо, так что отпустить его не можем.

Для тебя станет откровением, что из диспетчерской я смог разглядеть лишь форму. Не приди ты сюда, я бы и не знал, что ты во всем этом замешана. Налицо злодейская привычка лично встречаться с побежденными.

— Кто он, вообще, такой?

Вельская вздохнула.

— Секретарь из её команды, — она кивнула в сторону Яманкан. — Для комплекта не хватало человека, вот она и взяла первого попавшегося. Наверное, чтобы потешить своё благородство. Да, Паулина, такие как ты, очень любят демонстрировать на публике заботу о простых людях.

— Когда я составляла твой психологический портрет, то и подумать не могла, что ты питаешь антипатию к тем, с кем даже не знакома, — мягко улыбнулась Яманкан. Если тебе интересно моё мнение, то с оценкой ты, вообще, сильно пролетела. Из брифинга я, например, не узнал, что она завербована иностранной разведкой... или частной корпорацией — до сих пор не понял, с кем имею дело.

— Я встречала таких как ты. Дочка богатеньких чиновников. Как родилась с серебряной ложкой во рту, так и живешь не знаю бед и хлопот. Я и мои родители немало настрадались из-за подобных тебе...

Говоривший ранее с Вельской боец прочистил горло, и девушка оборвала себя.

— Ладно, пусть побудут здесь.

— Стоит его допросить — вдруг придет кто-то ещё?

— Допросить эспера, о способности которого ты ничего не знаешь? Дерзай. А мне пора возвращаться наверх. Я и так из-за него задержалась.

Лицо мужчины под стеклом скривилось. Могу тебя понять. Я бы и сам не хотел связываться с такими как я. Говорю это как эспер, который уже немало покрутился среди себе подобных.

Вельская покинула камеру, а следом за ней, не спуская с нас дула автоматов, вышли и остальные бойцы. Сдвижная бетонная дверь с противным скрипом встала на место, и мы остались одни.

Странно, я наедине с красивой девушкой, но что-то совсем не ощущаю интимной обстановки! Может дело в освещении? Тоже нет: люменокраска светит слабо, так что вполне сойдет за свечи. Да и едва слышный шум воздуха из вентиляционных отверстий под потолком сойдет за романтичную музыку. Наверное, дело в том, что я сейчас в смертельной опасности, а партнерша отличается скверным нравом. Да и я непозволительно рано растерял все иллюзии относительно доли романтики в укладе своей жизни.

— Выглядишь неважно, — сказала Яманкан, оторвав меня от горьких мыслей.

— Ты тоже... Без макияжа?

— Может сейчас не время и не место, но дам совет: если хочешь завести девушку, то постарайся шутить поменьше. Юмор у тебя злой.

— А ты постарайся меньше говорить правду. За это, так-то, тоже особо не любят.

— Неважно. Главное, что я красива. А этого хватает, чтобы окружающие терпели твои недостатки.

И возразить нечем. Красота страшная сила. Хотя бы потому, что правит миром и заставляет высшие отделы мозга работать с перебоями. Людей даже с детства приучают смириться с тем, что жизнь красивых будет несравненно проще чем у остальных. Всем ведь родители читали 'Гадкого утенка'? Какая там мораль? С годами расцветешь и станешь прекрасным лебедем? Да ни разу! Суть сказки Андерсена: пока ты урод, с тобой никто не станет водиться, но стоит покрыться белыми перышками, и ты со дна резко вспорхнешь на вершину! Какая ужасная истина. Хорошо, что в детстве я её не понимал — нечем его было омрачать.

Чёрт, о чем я, вообще, думаю!

— Как ты здесь очутилась? — я перешёл к более насущной проблеме.

— Заранее предупрежу, что рассказ будет коротким. Вчера пришла домой часов в семь, бросила сумку в прихожей, вошла в комнату... а потом меня ударили в спину электрошокером. Пока я каталась от боли по полу, мне ввели снотворное, от которого я отрубилась всего за пару минут. Что было потом не знаю, но очнулась я уже в этой комнате. И до тех пор, пока Велька не притащила тебя, я отсюда не выходила.

— Ты видела, кто на тебя напал?

— Нет. Всё произошло так быстро, что я не успела его рассмотреть.

— Может за тобой кто-то следил?

— Вряд-ли. Я бы заметила. Лучше расскажи, как ты сюда очутился.

Я несколько секунд думал, как бы удачнее начать врать, а затем стал пересказывать сегодняшние события с момента, как ко мне подсела Майская. Яманкан внимательно слушала, периодически кивая и задавая уточняющие вопросы. Она даже не стала спрашивать, почему я избавился от её подруги, когда заподозрил неладное. Наверное поняла, что от открытой и ранимой Майской были бы одни проблемы. В экстренных ситуациях требуется холодный расчет и эмоциональная отмороженность, а не слезы и паника.

Когда я дошел до рассказа о соседке, Яманкан тихо хмыкнула.

— Как она тебе?

— Я, кажется, сказал, что вопрос моей невинности уже не актуален.

— Зря. Я бы могла вас свести.

— Эта шутка уже порядком приелась. К тому же, пяти минут общения с ней хватило, чтобы начать её опасаться.

Не будь у неё связаны руки, она бы наверняка отмахнулась.

— Она не такой жуткий человек, как ты навоображал. Просто любит коллекционировать милые и тупые вещи в исполнении людей.

— Паршивое хобби.

— У тебя и такого нет. Кстати, что она попросила взамен?

Перед глазами стали мелькать разрозненные картины. Без потери трагизма их легко можно было разбавить сожженными деревнями вьетконговцев. Я отвернулся к стене.

— Ничего.

— Какой ранимый!

Да что не так с этой барышней! Нельзя посочувствовать? В конце концов, я собирался тебя спасти, а ты ко мне так жестока. Кстати, я ведь подошёл к самому трудному: максимально правдоподобно объяснить, почему за тобой явился не отряд спецназа, а один единственный студент. Как можно аккуратнее подбирая слова, я рассказал, как мне удалось получить информацию о фургонах. Потом перешел к истории с туннелем и случайно встрече с Вельской. Эту часть она уже слушала молча, не сводя с меня глаз. Нехорошо.

— ...я уже собирался выбежать через вторые ворота, когда на меня напали со спины и вырубили. А очнулся я, когда меня уже сюда закинули.

— Вот это приключение! — сказала Яманкан. — Жалко, что ты попался.

— Что я мог сделать против кучи вооруженных людей?

— Эм... найти тех, кто прикрывал бы тебе спину? Отряд фельдъегерей бы подошёл.

— Тебе, сидя в плену, легко рассуждать о том, что я должен был сделать, а что не должен. Но встань на моё место и ответь: как бы ты поступила? Прийти в отделение полиции и сказать, что одну из студенток похитили сотрудники 'Ростелекома'? Меня могли как поднять на смех, так и убить прямо в камере для допросов. Какова вероятность, что соучастников нет и среди полицейских? Прежде чем поднимать шум, требовалось удостовериться, что меня следом не постигнет твоя судьба.

— Тогда должна поздравить: ты удостоверился! — пошутила девушка. — И теперь мы здесь оба... и без шанса на спасение.

Мизерный шанс был. Но я пока решил держать его в секрете.

— А ты можешь с уверенностью сказать, что подними я шум, то не разделил бы твою участь?

— Ты не пошел в полицию и всё окончилось так же... Как иронично.

Мои попытки помогать людям всегда оборачивались против меня. Я всегда старался оценивать себя здраво и понимал, что я не идеальный человек с кучей недостатков. Но вот жестокости во мне не было ни на грамм. Оттого, я никогда не отказывал людям, если им действительно требовалась помощь. Но это часто играло со мной злую шутку. В такие моменты я ощущал себя человеком, который вступался за избиваемую мужем соседку и получал от неё же за то, что посмел тронуть её 'благоверного'. И пусть моя попытка спасти Яманкан была продиктована приказом, а не доброй волей, но чувствовал я себя так же паршиво. Может всё-таки стоило проявить изобретательность и уведомить Нору так, чтобы об этом не узнали Они?

— Ну извини, что решил тебя спасти самостоятельно.

— Ты решил почувствовать себя героем, спасающим прекрасную принцессу из лап дракона. Вот и всё, — без тени издевки сказала Яманкан.

Концепция решительного героя хороша только в рамках художественного произведения, где заранее прописан хороший исход. В жизни же тот, кто пытается им стать либо потенциальный самоубийца, либо тот, кто виноват в гибели других. И тут я понял, что сейчас самый подходящий момент начать вытаскивать нас из всего этого. Но требовалось немного театральности и красивых фраз.

— Может хватит? Перестань винить меня за то, что хотел поступить правильно. Если человек не попросил о помощи, это ещё не значит, что она ему не нужна. Пусть я выставил себя дураком, но я так поступил, потому что хотел помочь даже столь злому и неприятному человеку, как ты! Уже это можно считать моей индульгенцией.

Я хоть и обращался к Яманкан, но адресовал слова совсем не ей. Из разрозненных фактов уже сложилась схема действий наших похитителей. А то, что нас, вопреки здравому смыслу, оставили наедине в комнате, где даже камер не было, ещё больше убедило меня в своей правоте.

— Помочь тому, кто не просит о помощи... — повторила Яманкан и посмотрела куда-то в пустоту. Словно мои слова заставили её вспомнить о чем-то или о ком-то. Она поджала губы, отчего они стали тонкой ниточкой, и кивнула. Я невольно смог докопаться до чего-то в её прошлом?

— Ты прав, — после паузы сказал она и замолчала.

Как-то всё прошло слишком гладко. Я думал, что придется ещё больше юлить и изворачиваться, пытаясь убедить её, что я пошел за ней по доброй воле. Но что теперь? Ещё подождать или попытаться разыграть свой гипотетический козырь?

— Ты видел больше меня — знаешь кто они и что им нужно?

— Кто они? — я задумался. — Трудно сказать... Может иностранная разведка, а может и частная компания. Но в финансах они точно не стеснены. Полагаю, ими было подкуплено немало людей, чтобы проникнуть сюда. А вот на счёт цели всё очевидно: они хотят ввести Вельскую в студсовет. Только оказалось, что у неё есть более сильные конкуренты, которым ей нечего противопоставить. Тогда они и решили уравновесить шансы, убив тебя и Крашенинникову в кафе. Но бомба не сработала вовремя, и вы выжили. Тогда они перешли к альтернативному плану: похищению.

Многие представляют шпионскую деятельность через призму фильмов с мускулистыми парнями, которые, в перерывах между стрельбой и паркуром, носят смокинги и пьют бесплатный мартини в барах. В действительности агентурная деятельность скучна и уныла, как и любая другая работа. Ты занимаешься повседневными делами, строишь отношения, заводишь друзей и регулярно отправляешь собранные данные связному. Фактически, всё сводится к подслушиванию пустых разговоров, в надежде получить пару гранов полезной информации. И чем больше ты слышишь и видишь, тем больше её можешь получить. Но ценность студента среди себе подобных — нулевая. Нужен пост, который бы дал доступ к какой-никакой, но власти, и повод мелькать среди начальства.

Как президент студсовета, Вельская сможет постоянно общаться с людьми: студентами, учеными, преподавателями. Даже её кабинет будет в Ратуше, что уже даст немалые преимущества. Просто слоняясь по коридорам со стопками бумаг для вида, она сможет ловить неосторожно брошенные слова и фразы.

Допустим, Итиль уже месяц не видели в долине. Какая ценность этих сведений? На первый взгляд — нулевая. Но если агент за пределами студгородка скажет, что фельдъегери что-то планируют, то оба этих факта можно сложить воедино и ожидать крупной операции на Крайнем Севере. Тысячи мелких и, казалось бы, несвязанных друг с другом фактов, могут, после анализа, дать бесценную информацию. И Вельская будет их постоянным источником. Не в меру болтливые фельдъегери; с энтузиазмом рассказывающие о своей работе учёные; тупые студенты, не понимающие, что раскрытие их способности может открыть на них охоту.

А уж если она начнет курить, то это станет прорывом. Ты можешь двадцать километров по тайге нести раненого товарища, и при этом он тебе никогда не раскроется так сильно, как нелюбимому коллеге в процессе потребления никотина и вредных смол.

Так что, для получения поста президента, теракт и похищение — небольшая цена.

— День выдался на редкость скверным. А то, что рядом со мной не томится Крашенинникова, его ещё больше омрачает, — с иронией сказала Яманкан и с невысказанным вопросом посмотрела на меня.

— Ответ на вопрос 'Почему её тут нет?' тебе не понравится.

Может это и не красит меня как человека, но он сразу пришел мне в голову. Скажу больше: будь я на месте похитителей, то я бы всецело поддержал весь план. Он хоть и сложен в исполнении, поскольку требует долгой подготовки и идеального расчета, но эффективнее остальных.

Яманкан откинулась назад и принялась стучать затылком о стену. Даже не смотря на толстую копну растрепанных волос, ей, наверное, было больно.

— Прикончат меня, а потом свалят всё на неё... Великолепно!

Я кивнул, поскольку она угадала ход моих мыслей.

— Есть хоть мизерный шанс, что нас спасут?

— Сомневаюсь. У тебя есть идеи как выбраться?

Она покачала головой.

— Нет. В этом каменном мешке моя способность бесполезна. Кстати, сейчас самый подходящий момент, чтобы стать чуточку ближе и сказать, что ты умеешь.

— Не думаю, что мы достигли такой близости.

Может совместно пережитая критическая ситуация и сближает людей, но сейчас я ничего кроме разочарования при виде Яманкан не испытывал. Наверно, всё дело в её ауре, которая не позволяет воспринимать её иначе, чем просто однокурсника.

— Я, как никто, понимаю твою замкнутость и подсознательный страх раскрыться перед чужим человеком, но лучше сказать, — голосом школьного психолога сказала она.

— Моя способность нам никак не поможет. В этом я уверен на сто сорок шесть процентов!

Я ожидал, что она начнет опять меня подкалывать или уговаривать, но вышло совсем иначе.

— Я металломантка.

Это было подло, низко и крайне манипулятивно. Фактически, открывшись мне без каких бы то ни было условий, она поставила меня в неловкое положение. В ответ на доверие и честность, мне не оставалось ничего иного, кроме как поступить так же в ответ. В другой ситуации это бы даже сработало... не знай я о её способности. Да и из моего рассказа уже можно было понять, что я знал о ней. Заваленная металлом комната не дает большого простора для фантазий.

— Интересная способность, — сказал я и замолчал.

— Издеваешься, да? — спросила она, когда поняла, что откровенничать я не намерен.

— Выбор развлечений у меня ограничен — приходится обходиться подручными средствами.

— Та ты скажешь, что умеешь?

— Хотел бы — сказал. И давай уже закончим этот разговор: мне он надоел.

— У тебя есть иные темы для беседы?

— Нет. Но оно и к лучшему — хочется побыть в тишине.

После этого я вновь попытался поудобнее устроиться, но безуспешно. Так что я просто закрыл глаза и повесил голову на грудь. В любой непонятной ситуации делай вид, что спишь.

Я не знал, сколько мы провели в тишине. Наверное, минут десять или пятнадцать. С противным скрипом бетонная дверь отъехал в сторону. Держа оружие перед собой, в комнату вошли пятеро бойцов. Двое сразу наставили автоматы на Яманкан, оставшиеся встали вокруг меня полукругом.

— Без глупостей, — раздался из-под респиратора голос одного из них. — Выкинешь хоть что-то — и ты не жилец.

Я кивнул. Мне вновь накинули на голову мешок, стараясь случайно не коснуться тела, а потом, указывая дорогу тычками автоматов, куда-то повели. Прошли мы недалеко, наверное, метров двадцать. Мне приказали остановиться, а потом куда-то ввели. Мешок с головы стянули, и я понял, что меня поместили в точно такую же камеру-одиночку, как и до этого. Дверь за спиной встала на место, и я, оставшись один, привалился к стене.

'Добрым словом и пистолетом вы можете добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом'. Все так любят цитировать эту глупую фразу, забывая, что человека, который её сказал, упекли в тюрьму лишь при помощи слов. Слова — вот по-настоящему страшная и грозная сила. Правильно подобранные, они могут как остановить кровавую вражду, так и начать одних людей искренне недоумевать, как они прежде не испытывали ненависти к другим людям... И тут же побудить исправить это упущение.

А если не умеешь правильно подбирать слова, то всегда можно воспользоваться читерским способом: говорить правду! Причём, ею сказанное может и не являться. Слова могут стать сильным языковым вирусом, только лишь при наличии убежденности говорящего в своей правоте. Самые страшные и популярные ораторы — часто фанатики. Однако, мне сейчас не нужно призывать вступить в секту или начать поклоняться расписанным доскам. Нужно ограничиться малым: убедить человека перейти на свою сторону. Практически невыполнимая задача для такого как я. Но выбора у меня не было — стоило попробовать.

— Думаю, лучше начать по-порядку, — я начал тихо, но чётко говорить вслух. — Первое: 'Мария-Антуанетта'. Вопреки здравому смыслу, при взрыве бомбы ни я, ни Яманкан не погибли. Хотя останься на пару минут подольше, то были бы уже мертвы. Другой бы списал всё на счастливое стечение обстоятельств, но я не верю в подобную ерунду — мы оба должны были погибнуть там... но при этом выжили. К тому же, во время беседы, мне на секунду показалось, что с нами там был кто-то ещё. Тогда я списал всё на усталость, но сейчас я уже так не считаю. Второе: похищение Яманкан. Кто-то смог нейтрализовать её внезапно и быстро. А потом незаметно вытащить из квартиры и спустить на первый этаж, при этом не попавшись никому на глаза. Третье: мой забег по депо. Я хоть и носился по нему, как бешеный заяц, но уверен в двух вещах: когда меня оглушили, то рядом никого не было и меня не пытались задержать — свист пуль недвусмысленно давал понять, что меня пытались убить. И то, что меня оглушили, побудило схватить меня для допроса, а не убивать. Четвертое: сцена в камере. Да, Вельская ошиблась, решив, что я её узнал, но зачем было оставлять меня наедине с Яманкан? Не слишком ли странно? Можно было бы подумать, что изокуб у них один, но я уже убедился, что это не так. Как это видится мне: нас оставляют наедине в комнате, где нет ни камер, ни микрофонов, а потом ждут, когда мы разоткровенничаемся и выдадим важные сведения. Например, как я сюда попал и какая у меня способность. Но беседа с Яманкан вышла скверной и ничего выяснить не удалось. Тогда похитители решили изменить условия и перевели сюда, в надежде, что наедине я постараюсь воспользоваться способностью. Вполне здравая мысль. Однако, для четвертого пункта требовался один компонент: тот, кто смог пронести бомбу в кафе, но постарался никого не убить; тот, кто похитил Яманкан; тот, кто решил меня задержать, тем самым спасая мою жизнь; тот, кто, сидя со мной и Яманкан в одной камере, мог внимательно слушать нас и следить за нами, на тот случай, если бы стали обмениваться жестами и использовать способности... Кто-то невидимый... Тот, кто, судя по его действиям, не очень рад тому, что от него требуют делать. Так что если ты, по-прежнему, в этой камере, то у меня для тебя есть весьма выгодное предложение: возможность спастись. Как оно тебе? Торопить не стану, но, если интересно, то дай знать, и я расскажу подробности.

Я замолчал и стал смотреть в пустоту. Шанс на успех был маленький, но может мне сегодня хоть раз повезти?

В камере всё оставалось по-прежнему. Я стал обдумывать продолжение речи, но оборвал себя. Чем больше я буду говорить, тем больше это будет походить на страх и попытки спастись. Нужно делать вид, что я спокоен и уверен в себе. Только так можно расположить к себе эспера-невидимку... Если, конечно, паранойя и стремление всегда искать двойное дно не подвели меня.

Часть стены напротив стала изгибаться и идти волнами. Первой мыслью было, что кто-то пытается проделать путь с другой стороны, но потом я понял, что между мной и стеной есть что-то, искривляющее картинку. В окружении дрожащего, как при сильной жаре, воздуха, стал проступать силуэт человека. Через несколько секунд напротив меня, сидя на полу и обхватив прижатые к груди колени, сидела девушка лет пятнадцати-шестнадцати. Короткие шорты, футболка и массивные армейские наколенники. Но больше всего в глаза бросалось её экипировка — будто новогодняя елка, она была чем-то увешана: на шее ремень с электрошокером, на бедре сумка из которой торчали шприцы-ручки, на поясе пара пластиковых наручников, и ещё ключи и пропуски. Последних было так много, что я даже не смог их сосчитать. Они были прицеплены к краям футболки, висели на шее рядом с электрошокером, держались на тонком поясе вокруг талии. На левой руки висел спортивный чехол для телефона, растянутый толстой пачкой пластиковых карточек. Я даже заметил замысловатый ключ от кассового аппарата.

— Поможешь? Мне? Сомневаюсь...

— Правильно делаешь, поскольку спасатель из меня никудышный, — я немного опешил от того, что моя теория о невидимке оказалось верной, но быстро совладал с собой и уверенно продолжил. — Но я знаю того, кто сочетает чрезмерное насилие и материнскую заботу. Её зовут Элеонора Волкова-Рысина.

На лице девушки появилась гримаса гнева. Не на такую реакцию я рассчитывал, но репутация Норы летит впереди неё быстрее, чем я мог представить.

— Не стоило показываться... — зло бросила она, и воздух вокруг неё задрожал.

— Стой! — крикнул я. -Просто выслушай!

Несколько секунд фигура под пологом невидимости становилась то чётче, то размытие, но, наконец, вновь обрела очертания. Малый, но успех: она решила дослушать. Теперь, главное, захватить её внимание.

— Говори.

— Полгода назад я оказался в... затруднительном положении, так-сказать. В общем, я сделал то, что не должен был делать и познакомился с Норой, — вдаваться в детали не хотелось, но я надеялся, что она поймет, что фельдъегерем с эспером могут познакомиться только по вине последнего. — Однако, наша беседа оказалась на удивление спокойной и увлекательной, так что я смог её заинтересовать. Она как раз узнала, что её назначат куратором одной из кафедр, и ей нужен был свой человек среди студентов. И я так удачно подвернулся, что она решила доверить эту работу мне. Фактически, перед тобой единственный студент Университета, хорошо знакомый с Муркой-Бобиком... да и всей фельдъегерской кухней в частности. Так что я знаю, что реноме Норы не соответствует действительности. Она готова давать людям второй шанс и умеет ставить себя на место других. Если я вас познакомлю, то уверен, что смогу убедить её не только снять с тебя все обвинения, но и полностью оправдать.

— Звучит как-то... мутно.

— Согласен. Но всё, что я рассказал — правда. Нора поможет тебе, если ты с ними не по своей воле.

— А какие гарантии, что меня точно простят? Я, типа, гребанная террористка!

Если быть предельно честным, то никаких. Эсперов в сравнении с обычными людьми катастрофически мало, и государство предпочитает беречь каждого из них. Но граница между делинквентами и благонадежными иногда столь зыбкая, что отделить одних от других подчас невозможно. Всё зависит исключительно от... полезности.

— Яманкан тоже имела до Университета проблемы с законом. Но, тем не менее, она здесь, а не в тюрьме на Вайгаче.

Девушка фыркнула.

— С её родней это не удивительно.

— А что с её родней?

— А ты не знаешь? — она удивилась. — Я, типа, думала, что вы близкие друзья.

— Мы... кто? Что тебя навело на эту... мысль?

— Ну вы так, типа, тепло общаетесь. Я даже пару раз чуть не заржала, когда вы стебали друг друга.

Твоё, типа, чувство юмора, типа, очень, типа, плохое, знаешь? Может со стороны и кажется, что 'милые бранятся — только тешатся', но мы действительно друг другу не нравимся. А манера общения способ не забывать об этом.

— Так что с её семьёй?

— Ну... они вроде крутая и влиятельная семья. Типа, по уши во власти и бизнесе... Симбиоз и всё-такое...

Это называется коррупция! Какой, к чёрту, симбиоз? Хотя, учитывая тысячелетнюю историю моей родины, это всегда было нормой. Мой сбитый моральный компас даже смог бы вывести теорию о том, что именно тяга чиновников к власти и деньгам стоит на страже государственного суверенитета. Кто же по доброй воле захочет отдать его представителям другой страны?

— Кхм... Тогда тебе остаётся надеяться только на меня и Нору. Согласен — риск велик. Но раз ты решила со мной поговорить, то значит у тебя дела идут скверно. Я прав?

Не говоря ни слова, девушка подняла правую руку, и я увидел широкий браслет на руке. Поблёскивая антрацитовой поверхностью, он плотно обвивал запястье — даже палец не просунуть. К краям он становился тоньше, но в центре был весьма толстым.

— Ну да...

— Знакомая вещь, — я горько усмехнулся. — Доводилось носить подобную.

Только мой был грубее и массивнее: промышленный дизайн в России считается буржуазным излишеством. А этот браслет, без сомнения, импортный. В Европе даже орудия убийства должны нести эстетическое удовольствие.

— Там только взрывчатка или есть что-то ещё?

— Позиционирование через спутник... Но микрофона нет, если ты об этом.

Ожидаемо, ведь батарея для работы тогда бы занимала ценное место, которое можно было потратить на заряд.

— Когда я на поверхности, с его помощью меня непрерывно отслеживают, — тем временем продолжила невидимка. — Как возвращаюсь, так сразу, типа, вопросы: зачем здесь свернула, почему здесь долго стояла... Гадство... Знаешь, как снять?

— Нет. И сомневаюсь, что это вообще возможно. Требуется изначальное устройство кодирования, с помощью которого можно ввести единственный верный ключ разблокировки. Да и физически снять это не получится. Там несколько защитных контуров: слой из металла, слой из керамики, слой из целлюлозы. Самоятельно от него может избавиться только эспер с несколькими способностями, но таких не бывает, — после того, как я согласился работать на Нору, она дала мне кучу материала по спецоборудованию. Весь месяц, что я провел в московской лаборатории РАН, я их внимательно штудировал. Так что теперь лишь при беглом взгляде на устройство, я мог определить для чего оно, где произведено и как использовать. — Так что снять его практически нереально... хотя...

Я замолчал. Будь я на её месте, предложение свести с Норой меня бы не побудило сменить сторону. Требовалось что-то большее, чем обещание. Нужен был конкретный план.

— Над нами живут полторы тысячи эсперов. Наверняка среди них найдется тот, кто сможет его снять. Но, чтобы его найти... — я оборвал фразу, предлагая невидимке самой додумать конец.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе сбежать, а взамен ты поможешь мне?

— Верно. Я нахожу эспера с подходящей способностью, снимаю браслет и веду тебя к Норе. Всё просто.

— А что тебе мешает меня обмануть? — с сомнением сказала она и оглядела меня с ног до головы. — Прости не обижайся... но... эээ... выглядишь ты как-то... не ахти. Типа, сам понимаешь...

Однажды в районе, где я жил, к детям начал приставать какой-то ненормальный, и его фоторобот стали развешивать по всем подъездам. Какова же была моя 'радость', когда я узнал, что его мерзкий взгляд исподлобья отталкивающе напоминал мой. В тот день мама даже в шутку спросила: 'Не ты ли это?'. А мне лишь оставалось открывать рот как у выброшенной на берег рыбы: вопреки интонации, взгляд матери был непривычно пристальным. Доверия ко мне не было даже у родных!

— Если я тебя обману, то ты сможешь проникнуть ночью ко мне домой и открыть газ в духовке.

— В студгородке всё на электричестве...

— Ты справишься! Импровизируй, — невольно я процитировал застранцев, по чьей вине я здесь оказался. — Кстати, не представишься? Моё имя ты знаешь, а вот я твоё — нет.

— Типа, доверительные отношения, да?

— Это вежливость.

— И что мне с этой... вежливости? Знаешь, давай будет пока общаться так.

Странная реакция. Вроде бы живем в развитом постиндустриальном обществе, где никто не верит, что, узнав имя человека, можно похитить его душу. Или её имя имеет дурную известность?

— Как пожелаешь. Не расскажешь, как ты к ним попала? — сменил я тему. — Я уже понял, что с ними ты не добровольно.

— Эээ... ну, я жила в одной дыре на Алтае... До туалета — сто метров, до школы — десять километров, до кинотеатра — сто. Меня с пятнадцати даже не проверяли — такая дыра была, что к нам никто не прилетал. Только раз образец взяли... в шестнадцать лет. А потом глухо. И вдруг, в начале зимы, заявились домой странные мужички: вежливые такие, хорошо одетые... только что-то мутные. И предложили они работу: там послушать, тут посмотреть и всё-такое... И даже без криминала. Да и с деньгами у нас хреново было: пенсия у деда с бабкой, у которых я жила, маленькая была. Ну я и согласилась... Эх... Я уже потом сто раз пожалела, что ученых не дождалась...

С пятнадцати лет всех в стране проверяли на наличие способности. Для этого брались образцы крови и направлялись в лаборатории, для определения наличия ПБА. Однако, тесты эти были дорогими и долгими. К тому же, школьников проверяли каждые три месяца, отчего поток пробирок был столь большим, что лаборатории часто не справлялись с нагрузкой. Неудивительно, что многих эсперов не успевали выявлять вовремя. К тому же, учитывая масштаб программы поиска, количество задействованных людей измерялось тысячами. Всегда находились те, кто готов бы за вознаграждение сообщить о выявленном эспере не начальству, а сторонним рекрутерам.

Кстати, на черном рынке минимальная цена о 'неучтенном' — десять миллионов рублей. Весь бюджет студсовета за год в обмен за самого бесполезного эспера-объектора. Неудивительно, что на выходные из долины выпускали только тех, кто обладал боевыми способностями. Да и им разрешение было получить непросто.

— ...Платили они, конечно, хорошо, но я чуяла, что попаду с ними. И однажды решила втихую свалить... — тем временем продолжала девушка. — Но я, типа, слегка накосячила и меня повязала... Тут-то наша дружба и кончилась. Вмиг мне эту хрень на руку повесили, а на манекене принцип работы продемонстрировали... скоты...

Она потрясла рукой, ещё раз показывая браслет.

— А как ты попала в студгородок?

— На поезде.

— Ха-ха... А серьёзно?

— Так правда на поезде... Чё не так?

— Расскажу по порядку, — попросил я.

— Ну... это случилось месяца полтора назад. Меня запихнули в грузовой контейне... погрузили на маглев... а потом сгрузили... потом опять погрузили... потом опять сгрузили. И я, типа, оказалась здесь — под землей. Всё.

У отсутствия друзей есть один ощутимый минус — некому похвастаться. Мне сейчас хотелось с радость рассказывать всем, что я понял всю схему из подобного рассказа... Но было некому.

Невидимка нормальным способом попасть в студгородок не могла: на Вокзале и блокпостах стояли дорогие камеры, одновременно снимающие в оптическом и тепловом диапазоне. Двойная картина шла на сервер, где софт совмещал их ища аномалии. Если компьютер находил тепловое пятно, похожее на фигуру человека в месте, где никого нет, то тут же отмечал объект как 'Подозрительный'. Нормальная практика для противодействия эсперам-невидимкам. Только такие камеры были очень дорогими. Даже колоссальный бюджет Университета не мог позволить разместить их повсюду. Так что они стояли только на въездах и ключевых объектах, вроде Вокзала, Ратуши и Концертного зала. Невидимка могла попасть в студгородок только тайно, и грузовой контейнер подходил идеально.

— Ясно-понятно. А зачем вы здесь вообще?

— Понятия не имею. После попытки побега, мне больше ничего не говорят наперёд. Только четкие приказы и всё... А в остальное время игнорят.

— При этом с Вельской планами делятся?

— Ну так конечно. Она с ними добровольно.

— И что ей говорят? Только не делай вид, что ты не подслушивала.

Невидимка стыдливо отвела взгляд, словно слежка за теми, кто держит тебя силой, считается чем-то постыдным.

— Ну... её хотят ввести в студсовет для сбора информации и всё-такое.

— 'Всё-такое'? — я почувствовал, что за этой фразой-паразитом скрыто что-то важное.

— Ну... эм... Им, вроде как, плевать на это место... У них какая-то конкретная цель. Типа, кого-то найти.

— Кого найти?

— Вообще не в курсе. Из разговоров я поняла, что наверху учиться эспер с очень редкой способностью. И нужен он им так сильно, что, прям, кушать не могут — так хотят. Но они не знают кто он.

Что-то не сходится. Обладая такими ресурсами, они легко могли подкупить тех, кто имел доступ к перечню способностей студентов. Или там всё настолько секретно, что это им оказалась не по силам?

— А зачем?

— Да не знаю я! — перебила меня девушка и вновь потрясла рукой с браслетом. — Это, вроде как ответ, если тебе нужны подробности. Для них я инструмент. Я и так постоянно на измене...

Она замолчал, но как раз этого я допустить не мог. Её нужно было разговорить во что бы то ни стало: информация сейчас для меня самое ценное.

— Боишься чего? Скажи прямо.

— Они мне не доверяют... считают опасной. Я боюсь, что меня... — она запнулась, — пустят на кладенец. И отдадут кому, кто с ними вась-вась. Той же Вельке...

От того, что я скажу, мне будет очень стыдно. Но потом. Сейчас я не в том положении, чтобы не воспользоваться удачно подвернувшимся шансом.

— Я и Нора вправду сможем тебя вытащить из всего этого. Но ты должна довериться, иначе я ничем не смогу помочь. Хоть мы и в одинаковом положении, но можем спасти друг-другу жизнь!

Хоть и шаблонная, но, тем не менее, проникновенная речь. Я даже гордился бы собой, не будь так мерзко от мысли, что пытаюсь спастись, играя на чувствах другого человека. Если я смогу её переманить, но всё сорвется — я стану повинен в её смерти. Сомнительная запись в карму.

Я издал деликатное покашливание. Девушка, которая после моих слов ушла в себя, вновь посмотрела на меня.

— Расскажи о выборах.

— Что рассказать?

— Откуда возникла идея со взрывом и похищением? Это, на мой дилетантский взгляд, не самый лучший план, чтобы победить.

— Ну... В начале все думали, что Велька прям легко в студсовет войдет — кому, нафиг, вообще, эта должность сдалась? А потом вписались Яманкан с Крашенинниковой и сразу в дамки выскочили. Тут проблемы-то и начались. Велька-то не очень популярной оказалась. Её тут по видеосвязи каждый вечер натаскивали какие-то спецы риторики, но не в коня корм, — она злорадно хмыкнула. Видно, отношения с ней у неё не сложились. Нетрудно понять почему: невидимка производила впечатление глуповатой девчонки без нормального образования. Вельской, с её завышенным самомнением из-за успехов в прошлом, она была просто неприятна. — Тогда решили начать следить за ними... типа, собирать информацию и всё-такое. Я по очереди за обеими таскалась и однажды подслушала, как Крашенинникова договаривалась с Яманкан о встрече. Ну, я-то на это особо внимания не обратила, но вниз сообщила. А они, как узнали об этом, от счастья чуть ли сосками мироточить не стали!

Уверен, что с Яманкан ты бы поладила: вы обе любите цветастые выражения.

— ...Уж не знаю, что они там намозговали, но решили рвануть обеих бомбой. Прямо здесь смастерили её на коленках и отдали мне.

— Смастерили? — я её невольно перебил.

— Ага... Типа, армейскую мину отследить можно и всё-такое. А так легко левых чуваков обвинить. Вроде каких-то психов из исламистов, которые, следуя какой-то фетте, эсперов мочат.

— Фетве, — автоматически поправил я, поскольку слышал об иорданском богослове, который пару лет назад объявил всех эсперов детьми проклятых народов Яджудж и Маджудж.

— Ага... точно, ему самой. В общем, дали мне они взрывчатку и сказали их подорвать. Вот тут-то меня и проняло. Кучу людей рвануть — я на такое не подписывалась! Это же билет в один конец. Найди нас фельдъегери, меня бы на месте кончили за такое. С таким набором даже на Вайгач не отправляют — сразу пулю в затылок и на органы... Я видела, как вы встретились, как говорили, даже рядом постояла... Что ты, я так поняла, заметил... Но никак не решилась бомбу подорвать. А потом я подумала!

То есть раньше, получается, ты этим не занималась? Нет, с Яманкан ты не поладишь. Она меня не переваривает лишь из-за пассивной жизненной позиции, а тебя, вообще, может покусать.

— И тут план сам возник в голове! — с восторгом продолжила невидимка. — Я решила сделать так: подожду, когда из кафе все уйдут, а потом рвану его. А неудачу спишу на то, что бомба заглючила. Делали-то её впопыхах — должны были в это поверить. Так и поступила: бомбу оставила в мусорке у двери, а как вы отошли, я на детонатор и нажала. Так что никто не погиб...

Она ошибалась. Я сам видел труп сороки, перед тем как его увезли. Но упоминать об этом не стоило. Невидимка по-прежнему металась между желанием помочь и страхом перед хозяевами. Если узнает, что кого-то убила, то может передумать идти к фельдъегерям.

— А что было дальше?

— Дальше? Э... Ну, после того, как всё сорвалось, меня кошмарили день-другой, а потом приказали во что бы то ни стало узнать способности обеих. Вроде как на основе этой инфы они собирались новый план разработать.

— И как ты узнала, что Яманкан металломантка?

— Да очевидно же — домой к ней пробралась!

— Как?

— С утра ждала в коридоре. Как только она открыла дверь и вышла, я успела проскользнуть в комнату. Провела там весь день всё фотографируя и шмоная, а вечером, когда она вернулась с занятий и пошла в душ, просто тихо ушла.

— А Крашенинникова?

— С ней лишь чудом получилось. Я уже было решила, что она вообще способностью не пользуется, когда после занятий та не смогла к себе в общагу попасть: телефон на замке не сработал. Вот она, вместо того, чтобы позвонить соседям, просто в холл прошла и всё.

Как всегда бывает, строители Университета выбились из графика. Чтобы успеть в срок, многое делалось впопыхах и на скорую руку. Неудивительно, что здесь постоянно что-то ломалось или сбоило. Проблемы с домофонами — обычное дело. Да и не только с ними. Не было дня, чтобы в студгородке нельзя было увидеть мужчин в спецовках, которые что-то ремонтировали: фонари, торговые автоматы, видеокамеры. Наверное, придется ждать ещё не один месяц, прежде чем всё начнёт работать как следует.

— В смысле 'просто прошла'?

— Ну так: раздраженно зашипела и хоп — уже внутри!

Получается, что Крашенинникова — телепорт? Интересно. Тогда становится понятно, почему на роль преступницы выбрали её. Она могла незаметно попасть к Яманкан и похитить её.

План с бомбой был хорош. Однако, у него был ощутимый минус. Сорвись он, и заговорщики окажутся в невыгодном положении. Связать теракт с выборами хоть и можно, но прямо на это ничего не указывает. Но если бы, в дальнейшем, с каждым из участников что-нибудь случилось, то подозрения получили бы реальные доказательства.

Требовалось организовать всё так, чтобы не вызвав подозрений, устранить сразу обеих. Похитить одну и свалить вину на другую не слишком изящное решение, но они решили поступить именно так. На выборах побеждает Крашенинникова, потом находят труп Яманкан и улики, указывающие на блондинку. Её тут же исключают из студсовета и место занимает Вельская. Можно было всё организовать и до выборов, но тогда Вельской пришлось бы соперничать с Кудрявцевым, а был шанс, что она проиграет. Устранять ещё одного уже бы не стали — и так слишком много трупов для тайной операции.

— Я был прав, когда говорил, что после выборов Яманкан убьют, а всю вину свалят на Крашенинникову?

Девушка кивнула и отвернулась. Похоже, мысль о том, что всего в десятке метров от неё станут убивать сверстницу, была ей неприятна.

Я вновь издал деликатное покашливание.

— Ну чё?

— Ты вырубила Яманкан, накинула на неё полог невидимости и вытащила из общежития?

— Ну да... как ты всё и описал. А к чему, вообще, вопрос?

— Как бы объяснить... В этом случае ты будешь соучастницей убийства. Понимаешь?

Если только она знала, что с ней будут делать. Но невидимка не производила впечатление юридически подкованной, так что немного лжи не повредит.

— За заткнись ты уже! Всё я понимаю, — кошкой зашипела она. Тем не менее, достаточно тихо, чтобы её, ненароком, не услышали с той стороны.

Она сейчас была грани: и веры в меня у неё не было, но и компания, в которой она оказалась, была настолько неприятной, что даже не вызывала стокгольмского синдрома. Согласись она, то пути назад не будет. После попытки сбежать она обзавелась браслетом, что с ней будет после помощи нам — трудно сказать.

От того, что невольно вывел её из равновесия, мне стало стыдно. Но если я позволю ей сорваться, то Яманкан конец. И, возможно, мне. Моя судьба была весьма туманной. Ведь мой маршрут до лабиринта можно будет отследить по телефону или камерам, так что внезапно 'пропасть' как Яманкан, я не смогу. Поэтому похитители не знали, что со мной делать и был мизерный шанс, что меня попытаются завербовать. Только перспектива стать первым в мире тройным агентом-эспером была хуже некуда — не хотелось переусердствовать на будущей работе.

— Помоги нам с Яманкан сбежать, и я гарантирую, что тебе ничего не сделают. Может проведешь пару дней в камере, пока идут допросу, но это максимум. Государство держится за каждого эспера и на теракт закроют глаза. Тем более, даже действуя под страхом за свою жизнь, ты смогла спасти много невинных. Вкупе с протекцией Норы, которая не последний человек в ФФС, ты точно станешь свободной, — я сделал небольшую паузу, давая ей всё осмыслить. — Так ты поможешь сбежать?

— А что будет, если они узнают, что я вам помогла?

Невидимка не решилась дать окончательный ответ, ведь после него уже трудно будет пойти на попятную.

— Не знаю, — честно ответил я. — Может убьют, может продолжат использовать. Зависит от того, насколько они в тебе нуждаются. Но мизерный шанс спастись лучше, чем жизнь в постоянном страхе перед смертью. Выбор ты должна сделать сама.

— Но как я помогу вам сбежать? Типа, просто открыть дверь? Но тогда я сразу попаду под подозрение... Да и фиг вы доберетесь до выхода: на базе сейчас пятеро охранников. Вмиг вас найдут.

— У меня есть план, как сбежать и не подставить тебя, — я секунду подождал и, как можно более мягко и доверительно, сказал. — Так ты согласна?

Невидимка, всё так же сжимая коленки и исподлобья глядя на меня, кивнула, а потом подула себе на лицо, отбрасывая челку.

— Ладно... Так и быть — помогу... Но если не сможешь снять браслет и отмазать меня — тебе конец!

Я улыбнулся и кивнул.

— Ты в своём праве.

Не знаю есть ли критерий, по которому можно определить, что в твоей жизни что-то не так. Но, наверное, то, что ты вербуешь человека раньше, чем первый раз целуешься — доказательство того, что твоя жизнь отстой!

Глава 8. Толика разнообразия в жизни

— И каков твой план? Как ты сможешь сбежать, чтобы помочь мне?

— Сколько времени?

Девушка достала из одного из карманов небольшой коммуникатор с маленьким экраном и кнопочной полноразмерной клавиатурой. Редкостью по нынешним временам.

— Без двадцати восемь.

— Кхм... План таков: ровно в восемь ты сообщаешь парням за дверью, что хочешь выйти. Потом идешь к главному и рассказываешь, что первые десять минут я сидел смирно, а потом стал вытворять странные вещи: что-то шептать губами, двигать глазами под закрытыми веками и периодически беспричинно улыбаться. А потом, как ни в чём не бывало, завалился спать. Ты подождала ещё, но больше я ничего не делал.

— Э... А в чём смысл?

— Смысл в том, чтобы они подумали, что моя способность: умение связываться с кем-то на расстоянии.

— Так им и сказать?

— Ни в коем случае! Ты должна лишь описать, что увидела в камере. А потом сказать, что никак явно я свою способность не проявил.

— Но почему?

— Они должны сами додумать о том, что я умею. Если ты будешь явно указывать на это, то потом, когда я выберусь, ты можешь попасть под подозрения. А так вина за поднятую панику ляжет на других. Главное, чтобы они рассредоточились по базе, а от наших с Яманкан камер убрали охрану.

Невидимка несколько секунд смотрела на меня, а потом с неприкрытым восторгом протянула.

— Фига... А ты, оказывается, умный?

— Нет... Будь я умным, меня бы здесь не было.

В моих словах не было самоуничижения. Только голая правда. Может в глазах невидимки я сейчас и творил магию социальной инженерии, но столкнись я с по-настоящему умным собеседником, и меня бы раскатали в порошок в течении пятиминутной беседы. Пример с Бильбо Бэггинсом, гордыня которого убила тысячи людей в Озерном городе — хорошее напоминание из детской поры.

— А что потом?

— Потом, как полагаю, они отправят патрули к выходу из депо. На случай незваных гостей. Верно?

Невидимка задумалась.

— Скорее всего. У них тут вроде какие-то липовые ксивы есть, которые они должны показываться, если кто-то припрется. Типа, они тут ремонтом занимаются и всё-такое.

— А почему на меня тогда напали? — я удивился.

— Так ты на Вельку нарвался. Вот она и подумала, что дело дрянь. Типа, ты за Паулиной пришел... Хотя, может просто дура.

И кто придумал правило 'сначала стреляй, потом задавай вопросы'? Наверное, идиоты. Другого объяснения нет. Может на фронте, в скоротечных городских боях так и нужно действовать. Но в мирное время правила иные. Даже если ты увешан оружие и свежеснятыми скальпами — при хорошо подвешенном языке, ты не только сможешь убедить окружающих, что это косплей, но и получить 'Хэппи Мил' в подарок!

— А сколько всего человек на базе?

— Сейчас пять. Трое в штабе... двое за дверью ждут.

Примерно на такую цифру я и рассчитывал. Много людей в такой операции задействовать рискованно.

— Постарайся, чтобы остался хотя бы один.

Я сомневался, что справлюсь даже с одним, но в любом случае, один лучше чем два!

— Кхм... постараюсь, но не уверена, что получиться.

— Иначе никак. Теперь расскажи как работает дверь.

— Дверь?

— Да, дверь, — я кивнул на оную в центре стены.

— Ну... там внизу её колеса. Они катаются в нишах, типа, рельсы... А потом, когда дверь до конца доходит, специальный рычаг дергаешь и засовы в стороны выезжают... Как-то так.

Очень информативно!

Я начал задавать уточняющие вопросы и вскоре схема работы изокуба окончательно прояснилась. Теперь требовалось узнать куда бежать, и тут возникли трудности. Описывая план базы, невидимка постоянно путалась. Порядок помещений магическим образом менялся, а на одних и тех же развилках она советовала свернуть то влево, то вправо. Словно в воображении она стояла к ним то спиной, то лицом. Лишь к пятому прогону маршрута, мне удалось выяснить точный путь к выходу с базы.

Потом она расстегнула липучки на моих рукавицах и слегка их ослабила, чтобы я смог стянуть их самостоятельно. А вот кусочек разрезать наручники у неё не было. Если на выходе я встречу кого-нибудь, то сражаться мне придется со связанными руками. Вся надежда на способность.

С подготовкой было окончено. Мы обсудили последние детали, и невидимка набрала на коммуникаторе короткое сообщение и вновь нырнула в поле невидимости. Я лег на бок, свернулся калачиком и закрыл глаза. Прошло минут пять, прежде чем я услышал, как дверь со скрежетом стала отъезжает назад. Теперь главное не выдать поведением, что я притворяюсь.

Совсем рядом затопали башмаки, и раздался окрик.

— Подъём!

Я остался лежать.

— Я сказал просыпайся! — ещё громче приказал мужчина, но так любимый тюремщиками удар по почкам не последовал. Осторожность достойная похвалы.

Я разлепил веки и стал щуриться от света подствольного фонаря, направленного в лицо. Двигаясь немного заторможено, я сел. При этом стараясь держать руки так, чтобы не были видны откинутые хлястики на рукавицах.

Для подобного лентяя как я, сон — религия. Правда достойным адептом меня назвать трудно: у меня нет друзей, которых бы я мог обратить в свою веру, а еженощный ритуал поклонения в кровати вместо восьми часов часто занимает пять-шесть... Проклятый интернет и книги! Однако, разыграть спящего для меня не составила большого труда.

— Подними голову, — сказал мужчина, по-прежнему смотря на меня через стекло респиратора, и несколько раз сфотографировал моё лицо компактной камерой.

Понятно — они решили вывести невидимку из камеры под предлогом моей съёмки. И я ничего не заподозрю и фотография у них будет на всякий случай.

— Без глупостей, — сказал мужчину и вместе с парой напарников выскользнул из камеры.

Пора! Я перекатился на спину, завалился вперед, перенося вес на лопатки, и, прижав колени к груди, перекинул связанные руки вперед. У худых есть свои плюсы! Со всей силы я тряхнула руками и рукавицы слетели с рук. Дверь уже доехала до стен, и я рванул к ней. Ей оставалось преодолеть сантиметров десять, когда я привалился к ней всем телом и активировал способность.

Хрономантия проходит по всем каталогам как очень редкая и ценная способность. Вот только ирония в том, что в действительности она — мусор!

Наделенный ею эспер создавал вокруг себя то, что ученые из РАН пафосно именовали 'Областью абсолютного протоколирования'. Каждое движение молекул в пределах создаваемого мною поля, запоминалось с абсолютной точностью и могло быть обращено вспять. Со стороны казалось, что время просто начинает течь вспять: вода вливаться обратно в графин, разрезанная вивисектором лабораторная мышь сшиваться обратно, застуканный подросток вновь разворачивал на экране сайт для взрослых.

Вот только за всем этим терялось главное — количество минусов было колоссальным: ты заранее должен был знать, что придется отматывать время; продолжительность и радиус перемотки зависели от количество протоколируемой материи — я мог отмотать минут пять в радиусе метра от себя, и лишь пару секунд, реши я охватить комнату полную людей; перемоткой нельзя управлять — ты всегда возвращался к исходной точке и прервать процесс на середине было невозможно; и наконец, самое неприятное — все процессы действовали на тебя так же, как и на окружающих, так что ты никак не мог изменить ход событий. Спасало лишь то, что неизвестные, создавшие эту способность, заранее озаботились, чтобы на память она не влияла. Каждый раз пытаться понять, что же пошло не так, и как следует поступить в следующий раз — чересчур.

Ограничения, ограничения, ограничения. Им не было числа. И напрашивался вопрос: 'А что в хрономантии ценного?'. Ничего. Источник — я!

Каждый эспер описывает ощущение при использовании способности по-разному. У кого-то покалывание по телу, у кого-то чувство похожее на жажду, кто-то не испытывает ничего, кроме равнодушия. Моё напоминало задержку дыхания. Ты набирал в легкие побольше воздуха и ныряя в омут. Со всех сторон тебя начинало сжимать, и ты всем телом чувствовал всё возрастающий вес воды.

В действительно я сейчас дышал как и раньше, но ощущения были словно доступ к кислороду мне перекрыли. Сдвинув меня назад, дверь встала на место. Но я продолжал прижиматься к ней. Пока способность не беспокоила. Но это лишь начало.

Тело начало ныть после второй минуты. Но мне пока удавалась держаться, а вот после третьей начались проблемы.

Первое, чему учат профессиональных ныряльщиков — не поддаваться инстинктивному порыву вздохнуть. Ирония в том, что хоть количества кислорода в легких уже стало недостаточным для дыхания, он по-прежнему был в крови в виде оксида железа, да и в клетках его еще было достаточно. Так что времени на работы организма было больше чем казалось.

Сейчас мне хотелось во чтобы то ни стало бросить всё и запустить процесс вспять, но я знал, что времени недостаточно. Сейчас невидимка пересказывала мою историю и нужно было время, пока главный среди них не прикажет проверить туннели на случай других гостей. А шесть минут для этого — три на протоколирование, три на обратную перемотку — мало.

Я выдохнул, запуская способность.

По прикидкам, прежде чем запустить перемотку, я продержался почти пять минут. Лишь бы в коридоре никого не было... Ну или максимум один охранник. Я чувствовал, что у меня еще достаточно сил, чтобы отмотать секунд пятнадцать-двадцать, но вот хватит ли их, чтобы победить — неизвестно.

С каждой секундой мне становилось легче, но вот мандраж не отпускал. Когда я активировал способность, я захватил полем не только себя, но и дверь. Так что через пару минут настанет момент, когда она была закрыта не до конца. Вот только закрывший её охранник об этом не знает. С другой стороны он уже не будет давить на неё, и смогу открыть её, толкать назад. Вся надежда на то, что он не сразу сообразит, что камера открывается.

Дверь стала отъезжать назад. Хотя, если быть точным, возвращаться к исходному состоянию. Меня накрыло знакомое чувство глотка воздуха, когда время дошло до контрольной точки, и я навалился плечом на дверь. Махина покатилась вперед освобождая проход.

Не медля ни секунды я выскочил в коридор.

В паре метров от меня, прислонившись к стене, стоял парень лет двадцати пяти. На нем была уже привычная синяя спецовка 'Ростелекома' с накинутым поверх бронежилетом, совмещенным с разгрузкой. Грудь пересекал ремень 'Хеклер-Коха', вот только сам он был закинут за спину. Держа телефон боком, мой тюремщик ещё пару секунд назад что-то на нём смотрел.

Если дуракам везет, то я первый среди них.

На месте охранника настоящий профи просто разжал бы пальцы, отправив телефон в свободное падение навстречу полу. А потом расстрелял меня в упор из винтовки. Но этот замешкался из-за... жадности. Ему было жалко разбить дорогой девайс, и она потратил драгоценные мгновения на раздумывания. Когда же он, наконец, понял, что бегущий навстречу эспер в пирамиде проблем занимает более высокий приоритет, чем разбитый экран, было уже поздно.

С разбега, выставив вперед плечо, я грузовой фурой врезался в парня. При других обстоятельствах это бы могло, но бронежилет и разгрузка смягчили удар. Охранник ударился о стену, но недостаточно сильно, чтобы из него вышибло дух. Да и во мне не было центнера живого веса, чтобы этот маневр сработал наверняка. И теперь, выдержав мою атаку, он собирался ударить в ответ.

Я отскочил назад, специально давая ему место размахнуться. Вот он поднимает руку, вот подносит сжатый кулак к груди перед ударом, вот пружиной выкидывает его вперед... Я активировал способность. Уйти вправо или влево?

Влево!

Стараясь избежать удара, я расслабил левую ногу и упираясь другой сдвинул тело в сторону и вниз. Не знаю какой звук был со стороны, но костная проводимость учтиво донесла звук хрустящих хрящей в носу. Потом секундная темнота, расцвеченная всполохами, и я запустил способность. С моим везение ожидаемый исход. Но теперь, когда ошибка ясна, есть шанс всё исправить. Надежда на вторую попытку.

Остатки боли от удара в голове так и осталась, а вот капельки крови, которые я успел увидеть в последний момент, стремительно вернулись обратно в нос. Кулак отдалился, остановившись возле груди.

Вправо!

Я повторил трюк с уклонением, но в точности до наоборот. Костяшки пальцев пронеслись всего в паре сантиметров от уха. Парень ошарашенно замер, ещё не до конца понимая, что произошло. И этой секундной растерянностью, свойственной всем, кто впервые видел хрономантию в действии, я и воспользовался. Я вновь рванул вперед, но теперь метя в голову. Расправив стянутые наручниками кисти, я всадил эту импровизированную клешню ему в переносицу и, не сбавляя силы, толкнул голову назад. От удара он завалился назад и со всей силы стукнулся затылком о стену. Тело парня обмякло, и он стал сползать на пол, оставляя на зелёной краске стены слабый кровавый след.

Я привалился спиной к стене и выдохнул. Я жив! И я победил! И последнее особенно удивительно. По-правде сказать, подсознательно я ни секунде не верил, что всё получиться. У меня было два варианта: пытаться хоть-что сделать, чтобы спастись; либо начать жалеть себя, в страхе ожидая развязки.

На секунду мне даже показалось, что мой побег бесславно окончится в этих стенах, но боги проявили ко мне снисходительность... Или не боги. Как атеист, я делал снисхождения только для самых примитивных верований. Считать моим тотемным зверем ленивца — было пределом. Стоп, но ведь и сон тоже моя религия. Получается, что я политеист?

Боже, о чём я вообще думаю в такой момент!

Надпочечники уже вовсю работали, накачивая организм адреналином, и меня начало потихоньку трясти. Следовало поторопиться.

Я приложил ладонь к шее парня и почувствовал пульсацию крови. Славо богу жив. Вытащил из разгрузки кусачки и, проявив чудеса изворотливости, перекусил наручники. Убрав кусачки в карман, я подхватил парня под плечи бронежилета и затащил в камеру. Затем попытался стянуть с него ремень с автоматом и тут меня ждал неприятный сюрприз: на ствольной коробке, рядом с переводчиком огня, виднелось ярко-желтое треугольное гнездо. Готовясь к худшему, я задрал правый рукав спецовки и увидел тонкий браслет, обвивающий запястье мужчины.

Гадство! Я попытался его снять, но бестолку — место, где половинки соединялись замком, было абсолютно гладкое. Я впервые видел такую модель ограничителя и не представлял как он снимается. Но тогда винтовка и пистолет бесполезны. Без браслета я не могу их использовать. Чёртовы высокие технологии! Зачем их внедрять туда, где ценится простота и надёжность?

Немного подумав, я достал из кармана маленький баллончик с красным крестом, перевернул парня на бок и распылил на затылок эпидермальный аэрозоль — армейский препарат, который при контакте с кожой создаёт защитный слой, останавливающий кровотечение. Теплых чувств к человеку передо мной я не питал, но брать грех на душу совсем не хотелось. Даже больше — на секунду я даже испугался, что убил его. Становиться убийцей в восемнадцать, пусть даже под давлением обстоятельств, мне не хотелось. К тому же, если он выживет, то сможет рассказать, что из камеры я выбрался сам. Невидимке это, надеюсь, поможет избежать подозрений.

Вернув плиту двери на место, я пошел к камере Яманкан.

Коридор в конце разветвлялся, но мне нужно было направо... если, конечно, с пятого раза невидимка не ошиблась. Для девушки из сибирской глуши она обладала неестественным топографическим кретинизмом.

Я медленно выглянул за угол. Никого. Побега девушки они не опасались. Я подошел к двери, выглядящей в точности как моя, сдвинул ручку убирающей запоры и стал тянуть её на себя, со всей мочи упираясь ногами в пол. Как только бетонная плита отъехала достаточно, чтобы я мог проскочить, я отпустил ручку и вошёл в камеру.

Яманкан сидела там же, где её видел в последний раз и с удивлением смотрела на меня. Словно моё появление было чем-то обычным. Появись здесь четыре карлицы-балерины в нижнем белье с живыми питонами на шеях, то она, наверное, и то удивилась бы меньше.

— Ты?

Это место как-то странно действует на людей? Каждый раз, когда сюда кто-то заходит, звучит одно и тоже. Мы в сделанной наспех секретной тюрьме под студгородком. Очевидно, что круг тех, кто тут бывает весьма узок!

— Уходим. У нас мало времени. Охрана может вернуться в любой момент.

Я забежал ей за спину и стянул с рук перчатки. Под ними забелели пластиковые наручники, которые я тут же перекусил позаимствованными кусачками.

— Как тебе удалось выбраться? — спросила Яманкан, попутно разминая затекшие запястья.

— Воспользовался обаянием.

— С твоим обаянием, тебя могла ждать только затянутая целлофаном комната и пуля в затылок.

— Умолкни, зараза, — огрызнулся я.

Покинув изокуб, мы пробежали до конца коридора, который заканчивался сдвижной дверью с кодовым замком. От времени, кнопки почти стерлись, но это было не важно — сама дверь была из металла.

— Твой выход, — я обернулся к Яманкан.

Она подошла к двери и, приставив палец к подбородку, стала её изучать. А ведь я сейчас впервые вживую увижу, как кто-то, помимо меня, применяет способность! Яманкан приложила руку чуть повыше замка. По поверхности двери прошла слабая рябь, как от брошенного в воду камешка, а потом метал чуть повыше ладони стал растекаться в стороны. В появившемся отверстии стал виден оплавленный механизм замка и задвижка.

— Хм... а ты неплоха! — я невольно восхитился от увиденного.

— Надеюсь сказать тоже, когда увижу и твою способность.

Ох... Когда же ты уймешься? Я более чем уверен, что когда ты узнаешь, что я хрономант ты будешь приятно удивлена... А после подробного рассказа о способности — уже весьма разочарована. Будь благодарна, что я берегу твоё хорошее настроение!

Комната, куда мы попали, использовалась как смесь склада, мастерской и арсенала. Вперемешку вдоль стен тут стояли шкафы, токарные станки и нагромождения ящиков. В центре комнаты стоял большой верстак с недоеденным сухпайком. Из кружки с чаем ещё шел слабый пар — отсюда ушли совсем недавно. Похоже, моя ложь заставила всех подняться по тревоге и подготовиться к возможному визиту.

— Как мило, — Яманкан взяла со стола бильярдный шар с цифрой три. А потом убрала его в карман юбки, отчего тот сильно оттопырился.

Оглядев комнату, я безошибочно узнал покрытый серой краской щербатый оружейный сейф. На дверце был уже знакомый кодовый замок, но это было уже неважно.

— Яманкан, — я тихо позвал девушку и кивнул на сейф.

Поняв, что я хочу, она подошла к нему и положилу руку на металл. Уже знакомая волна и дверца стала стекать в сторону. В цели между ней и стенками показались пара прямоугольный засовов, но и они тоже стали плавиться.

Яманкан убрала руку и я открыл сейф. В гнездах стояли уже знакомые 'Хеклер-Кохи', а также несколько бразильских пистолетов 'Таурус'. Яманкан тут же потянулась к штурмовой винтовке, но я её остановил.

— Они бесполезны, — я указал на треугольный разъем на ствольной коробке. — Это ограничители. Чтобы стрелять из них у нас должны быть идентификационные браслеты.

Смертоносность оружия перед нами ограничивалась только её площадью и весом. Внизу сейфа были выдвижные ящики, и я стал открывать их по-одному, надеясь найти браслеты. Бестолку. Только коробки с патронами и наборы для чистки. В одном из ящиков даже обнаружилось устройство для взлома бортовых компьютеров машин. Наверняка, его применяли, чтобы ночные выезды фургонов 'Ростелекома' не замечали.

Взгляд остановился на самом нижнем ящике. Он был самым большим и снабжен кодовым замком. Яманкан без слов приложив палец, и весь механизм расплавился за пару секунд. Я дернул ручку и замер с разинутым ртом — на дне лежал чистенький, будто только протертый, футляр кладенца.

Я внимательно его осмотрел, но не заметил никаких ловушек или сигнализаций. Всё равно его мог использовать только эспер, так что посторонних смысла опасаться не было.

Всё еще не веря в удачу, боясь, что футляр растает миражом, я поднял его. Весил он прилично — килограмм десять, не меньше.

Я утопил кнопку на ручке. Под противный виз сервомоторов, контейнер раскрылся будто крокодилья пасть, и мне в ладонь выскользнула ружейная ложа. Своим видом кладенец напоминал короткий старинный штуцер. Только идеально белого цвета и совершенно гладкий. Под стволом у него была небольшая катушка как у удочки, а ствол заканчивался массивным конусообразным буром.

Без сомнения — это самый настоящий кладенец. Но откуда он у них?

Я вновь вспомнил рассказ невидимки о том, как она попала в студгородок. Из него я понял, что её привезли в контейнере, но все грузы для Университета проверялись на таможне сотрудниками ФФС. Может ли быть, что кто-то из фельдъегерей замешан? Кто-то достаточно влиятельный, чтобы помочь ввести в город кучу оружия и экипировки, но недостаточно высокопоставленный, чтобы узнать информацию о способностях студентов? Он точно не из Руки. Но приближен к ним.

Получается, Нора единственная, кому я могу доверять?

Я повернул оружие боком и увидел номер — двадцать семь. Сейчас они уже подходят к сотне, так что модель старая. Скорее всего, один из первых полноценных. Когда технология их создания только обкатывалась, то никакой формы помимо холодного оружия им придавать не умели. Поэтому первые модели и называли мечами-кладенцами. Однако прогресс не стоял на месте, и вскоре из эсперов-делинквентов уже научились делать стрелковое оружие и броню. Со временем 'меч' из названия исчез сам-собой и остался только 'кладенец'.

— Если не знаешь, как он работает — брось, — сказала Яманкан, которая небезосновательно опасалась, что эта штука при ошибке может убить обоих.

Вид кладенца был немного знаком, но вот что он делал я толком вспомнить не мог. В голове вертелась какая-то белиберда о 'разрушении целостности посредством перевода переданной ранее потенциальной энергии в кинетическую'. Вот как человек с гуманитарным умом — сиречь моим — может понять принцип работы без видеоролика? Эмпирически?

— Вряд ли тут есть подвох, — сказал я. — Наводишь и стреляешь.

— Ага. А кладенцом Норы просто рубишь людей, — сказала Яманкан. — Главное только периодически остроту заточки пальцем проверять.

Её слова не удивили. Я знал, что она близко знакома с Норой — естественно, она могла знать и о её кладенце. Гаситель выглядел как тонкий палаш с закрытой гардой. При контакте с органикой он создавал поле, в пределах которого исчезала способность нейронов передавать электрические сигналы. Даже если тебя лишь ранили Гасителем, то ты тотчас же умирал, лишенный нервной системы. Человек за несколько миллисекунд становился кучей мяса, начинающей мгновенно разлагаться. Из-за этого Нора и не любила им пользоваться — а вдруг в бою ты сам невольно порежешься о клинок?

— Ты, кажется, однажды мне предлагала внести в жизнь толику разнообразия? Считай, что это ответная любезность — толика непредсказуемости в твою!

Лицо Яманкан скисло от моих слов и она принялась ходить по комнате в поисках другого оружия. Но кроме кладенца и бесполезных винтовок тут больше ничего не было. Даже самого завалящего сигнального пистолета.

— Нам пора.

— Мне с голыми руками бегать?

— Этого хватит на двоих, — я потряс кладенцом.

Девушка с укором посмотрела на меня. Она по-прежнему считала, что эта штука с большей вероятностью убьют нас, а не врагов.

Заметив что-то под верстаком, она присела на корточки. С противным скрипом, подняв пыль, она вытащила из-под него пластиковый ящик с инструментами. Откинув крышку, она принялась звенеть содержимым, то и дело недовольно хмурясь и кривя губы. Наконец, она достала большой молоток с желтой резиновой ручкой. Переложив его в левую руку, она сгребла в охапку десяток гаечных ключей и приложила их к бойку. Как и прежде, металл, будто горячий воск, стал растекаться и менять форму. Боек увеличился в размере, а потом быстро вытянулся вперед, приобретаю форму длинного узкого лезвия. Яманкан пару раз взмахнула только что сделанным мечом и удовлетворенно хмыкнула.

— Сойдёт...

— А автомат не сможешь сделать?

— Форма должна быть монолитной. Я не могу создать предмет, состоящий из множества подвижных деталей... Нет, не так. Могу, но медленно и по отдельности. Если делать самый простой револьвер, то мы тут надолго застрянем.

Да уж — любая способность имела ограничения. И эта не исключение.

— Куда теперь?

— Туда, — я указал на дверь в конце склада, одновременно вспоминая рассказ невидимки. — Там будет коридор, в котором нужно повернуть налево. По нему попадем в недостроенный тоннель. Идем по нему до двери с красным фонарем. За ней ещё один коридор, но он уже выведет нас сразу к воротам в депо.

— Так просто?

— Эм... Почти. Ворота закрыты и тебе придется проделать в них проход. Только вот всё время, что ты будешь это делать, мы будем на виду. Если нас заметят, то будут проблемы.

— А другого выхода нет?

— Вернуться в камеру.

— Первый план лучше! Кстати, как выглядят эти ворота?

— Напоминают гермозатворы в метро... только двухстворчатые, — я с сомнением посмотрел на Яманкан. Если она не знает, что это такое, то придется объяснить всё проще: высокие, широкие, металлические. Но девушка кивнула, поняв о чем речь.

— Значит толстые... — задумчивость на лице вдруг сменилась так любимой её отстраненной улыбкой, которая была признаком скверного продолжения. — Откуда ты всё это знаешь?

— Считай, что это моя... интуиция. Кстати, если мы вдруг спасемся — будь любезна придерживаться этой версии.

— У тебя от меня секреты?

— А у тебя от меня?

Вновь отстраненная улыбка. Да уж — между нами не было ни грамма доверия.

Подойдя к двери, я несколько секунд прислушивался, но по ту сторону было тихо. Решив, что опасности нет, я очень медленно приоткрыл дверь и выглянул наружу. Опять знакомые бело-зеленые стены и тусклый свет из покрытый пылью лампочек. Следуя инструкции, на развилке мы свернули влево и почти сразу оказались у распахнутой настежь двери.

Туннель за ней хоть и походил на тот, по которому я попал на базу, но был значительно уже и ниже и со следами стройки: кучи песка, нагромождения перронных плит, бетономешалки. Скорее всего его возводили не для полноценных составов, а лишь для перевозки малогабаритных грузов вглубь горы. Однако строительство бросили на полпути. По словам невидимки, через сотню метров он заканчивался проходческим щитом. Видимо, строители были оптимистами и верили, что ещё вернутся продолжить работу.

Я указал на вглубь туннеля, где под красным фонарем виднелась дверь.

— Если ничего не путаю, то нам надо туда.

— Это последний коридор? — сказала Яманкан, когда туннель остался позади.

— Да. За ним депо и ворота слева от выхода. Сколько тебе нужно времени, чтобы проплавить дыру, через которую мы сможем пролезть?

— Минуты две-три...

— Медленно. Если нас заметят, то нападут как спереди, так и со спины, пройдя этим путем.

— Кхм... тогда у меня есть идея, как сделать так, чтобы ты как мужчина взял всю ответственность на себя.

Обычно такое говорят, держа в руках тест на беременность, а не сделанный из молотка меч.

— Только если свадьбу оплатят твои родители.

— Боже... Ты просто омерзителен! Мало того, что ты ленивый и асоциальный, так ещё и меркантильный. Меня от тебя в дрожь бросает! — она наигранно отпрянула и прикрыла грудь руками, словно список моих достоинств может угрожать её невинности.

— Так какая у тебя идея?

— Я просто перегорожу коридор, чтобы через него никто не смог зайти в тыл.

Я огляделся по сторонам. Вокруг нас были только деревянные ящики и металлические бочки. Я постучал по одной. По звуку — пустая.

— Из этого точно нормальную баррикаду не сделать.

— Не будь столь категоричен.

Яманкан подошла к двум ближайшим бочкам и положила на них руки. Под воздействием способности они стали быстро менять форму сливаясь воедино. Девушка перешла к следующим двум и сделала с ним тоже самое. Я до сих пор не понимал, что она хочет делать.

— Советую поспешить.

— Не торопи.

Слившись воедино длинными отростками, бочки теперь уже напоминали помесь опоры ЛЭП и предмета современного искусства. Краска с них обвалилась и весь коридор, стал медленно заполняться серебристой ажурной конструкцией, состоящей из десятков металлических лент. Словно щупальца осьминога, двигаясь независимо друг от друга, они оплели коридор на несколько метров вглубь. Самые толстые отростки стали делиться на более тонки, а те закручиваться в спирали и выпускать по краям шипы.

Лоб Яманкан покрылся испариной, а дыхание участилось. Но не было похоже, что она уже на пределе сил. Скорее всего, контроль столь сложной конструкции был просто изматывающим.

Металлические полосы, которых теперь уже было несколько десятков, заполнили весь коридор, и я понял, что она делает. Используя металл бочек как материал, она выплавляла сотни метров егозы, которая, как терновые кусты, должна будет заполнить коридор. Через такие заросли колючей проволоки невозможно пройти, их не подорвать, и даже с болторезом через них придется прорываться очень долго.

Яманкан, наконец, выдохнула и отпустила тонкий отросток на уровне груди, через который управляла ростом преграды.

— Это точно не даст им пройти!

Себя-то ты обезопасила, а вот мне так и придется прикрывать тебя собой.

— Ха-ха... какое счастье!

— Что опять не так? — спросила она, и у меня появилось чувство дежавю. Кажется, у нас начинают складываться общие разговорные конструкции. Скверно. Это признак отношений!

— Теперь все четыре бойца будут на мне.

— У тебя кладенец, на который ты так рассчитываешь. Шанс победить, даже выше чем в рулетку.

— Это смотря сколько патронов в барабане... Хотя, наверное, ты не об этой игре.

Мы дошли до конца коридора и уперлись в заветную дверь. Через маленькое окошко на ней можно было разглядеть кусочек депо. Я сразу узнал место, которое хотел пересечь, прежде чем невидимка вырубила меня: залитые светом рельсы, пропитанный нефтью и смазкой гравий, покосившийся семафор. А стояли мы сейчас за той дверью, которая, как я тогда думал, вела меня к свободе. Получается и вправду единственный выход — через ворота слева от нас.

За окошком никого не было видно. Моя история и впрямь заставила их готовиться к вероятному визиту гостей.

— Готов?

— Да.

Яманкан потянула дверь и выглянула в депо.

— Это... впечатляет, — сказала она, когда её ноги коснулись земли.

Возразить было нечего. В этом месте ты ощущал себя маленькой песчинкой под весом масштаба объекта. Раньше при строительстве не мелочись.

Яманкан подошла к краю ворот, чуть подальше от огромных петель, и, воткнув в землю меч, приложила обе ладони к металлу. Я присел на одно колено у её за спиной и, держа кладенец на изготовку, стал всматриваться вглубь депо. Софиты над нами играли злую шутку — вокруг нас было так светло, что глаза теперь почти ничего не могли разглядеть в темноте, что клубилась между рядами составов. Но пока всё было тихо: ни треск автоматов с глушителями, ни криков, ни воя сирен. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Эм... ты там как? — с нетипичной для неё заботой, спросила Яманкан.

— В чём дело?

— Придется чуть подождать... Ворота не литые — сплошное чередование слоев из свинца, стали и вольфрама. Это меня замедляет.

Чуть левее, между вагонами, мелькнул свет фонарей. Кажется, мой внутренний пессимист опять оказался прав — всё шло слишком гладко и настало время расплаты.

— Советую тебе проявить смекалку... Кажется, что сюда кто-то идет.

Сейчас нас ещё не было видно, но когда их владельцы обогнут локомотив, то тут же нас заметят... И непременно захочет убить — предложений сдаться точно не будет.

— Подойди ближе, — зашептала Яманкан.

Я сделал как она просила и почти уперся ей в спину, и в этот момент меня сверху накрыла тень. Я вскинул кладенец, намереваясь стрелять, но увидел, как от ворот отделилась толстая пластина металла, формой напоминающий лист лопуха. Связанный с воротами толстой 'ножкой', он спустился до земли, закрыв нас наподобие старинного щита. И почему такая способность не досталась мне? От неё несравненно больше пользы чем от хрономантии!

Положив кладенец на край укрытия, я навел его на угол локомотива. Свет мелькал уже совсем рядом, и я различил негромкие голоса. Из-за края угловатого тепловоза, выкрашенного темно-зеленой краской, вышли трое: двое мужчин в уже знакомых синих спецовках, и следующая за ними хвостиком невидимка. Бойцы так оживленно о чём-то спорили, что не сразу обратили на нас внимание. А вот девчонка, которая молча шла следом и равнодушно хрустела чипсами из пакета, увидела нас сразу.

Наши глаза встретились. Несколько мгновений мы тупо пялились друг на друг-другу, а потом она кинула картофельную пластинку в голову одного из мужчин. Тот злобно обернулся к ней, но она уже с безмятежным лицом указала на меня рукой.

Последовала новая сцена немого диалога.

Мужчина медленно, словно не будучи уверенным, что я и Яманкан не мираж, потянулся к автомату. В ответ я тут же приподнял кладенец, чтобы он был виден как можно лучше. Противник замер. Невидимка, наверное, вновь решила подумать и уже во второй раз пришла к правильному решение — рванула в сторону, одновременно растворяясь в воздухе.

— Яманкан...

— Двадцать секунд.

Извини, но у нас нет столько времени. Мужчина попятился назад, а вот его товарищ решил действовать иначе. С достойной вестернов скорость, он выхватил из кобуры на бедре пистолет и открыл по нам огонь. Я нырнул за край 'лопуха'. По поверхности застучали пули, и на внутренней стороне стали появляться отчетливые бугорки — пулям лишь немного не хватало силы, чтобы пробить преграду. В следующий раз — если он, конечно, будет — нужно посоветовать сделать заслон потолще.

— Не стреляй, дурак! — заорал первый боец. — У него же кладенец!

Стрельба стихла, но возникшая пауза меня не устраивала. Сейчас они лишь чуть отойдут, займут позиции по выгоднее и примутся за нас всерьёз. Нужно выиграть немного времени, прежде чем Яманкан сделает своё дело. Я высунулся из-за щита и, приставив кладенец к плечу, навел алую точку коллиматорного прицела на локомотив, за которым укрылись мужчины.

— Бегите! — в порыве прощального гуманизма крикнул я и нажал на спусковой крючок.

По телу прошла дрожь, похожая на озноб. Внутри кладенца что-то щелкнуло, и бур на конце, разматывая за собой тонкий красный трос, рванул вперёд. Быстрее, чем я смог разглядеть его полет, он глубоко вонзился в морду тепловоза. Трос натянулся... И всё. Ничего не произошло!

— Эээ... — я издал нечленораздельный звук. Оставалось надеяться, что Яманкан поняла, что ей следует на пределе сил проплавить ворота, поскольку кладенец, похоже, не работал.

По депо пронеслось тихое, но очень ровное гудение, которое, отражаясь от стен, унеслось под высокий потолок. А потом многотонная махина начала странно меняться. Будто только что вылепленный и мягкой глины, локомотив стал закручиваться вокруг точки, на конце бура. Части корпуса растягивались, скручивались и сливались воедино всё больше напоминания формой штопор. И всё это в тихом гудении — ни треска, ни грохота, ни скрипа.

Я даже не мог понять в каком состоянии сейчас металл локомотива. Твердый, как ему и положено быть... или жидкий как ртуть. Слова Яманкан о том, что кладенец легко сможет нас убить вновь всплыли в памяти.

Локомотив уже сделал один оборот вокруг оси, благополучно оторвавшись от рельсов, словно став невесомым, и я заметил, как стоящий за ним вагон повторил его судьбу.

Да что, вообще, этот кладенец делает?

— Отходим! — раздался возглас одного из бойцов. Он то понимал, что сейчас произойдет. А вот я — нет.

Кладенец начал с силой вибрировать. Крючок вернулся в исходное положение и больше не нажимался. Других кнопок или переключателей на оружии не было. Если он продолжить дрожать ещё сильнее, то придется его бросить.

На меня накатила сильнейшая слабость и я понял, что полностью пуст. В ближайший час я не смогу отмотать и пары миллисекунд. Но это значит, что кладенец сработал... Но где эффект?

— Готово!

Голос Яманкан привел меня в чувства, вот только я не мог сдвинуться с места. Бросить кладенец или подождать?

— У меня проблема... — процедил я сквозь зубы.

Кладенец перестал вибрировать. С противным визгом катушка стала сматывать трос, и бур, вернувшись обратно, с такой силой ударился о ствол, что я пошатнулся. Закрученный как кусок пластилина, локомотив стал вращаться вокруг оси, возвращаясь в исходную форму. Но то, что этим дело не ограничиться, я уже понял. На микроуровне вся материя уже была изменена, и вернуться в исходное состояние ей бы не удалось.

На мгновение локомотив стал выглядеть как и до выстрела, а потом, словно по инерции, продолжая раскручиваться в обратную сторону, взорвался. Не было дыма, вспышек или сполохов огня. Просто в каждом стыке или сочленении среди тысяч его деталей, возникло напряжение, которое стремилось вырваться наружу. Во все стороны полетели куски обшивки и какие-то детали. Колесные пары заскрипели и разлетелись по бокам, тараня соседние поезда. Двигатель разорвало на части, а поршни, словно баллистические ракеты, пробив чудом не оторвавшуюся крышу тепловоза, ушли вверх. Кладенец передал столько энергии, что они снарядами вошли в бетонный купол над нами, отчего по нему прошла сеть крупных трещин.

По воротам за спиной застучали куски металла и детали. Совсем рядом в стену ударился маленький болт и рикошетом отлетел к моим ногам.

— Быстрее! — крикнула Яманкан.

Грохот от взрыва стих. Эхо ещё несколько секунд гуляла по огромной рукотворной каверне, но быстро стихло. Однако что-то было не так. Очень медленно в депо стала нарастать дрожь. Сверху послышался хруст и одну из цистерн как пивную банку смял огромный кусок бетона, упавший сверху. Я поднял глаза и увидел, как сеть трещин под потолком стремительно расползается в стороны. Купол депо, за годы подточенный грунтовыми водами и движением пород, не выдержал залпа из поршней и теперь отваливался кусками вниз.

На четвереньках я рванул к воротам. Тоннель, который проделала Яманкан напоминал кроличью нору и был чертовски узким. Сама девушка уже перебралась на ту сторону и, смотря в круглое отверстие, махала рукой.

На ходу я кинул вперед кладенец, отчего тот, пролетев через проход, упал где-то в темноте, а потом рыбкой нырнул в него сам. Я не ошибся — толщина ворот ту была не меньше метра. За спиной с каждой секундой грохотало всё сильнее. Грохот падающего бетона смешивался вагонов, на которые он валился. Воздух стал заполняться пылью. Ввинчиваясь всем телом, я протолкнул себя в проход и вывалился в туннель.

Через отверстие, как пламя из ствола, ударила струя цементной пыли, и за воротами стало стихать. Несколько секунд ещё слышался скрежет металла и стук камня по вагонам, но потом и он стих, погрузив туннель в тишину. Я заглянул в проход Яманкан, но не увидел ничего, кроме сложенной пополам плиты, из которой черными змеями торчали скрученные шторы арматуры.

Интересно, а есть эспер, чья способность говорить крутые фразы в подобные моменты?

— Кажется, они не выдержали свалившегося на них веса обязанностей.

Яманкан лишь хмыкнула.

— Завалило работой?

Молчание.

— Не справились с давлением конкурентов?

— Остановимся на первом варианте, — сказала она и повернулась в сторону туннеля. — Знаешь куда идти дальше?

— Уже нет. Но, полагаю, все туннели построены по одному плану. Нам скоро должен попасться выход на поверхность. Идем вдоль стены и высматриваем двери.

Я последний раз бросил взгляд на ворота и рванул вслед за Яманкан, которая уже убежала вперед.

В отличии от туннеля, по которому я пришел, этот был слабо освещен редко расположенными лампочками в плафонах на стенах. Это дало нам возможность идти очень быстро, однако потом, метров через сто, скорость пришлось сбавить. Если у ворот было достаточно светло, то дальше работающие фонари встречались все реже. Слабые лампочки освещали только скромные кусочки пути, а между ними пролегали мрачные участки, на которых приходилось идти очень осторожно, периодически всматриваясь под ноги, чтобы ненароком не споткнуться. Не прошло и пяти минут, как нам пришлось медленно плестись по мрачному тоннелю.

Если на базе кто-то выжил, то они очень быстро смогут нас нагнать. Я вспомнил о невидимке — интересно, она успела сбежать? Наверное, да. Она быстро поняла, что кладенец в моих руках ничем хорошим не обернется. Значит, я всё ещё должен выполнить данное ей обещание... Хотя я ума не приложу, как это сделать. Надо будет обсудить это с Норой. У неё, наверняка, найдется решение, поскольку она сможет задействовать ресурсы ФФС.

Я невольно сбился с шага. Но ведь очень многое указывало на то, что в службе есть крот. Что будет с невидимкой, если через него о её измене узнают? Нет, о девушке пока лучше молчать.

Сердце, которое после боя колотилось как бешеное, успокоилось, но вот адреналин никуда из крови не делся. Хоть тело уже больше не трясло, но эмоции требовали выхода — мне, вдруг, захотелось поговорить! Темнота таяла, уступая место тусклому свету с потолка, и я решил, что светлый участок — самое подходящее место, чтобы завязать беседу.

Вопрос вида 'Как ты?' показался слишком шаблонным, и я решил рассказать что-нибудь интересное.

— С полтора века назад в Японии умерших при постройке туннелей рабочих из экономии хоронили в стенах... Стоя... Потом, когда их при реконструкции откапывали, то казалось, что людей просто замуровывали...

Миновав освещенный участок, мы вновь пошли во мраке. Если бы не белая блузка Паулины, я бы потерял её из виду отдались она всего на пару метров.

— ...Просто представил, если бы из стен вдруг раздались шепотки...

— Да, было бы необычно.

Я уже понял, что тема для беседа не самая удачная, но черта характера, которая заставляла всю жизнь говорить и делать не то, что следовало, опять начала меня подначивать. Сам не зная зачем, я стал тихо-тихо шептать:

— Идите к нам... Мы так одиноки... Тут так холодно... Не уходите... Станьте одними из нас...

Яманкан, не сбавляя скорости, обернулась ко мне. В тусклых лучах света из-за спины блеснули угольки её глаз.

— Объясни — зачем?

— Захотелось... разрядить обстановку.

— Полагала, что мы уже давно пришли к пониманию, что в плане общения — ты не очень.

Ответить было нечего, и дальше мы вновь пошли в молчании. И с чего Нора решила, что смогу завести друзей? С моими-то навыками коммуникации — это невыполнимая миссия.

Туннель стал медленно изгибаться, и в этот момент я заметил в стене нишу с лестницей. В отличии от той, по которой я спустился, эта была металлической с толстыми поручнями по бокам. Пролетов на ней не было и её конец едва виднелся вверху, где горел тусклый красноватый свет. К тому же лестница была очень крутой — градусов семьдесят, не меньше. Но она вела на поверхность, а значит была нашим спасением.

— Рискнём?

Яманкан кивнула. Я закинул кладенец за спину и первым полез вверх. Если в туннеле было достаточно прохладно, то с каждым метром подъема, воздух становился все жарче. От духоты и влажности я вмиг покрылся потом, и руки стали предательски скользить на поручнях. Эхо от дребезжащих в узкой шахте ступенек наводило на мысль, что вся конструкция уже давно выработала ресурс и может развалиться в любой момент.

— Главное, не смотри вниз, — донесся из-за спины голос Яманкан.

— Мы высоко поднялись?

— Метров тридцать... не меньше.

— Мне захотелось посмотреть вниз.

— Ты сегодня шутишь как никогда много. Лучше скажи, почему мы остановились?

— Так мы на месте.

Лестница заканчивалась расположенным под потолком большим круглым люком как на подводной лодке. В самом центре крупными буквами было написано: 'Экстренный выход 16. Применять только в случае крайней необходимости! Перед открытием использовать подрыв'.

— Что-что использовать?

Выход вдруг перестал казаться таким уж спасительным.

— Наверное, речь об этом, — Яманкан указал рукой на пластиковый колпачок на стене, под которым красовалась большая красная кнопка с противоречивым текстом 'Не нажимать'.

— Как-то всё... неочевидно, — протянул я, но Яманкан уже всё обдумала и начала действовать. Быстро откинув колпачок, она решительно утопила кнопку. За люком раздалась серия быстрых хлопков, слившихся почти воедино. Несколько мгновений висела тишина, а потом по нему что-то тихо забарабанило. Звук стих так же быстро, как и начался, и в шахте вновь стало тихо.

Мысленно сосчитав до пяти, я дернул рукоятку. Чуть не рассадив лоб, люк открылся вовнутрь и на нас обрушился град земли. Отплевываясь и отряхивая одежду, мы вылезли из шахты и принялись оглядываться. Я полагал, что туннель увел нас далеко за периметр студгородка, но ошибся. Мы оказались точно в центре парка, разделяющего учебные корпуса и общежития. Поодаль я даже заметил рощицу, в которой пару недель назад меня подкараулила Яманкан.

Солнце уже опустилось за горы и на улицах зажглись фонари. Не смотря на время, на нагретом за день газоне отдыхало немало студентов. Ближе всех оказалась парочка разнополых хумансов, сидевших в обнимку на расстеленном пледе. Их романтическая идиллия была столь ощутима, что скрипела патокой на зубах даже несмотря на то, что они были покрыты грязью.

Люк был под слоем почвы, поверх которого положили газон. Когда Яманкан нажала на кнопку, микрозаряды вокруг люка подорвали дерн, раскидав его в стороны и испачкав тех, кто был поблизости. И этой парочке не повезло больше всех. Но если девушка лишь смотрела на нас ошалелыми от шока глазами, то парень уже медленно тянулся к телефону, намереваясь нас сфотографировать... или вызвать полицию. При любом варианте — лучше убираться отсюда как можно скорее.

— Только не это...

Я обернулся к Яманкан, которая смотрела на часовую башню Ратуши. Циферблат подсвечивался прожекторами, и можно было узнать время — без десяти девять. И в чём причина такой реакции? Не всё ли равно, сколько осталось времени до начала дебатов?

Придерживая кладенец рукой, чтобы он не стучал по спине при беге, я припустился с лужайки в сторону центра. Ноги уже успели коснуться камней тротуара, когда Яманкан с силой схватила меня за край рубашки.

— Куда ты?

Вопрос поставил меня в тупик.

— Э... в Ратушу. Нужно сообщить о... случившемся...

— Не нужно.

— А?

— Расскажи мы всё прямо сейчас и нам не дадут участвовать в дебатах. Разве не очевидно?

— Зачем в них участвовать? Всё равно ты проиграешь, — я по-прежнему был сбит с толку её поведением.

— С чего ты решил? — спросила Яманкан, и я понял, что сболтнул лишнего. Нужно быстро исправить оплошность.

— Тебе не обойти Крашенинникову.

— Вчера разница между нами была всего в десять процентов — это немного. А у меня есть пара козырей в рукаве, чтобы вырваться вперед.

— Кажется, у нас сейчас конфликт приоритетов, — кисло выдал я. — Я понимаю, что тебе хочется победить, но мы должны рассказать о заговоре.

— А смысл это делать сейчас? Можно и чуть попозже.

Мы точно говорим об одном и том же? Её оправдание звучит так, словно я её утром выходного в магазин за молоком посылаю.

— Я понял...

— Замечательно, — довольно улыбнулась Яманкан. Но беспричинно — я не собирался соглашаться с её планом.

— ...у тебя ПТСР!

Бедняжка не смогла вынести тяжести случившегося, и её разум заблокировал травмирующие воспоминания. Она думает, что сейчас рядовой вечер пятницы. Впереди дебаты, победа, власть, обожание и прочие прелести юношеской поры... Ну, в её представлении по крайней мере. Ни в коем случае нельзя невольным словом или действием нарушить этот хрупкий баланс психики и реальности! Лучше всего поддакивать и не сопротивляться её желаниям.

— Сейчас я мыслю более здраво, чем большинство в этом городе. Если мы сообщим о случившемся, то велик шанс, что нам не позволят участвовать в выборах. Вельскую, если она ещё не знает о побеге, арестуют; нас посадят в изокуб и примутся допрашивать; а выборы так и пройдут своим чередом. Если не веришь, то вспомни взрыв в кафе — на следующий день даже занятия не отменили, не говоря уже о введении комендантского часа, — Яманкан чуть приблизилась и заговорила более мягким и доверительным тоном. — Проявим гражданскую сознательность и единственное, что получим — распечатанную на дешевом принтере грамоту с благодарностью!

— Ты и вправду сможешь как ни в чем не бывало выступать перед полным залом?

— У меня иного выхода нет... Я проделала слишком длинный и сложный путь, чтобы сдаться в самом конце. Может с моральной точки зрения я и поступаю неправильно, но часто правильное решение — не самое порядочное.

Время шуток закончилось. Я уже понял, что Яманкан на полном серьезе собирается идти на выборы. Отговорить я её не смогу, но помешать — запросто. Но стоит ли это делать?

Если я отказываюсь и иду прямиком к Норе, то об этом может стать известно моим кураторам, которые ясно дали понять — до конца выборов я о похищении должен молчать. Но если встану на сторону Яманкан, то навлеку на себя гнев Норы и спецслужб. Пока будут идти дебаты, Вельская и её подельники наверняка успеют скрыться. И этого нам не простят.

У меня два варианта, и оба плохие. Дилемма Эскобара в чистом виде. Кинуть бы монетку, чтобы определиться, но карманы пусты.

— Ладно, поступим по-твоему.

Я придумал, как отвести удар.

Но только от себя.

Глава 9. Выборы из одного и более кандидатов

Обгоняя гуляющих студентов, мы бежали к дому Яманкан. Земля с моей головы уже осыпалась, но перед этим она смешалась с капельками пота, и теперь лицо было покрыто грязными разводами. Девушка тоже выглядела не лучше, отчего мы периодически ловили на себе взгляды прохожих.

Телефонов у нас не было, так что сами попасть в общежитие не могли. Яманкан набрала на домофоне номер чьей-то квартиры, и спустя пару минут из динамика раздался знакомый голос:

— Да?

— Кира, это Паулина. Я забыла телефон дома — откроешь?

— Паулина? Но почему... впрочем, заходи.

Стеклянные створки разъехались в стороны. Перепрыгивая через ступеньки, мы взбежали на третий этаж, где в коридоре уже ждала кошкодевочка.

— А... вы уже встретились. Тогда передавать уже ничего не нужно.

— Нет уж, передай! — мысль, что я прошёл через унижение зазря, была неприемлема.

— Ладно, — девушка, которую, как я уже понял, звали Кира, повернулась к Яманкан.

— Тебя искал один из членов твоей команды и просил передать, чтобы ты с ним связалась.

— Спасибо, Кира, — как ни в чём не бывало поблагодарила она. — Кстати, почему ты до сих пор здесь? Не пойдешь на дебаты?

— Я уже собиралась выходить, но просто задержалась. Как видно не зря. Без тебя не начнут?

— Надеюсь, нет.

— Тебя подождать?

— Нет, иди одна.

Кира махнула на прощание рукой, перекинула на сгиб локтя блейзер и пошла к лестнице, по пути поправляя накладные уши. Яманкан сорвала с двери фальшивую записку и заскочила в квартиру. Я немного помялся: меня всё-таки не пригласили. Но потом плюнул на рамки приличия и вошел следом.

Яманкан уже вовсю хозяйничал в комнате. Но не так как я полагал: улегшись на пол, она копались под кроватью, пытаясь что-то достать.

Оставив её одну, я зашёл в ванную. В зеркале отразилось мое лицо: мертвый взгляд клерка после десятилетий неподъемной ипотеки, грязное лицо и взлохмаченные волосы. Вытянув из душевой кабинки лейку, благо длина шланга позволяла, я склонился над раковиной и включил воду. Рубашка тут же намокла, но это было не важно: она и так была безнадежно испорчена.

Кое-как умыв лицо и волосы, я схватил с вешалки полотенце и, вытирая голову, вернулся в комнату. На столе лежал незнакомый ящик, за которым, по всей видимости, Яманкан и полезла под кровать. Не обращая на меня внимания, она перекладывал из него в сумку небольшие металлические кубики. Потом сняла телефон с зарядки и принялась что-то печатать.

Заглянув через плечо, я увидел набранное сообщение:

Настя, из-за чрезвычайных обстоятельств мне придется немного задержаться. Сможешь убедить организаторов отложить начало дебатов? Если не получится — попроси Вельскую помочь тебе. Только ей не говори, что это моя просьба — я ей не по вкусу.

Она отправила сообщение и кинула телефон вслед за кубиками.

— Ты вправду веришь, что она поможет?

Я со скептицизмом отнесся к её поступку. Они обе находились в свойственном женщинам состоянии между злейшими подругами и закадычными врагами. Крашенинникова могла воспользоваться шансом и обезопасить себя от конкурентки.

— Ты её плохо знаешь — она любит развлекаться. Но разве можно получит удовольствие, если нет достойного противника? Это как играть в одиночный шутер с читами: никакого удовольствия, лишь трата времени.

Для популярной девушки, которая всё свободное время проводит среди себе подобных, ты поразительно много знаешь о времяпрепровождении одиночек.

— У тебя есть галстук? — сменил я тему.

— В шкафу, — не оборачиваясь, бросила она. — Кстати, там есть и рубашка.

Яманкан, я уважаю твоё чувство юмора. И даже, хоть и стыдно признать, немного восхищаюсь им. Но вот сейчас ты определённо пошутила неудачно.

— Не люблю блузки со стоячим воротником. Галстука будет достаточно.

Не говоря ни слова, она подошла к шкафу, сдвинула дверцы и, выдвинув один из нижних ящиков, достала мужскую рубашку с гербом Университета. Из-за спины я успел заметить, что весь ящик заполнен комплектами форм всех кафедр. Причем, комплектами как женскими, так и мужскими. Зачем они ей?

— Кхм... Мне стоит спросить?

— А ты точно хочешь знать ответ?

Яманкан подхватила комплект новой формы и шмыгнула в ванную, из которой тут же послышался шум воды. Оставшись один, я переоделся, а испорченную одежду смял и выкинул в мусорное ведро. Делать больше было нечего и я подошёл к выходящему на реку окну. Пара студентов сидели на берегу под фонарём. Кто-то, вяло работая веслами, плыл на байдарке к лодочной станции. Подсветка по краям бортов красила водную гладь синими огоньками, при каждом ударе весел искрящимися тысячами осколков.

Идиллия.

Как бы мне хотелось быть на их месте. Может подземная база и пара уничтоженных составов — это и увлекательно, но я до сих пор чувствовал дрожь в ногах и руках. Я не был эталонным героем и мне было паршиво.

Отойдя от окна, я стал искать пакет или сумку. Не найдя ничего подходящего, я открыл шкаф и стал шарить по нему, проверяя полки и выдвижные ящики. Единственное, что мне хоть немного подходило — большой черный чехол на вешалке с одеждой. Молния взвизгнула, раскрывая содержимое, и я увидел вычурное вечернее платье. На внутренней стороне чехла виднелось тиснение с логотипом 'Йолан Крис'.

— Понторезка.

Вытащив платье и кинув поверх коробок с обувью, я расстелил чехол на полу. Убрав в него кладенец, плотно скатал в рулон, и, используя тонкий ремень для одежды, стянул всю конструкцию, чтобы она не разошлась. Получилась небольшая котомка, которую легко нести в руках.

Ручка ванной щелкнула, и в коридор вышла Яманкан. Не прошло и десяти минут. Новая форма в паре мест липла к телу, а обычно пышные волосы свисали мерзкими сосульками. Девушки после душа — зрелище противоречивое.

— Оставь кладенец здесь, — сказала Яманкан, безошибочно определив содержимое котомки. — Будут проблемы, кто-то поймет, что это такое.

— Откажусь. Мне с ним спокойнее.

Яманкан перестала вытирать волосы и посмотрела на меня, слегка наклонив голову.

— Почему?

— Он — моя страховка.

— Может ты хотел сказать 'наша'?

Хоть решение молчать о похищении мы приняли вместе, но ответственность будем нести по отдельности. Требовалось смягчающее обстоятельство и кладенец подходил на его роль... Или нет. Пусть его ценность и была несоразмерно выше записи в Росимуществе, но сразу на двоих её могло не хватить.

— Кладенец станет моим билет из изокуба, — я сделал сильное ударение на слове 'моим'. — Тебе придется выкручиваться самой. Советую разыграть карту с влиятельными родственниками и угрозами рассказать миру, что студгородок напоминает проходной двор.

События последних часов окончательно убили во мне желание подстраиваться под неё. Через несколько часов Крашенинникову объявят победителем, и наши пути навсегда разойдутся. А если она вновь захочет втянуть меня во что-нибудь, я откажусь даже не уведомив своих кураторов.

— Прежде не замечала в тебе такой расчетливости.

— Не помню, чтобы мы вообще пытались узнать друг друга получше.

Ситуация была патовой: либо она требует использовать кладенец как совместный гарант, либо я немедля иду к Норе и она не получает ни поста, ни снисхождения.

— Будь по-твоему, — пришла она к единственному верному решению.

Закинув сумку на плечо, и не переставая вытирать волосы, она пошла к выходу. На улице уже окончательно стемнело. Людей в районе общежитий почти не осталось, но как только мы добрались до центра, улицы оживились. Не успев вытереть волосы до конца, Яманкан бросила полотенце в один из мусорных бачков и, еще быстрее чем раньше, припустилась вперед. Миновав Ратушу, часы которой показывали уже полдесятого, мы подбежали ко входу в Концертный зал.

Интересно, сообщение Яманкан помогло, или дебаты уже начались?

Миновав партер, в котором слонялась лишь пара полицейских, мы свернули к служебному коридору в углу. То и дело петляя по темным коридорам, заваленных ящиками от звукового и осветительного оборудования, мы вышли за кулисы, где к нам немедленно подлетела худощавая женщина с гербом Университета на вороте платья.

— Юная леди, точность вежливость не только королей, — хмуро сказала она. — Или вы не хотите участвовать?

— Ещё как хочу, Светлана Игнатьевна, — елейным голосом сказала Яманкан.

Мы стояла в боковом кармане, откуда была видна сцена с парой трибун и четырьмя кожаными диванами в ряд. Что за ерунда? Мы, получается, пока будут идти дебаты, вынуждены сидеть на глазах у сотен людей? Этого ещё не хватало!

Среди техников, которые по-прежнему что-то таскали и налаживали, я заметил стоявшую в углу пару. Старый мужчина с сединой на висках был незнаком, а вот его собеседницу я знал до боли в животе. Нора, периодически кивая, слушала мужчину и время от времени вставляла свои реплики. Когда мы вошли, она замолчала и посмотрела на нас. Её взгляд зацепился за сверток с кладенцом, но она никак не отреагировала и вернулась к беседе. Моя наспех сделанная маскировка сработала.

— Тогда у тебя пятнадцать минут, чтобы подготовиться. И поблагодари Анастасию с Вероникой. Это их заслуга, что дебаты не начали вовремя.

— А где они?

Вопрос Паулины мог показаться безобидным, но я знал, что за ним скрывается: Вельская по-прежнему здесь и не знает о побеге. Выходит, что из депо так никто и не выбрался?

— Последний раз видела их на той стороне, — женщина указала на другой карман.

Прошли между занавесом и рядами штанкет, мы попали в противоположный карман. Если в первом собрались исключительно организаторы, то здесь толпились только студенты из команд. Крашенинникова и Вельская стояли в самом центре и мило беседовали. Будто они и не были соперниками. При виде нас, блондинка улыбнулась и замахала рукой. Вельская из любопытства развернулась в нашу сторону и замерла. Приподнятые брови, широко распахнутые глаза, чуть приоткрытый рот — с уверенностью можно сказать, что она была шокирована.

— Настя! — как ни в чем не бывало воскликнула Паулина и бросилась обнимать подругу. — Я твоя должница! Спасибо, что убедила отложить начало.

— Это не только моя заслуга, — Крашенинникова повернулась к Вельской. — Велька тоже подсобила. Мы вдвоем громко заявили, что не станем выступать, пока ты не появишься!

— Настя, Вероника, — Яманкан поклонилась как сарариман при выволочке от начальства. — я ваша должница.

Ой-е! Если вы, дамы, не способны составить договор, который обведет вокруг пальца даже торгующего душами дьявола, то она ею для вас никогда не станет.

— Не стоит, — натужно улыбнулась Вельская. — Так поступил бы любой порядочный человек.

— Нет-нет-нет! Я не из тех, кто забывает. Я всегда плачу по счетам.

— Раз ты настаиваешь, то у меня есть одна просьба.

— С интересом выслушаю! — лучезарно улыбнулась Яманкан. Если бы улыбка могла светить аки солнце, то вокруг распустились бы цветы.

— Надеюсь, в не зависимости от итогов выборов, ты станешь моей хорошей подругой, Паулина?

Яманкан приблизилась к Вельской и взяла ее ладони в свои.

— Конечно, дорогая. Можешь даже называть меня Лина.

Вельская в ответ рассмеялась. Не знай я контекста беседы, то не нашел бы в её поведении ни грамма фальши.

— Тогда можешь звать меня Велька!

— Как быстро вы спелись! Думаю, это начало прекрасной дружбы! — улыбнулась следом Крашенинникова и приобняла обоих.

Смотря на это сцену, я никак не мог предугадать её исход: то ли они сейчас, страстно целуясь, начнут раздеваться, то ли активирую способности и примутся убивать друг друга, попутно калеча окружающих и руша декорации. Правда, количество эсперов в этом месте сейчас запредельная, и доступ к Источнику ослаблен. Дай бог, если у них есть и четверть силы. Так что кроме них жертв быть не должно.

Стоп. А почему я уже отмел первый вариант? Душевно, он мне гораздо ближе.

— Приятно было поболтать, — сказала наконец Вельская и немного отстранилась. — У меня пара срочных дел. Увидимся.

Она вновь улыбнулась и устремилась к одному из боковых проходов. Наверное, после него сразу свернет к пожарному выходу. А потом... Но что будет потом, я уже представить не смог. Как из студгородка можно эвакуировать провалившегося агента?

Яманкан обернулась к Крашенинниковой.

— Минус один.

— О чём ты?

— Больше мы Вельку не увидим.

— Препечально. А ведь только у тебя появился друг... — блондинка ехидно усмехнулась. — Но почему ты так решила?

— А тебе не наплевать?

— Верно. Главное, что ты здесь.

— Ты так желаешь победить меня перед столькими свидетелями?

Я бросил взгляд на зал. Из кармана был виден только его кусочек, но свободных мест там не было. Хоть до конца он, наверное, всё равно не заполнен. Хоть в аудитории я и сижу на отшибе, но обрывки разговоров до меня долетают. Многие не хотели тратить время на скучное мероприятие и собирались провести пятничный вечер, как и подобает студентам: в клубах, барах и кафе.

— Ты сама на это пошла. Согласись ты стать заместителем и это бы тебя не волновало.

— Зачем мне становиться заместителем, если могу стать президентом?

Яманкан ответила без надменности или бахвальства. Она правда была уверена, что выиграет. Крашенинникова несколько секунд смотрела на бывшую одноклассницу, а потом, не говоря ни слова, пошла прочь. А я ожидал долгой словесной пикировки. Или блондинка решила, что Яманкан что-то замышляет. Но вот что именно?

— Мне надо отойти на пару минут, — обратилась она ко мне. — А ты найди Майю и Натана.

— Хорошо.

Придерживая сумку, она рванула к двери с надписью 'Только для персонала'. Я стал озираться по сторонам, ища своих, когда почувствовал приближение чего-то недоброго. Я покрепче сжал сверток с кладенцом и приготовился принять бой. Несколько мгновений давящего ужаса, и зло явилось мне, приняв форму высокого парня.

— Какая встреча!

Знакомый берет, знакомое перо, знакомая орфографическая ошибка. Александр Обресков собственной персоной. Если представить все сегодняшние неприятности в виде торта, то он будет на нем вишенкой.

— А... это ты...

— Не вижу радости.

Из-за уныния, которое я испытываю при виде тебя, я желаю забыться в дешевом алкоголе и продажных женщинах.

— Я её грамотно скрываю.

— О, буду знать!

Повисла пауза.

— Говори уже. Какую очередную идею родил твой больной разум?

Стоит признать, что его теория на счет теракта подтвердились. Однако это не отменяет того, что тогда она была надуманной. Он подгонял факты под сенсацию и случайно угадал.

— Друг, ты напрочь лишен чувства такта!

И тех отношений, что зовутся дружбой — тоже. И что за бездарная игра на чувствах? Неужели ты думаешь, что так можно втереться в доверие? Из жалости могу свести тебя с Яманкан: она знает, как располагать к себе людей и может дать пару советов. Если, конечно, ты не действуешь на неё так же угнетающе, как и на меня.

— Не тяни...

— Я веду прямую трансляцию о выборах и не прочь получить пару свежих фактов. Не расскажешь, почему вы задержались? Что-то случилось?

Нас похитили, мы были в плену, узнали о заговоре и теперь держим в секрете, что при побеге уничтожили советскую военную базу.

— Пробки.

Никогда ложь не давалась мне так легко.

— Пробки?

В студгородке почти все улицы были пешеходными. Ездить разрешали лишь по некоторым из них. Да и на них машины были редкостью.

— А чем не ответ?

— Тем, что он напрочь лживый.

Когда журналист оскорбляется при обвинении во лжи, у меня начинаются колики в животе. Впрочем, нелюбовь к пишущей братии свойственна всем эсперам. Когда мы только появились, журналисты сорвались с цепей. Ради рейтингов они стали плодить лживые новости одни безумнее других. А какие темы для них самые востребованные? Секс и насилие. Хороший образ на них не построишь, так что благодаря паршивым блогам и новостным порталам люди быстро настроились против нас.

В первые годы многие становились делинквентами не по своей воле, а из-за обстоятельств — с самообороной перебарщивали. Потом правительство надавило на СМИ, и безумие спало. Но нелюбовь к коллегам Обрескова никуда не делась.

— От меня ты ничего не узнаешь, — я решил быть честен.

— Эх... Что за невезение! Я уже давно тут, а никаких интересных новостей.

— Не вижу проблемы. Пиши любую околесицу. Главное, чтобы текст сопровождался фотографиями, на которых мелькают красивые девушки. Студенты — народ непритязательный. Им хватит.

— Уже второй раз ты даешь дельные советы! Не хочешь вступить в наш клуб?

Во-первых, 'в твой клуб', ибо там больше никого и нет. А во-вторых, почему опять подчиненным? Такой лентяй как я согласен только на синекуру!

— Спасибо... но нет.

— Тогда как на счёт того, чтобы стать моим осведомителем, после того как Яманкан победит? — в лоб, без какой-либо долгой обработки лестью и обещаниями, выдал Обресков.

Может у меня с лицом что-то не то? Почему все пытаются меня завербовать? Словно я из того типа людей, которые, просыпаясь утром, говорят: 'Какой чудесный день! Не донести ли сегодня на кого-нибудь?'.

— И тоже нет.

— Но почему?

— А ты веришь, что мы победим?

— Почти наверняка.

Зря ты сказал 'почти'. Нетрудно догадаться, что ты уже готовишься к коронации Крашенинниковой. Впрочем, есть идея, как урвать от этой оговорки немного пользы.

— У меня есть предложение, — впервые за время общения я улыбнулся... пусть и натужно.

— Слушаю.

— Можешь одолжить свой телефон на пару минут?

— Ха-ха...

— Я серьёзно.

Обмениваться телефонами было строжайше запрещено, и мы оба это знали. Обресков не пошел бы на такое даже ради интересной новости. Или пошёл? Не бывает неподкупных людей — бывают люди с беспричинно завышенной самооценкой.

— Нет.

— Предлагаю сделку: я предоставляю ценную информацию, а взамен ты дашь мне телефон... и скажешь, какой я по счёту секретарь, которыми ты предложил на тебя работать. Только ответить ты должен честно.

Обресков задумался.

— Звучит интересно. Но как я могу быть уверен, что информация ценная?

— Никак. Сделка строится исключительно на доверии. Но уверяю — я из тех, кто всегда знает чуть больше, чем остальные.

— Хорошо, — мгновенно согласился парень, жестоко убив во мне робкие ростки веры в неподкупность журналистов.

Мы отошли к стене, где у висящей под потолком камеры была слепая зона. Обресков достал телефон, разблокировал и передал мне. А потом стал ждать в сторонке... и одновременно возле пары студентов из команды Кудрявцева. Горбатого могила исправит, ей богу!

Запустив мессенджер, я открыл диалог с моим куратором и быстро набросал отчёт:

Яманкан нашёл. Готовимся к дебатам. Кто похитители — не узнал. Но выяснил цели: сделать Веронику Вельскую президентом и с её помощью найти редкого эспера.

Не дожидаясь ответа, я сразу удалил контакт и почистил историю приложения. Вернувшись к Обрескову, я протянул ему телефон.

— Спасибо.

— Так какая информация?

— Ты не ответил на вопрос: какой я по счету?

Он на миг задумался.

— Второй.

— Информации... нет.

— Что? — Обресков раскрыл рот от удивления. Сейчас он походил на ребенка, который долго писал письмо Деду Морозу, а потом узнал, что пенсионер, который таскается вместе с внучкой, которую ему сбагрили нерадивые дети — выдумка.

— Сделка была рассчитана на честность. Забыл? А ты сказал, что я второй. Думаю, что ты тут часов с восьми и наверняка уже обежал других секретарей и предложил им тоже. Скажи, что я третий или последний — я мог обидеться. Скажи, что первый — не поверить. В любом случае, ты соврал и сделка недействительна.

— Это...

— Жизненный урок. Можешь меня ненавидеть — я привык. Но если действительно хочешь получить интересный контент для канала, то у меня для тебя кое-что есть... Только нужно будет как следует потрудиться, — в моём исполнении последняя фраза звучала просто дико, но задумка требовала самоотдачи от других.

— Потрудиться?

— Да. В этом нет ничего зазорного.

Сказанное было столь лицемерно, что я стал противен сам себе. Но я так увяз в проблемах, что ради шанса выбраться из них, готов был поступиться принципами. Хотя, я так часто жертвую ими в последнее время, что, боясь, как бы это не вошло в привычку.

Сначала я мягко давил на невидимку ради спасения, теперь соблазняю Обрескова ради... того же. Я не выношу Яманкан за то, что она, будучи первостатейной мерзавкой, манипулирует людьми ради своих корыстных мотивов... Но ведь я делаю тоже! Получается, я ничем не лучше её? Толстого журнала мало, чтобы описать список моих недостатков, но вот любви к готтентотской морали там не было. Я придерживался ей невольно?

— Так о чём речь? — голос Обрескова вырвал меня из размышлений, за что я был ему благодарен. Самокопание до добра не доводит.

— Есть две вещи, которые высоко котируются у парней: оружие и противоположный пол. Одно, для получения другого, если упрощенно. Хотя, нет... в психологию Фрейда углубляться не станем... Эм... В общем: разместишь на канале десяток эксклюзивных снимков, на которых милашка позирует с оружием, и можешь рассчитывать на рост аудитории.

— И где я найду эти два... кхм... волшебных элемента успеха? У меня ни оружия, ни... Нет оружия.

Мог бы и не поправляться. То, что у тебя нет девушки, заставило меня к тебе относиться лучше.

— Вот об этом сейчас и поговорим. Для начала тебе нужно найти в зале девушку с накладными кошачьими ушками и согласиться исполнить одну, но тем не менее, весьма унизительную её просьбу...

Глава 10. Ничто не окончательно, пока не окончательно

Избавившись от кладенца, я сразу почувствовал себя лучше. Возможно, предстоящие дебаты меня даже развлекут. Я вернулся в карман с остальными участниками и сразу заметил стоявших рядом Майю и Энтина. Яманкан по-прежнему не было видно, хотя отпущенные ей пятнадцать минут уже прошли. Ведущая церемонии — я уже благополучно забыл её имя — стремительно пронеслась мимо, держа в охапке пачку бумаг. Не слишком ли много суеты, для рядового мероприятия?

Увидев меня, Майская со всех ног рванула навстречу.

— А! Где ты был?! Лина с тобой? Мы волнуемся! Я уже с ног сбилась, пытаясь до вас дозвониться!

— Так получилось, — ответил я максимально нейтрально.

— А что произошло?

— Яманкан тебе сама расскажет.

Мы так торопились успеть, что у нас просто не было времени обсудить общую легенду. Так что пусть она выдумает её сама, чтобы потом не возникло расхождений.

— А где она?

— Ушла куда-то, — я пожал плечами.

— И не сказала куда?

— Нет.

— Но как же... — начала Майская.

— Кстати, у меня вопрос: какая у тебя способность?

Хоть я и не знал, спаслась ли невидимка, но если уж дал слово ей помочь, то теперь приложу к этому все усилия. Как эталонный отброс, я никогда никому не помогал. Но уж если обстоятельства складывались иначе, то выполнял работу быстро и эффективно. Высокоорганизованные лентяи, по сути, самые лучшие сотрудники: страх переделать работу для нас так силен, что побуждает трудиться в поте лица, только бы потом бездельничать. Нас можно называть элитой работоспособного населения. Не меньше!

— Эм... я не уверена, что могу это говорить...

— Хотя бы намекни.

Девушка замялась так, словно ей предстоит совершить что-то непристойное: дыхание участилось, руки затряслись, а лицо стало пунцовым. Что у тебя за способность то такая, чтобы так реагировать?

— Намекнуть... — тихо протянула она.

— Да.

— Я... я объектор...

— Можешь не продолжать! — остановил я её.

Унылый моэ-талисман нашей команды — бесполезен. Объекторы были самыми странными эсперами из всех. Они могли извлекать из Источника точную копию какого-либо предмета: зонтик, набор для сёги, штурмовой щит. Перечень был обширным. Время существования объекта в нашей реальности зависело от его массы и сил эспера, но редко превышало пять-десять минут. После отведенного срока, он возвращался туда, откуда был призван. Причем до последней молекулы. А попытки сохранять их в наше мире до сих пор не увенчались успехом. Хотя ученые утверждали, что каждый объект является лишь копией исходного: повреждения на них не сохраняются, а вес точен до микрограмма.

Объектором был каждый пятый эспер, но фактически — значительно меньше. Большинство их них становились сороками из-за бесполезности. Я учился в средней школе, когда увидел в интернете телешоу, на котором эспер призвал в студию чучело пумы. Таксидермист, который его сделал был явно пьян. Как ещё можно было объяснить брак, из-за которого на кошачьей морде можно было отчетливо различить удивление от своей участи? Однако эмоции пумы в точности совпадали с моими. Я ещё подумал, что ни за что на свете не хочу обладать такой способностью... Мои мольбы были услышаны и я стал эспером с не менее бесполезной.

Только вот интересно, что Майская вызывает? Она так заволновалась, когда я её спросил, словно её Объект... проблемный.

— Извини, что не смогла помочь, — Майская улыбнулась и виновато поджала губы.

— Не извиняйся.

Я повернулся к Энтину.

— А у тебя?

Юноша задумался.

— Полагаю, что у тебя есть некая цель, для исполнения которой нужен конкретный навык. Что именно требуется сделать?

Чувство, словно задал вопрос в интернете: один зачем-то извинился из-за незнания, второй ответил вопросом на вопрос, третий... А третий должен был пуститься в долгие объяснения, почему я дурак. Но способность Яманкан я и так знал, так что спрашивать её смысла не было.

— Нужно снять с руки браслет со взрывчаткой прежде, чем тот взорвется.

— Я тут бессилен.

Всё прошло на удивлении гладко. Даже не думал, что мне что-то скажут. Но с другой стороны, ближе к цели я не стал и дальше у меня возникнут проблемы. Ну не тот я человек, с которым люди готовы делиться такой информацией. Единственный выход, это найти того, кто станет собирать информацию за меня. Или уже владеет ею, как Нора.

Яманкан материализовалась в метре от нас. Я даже не заметил, как она подошла.

— Лина, где ты была? — тут же насела на неё сердобольная Майская.

— Сестра приехала в Сочи и захотела встретиться.

— Правда? А что у неё там за дела? — с любопытством спросила девушка.

— Эм... — Яманкан замялась. Похоже, что она не ожидала, что придется врать так много. — Какие-то проблемы по работе... при проектировании причала. Котлован чуть меньше, чем нужно...

— Лина, ну хватить врать! Я не такая дурочка, как ты думаешь! Я знаю, что причалы строят на воде... Какой котлован!

— Какой воде?

— Обычной!

— Э... — Яманкан замерла в недоумении. — Постой, разве отец тебе не говорил?

— О чём?

— О строительстве в Сочи?

Майская помотала головой и как-то неловко отвела глаза.

— Ум... Ну мы о работе особо не говорим... ха-ха!

От её реакции сквозило проблемами в семье. Яманкан тоже это поняла и быстро сменила тему, хотя мне было интересно, о каком строительстве речь. В новостях уже пару раз упоминали, что в города давно идёт подготовка к масштабной стройке, но подробности держалась в секрете.

В кармане собрались уже все участники, но дебаты так и не начинались. Вокруг нас все чаще стали мелькать сотрудники Университета. В воздухе витало нарастающее напряжение. Студенты вовсю шептались и вертели головами, обсуждая происходящее. Сейчас они строили догадки о причинах задержки, но правды всё равно никто не знал. Сначала устроители безуспешно искали Яманкан. Теперь переключились на Вельскую. Глядя на их бесцельные метания, мне даже стало их жалко, ведь найти её они точно не смогут. Девушка уже наверняка покинула долину и направилась к своим нанимателям. Или же, испугавшись их гнева за провал, вообще, сбежала в Изофронт. Он был единственным местом, куда теперь ей оставалось податься.

Правда, Котласский фортификационный вооруженный периметр, как он точно назывался, пересечь ей будет непросто — он работал по принципу 'никого не впускать и не выпускать'. Чем отличался от той же М-Восемь, куда попасть было не так и сложно, а вот при возврате тебя ждала только двенадцатимиллиметровая пуля из управляемой ИИ турели с 'Кордом'. Но, думаю, трудности Вельскую не остановят. Удачи ей в будущем!

— Как долго... — протянула Майская и начали нетерпеливо топтаться на месте.

Я встретился взглядом с Яманкан.

— Чем дольше ты тянешь, тем больше у нас будет проблем, — очень тихо, чтобы не услышали остальные, сказал я.

— Я не могу их торопить... Вельская вступилась за меня, чтобы отсрочить начало. Я должна буду сделать тоже.

— Не должна. Всем уже плевать. Сейчас почти десять и зрители звереют. В таком состоянии они не будут благодарными слушателями.

Яманкан как-то странно на меня посмотрела, кивнула и пошла к Крашенинниковой, устроившейся на куче ящиков поодаль. Что-то обсудив, обе направились к группе Кудрявцева. Там сцена повторилась, и все трое куда-то ушли.

Я не знал, что она задумала, но несколько минут спустя на сцену выбежали мужчины в спецовках: двое подхватили самый крайний диван и унесли его прочь, а оставшиеся сдвинули вместе. Яманкан с остальными вернулась почти сразу, но теперь к ним присоединилась ведущая, которая громко объявила:

— Всех участников прошу на сцену!

Пожалуйста, скажите: 'А вас, Бергман, я попрошу остаться...'. Но я не был настолько значимой фигурой, чтобы удостоится особого отношения и поплелся вместе со всеми. В отличии от полутемного кармана, зал тут же ослепил меня светом сотен софитов под потолком. Как и думал — он не забит до отказа. Где-то на половину. Но даже это давало почти шесть-семь сотен. Половина всех эсперов Университета. Интересно, а как намерены проводить выборы в последующие годы, когда студентов станет в несколько раз больше?

Энтин сел с краю ближайшего дивана и, закинув ногу на ногу, так, чтобы лежащий на бедре смартфон не был виден, уткнулся в него глазами. Я устроился рядом и тут же возле меня плюхнулась вмиг повеселевшая Майская, благополучно отделив от Яманкан. Царивший гомон в зале стих... и началось самое скучное.

Ведущая произнесла речь, которая была больше знаком, что мероприятие началось, чем несла в себе какое-то ценное содержание, а потом к изящной стеклянной трибуне стали по очереди подходить участники. Сначала кандидаты в президенты, потом их замы и казначеи. И пусть на выступления отводилось мало времени, всё шло как-то слишком медленно. С каждой минутой я всё явственнее ощущал опускающуюся на зал тоску. Речи президентов были достаточно яркими и изобретательными, но вот остальные подошли к вопросу формально. Слушать их было попросту неинтересно.

Программы с начала гонки ни у кого тоже не поменялись: Кудрявцев обещал работать на благо студентов... прямо сейчас, Крашенинникова — наггетсы за полцены... уже завтра, Яманкан — наложниц у подножия золотого трона и чернокожих рабов с опахалами... в будущем.

Следом за Яманкан вышла Майская. Краснея и сбиваясь, она быстро произнесла что-то настолько милое и глупое, что я уже через пару минут не смог бы вспомнить ни единого слова. Однако, я почувствовал, что зрителям она понравилась. Странно, что эсперы так не любят Изофронт. Спорное это место, чтобы уж настолько быть благодарным её отцу за строительство.

Энтин прочитал свою речь спокойно и без всяких эмоций. Однако заготовленная текст был столь богат на заслуги, что будь я в зале, то невольно испытал бы к нему уважение. Как юное дарование, он вправду впечатлял. Хотя я ничего не понял из того, что он сделал: гуманитарные ум — то ещё наказание.

С первой частью было покончено, однако так и не стало понятно, как будут проходить дебаты. Вместо двух пар, у нас теперь полторы. Наверное, устроят что-то вроде перекрестной полемики на троих.

Ведущая покинула сцену, и мы остались одни на глазах у сотен людей. Немного наклонившись вперед, так, чтобы сидящая между нами Майская не загораживала обзор, я зашептал Яманкан.

— Что за заминка?

— Они ждут появления Вельской.

— А смысл?

— Если успеет вернуться, то ей дадут шанс выступить.

Моё внимание привлекла женская фигура в зале. Не смотря на множество пустующих мест, Нора стояла неподалёку от сцены. Подпирая плечом стену, она скрестила на груди руки и смотрела на нас с так любимой ею мальчишеской озорной ухмылкой. Как я об этом не подумал? Уж кто-кто, а она такое шоу точно не пропустит.

Ведущая вернулась на сцену, однако теперь её сопровождала молодая девушка, держащая на руках серебряный поднос. Чувствую недоброе.

— Извините за вынужденную задержку. Сейчас прошло небольшое совещание, по итогом которого мы решили, что в процедуру выборов стоит внести одну новую деталь...

По залу пронесся удивленный гул. Студенты за соседними диванчиками тоже зашушукались.

— О чем это она? — спросила Майская Яманкан, но та не ответила, продолжая сосредоточенно смотреть на ведущую. Что-то шло не по её плану, и она сейчас стремительно просчитывала варианты.

— ...Так получилось, что мы не предусмотрели способа проявить себя кандидатам в секретари. Но это весьма серьёзное упущение. Именно им придется стать тем мостом, что связывает студентов и студсовет. Посему, мы решили провести небольшой конкурс, ставящий целью продемонстрировать их личные качества. Каждый из кандидатов должен без подготовки ответить на один из вопросов по этике, которые мы подготовили заранее. Именно ответы на них смогут продемонстрировать избирателям навыки коммуникации и высокий нравственный дух.

Ужас. Вязкий и гнетущий.

Он стал расползаться со стороны Яманкан. Её эмоции никогда не отличалась особой выразительность. Ну, за исключением случаев, когда она демонстрировала негативное отношение ко мне. Но сегодня она превзошла саму себя: за неполную минуту, что говорила женщина, она несколько раз краснела, бледнела, рыдала и дико ржала. Всё, чего она добилась, могло быть похоронено из-за одного единственного выступления.

Мне даже стало её жалко. Но лишь чуть-чуть.

— Не делай такое лицо, — зашептал я.

— Не делать? Да это единственное, что остается...

— Я не так плох, как ты думаешь, — скорее для самоуспокоения, чем для оправдания, сказал я.

— Только этические вопросы и следует задавать такому человеку, как ты!

Порядок выступлений организаторы менять не стали, поэтому первой в очереди оказалась девушка из команды Кудрявцева. Значит, я буду отвечать в конце. Удачно. Хоть будет время сориентироваться. Секретарь взяла с подноса помощницы карточку и подойдя к трибуне и зачитала вопрос:

— Вы стоите в очереди. В этот момент к вам подходит незнакомый человек и агрессивно начинает лезть перед вами, утверждая, что это его место. Как вы поступите?

— О боже! — Яманкан закрыла лицо руками. — Я в предвкушении парада посредственности.

Там все вопросы будут такие? От них за версту смердит лишенным всякой креативности учительским советом единственной школы посёлка Нижние Утопы. Это даже не описать выражением 'Ну более-менее'!

— Дашь пару советов, как не оплошать? — я всё-таки решил перестраховаться.

— Скажи какую-нибудь милую глупость.

— Отчисления в пенсионный фонд помогут в старости.

— Но-но... не перебарщивай! Я советую выронить карточку из рук, высунуть язык на бок и, легонько стукнув себя по голове, произнести: 'Я такая неуклюжая... хи-хи'.

— Я что девушка?

— А ведь и точно... — Яманкан наигранно задумалась. — Тогда у тебя нет шансов!

Мерзавка! Я и вправду ждал дельного совета. Уж кто-кто, а ты должна знать универсальный выход. Но ты ведешь себя так, будто тебе больше интересна моя импровизация на сцене, чем победа. Или тебе нужен 'эффект контраста', ради которого ты и взяла меня в команду?

Тем временем девушка начала отвечать.

— Я постараюсь максимально вежливо и корректно объяснить ему, что он не прав. Скажу, что его поведение недопустимо и грубо. Такая позиция, на мой взгляд, позволит избежать конфликта и не потерять лицо...

Твоё решение — попустительство? Из-за него, между прочим, началась Вторая мировая. Зрители были со мной единодушны, но из вежливости лишь натужно улыбались. Когда секретарь закончила, раздалась пара жидких хлопков. Но больше никакой реакции из зала не было.

— Ещё не придумала, как мне помочь? Только сразу исключим членовредительство.

— Полагаешь, что это единственное, к чему я могу прийти? Очевидное решение — удел посредственностей.

— Желаю услышать неочевидное, — я вновь посмотрел на Яманкан и, чуть подумав, выстрелил прямо в яблочко. — Иначе я начну сомневаться в твоих способностях... верхушка элиты.

— Так ты всё слышал! — Яманкан так злобно зыркнула на меня, что сидящая между нами Майская побледнела до абсолютного альбедо. А вот мне стало на удивление приятно: один ноль в мою пользу.

— Да. И с уверенностью могу сказать, что ты себе бессовестно льстила.

— Зачем тебе вообще этот 'совет, чтобы не оплошать'?

— Не хочу прилюдно опозориться.

— То есть на иной исход ты и не рассчитываешь? Тебе не помешает толика самоуверенности.

— А я в себе и уверен. Так что знаю, что быть беде!

— Ах вот ты какая... безысходностью.

— Просто я реалист. Это мой крест, и я будут нести его с честью.

— Ты очень метко подметил — крест всегда несут на место, где тебя распнут.

Один один. Я от бессилия скрипнул зубами. Она слишком быстро сравняла счет в обмене колкостями!

— И что прикажешь делать?

— Я уже сказала: скажи что-нибудь милое, просто и шаблонное.

— Я не лицемер! — я огрызнулся, поскольку совет Яманкан подразумевал именно это.

— Ум... э... может... — Майская, которая сидела, замерев от страха из-за нашей грызни, наконец смогла что-то выдавить, но мы оба её проигнорировали.

— Зато прекрасный лжец!

Секретарь Кудрявцева улыбнулась залу, слегка поклонилась и, вернув карточку ведущей, пошла к диванчику. Её сменил единственный парень из команды Крашенинниковой. Он быстро вытянул вопрос, прочел его про себя, а потом, приблизившись к микрофону, зачитал написанное:

— Поезд несется по рельсам, к которым привязано пять человек. Вы привязаны к запасному пути, но одна рука у вас свободна, и вы можете переключить стрелку, переведя поезд на ваш путь. Как вы поступите?

Я почувствовал, что окружающая троица стала как-то странно коситься в мою сторону. Даже Энтин, который прежде не проявлял интереса к происходящему, оторвался от телефона.

— Я чувствую психологическое давление, знаете-ли.

— Просто ответь.

— Не стану кривить душой, — с первых слов секретаря Крашенинниковой я понял, что только это он и будет делать. — Для каждого из нас собственная жизнь ценнее всего. Однако именно самопожертвование ради других и делает нас людьми! И быть достойным человек — значит быть готовым отдать...

— Мы ждем... — сказала Яманкан, потеряв интерес к выступающему.

— Оставлю стрелку как есть. Потом спрячу руку под верёвку, чтобы, когда меня найдут, никто не узнал, что я смог спасти несчастных.

Майская посмотрела на меня как на грязь под ногами. Яманкан протянуло восторженное 'О...'. А вот Энтин уткнулся обратно в телефон. Эй, прояви чуточку уважения и вырази свою эмоцию — мне же интересно!

Поток слов с трибуны иссяк, и человек, который не просто не дернул бы стрелку, а напрочь отломал, лишь бы её случайно не сдвинул внезапный порыв ветра, вернулся на место.

Теперь оставались только мы... Вернее — я! Ведущая обратила взор на наш диванчик с краю. Жизнь никогда меня особо не баловала, но сегодня она на меня особо осерчала. Зачем этот дурной конкурс? Сейчас здесь выбирают президента, и избирателям наплевать на их команды. Большинство заблуждается, считая, что яркие соратники делают победу. В первую очередь имеет значение только харизматичность самого лидера, ведь в любимых людях нравятся даже недостатки, а в нелюбимых раздражают даже достоинства! Так что неважно, кто на стороне кандидатов — важен лишь вопрос симпатии непосредственно к ним.

— Я буду за тебя болеть! — необычайно милым голос подбодрила меня Яманкан и сжала кулачки у груди, явно копируя Майю. Вышла неубедительно.

— Герман? — ведущая вежливо улыбнулась и указала на помощницу с подносом.

Встав, я направился к ней. Все карточки были одинакового цвета и формы. А их бумага очень плотной. Никаких намеков на то, что скрывается под ними. Скверно. Я понимал, что движет людьми и как она мыслят, однако это никак не помогало мне отвечать на сложные дилеммы, поскольку я всегда руководствовался своими странными моральными императивами, которые большинство не понимало... Или понимало, но в силу общественной морали отрицало.

— Берите билет, — голос ведущей оторвал меня от мыслей, и я понял, что уже несколько минут тупо пялюсь на поднос.

Я сглотнул, вздохнул, вознес молитву своему тотемному зверю и взял вторую карточку слева. Подойдя к трибуне, я придвинул микрофон.

— Вопрос... — сказал я и замер.

Мои глаза пробежали по тексту.

— Вопрос... — повторил я, но, справившись со смятением, продолжил. — Вы начали встречаться с девушкой, однако ваш лучший друг признается, что давно влюблен в неё. Как вы поступите?

Какого лешего? Как этот вопрос связан с должностью секретаря?

— И ваш ответ... — вкрадчиво поинтересовалась женщина.

Меня переклинило. Как я могу ответить, если у меня нет ни друга, ни девушки? Воспользоваться абстрактным мышлением или нивелировать вопрос?

Кхм... Второе!

— Никак. Откуда у меня может взяться девушка?

Сторона тела, что была обращена к диванчику с моей командой, покрылась гусиной кожей. Я чуть сдвинул голову и краем глаза увидел всех троих: Майская сидела, закрыв рот руками от удивления; Энтин приставил палец к подбородку и задумчиво кивал, будто оценивая логичность ответа; а вот Яманкан, запустив пальцы в волосы, с неприкрытой злобой взирала на меня. В текущем состоянии её не стоило оставлять в пустой комнате наедине с автоматическим дробовиком и корзиной полной котят.

И откуда столько ненависти у человека, которого я только что спас? Нельзя ли проявить толику благодарности? К тому же, я просил у тебя совета — ясно же было, что без него я буду вести себя как всегда. Ты захотела получить удовольствие от моего выступления — вот и пожинай плоды!

— Эм... Это немного не тот ответ, на который мы рассчитывали, — ведущая замялась. — Представьте, что она у вас есть. Ведь у такого обаятельного и красивого юноши наверняка в скором времени она появится!

Со стороны дивана и зала синхронно раздалось пара смешков, напоминающий хрюканье. Спасибо, госпожа Яманкан! Спасибо, госпожа Волкова-Рысина! Так приятно, когда есть те, кто тебя любит и понимает.

— Значит такой ответ не подходит? Эх... ладно.

Поскольку Яманкан всё равно проиграет, от меня не требовалось достойного ответа, но саботировать конкурс я тоже не хотел. Так что я задумался над ответом. В голове вертелось несколько вариантов, но выбрать правильный никак не получалось. Однако, если допустить, что правильные все, то просто нужно выбирать самый уместный. Какой из них придется по вкусу зрителям и устроителям конкурса?

Нет. Я где-то ошибся. Интуиция сигналила, что я иду в неверном направлении.

Ну конечно! Всё это время решение было прямо под носом, но я в упор его не видел. Человек — существо социальное. Конечно, такие отщепенцы как я старались уединяться в своем собственном мирке, но это была иллюзия индивидуализации: я родился в обществе, был воспитан в обществе и периодически хожу на занятия, где это самое общество меня и окружает, источая флюиды подростковых гормонов. Оно влияет на меня и невольно заставляет следовать его правилам, хоть я и постоянно нахожу бреши, чтобы избавиться от давления его странных правил и догматов.

А быть частью большинства, значит и невольно растворяться в нём. Мы подсознательно отзеркаливаем поведения других, чтобы не выделяться. Ничего удивительного, что, увидев выступления участников до меня, я принял их выступление за норму и решил поступить как они. Вот только ирония в том, что, начиная с девушки, они отвечали неправильно.

В чем смысл этого этического конкурса? Ведущая сказала, что требуется ответить на вопрос, продемонстрировав свои лучшие качества... Но она не сказала, что ответ будет оцениваться! Другие секретари подумали, что требуется ответить что-нибудь безвредное, выслушать похвалу от учителя и получить пятерку в дневник.

Не нужно говорить то, что понравиться организаторам — нужно говорить то, что понравиться зрителям! Любой из них имел в голове свой ответ на билет. Значит нужно каждому и намекнуть, что его решение — верное. Конечно, зрители бы начали спорить друг с другом над тем, кто из них прав. Но меня это не волновало. Главное, чтобы каждый по отдельности считал, что слова обращены именно к нему, а не к соседу. Только нужно подготовить почву.

— Полагаю, что действовал бы по принципу: девушек вокруг много, а вот настоящего друга найти сложно. Поэтому отдал бы её ему...

Зал взорвался восторженным улюлюканьем и аплодисментами. Только вот такая реакция была только у парней. Женская половина восприняла мой ответ в штыки. Среди перекошенных лиц я отчетливо видел жажду крови. Если в ближайшие пару секунд меня не накроет волна огня, молний и вырванных с болтами кресел, то это значит, что мой ангел-хранитель после восемнадцати лет безделья впервые решил помочь.

— Однако, такой поведение будет безнравственным. Моя девушка не вещь, чтобы я мог распоряжаться её судьбой. Она живой человек, обладающий свободой воли. Поэтому я всё бы ей рассказал и попросил самой решить, как поступить: остаться со мной или уйти к другому.

Темная аура, повисшая над залом, стала быстро таять. Первый шаг сделан. Я выполнил обязательное условие конкурса — ответил на вопрос. Теперь нужно выдать заключение, которое в действительности и станет ключевой частью. Пора примерить роль пастора и отпустить грехи.

— Вот только насколько такое решение верное? По условиям конкурса требуется найти верный ответ, — такого, к слову, никто не говорил, но немного лжи не повредит. — Вот только верного ответа в действительности... нет. Нам с детства говорят, что хорошо и что плохо. Но никто не говорит, что хорошо для нас. Согласитесь, что у каждого был в жизни момент, когда от нас требовали поступить не так как хочется... при этом даже толком не объясняя почему. Но зачем так делать? Жизнь у нас только одна. И сейчас в ней наступила пора цветущей юности — так давайте вовсю наслаждаться ею...

Я хотел добавить 'как я', когда бросил взгляд на Нору. Та, сгибаясь от хохота, держалась одной рукой за живот, стараясь унять колики, а другой колотила по стене. Слёзы смеха текли по её лицу. Сидящие рядом студенты косились на неё с опаской. Кто-то даже отсел на свободное место подальше. Нет, думаю мои слова её добьют.

— ...Не нужно задумываться над последствиями или общественным мнением. Нужно поступать так как хочется. Это наша жизнь — нам за неё и отвечать. Давайте творить глупости и поступать как велит сердце — ведь в этом и смысл молодости. Главные — быть счастливым! И именно это является правильным ответом!

Мой ответ уже не имел ничего общего с вопросом, но это и не требовалось.

Люди всегда мечтают быть невиновными. Почему мужчины утверждают, что все женщины — недалёкие, а женщины считают, что все мужчины — мерзавцы? Уж точно не из-за того, что это правда. Просто так можно уйти от реальности. Ведь в ней таится горькая правда: или у тебя отвратительный вкус на противоположный пол; или ты настолько тупой, что совершенно не разбираешься в людях; или ты думаешь не тем мозгом... и под 'не тем' я подразумеваю отнюдь не спинной. Но переложив ответственность, ты сразу чувствуешь облегчение.

Зная эту бесхитростную истину, при ответе я и придерживался позиции 'Никто не вправе вас осуждать, и что бы вы не поступали — вы правы'. А спихнуть всю вину позволял на юность. Если кто-то был согласен с моим ответом — хорошо. Если кто-то не согласен — я косвенно намекнул, что он тоже априори прав.

Далеко не идеальное решение. Только времени придумать другое попросту не было. Но лучше уж так, чем блеять с трибуны про стойкость и самопожертвование.

— Спасибо за внимание! — сказал я за мгновение до того, как ведущая успела открыть рот. Наверное, хотела сказать, что ответ 'не такой', но я просто не дал ей такой возможности и пошел к дивану.

— Это было великолепно! Никогда я ещё так собой не гордилась, — Яманкан смотрела на меня с таким восторгом, будто она была девочкой, которой я подарил живого единорога.

— Отвечал я, а гордишься собой ты? — от её слов у меня аж дыхание перехватило.

— Конечно. Ведь это моя заслуга. Именно я выбрала тебя среди сотен кандидатов, и именно я наставляла тебя на путь истинный последние недели.

— Не приписывай себе чужой успех!

— А почему нет? — Яманкан фыркнула.

Я плюхнулся на диван.

— Это неправильно.

— Ты только что, пусть и топорно из-за отсутствия опыта, манипулировал людьми. Странно, что совесть у тебя проснулась лишь сейчас, — несмотря на осуждающий тон, девушка была на удивление весела.

— Это было ради блага.

— Твоего или моего?

— Общего.

— Ну да! Как же! — сказал она и мне показалось, что в её словах скрыт какой-то подтекст. Она не имела в виду моё желание не опростоволоситься. Было что-то ещё.

На сцену вынесли ещё две трибуны. Получился треугольник. Решили устроить перекрестные дебаты? Я скосил глаза на телефон Энтина. Было уже без двадцати одиннадцать. Если участники не будут жечь напалмом, то из зала начнется отток зрителей: уже поздно, да и скучно. Никто не плещет водой в лицо, не сравнивает с гетерами и не таскает за волосы. В плане интересности мероприятии по-прежнему держалось на одном уровне с Кадушкинским фестивалем по чистке картошки на скорость.

Яманкан встала с дивана и поправила узел галстука.

— Удачи! — сказала Майская.

— Аналогично, — не отрываясь от экрана, сказал Энтин.

Яманкан перевела взгляд на меня. Она хочет что-то услышать? Ведь не напутствие же? Ты не то человек, которому они нужны.

— Я знаю, что ты будешь говорить и делать... — наконец, выдал я. — поэтому не стану желать ничего хорошего.

В ответ я получил уже привычную отстраненные улыбку. Яманкан развернулась на каблуках и уверенной походкой пошла к трибуне. Крашенинникова и Кудрявцев следом заняли свои места. Гул голосов стих. В зале сверкнула пара вспышек. Похоже, все ждали именной этой части, предвкушая самое интересное.

— Надеюсь, мы все будет вести себя достойно? — обратилась блондинка к обоим.

— Разумеется, Анастасия! — улыбнулся Кудрявцев.

— Перестань, обращаясь ко мне просто Настя.

— А меня можешь звать Лина, — не осталась в стороне Яманкан.

— Настя и Лина так дружны... — протянула чистая, как свежевыпавший снег Майская.

Конечно, ведь ничто так не сближает, как общий враг. Сейчас они дуэтом, непрерывно атакуя с двух сторон, завалят парня, заставив истечь кровью от моральных травм. И только потом, предварительно обглодав кости, примутся друг за друга. Кооперация — ключ к успеху!

— К сожалению, Вероника Вельская не смогла принять участие в дебатах, поэтому они пройдут по новой схеме, — начала ведущая. — Каждый из участников кратко огласит свою программу, а затем ответит на вопросы двух других кандидатов. И следуя результатам предварительной жеребьевки, право начать предоставляется Кириллу Кудрявцеву.

Его речь почти не отличалась от вступительной. Он больше напирал не на программу, а на свои личные качества: высокие отметки, достижения в спорте, организаторские способности и трудолюбие. Подход ничем не хуже другого. Однако была одна деталь, которая всё портила — он был не очень хорош в публичных выступлениях. Я был уверен, что он хороший парень. Сиди я в зале, а не на диванчике на сцене, то проголосовал бы за него. Но заводит толпу он не умел.

Выступление не должна идти на одной волне. Её нужно разбавлять шутками, остроумными метафорами, делать паузы или, наоборот, говорить очень быстро. И все с отточенной жестикуляцией и грамотным управлением силой голоса: на одно слова сделать ударение, другое наоборот почти прошептать. Вот у Яманкан и Крашенинниковой с этим проблем не было. Кстати, где они этому научились? Они не самородки, которые сами до всего дошли. Учились они вместе, вот только где? Точно не в государственной школе.

Кудрявцев продолжал говорить и меня стало клонить в сон. Я откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. Как оказалось, прямо над нами располагалась решетчатые настилы. Кажется, эти штуки, подвешенные к потолку на тросах, называются колосники и к ним крепят сценическое оборудование и декорации. Интересно, откуда пошло такое название? Может от слова 'колосья'? Работать на них, наверное, чертовски страшно и от того тебя шатает как колосья на ветру.

В мой бок с силой вошёл острый локоток Майи.

— Я не сплю! Я не сплю! — встрепенулся я.

Девушка смотрела на меня с осуждением. С чего бы это? Между прочем, я был погружен в сложный мыслительный процесс... пусть со стороны он и выглядел как попытка давить на массу.

— На нас же смотрят!

— В зале нет тех, кто станет меня осуждать.

Майская захлопала глазами.

— Зрителям скучно, — пояснил я.

Кудрявцев закончил и подошло время задавать вопросы. Крашенинникова поправила волосы, проверила бант из ленты, натянула блузку, чтобы лучше очертить рельеф немалой груди и самым невинным голосом сказала:

— Кирилл, скажу честно — мне понравилось. Поэтому я ограничусь лишь одним вопросом: ты с кем-нибудь встречаешься?

Зал взорвался дружным смехом. Майская зарделась, словно спросили её. Энтин меланхолично мазнул пальцем по экрану, переворачивая страницу. Я закатил глаза.

— Это предложение?

— Просто прощупываю почву, — Крашенинникова засмеялась. — Тут столько интересных юношей — глаза разбегаются.

При этих словах она бросила взгляд в мою сторону. И зачем ты это сделала? Вновь решила Яманкан позлить? С первого раза не поняла, что мы друг другу никто?

— Надеюсь, у меня высокие шансы.

— Не прибедняйся — ты в фаворитах. Но я ещё подумаю.

Знаете, кого мужчины не любят больше всего? Тех, кто у женщин популярнее чем они. Зависть — страшная сила. И Крашенинникова этим воспользовалась, посадив ростки неприязни к нему.

— Не буду торопить, — Кудрявцев широко улыбнулся.

— У меня больше нет вопросов, — обратилась блондинка к ведущей.

Я ошибся, подумав, что обе будут действовать сообща. Вопрос Крашенинниковой хоть и был продуманным, но сильно негативно на рейтинг юноши не повлияет. Нужна была тяжёлая артиллерия. Вот только воспользовавшись положением, она переложила роль злодейки на Яманкан.

— Полагаю, теперь моя очередь? — улыбнулась та. — Кирилл, у меня такой, пусть и немного странный, вопрос: может ли человек стремиться исполнить чужую мечту, как свою собственную?

— Если мечта достойная — конечно.

— А будет он готов делать это изо дня в день, из месяца в месяц, понимая, что эта мечта всё же не его?

— Зависит от человека.

— А ты такой человек?

— Пожалуй, что да. Но всё-таки зависит от мечты, — он улыбнулся.

— Спасибо за ответ, — Яманкан замолчала, будто что-то обдумывая. — Эм... А скажи, что побудило тебя баллотироваться в президенты? Или кто-то?

Нет! Не отвечай честно! Соври! Скажи, что ты был так восхищен Университетом, что решил улучшить его ещё лучше. Вполне приемлемый ответ... в отличии от правды, которую я уже знал.

— Мои друзья.

В голове заиграла похоронная музыка. Со своего места я видел лишь профиль Яманкан, а вот коварную улыбку на лице Крашенинниковой — отчетливо.

— Они предложили тебе баллотироваться в студсовет?

— Это было совместное решение, — чуть помедлив, ответил Кудрявцев. Он почувствовал, что его загоняют в логическую ловушку, но решил не врать.

— Значит и студсоветом вы будете управлять вместе? Как по мне — это будет спорным решением. Видишь ли, студенты выбирают президента, а не его команду, ведь они будут лишь помогать ему в его работе. Но есть вероятность, что после твоей победы студенческим сообществом станут управлять совершенно посторонние люди...

С дивана Кудрявцев послышались недовольные голоса. С улыбкой и вежливым голосом, Яманкан проехалась по ним катком, прилюдно смешав с грязью.

— ...Нет-нет, не нужно отрицать! — она подняла руку останавливая Кудрявцева, хоть тот и молчал. — Ты ведь сам сказал, что готов исполнять чужую мечту, а потом подтвердил, что пост президента изначально не был твоей. В поступке прослеживается уступчивость. Может ли наделённый её быть руководителем? Пытаясь угодить всем, ничего не добиться. Сила воли и непреклонность — ты ими наделен?

И как тут ответить нормально? Доказывать наличие силы воли, тем самым демонстрируя её присутствие? То есть ему сейчас нужно как можно громче, дольше и увереннее говорить, что она у него есть? Но громче всех 'Воры!' кричат именно они. Чем яростнее он будет пытаться это сделать, тем более странно это будет смотреться.

Но Кудрявцев проявил сообразительность.

— Я никак не могу это сделать. Тебе остается лишь верить в их наличие. Да, в нашей стране верить политику на слово — глупо. Но я не из тех, кто стремиться к посту ради личной или чужой выгоды. Я хочу сделать это ради других!

— Кхм... Но разве это и не доказывает твою ущербность?

Парень опешил. Чего не скажешь обо мне. Чего-то подобного я ожидал. Яманкан хоть прилюдно меня и журила за негативное мышление, но сама была не лучше. Живи она в семнадцатого века, и высказывание 'Дайте мне шесть строчек, написанных рукой самого честного человека, и я найду в них то, за что его можно повесить' было бы произнесено из её уст.

— Настя отстаивает свою программу, поскольку наравне с другими станет пользоваться её плодами. Я отстаиваю свою, поскольку она касается меня как эспера. Ты единственный, кто желает помогать людям... просто так! Мне грустно это признавать, но в нашей человеческой природе заложено стремление действовать себе во благо. А причины бескорыстного самоотречения на благо других... чаще всего ищут психиаторы. Так почему ты готов заниматься тем, что тебе не принесёт никакой пользы? Даже денег: надбавок к стипендии у членов студсовета нет, а его бюджет сам на себя он тратить права не имеет. Бескомпромиссная потогонная система... Почему же ты согласен на неё?

— Разве стремление помогать людям — это что-то плохое? Как ты вообще можешь стремиться в студсовет с таким мышлением? — нахмурился Кудрявцев.

— С 'таким'? С 'прагматичным' ты хотел сказать? Видишь ли, я честный человек...

Пришла моя очередь хрюкать с диванчика.

— ...И готова честно признаться всем присутствующим, — она повернулась к залу, — моя цель хоть и коснется каждого из вас, но и мне принесет выгоду. Вы, конечно, можете начать меня осуждать. Но перед этим вспомните, сколько чиновников на протяжении десятилетий прикрывались благими намерениями. Они всегда говорили лишь о честности и самопожертвовании ради простых мирян... А потом ехали домой на немецких машинах с салонами из натуральной кожи, чтобы уснуть на шёлковых простынях на своих виллах. Но я буду откровенной — нет ничего более подозрительного, чем показушное самаритянство! За ним всегда скрывается что-то нехорошее.

Слушать дискуссию дальше смысла не было. Я уже понял какое направление взяла Яманкан. Она извращяла слова Кудрявцева, подгоняя под нужное ей настроение. А он не понимал, как действовать в такой ситуации. Девушка перевела беседу из плоскости логики в плоскость эмоций. В такой ситуации не нужно стараться доказывать что-то или сыпать аргументами. Требовалась какая-то сильная сцена, которая бы смела тактику Яманкан: слезливая история из детства; страстная и пылкая речь; абсурдный контрудар при котором бы рассказал, что хочет набрать в студсовет девушек, чтобы собрать свой гарем.

Только вот задним умом мы все крепки, а в текущий момент парень не мог найти выхода. Он был хорошо воспитан и привык жить в мире, где к нему относились хорошо за счет излучаемого им обаяния. Не скрою — Яманкан хороший учитель. Она быстро познакомила его с реалиями мира взрослых.

— Твои слова не соответствуют действительности. И твое поведение низкое и недостойное, — Кудрявцев всё ещё старался делать хорошую мину при плохой игре, но это его не спасало.

Если твои слова звучат логично для слушателя, то можно оправдать даже каннибализм. А уж в плане аргументации, Яманкан не было равных. Говоря с толком и по делу, она извратила саму идею добродетельности, и к парню стали относиться с подозрением.

— Извини, если задела. Но я лишь пыталась докопаться до сути, чтобы избиратели могли видеть полную картину. Я и в мыслях не допускала желания тебя опорочить или унизить. Но обещаю, что когда придет твоя очередь задавать мне вопросы, то обещаю стерпеть любую критику.

Яманкан замолчала, давая понять, что у неё больше нет вопросов. Не сказал бы, что она много добилась. Её противником был всё-таки не он. Она лишь немного обезопасила флаги перед главной битвой.

— Предоставляю слова госпоже Крашенинниковой, — сказал ведущая.

И с чего обращение 'госпожа'? Звучит как лёгкая насмешка.

Благодаря внутренней сети, программу девушки я узнал, наверное, раньше всех других. Все заведения в студгородке были частными. Университет не владел в них даже мизерной долей. Однако, чтобы получить разрешение на открытие своего дела, требовалось пройти кучу инстанций, отчего у многих предпринимателей опускались руки. Крашенинникова обещала, что станет помогать им в работе, выступая связующим звеном с Ректоратом и администрацией. Тем самым она уже к зиме обещала открытие пары новых клубов, магазинов и кинозалов.

Я слушал её вполуха, пока выискивал в зале Обрескова и Киру. Девушку, даже не смотря на её выдающийся аксессуар на голове, я так и не нашёл, а вот журналист постоянно вертелся перед сценой, фотографируя происходящее. Лишь бы они выполнили всё неукоснительно. От этого зависело время моего допроса и итоговое наказание.

— ...для этого нужно знать законы. И без опыта тебе будет непросто.

— У меня есть те, кто в них разбирается. Современное общество столь сложно, что всё знать уже физически нереально. Остается пользоваться услугами компетентный в своей области людей. А у меня, благодаря родне, такие люди имеются. И они помогут при затруднениях.

Кудрявцев и Крашенинникова уже перешли к обмену уколами под равнодушным взглядом Яманкан. Лишь изредка она бросала взгляд на телефон, который положила на трибуну в начале дебатов. Вряд ли она ждала сообщения или звонка. Наверное, проверяла время. Но зачем?

— У меня больше нет вопросов, — наконец сдался юноша, не сумев пробить брешь в стене из вежливости и остроумия блондинки.

— Госпожа Яманкан? — позвала ведущая девушке, которая казалась ушла в себя, и совсем не обращала внимание на происходящее.

— Вопросов нет.

— Совсем? — ведущая опешила.

— Я знаю Настю уже много лет и не вижу смысла что-то уточнять. Она как никто подходит на роль президента.

— Почему тогда ты участвуешь? — спросила Кудрявцев, который желал реабилитироваться за недавний отлуп.

— Давая людям выбор. Я и Настя представляем совершенно разные программы, но у каждой из них есть сторонники. Если бы я не баллотировалась, то лишила бы своих единомышленников возможности осуществить свои мечты. Так что моё участие — дань уважения к присутствующим... и демократическим выборам. Однако я не отрицаю, что Настя достойный кандидат в президенты.

— Как и ты! Не принижай себя, Лина, — улыбнулась Крашенинникова.

— Раз вопросов больше нет, то тогда пришла очередь госпожи Яманкан. Вы готовы?

— Конечно, — сказала Паулина и бросив взгляд на часы, начала говорить. — Моя программа уже знакома всем присутствующим: мы — будущее человечества... И пора бы уже получить то, что принадлежит нам по праву!

Закон Годвина гласит, что в ходе дискуссии сравнение оппонента с Гитлером стремится к ста процентам. Интересно, а лет через сто не появится подобный закон и о Яманкан? С её замашками такой исход вполне реален. Если так, то я сразу занимаю роль Мюллера — минимум фото и сомнительные доказательства смерти.

Яманкан расправила галстук и продолжила.

— С момента появления первого эспера прошло уже одиннадцать лет. Мы по прежнему не знаем ни источника нашей силы, ни причины её появления. Лишь многочисленные теории и домыслы на этот счёт. Однако, это никак не помешало нам стать частью современного общества. Во всем мире на нас возлагают задачи, которые прежде были недоступны людям: спасение горняков в шахтах, борьба с терроризмом, помочь в реализации научных проектов. Наш вклад в развитие общества — неоценим! Однако, так сложилось, что из-за Изофронта, Северной ведьмы и делинквентов к нам существует весьма... смешанное отношение, — Яманкан не сказала 'негативное', поскольку его не было. Но выделила последнее словосочетание, давая зрителем домыслить, что скрывается под ним. И вряд-ли они сделают это в положительном ключе. — Но давайте обратимся к статистике: в стране шестьсот тысяч заключенных, почти двадцать процентов людей с судимостью, а каждый год совершается порядка десяти тысяч убийств. И это дело рук простых людей. Почему тогда убийц и насильников не пускают на донорские органы для детей, а из нас делают кладенцы?

Будь у меня что-нибудь во рту, то я бы поперхнулся. Она спятила? Говорить такое со сцены — это гарантированный шанс, что тебе заткнут рот. Но ведущая была на удивление молчалива.

— ...Не отрицаю, многие из делинквентов заслуживали смерти. Но почему их вину перекладывают... — она сделал выверенную паузу и чуть развела руками, будто охватывая присутствующих, — на нас?! Ответ мне видится в том, что все мы немного разобщены. Каждый из нас сам по себе, хотя это в корне недопустимо. Через четыре года нас распределят по государственным постам и даже самые прочные связи истончатся от времени и расстояния. Так что нужно уже сейчас подготавливать почву для того, чтобы после выпуска мы попали в другой мир: мир, где к нам относятся с уважением; мир, где мы занимаем места руководителей, а не подчиненных; мир, где мы — будущее человечества!

Яманкан замолчала, давая понять, что закончила и посмотрела на Крашенинникову. Бедный Кудрявцев не удостоился даже мимолетного взгляда. Да и смысл? Не станет он влезать в опасное болота, имя которому 'экстремизм'. Одно дело про себя поддерживать идеи ФОЭ, но совсем другое говорить об этом вслух. У нас в стране каждый второй 'борец с системой' и 'моя жизнь — мои правила'. При этом максимум, на который их хватает — это по пути на унылую работу начать переходить дорогу за пару секунд до того, как загорится зеленый. И эсперы не исключение.

— Вопросы? — как ни в чем не бывало, спросила ведущая.

— Можно я первая? — подняла руку Крашенинникова.

— Я не против, — сказал Кудрявцев. И я был уверен, что он не станет и вторым.

— У меня только один вопрос — как ты намерена этого добиться?

Замечательный вопрос! Мне самому интересен ответ, поскольку программа Яманкан просто нереализуема.

— Лишь два слова: презумпция невиновности и содействие.

— Вообще-то, это три слова. А с союзом 'и' даже четыре, — сказала Крашенинникова и резко оборвала себя, поняв, что со стороны её шутка больше выглядит как попытка цепляться к словам.

— В этом и заключается первый элемент моей стратегии. При презумпции невиновности, считается, что я сказал два слова. Видишь, ли она у эсперов не то, чтобы отсутствует, но слегка ущербная. Я же считаю, что при разрешении любого конфликта с нашим участием, преимущество должно всегда отдаваться нам. Любой эспер ценнее обычного человека, и делать поблажки на равенство — глупо.

Хорошо, что голосуют только эсперы. Будь здесь обычные студенты с научных кафедр, её бы распяли прямо на сцене. Хотя тогда подобного она бы и не сказала. Все слова Яманкан были ложь. Их содержание определялось лишь эффективность и степенью охвата.

— Став президентом, я возложу на студсовет обязанности по разрешению конфликтов между эсперами, людьми и администрацией. А мой секретарь, с которым вы уже познакомились, станет исполнять роль адвоката в спорах, связанных с несправедливым урезанием стипендий.

Что-о-о?! Не впутывай меня в это!

Майская с интересом повернулась ко мне.

— Так ты будешь студенческим адвокатом? Ух ты! Так здорово!

Со своим характером я могу быть только судьей по прозвищу 'Вешатель'. Защищать сверстником мне хочется не больше, чем разводить ездовых оленей в Лапландии. Крашенинникова кисло посмотрела в мою сторону. Наверное, подумала о том же.

— А второй элемент?

— Содействие. Хоть мы и учимся в комфорте, у каждого могут возникнуть трудности, которые трудно разрешить самому. И студсовет при мне будет тем место, куда любой может обратиться за помощью. Но наша помощь будет не бесплатной. Каждый, кому мы поможем, должен будет впоследствии помогать и другим. Звучит как наивная глупость, но такая схема поможет нам стать едиными. Помогая друг другу и вставая за каждого горой, мы придем к сплоченному общество, помогающим каждому в реальном мире после выпуска. Гораздо легче отстаивать своё мнение зная, что за тебя готовы поручиться и поддержать тысячи других людей. И ситуации, когда каждый эспер сам за себя — не будет!

Впрочем, ничего нового.

Я отпускал со сцены грехи. Яманкан обольщает безответственностью. Ведь нет ничего слаще, чем мысль, что всегда есть те, кто тебе поможет. А самому волноваться не надо.

— Преинтересная программа. Однако, у неё есть недостаток: за год такого не добиться. Не лучше ли попытаться реализовать её ближе к выпуску?

— Верно — это долгий путь. Но лучше его начать прямо сейчас.

— Но где гарантия, что следующие президенты начнут идти проложенным тобой курсом?

— Я уверена, что за год работы, эффективность моей программы станет видна невооруженным глазом и они охотно продолжат делать тоже самое.

— А если я соглашусь поддержать твою программу, то ты уступишь мне место в этом году? — спросила Крашенинникова и весело засмеялась, сведя всё к шутке. Она как никто знала, что стань Яманкан президентом, то этот пост она покинет только в двух случаях: вперед ногами или с красным диплом в обнимку. Сменяемость власти — это не про мою родину.

— Тоже я могу попросить и у тебя.

— Верно... Только мою программу выполнить проще. Если не сказать иначе: её просто можно будет выполнить. То, что ты обещаешь и то, к чему стремишься — совершенно разные вещи. Видишь ли, Лина, превращение студсовета в клуб добрых дел никак не изменит реальности — подняться выше простых людей можно только с помощью силы.

— Ты не права. Мирное решение возможно.

— Только в стране добрых фей и ласковых щенят, — с издевкой сказала Крашенинникова. — Никто добровольно власть не уступает. Скажи, если бы мирного выхода не было, ты бы пошла на конфликт?

— Если это позволит добиться желаемого — конечно.

— Значит, у ФОЭ будет пополнение в твоём лице? — хмыкнула Крашенинникова, довольная метким замечанием.

— Они лишь террористы.

— Они считают себя борцами за нашими права.

— Одно другому не противоречит. Только вот от их действий страдают как простые люди, так и эсперы. А я такого никогда не допущу.

А нельзя ли быть чуть проще? Я уже не раз говорил, что это выборы президента студсовета, а не страны. Зачем лезть в высокую политику? Может ограничитесь задачами по возрасту и силам? Но видимо свойственная людям тяга к причастности к чему-то более масштабному и значимому, чем они, заставляла зрителей слушать разинув рты. Хотя полемика на сцене ничем не отличалась от споров на замызганной кухне старой малосемейки.

— Но взаимопомощью ничего не добиться. Либо желаемое тобой придет со временем, само собой, либо ты возьмешь всё силой. Никак иначе.

— Ты мыслишь поверхностно.

— А ты радикально. Может моя программа и не хватает звезд с неба, но она реализуема здесь, сейчас и без крови. А ты скрываешь, что последнее неизбежно.

Я ожидал контрудара от Яманкан, но она неожиданно замолчала. В зале повисла непривычная тишина. Раздались пара тихих шепотков и тут же шипение с просьбой замолчать.

— Настя, я всегда тебя уважала... Но есть в тебе одна черта, которая не позволяет быть президентом. Это жажда комфорта, — медленно заговорила Яманкан. — Ты обещаешь его всем присутствующим, но забываешь о простой истине: стремление к нему, отнюдь не путь вперед. Это как считать себя целеустремленным, изо дня в день, не покладая рук, без перерыва на сон и еду, делая идеальное кресло, чтобы потом в нём бездельничать до конца жизни. Но это тупик. Если мы пойдём по твоему пути, то быстро деградируем в сытом и блаженном раю, что ты, без сомнения, легко построишь.

Яманкан не отрицала талантов оппонента, она даже их превозносила. И эта честность подкупала сердца. Если кто-то искренне признает правоту другого, то выходит, что он порядочный человек, чьи идеи не могут быть плохими.

— Ты не обещаешь людям и того. Твои речи — популистские лозунги. Их в принципе невозможно исполнить. Мы — будущее человечества? Да. Я этого не отрицаю, — ответила той же монетой блондинка. — Но ты очерняешь простых людей, чтобы создать впечатления нашего угнетения. Но это не так. Запрет на выезд из страны и ограничения на выбор работы — единственные минусы нашей жизни. Остальное мелочи.

— Не нужно перечислять очевидное. Я это всё знаю. Вот только у меня есть то, что не позволяет слепо верить твоим словам о нашей 'прекрасной' жизни.

— И что же это?

— Память.

— Я была лучшей в... — она запнулась, словно хотела сказать что-то, что не предназначалось для массовых ушей, — эм... в нашей школе. Так что с ней у меня даже лучше, чем у тебя.

— Я не говорила о способности к запоминанию. Я говорила о воспоминаниях о пережитых событиях, — Яманкан сказала это тихим ровным голосом, но каким-то неведомым образом весь зал замер в недоумении.

— Ты оскорбляешь людей софистикой, — нахмурилась Крашенинникова. Она поняла, что Яманкан готова вот-вот разыграть какую-то карту, и ей требовалось её опорочить, чтобы сгладить будущий эффект.

Не говоря ни слова, Яманкан отошла от трибуны и сняла туфли. Потом приподняла край юбки и, запустив под неё руки, подцепила край колготок... и медленно стянула их с себя. От изумления я открыл рот, а следом за мной и все, кто был в зале. Держа колготки кончиками пальцев, Яманкан, подняла руки с ними повыше, демонстрируя залу, а затем отбросила в сторону, как профессиональная стриптизёрша.

— Полагаю, что тебе вы можете разглядеть все в деталях, — обратилась девушка к залу.

Она чуть повернулась и я увидел, что её правое бедро было покрыто грубыми шрамами со следами ожога. Ран было несколько, но особенно выделялась одна, что зигзагом протянулась на целую ладонь, сияя идеально белым цветом. Вокруг неё были порезы и поменьше, но они так сильно в глаза не бросались и лишь дополняли картину.

— Вот такой 'подарок' я получила от людей, которые узнали, что я эспер. Я не убивала людей, не пила кровь младенцев и молоко подле меня никогда не скисало... но люди посчитали меня ведьмой. Они попытались навредить мне лишь потому, что неведомая сила сделала меня не такой как они. Вот память о чём я храню. И именно она заставляет меня быть той, кем я являюсь, делать то, что делаю, и стремиться к тому, что обещала...

Пусть ноги Яманкан и были длинными и стройными, но особо от других не отличались. Поэтому я смотрел совершенно в противоположную сторону. Нора, закрыв лицо руками — правда предусмотрительно растопырив пальцы, чтобы ничего не пропустить — давилась смехом. Нетрудно было понять, что рассказ Яманкан и её рана связаны не больше, чем закон сохранения массы и чудо Иисуса с пятью хлебами. Но об этом знали только она и фельдъегерь, поэтому рана произвела должный эффект. На изуродованную, некогда гладкую и нежную, кожу смотрели шокированно. Никто и предположить не мог, что такая красавица прячет столь уровдливые шрамы. В зале пару раз сверкнули вспышки телефонов — самые активные уже вовсю делали фото и рассылали тем, кто остался в студгородке.

— ...Настя обещает комфорт и сытую жизнь в студгородке, но что нам с неё, если нас всё равно считают ошибками природы? — зрители всё ещё находились под впечатлением от раны и Яманкан использовала это, чтобы закрепить успех. Сейчас самый подходящий момент, чтобы пустить в ход громкие лозунги. — Мы сможем ходить чуть чаще в кино... и не сможем позволить себе иметь гордость и достоинство! Как по мне — грабительская сделка! Мы не второй сорт — а будущее человечества!

— Лина, то что ты говоришь...

— Попахивает заговором? — на упреждение ударила Яманкан. Из уст Крашенинниковой это бы звучало как обвинение, но теперь стало лишь невинной констатацией факта.

— Да. Ведь ты просто жаждешь власти. Ради неё ты готова пойти на что угодно.

— Я не из тех, кто считает, что цель оправдывает средства.

— Со стороны выглядит иначе.

— Просто путь к моей цели более тернист, чем твой. Вот тебе и мерещится всякое, — засмеялась Яманкан.

Как ни парадоксально, но противостояние этой парочкой было столкновением не людей, а принципов. Обе были разными человеческими стремлениями, вдруг обретшими плоть и начавшими сражаться за людей. Одна стремилась удовлетворить плоть, другая — душу. Интересно, кто в зале, помимо меня, видел лишь пирамиду Маслоу в упрощенном виде. Завлекая удовольствиями, Крашенинникова поднималась снизу к вершине. Яманкан, оккупировав самый верх, шла по нисходящей с обещаниями признания и уважения. Но ирония в том, что люди готовы перейти на ступень выше не до конца освоив текущую. А вот спускаться никто не хочет. Жажда самоактуализации неуклонно побеждала.

Ох, что-то меня опять занесло.

— Если твой путь тернист, значит и путь тех, кто тебя поддержит?

— Я не стану возлагать свою ношу на других.

— Но если обстоятельства изменяться?

— Тогда я пойду к цели в одиночку. Но уверена, что те, кто меня поддержат так не поступят. А можно ли ожидать того же от тех, кто как и ты, любит... горячий какао и лимонный сорбет.

Энтин хмыкнул и постучал по экрану телефона. Все время, что шли дебаты, он только и делал, что читал в онлайне какой-то мудреный учебник, испещренный сложными формулами. Однако после открытия новой страницы, ему высветилось сообщение об отсутствии сети. Наверное проблема с маршрутизаторами. Не более. Все здания Университета были экранированы от сотовой сети на улицах. Интернет был доступен только через роутеры внутри. Это делалась на случай, если требовалось на время экзаменов лишить студентов доступа с сети или ограничивать работу определенных сервисов. Например, внутри медицинских лабораторий нельзя было снимать и рассылать фото.

— Из века в век одно и тоже: я ваш спаситель, я поведу вас, я дам вам, что вы желаете... Сплошные 'я'. Только вот такие как ты, Лина, чаще приводят людей к бедности, чем к счастью. Такова судьба всех популистов. И в этом наше отличие — ты за перемены, а я за стабильность. Вот только подобные тебе извращают мою позицию, называя её уделом 'планктона', — Крашенинникова изобразила пальцами в кавычки.

Я был с ней согласен, только её слова всё больше тонули в главной проблеме: она больше не отстаивала плюсы своей программы, а очерняла другую. А это спорный путь. Чуть ошибешься и опустишься до уровня базарной бабы, вопящей, что у соседки рыба тухлая. Только такой подход отталкивает покупателей не только от соседки, но и от тебя.

Крашенинникова так уверовала в победу, что лидерство Яманкан казалось теперь непостижимым. Нужно было найти выход. И найти быстро. Только времени было все меньше и удачного решения так и не было.

— Полагаю, что дебаты можно считать оконченными! — громко объявила ведущая. Она, наконец, решила прикрыть диспут от греха подальше. Сегодня и так было сказано много того, что говорить было не принято.

— Спасибо, за интересную дискуссию, Лина. Надеюсь, через много лет мне не придется жалеть, что я упустила шанс изменить мир, — на прощание улыбнулась Крашенинникова.

Как-то двусмысленно прозвучало. Трактуй как хочешь: то ли она не смогла улучшить жизнь в Университете, то ли не смогла уберечь страну от восстания эсперов под началом жадной до власти Яманкан.

Та не стала ничего отвечать, а просто пошла к нам. По пути она подхватила с пола колготки и принялась игриво крутить их на пальчике. Как только она села на свое место, Майская тут же принялась её поздравлять, но я и Энтин так и хранили молчание.

Глава 11. Не важно, как голосуют — важно, как считают

Трибуны со сцены оперативно убрали, но ведущая, до этого исчезнувшая за кулисами, так и не вернулась. Время шло. Недолгая тишина, повисшая над залом начала сменяться нестройным, но недовольным гулом.

— Лина, а давай на память сфоткаемся! — предложила Майская Яманкан, и у меня появилось желание рвануть со сцены прочь.

— Давай потом. Я так измотана, что на мне лица нет.

— Ой, перестань! Ты прекрасно выглядишь. Кстати, как думаешь: у нас есть шансы?

— Немалые... Кстати, сеть подняли?

— Какую сеть? — опешила Майская.

— Я заметила, что интернет не работает.

Майская тут же включила телефон и разочарованно протянула:

— Как же та-а-к! Но фото можно и так сделать. Верно?

Она повернулась к нашей смурной парочке парней.

— Вы тоже присоединяйтесь!

— У тебя нет селфи-палки, чтобы все поместились в кадр.

— Да прижмемся друг к другу и влезем.

Я с невысказанной просьбой посмотрел на Яманкан.

— Майя, Бергман не тот человек, которого стоит подпускать настолько близко к твоему телу.

— Боишься, что минус на минус даст плюс? — я был несказанно разочарован её 'помощью' и не преминул вернуть должок.

— А в её окружении есть кто-то, кто дурно на неё влияет? Кто он? Быстро говори имя! Я немедленно с ним расправлюсь!

— Не вижу смысла. С его гипертрофированным нарциссизмом он не способен на аутоагрессию.

— А! — завизжала Майская и капризно затопала ногами. — Говорите нормально! Я же ничего не понимаю!

И в этом твоё счастье.

Ведущая вернулась на сцену и подойдя на сцену громко объявила.

— Прошу прощения. У нас возникли технические сложности. Мы дадим возможность провести голосование в ближайшие пять-десять минут.

Ей ответом был недовольный ропот. Уже все присутствующие знали, что интернет стал недоступен. А это очень-очень плохо. Сейчас в зале шестьсот человек. Даже если с верой в богатый внутренний миг большинства, сократить число вдвое, то у нас триста сетевых наркоманов, у которых вот-вот начнётся ломка.

Участник других команд тоже знали причину заминку и активно её обсуждали. Пожалуй, наш диванчик был самим тихим. У нас явный перекос индивидуалистов. Лишь Майская продолжала весело щебетать и трясти телефоном, словно это был градусник.

Яманкан встала и пошла прямиком в ведущей, а следом за ней быстро поднялась и Крашенинникова. Уж кто-кто, а она бы точно не дала подруге разговаривать с женщиной наедине. Кудрявцеву не осталось кроме, кроме как присоединиться следом. Вчетвером они отошли от края сцены, и я смог расслышать о чём они начали говорить.

— И как давно в здании не работает интернет? — спросила Крашенинникова.

— Минут двадцать.

Глаза её заблестели. Если сказанное верно, то все, кто делал фотографии раны Яманкан, не смогли отправить их за пределы Концертного зала. Получается, что её выходка сработала лишь на присутствующих. Но выйди они из зала, новость разлетится по всему Университету. А люди любят жертв.

— Тогда дебаты можно считать законченными, — торопливо заговорила Яманкан. — Зрители могут расходиться, чтобы проголосовать на улице.

Крашенинниковой поняла, что это её шанс и вцепилась в него своими немалыми клыками.

— Не думаю, что это будет... правильно, — медленно, но очень отчетливо сказала она, не сводя глаз с подруги.

— То есть? — удивилась ведущая.

— Понимаете, я думаю, что такое решение могут дурно отразиться на итогах выборов.

— И как же, позволь узнать? — хмуро спросила Яманкан.

— Мы все, люди умные и образованные...

Начала Крашенинникова весьма тривиально. Такое вступление и польстит слушателям и поможет избежать жарких споров. Кто захочет перечить, если изначально намекнули, что всё сказанное правильно и любой умный это понимает. Хотя, Яманкан так было не провести. Чтобы победить, она бы не постеснялась выставить себя и дурой.

— ...так что прекрасно знаем, что многократная передача информации плохо сказывается как на информации, так и на реципиенте. Зрители, выходя из зала, будут передавать другим студентам искаженную информацию о дебатах. Их слова будут расходиться с нашими, что недопустимо. Они пропустят всё через призму своих убеждений: кого-то несправедливо оболгали, кто-то повел себя чересчур вызывающе...

Она недвусмысленно посмотрела на Кудрявцева, ожидая его одобрения. И оно не заставило себя ждать.

— Звучит разумно.

— Прекрасно! Ты тоже меня понимаешь!

— Но как вы собираетесь исправить это? — спросила ведущая.

— Давайте проведем ручное голосование среди присутствующих.

— А как же остальные студенты? Те, кто остался в студгородке? — спросила Яманкан.

— Они будут голосовать параллельно. Как и задумывалось — через телефоны.

— Но раз с середины дебатов из зала не было прямой трансляции, то они не смогут проголосовать разумно.

— В любом случае истина пострадает! — пафосно сказал Крашенинникова и обратилась к ведущей. — Зрители знают одно, оставшиеся в студгородке другое. Потом зрители выйдут и неверно истолкуют итоги, смутив остальных. Это просто ужасно! Это приведёт к тому, что ключевой столп демократических выборов, а именно непредвзятость, сможет быть попран... Но у меня есть идея как избежать непоправимого: давайте просто проголосуем!

— Кажется именно к этому я и стремлюсь, — ядовито выдала Яманкан.

— Лина, ты не так поняла. Давай ты, я и Кирилл решим, как провести голосование.

Она вновь посмотрел на Кудрявцева, недвусмысленно предлагая ему её поддержать. Тот хоть и понимал, что уступает им обеим, но первая любовь в его сердце, наверное, оставит не столь сильный след, как злоба Яманкан. Так что он поддержит любую затеи против неё.

— Светлана Игнатьевна, мне кажется, что Настя пытается нарушить правила проведения выборов.

— Кхм... Ну слова Анастасии звучали вполне разумно. Не все за стенами Концертного зала видели ваши дебаты. Так что если мы убережем их от домыслов и неверной информации, то ничего плохого не случиться.

И это всё, что вам нужно знать о верховенстве законов в отдельно взятом государстве.

— Тогда решаем: кто за ручное голосование?

Крашенинникова подняла руку. Следом тоже сделал и Кудрявцев.

— Принято большинством.

Бамс! Я мысленно стукнул по тарелке для ударных.

— Кстати, вы ведь учли, что в предстоящей неразберихе, кто-то может проголосовать дважды и трижды, — Яманкан по-прежнему искала слабые места в её задумке.

— Пятнышко на руке несмываемым маркером избавит от подобного недоразумения.

— Настя, чего ты добиваешься? — с раздражением спросила Яманкан.

— Лишь справедливого голосования. И только. Ты же не против? — она сделала паузу, а потом добавила достаточно громко, чтобы слышали все вокруг. — Мы же договорились играть честно?

Яманкан поджала губы.

— Ладно, будь по-твоему.

— Тогда, через десять минут начинаем: ручное голосование в зале и электронное в студгородке. Я распоряжусь всё подготовить и сделаю объявление для зрителей, — подвела ведущая итог и выскользнула со сцены.

Что-то было не так. Слишком легко Яманкан со всем согласилась. Досадно, что я прежде не интересовался нашей стратегией. Её проигрыш был делом решенным, так что я не видел смысла забивать голову ерундой. Видимо зря. Всё происходящее меня не на шутку тревожило. Выход из строя сети был отнюдь не случайным.

Допустим, это дело рук Яманкан. Но как она могла всё провернуть? Способов два: программный и физический. Как я узнал пару дней назад, Энтин занимался программированием, так что в теории мог отключить сеть удаленно. Но только в теории. Не думаю, что настолько хорош, чтобы взломать написанный 'Иммель' брандмауэр Университета. Да и следов хакеры только в фильмах не оставляют. Так что этот вариант исключен.

Тогда физический. И самое простое решение — перерезать центральный оптоволоконный кабель. Но Яманкан всё время была на виду. Или у неё есть сообщник, о котором я не знаю?

Нет, опять неверно.

Слишком она осторожна, чтобы поручить такое другому. А что если она повредила кабель загодя? На первый взгляд такое невозможно. Но вот было две детали, которые не давали покоя: странные кубики, которые она у себя в квартире высыпала в сумку и исчезновение в служебных помещениях незадолго до дебатов.

В голове стала складываться задумка, которую, будь я металломантом, наверняка бы смог исполнить. Берём кислоту. Заполняем ею сосуд, который она не сможет прожечь. Помешаем сосуд в оболочку из неустойчиво к ней металла. Затем размещаем полученную конструкцию на кабеле и с помощью способности, сжав внутренние стенки, разрушаем сосуд с кислотой. Зная толщину корпуса и скорость расплавления, мы получим примерное время, когда она прожжет корпус и попадет на кабель.

Приблизительную продолжительность дебатов Яманкан знала. А её испуг перед этическим конкурсом был вызван не страхом перед моим выступлением... а просчетом во времени! Но видимом, сильно на планы это не повлияло.

Стоп. Но где она взяла кислоту?

Форма! У неё в квартире были комплекты форм всех кафедр. В том числе и научной, на которой учились простые студенты. Большие очки, распущенные волосы и чужая форма: достаточно, чтобы неузнанной проникнуть в учебные корпуса и украсть из лабораторий кислоту.

Ох... Что-то мне поплохело. Если теория верна хоть на треть, но Яманкан светит тюрьма.

На сцене появилась девушка-ассистент с бумагой и маркерами. Крашенинникова написала имена кандидатов на листках и пронеслась по сцене, раскладывая их вдоль её края. Получились три точки с тремя листками на каждой. Потом рассыпала на каждой ворох маркеров и присела на самой крайней точке, став похожей на Алёнушку с картины Васнецова. Яманкан, до этого ведя себя на удивление меланхолично, заглянула ей через плечо.

— М... Не очень удачно всё сделано. Мне кажется, что будет эффективнее не делать для каждого кандидата отдельную точку голосования. Пусть все три будут универсальными. А то очередь к тебе растянется.

— Скорее, к Кириллу будет короткая, — улыбнулась Крашенинникова.

— Тогда я меняю листки. Ты же не против.

Последовала пауза.

— Ну что ты! Я за честные выборы.

Я всё больше стал ощущать какую-то странную логику происходящего. Почему Крашенинникова продолжает этот фарс? Она не видит, что Яманкан что-то пытается провернуть? Да, трюк с жертвой вывел её из себя, но не настолько же, чтобы она в упор не видела намека на ловушку. Идею с ручным голосованием предложила она сама, вот только сделала это почти сразу. Мниться мне, что не приди ей в голову такая идея, Яманкан была сама стала на этом настаивать.

К ведущей подошёл один из техников и стал что-то объяснять. Женщина периодически кивала и что-то уточняла. Почти сразу к ним присоединился мужчина в форме фельдъегеря. У него что-то спросили, но он лишь пожал плечами и покачал ладонью из стороны в сторону, будто не мог дать однозначного ответа.

Листки на точках уже поменяли.

— Можно быстрее? — раздался выкрик из зала, за которым последовало одобрительное гудение.

Ведущая закончила разговор и позвала кандидатов. Последовала короткая беседа, после которой Яманкан вернулась к нам.

— На каждой точке голосования должен присутствовать представитель другой команды. Майя, ты иди к Насте. Натан, ты к Кудрявцеву, — она перевела взгляд на меня. — Ну а ты... со мной.

И откуда трагические интонации?

— Не стоит себя неволить. Отдайся чувствам и проигнорируй меня.

— Мы в ответе за тех, кого приручили.

— С прискорбием сообщаю, что приручение хомяков — твой предел.

Рутинный обмен любезностями закончился, и мы пошли к краю сцены. Нас уже ждали: казначей Крашенинниковой и секретарь Кудрявцева, что затирала про 'непротивление злу насилием'.

Я склонился над листами для голосования. Вверху каждого было имя и фамилия. Вот только самый крупный шрифт был у Крашенинниковой. Яманкан поджала губы и, присев на корточки, выделила своё имя подчеркиванием. Ну что за ребячество? Сейчас эта парочка походила на детей, которые, соревнуясь чей нарисованный корабль сильнее, рисуют дополнительные орудийные башни поверх друг друга.

— Развлекаешься?

— Уравниваю шансы.

— Тогда надень купальник и устрой раздачу бесплатных напитков.

— Торговать телом? Так низко я ещё не пала.

— Хоть и достаточно, чтобы торговать совестью.

Яманкан зыркнула в мою сторону, но я остался невозмутим, как истуканы острова Пасхи.

— Что ты задумала?

— Ничего... Все козыри я уже разыграла.

— И какой из них был последним? — я не купился на расплывчатый ответ.

Она провела сутки в плену и пару часов назад чуть не лишилась жизни. Тем не менее, она во что бы то ни стало хотела здесь оказаться. Не стала бы она так себя изматывать лишь ради шанса на победу. Я уже не сомневался, что это она вывела из строя интернет. У неё был какой-то план... и судя по её расслабленному состоянию — он работал.

— Кстати, ты ведь ещё не голосовал, — сказал Яманкан, проигнорировав вопрос.

Я улыбнулся и взял ручку. Подтянув листок с именем Яманкан, я несколько секунд раздумывал, а затем резким движение поставил галочку на листке Кудрявцева.

— Хороший выбор.

— Нет... Просто остальные ещё хуже.

Кудрявцев мне не понравился: красивый, спортивный, популярный — я искренне и незамутненно испытывал к нему неприязнь. Но другие кандидаты отталкивали ещё сильнее. Демократия в миниатюре.

К нам стали подходить первые голосующие. Они ставили галочки, получали отметку на руки и освобождали места для других. Я думал, что всё затянется, но скорость была на удивление высокой. Проголосовала уже четверть, прежде чем я удосужился бросить взгляд на листки.

Меня прошиб холодный пот.

Весь замысел Яманкан, от начала до конца, со всеми хитростями, увёртками и обманками, стал кристально ясен. И самое главное — я понял, как облажалась Крашенинникова. Всё происходящее было на руку отнюдь не ей. Если ничего не предпринять, то Яманкан сможет и победить. Я стал высматривать Нору, но она куда-то пропала. Как не вовремя! Но что тогда делать? Попытаться отыскать её? Или обратиться к ведущей? Нет, так нельзя. Я не знал, в курсе ли она заговора, а выяснять полунамеками будет долго.

Может попытаться что-то предпринять самому? Ну уж нет — марать руки ради других я не намерен. Значит, нужен тот, кто готов это будет сделать из собственных интересов.

Я медленно зашёл за спину Яманкан. Студенты изредка желали ей успеха, кто-то задавал вопросы, а кто-то просто хотел потрепаться языком. Так что сейчас ей было не до меня. Убедившись, что на меня никто не смотрит, я пошел к команде Крашенинниковой. Сама она тоже с кем-то разговаривала. Если я её уведу, то это заметит Майская. Я выцепил взглядом заместительницу, знакомую ещё по кафе и, приблизившись к ней, на ходу шепнул:

— Скажи Крашенинниковой, что мне срочно нужно с ней поговорить.

Судя по скривившемуся лицу, она меня запомнила хорошо и потому восприняла плохо. Однако прежде, чем она начала демонстрировать характер, спрашивая 'Почему она должна это делать?', я уже шмыгнул со сцены. За кулисами никого не было, но я всё равно отошел в угол, куда падало мало света. Прошло несколько минут. Неужели она меня проигнорировала?

Поправляя волосы, из-за угла вышла Крашенинникова. Я махнул рукой, привлекая её внимание.

— Извини, но место заместителя уже занято, — равнодушно бросила она.

— Заместителя при ком? При тебе или при президенте?

— Тебя Лина послала отвлекать меня?

В её социальной иерархии я занимал место 'А кто это?' и она даже не старалась это скрыть. Трудно будет убедить человека, который не воспринимает тебя всерьез. Сколь бы правильные вещи ты не говорил — всё равно наткнешься на стену из равнодушия.

— Нет. Она не знает, что я здесь.

На её лице, наконец, появилось любопытство.

— Преинтересно...

Что за странная привычка добавлять к словам 'пре'? Знаешь, про себя я стану называть тебя Прелесть!

— Что она тебе пообещала взамен на пост президента?

Я знал, что сговора не было, но нужно было привлечь её внимание ещё сильнее.

— Что за ерунду ты говоришь?

— Ерунду? Но ведь ручное голосование выгодно лишь ей.

— Такой способ ничуть не хуже телефонов.

При этих словах, она достала свой, но в углу экрана по-прежнему висел значок отсутствия сети.

— Ты за деревьями не видишь леса. После того, как она выставила себя жертвой, разница в голосах между вами испарилась... Она сейчас лидирует? Верно?

— Она лидирует... здесь. А здесь нет и половины всех студентов.

— Верно. Но в отличии от тех, кто остался в студгородке, присутствующие знают итоги выборов. Достаточно взглянуть на листки и сравнить количество галочек. Когда они выйдут из здания, то будут писать в чатах о том, как красотка демонстрировала зрителям свои изувеченные смердами ноги и что она лидирует. Ты думаешь, что к тому времени все в студгородке проголосуют, но смотри на вещи здраво — сейчас уже полдвенадцатого! Жаворонки спят, а совы шатаются по клубам. После того, как на телефоны пришло уведомление с просьбой проголосовать, никто сразу не ринулся этого делать. Многие из интереса ждут новостей с дебатов. Когда до них дойдут слухи о её победе, тебя либо проигнорируют, либо, следуя общему настроению, проголосуют за неё. Люди ведь аутсайдеров не любят. Так что в итоге разница в голосах станет несущественной.

Пока я говорил, Крашенинникова меня не перебивала, но её брови сходились всё ближе и ближе.

— Её рук дело? — она потрясла телефоном.

— Допускаю.

— Тогда...

— Отстранят, если докажут, — я её перебил.

Крашенинникова на секунду задумалась.

— Почему ты мне помогаешь? — наконец, спросила она.

— Не стану отвечать.

— Как я тогда могу тебе доверять?

Эй! Единственный, кто имеет право такое спрашивать — я!

'Почему ты мне помогаешь?'. Такой невинный вопрос... Только его можно перефразировать: 'Почему ты её предаёшь?'. Но она так не сказала, ведь тогда появится негативная окраска. Это может оттолкнуть человека, заставив его устыдиться, испугаться или ответить агрессией, чтобы заглушить чувство вины. Крашенинникова ничуть не уступает своей подруге в хитрости. Мне стоит быть предельно осторожным и особо не болтать.

— Никак. Сама решай: верить или нет. Пока!

Я развернулся к ней спиной и пошел к двери, над которой горела вывеска 'Выход'. Делать на сцене уже было нечего, и я решил дождаться окончания в более тихом месте — то есть там, где нет людей. Уже выходя, я увидел Крашенинникову, которая бежала к местам для голосований. Надеюсь, тебе хватит находчивости все исправить.

Мягко прикрыв за собой дверь, я понял, что оказался в длинном коридоре, идущем вдоль всего здания. И к вящей радости — в полном одиночестве. В самом конце, возле горшков с декоративными пальма, стоял торговый автомат. Телефона у меня не было, но на это случай на нем был сканер отпечатков. Вознося молитву интернету вещей, я выбрал вишневый сок и приложил палец к датчику.

Глотая кисло-сладкий напиток и прикладывая холодную банку к шее, чтобы сбить горячку из-за событий последних часов, я приблизился к окну. Толстенную трехслойное стекло только сейчас навело на мысль, что такое в студгородке — норма. От прямого попадания ракеты оно не защитит, но от взрыва рядом — наверняка. Университет не просто так был построен на этом месте. В случае нападения на город, наверное, в каждом здании был спуск в туннели военной базы, над которой он был возведен. Предусмотрительно. Только вот на плановых осмотрах видимо сэкономили, раз там умудрилось свить шпионское гнездо.

Вдалеке была видна площадь перед Ратушей, а по ведущей к ней улице растянулся поток людей, покидающих Концертный зал. Голосование подходило к концу. Минут через десять можно будет возвращаться.

Я вновь приложил почти опустевшую банку к шее. В моих руках она уже нагрелась, но даже крупицы прохлады, что в ней остались, давали облегчение.

Наконец улица почти опустела. Значит, выборы подошли к концу. Стоило возвращаться, но я так устал морально и физически, что просто не хватало сил сдвинуться с места. Мне бы такой живости и целеустремленности, как у Яманкан с Крашенинниковой. Они настолько отдались своим желаниям, что те служат им не хуже допинга. Я, как человек, который никогда ничего не хотел и не к чему не стремился, им даже немного завидовал. Сам я не раз пытался чего возжелать... только вот не получалось. Источник желания, как ни странно, всегда исходит из вне. Просто он либо трогает что-то в твоей душе, либо проходит мимо незамеченным.

Может причина в самовоздвигнутой социальной изоляции с целью вести энергосберегающий образ жизни? Тогда не следует ли прислушаться к Норе и попытаться что-то изменить?

Да нет, бред какой-то!

Я собрал волю в кулак. Допив остатки сока, бросил банку в урну, поправил одежду и волосы, пытаясь принять облик почти нормального человека, и пошёл обратно.

Зал уже почти опустел. На местах остались лишь единицы, которые что-то обсуждали с соседями или игрались с телефонами — видимо, сеть удалось поднять. Оставшиеся же — десятка два — поднялись на сцену, образовав кольцо вокруг победителя. Вокруг них вертелся Обресков с камерой, на плече которого висел мой кофр. А ты что тут забыл? Живо вали домой, как и договаривались! Меланхолично, прикрывая ладонью зевоту, я пошел к нему. Нужно прогнать этого недожурналиста как можно быстрее, а потом, предварительно выразив соболезнования Яманкан, найти Нору...

Я замер как вкопанный. На висящих по углам сцены экранах отображались итоги голосования:

Паулина Яманкан — 468

Анастасия Крашенинникова — 441

Кирилл Кудрявцев — 283

Что происходит? Как? Почему?

Я наконец понял, что все столпились именно вокруг Яманкан. Ей жали руку, обнимали и желали успехов. В толпе я заметил и Крашенинникову. Она стояла возле Яманкан с таким лицом, словно чужая победа — её заслуга. Могу тобой восхититься — держать удар ты умеешь. Наши глаза встретились, и я презрительно фыркнул.

Многие считают, что быть одиночкой, значит не иметь поддержки. Это верно. Но когда у тебя нет друзей, у тебя нет и иллюзий! Ты точно знаешь, что тебе никто не поможет, и от того приходиться полагаться лишь на себя. Однако и переложить провал на других нельзя.

Подписчики пацанских пабликов и гламурные цыпочки, что делают репосты за бесплатные суши, любят постить в соцсетях статуса вроде: 'Так неприятно, когда ты понимаешь, что твой друг никогда им не был'. И обязательно с точкой в конце и без смайлика — иначе не поймут, что у тебя горе. Их даже начинают жалеть... вместо того, чтобы сказать правду: хватит строчить всякую чушь, клянча жалость к себе! Я такого никогда не совершал и не совершу. Но тем не менее, я понадеялся на других... Как оказалось — зря.

Продолжая с отчаянием смотреть на результаты, я не сразу понял, что кто-то подхватил меня под руку и с силой поволок со сцены. Широко улыбаясь, на меня с любовью смотрела Нора. Уже это заставило меня начать упираться.

— Куда вы меня ведете?

— А какая разница? Главное не куда ты идешь, а с кем! — назидательно сказала она. — Да и когда ты ещё получишь удовольствие от того, что тебя сопровождает столь красивая женщина как я?

Что-то я не чувствую никакого удовольствия. Лишь тревогу. Или эти чувства похожи? Первого в моей жизни было не сказать, что много, так что невольно мог и спутать.

Миновав карман, мы вошли в узкий коридор, что шел параллельно зрительному залу. Но не успев пройти и десяти метров, Нора развернулась и, с несвойственной женщиной силой, впечатала меня в стену. Я мгновенно попытался рвануть в сторону, но она уперлась обеими руками о стену, перекрыв пути отхода. Лицо Норы оказалось совсем рядом, и меня окутал аромат её духов. Сцена донельзя пикантная... если не смотреть ни на ладони, сжатые в кулаки, ни на лицо, подернутое злобой.

— Задам тебе только один вопрос...

Его окончание было ясно, как небо после летней грозы, и я сэкономил Норе время.

— Я ей не говорил.

— Так откуда она узнала?

— Она не знала... Уверен. Она применила такой трюк по другой причине.

— Какой?

Стараясь говорить быстро, кратко и ёмко, я пересказал замысел Яманкан: разницу в голосах она бы не смогла преодолеть даже эпатажной выходкой, так что пришлось применить хитрость — убедить избирателей, что её победа дело решенное. Для этого она повредила роутеры в здании, чтобы голосовавшие в здании видели результаты, убеждаясь в её победе и рассказывая об этом другим.

Но мои слова на Нору действовали плохо — смотрела она по-прежнему недобро. Почему она винит меня? Когда началась заваруха в зале, нужно было подстраховаться! Или это и есть жизненное кредо начальства — ответственность за ошибки всегда перекладывать на подчинённых? Тогда у меня ещё больше причин не хотеть работать.

— Хорошо. Допустим, я тебе поверю... Но только 'допустим'! Что станешь делать дальше?

— Эм... ничего. А я что-то должен сделать?

— Например, взять самоотвод из студсовета.

— Зачем?

— Зачем? Зачем?! Затем!

От моего ответа словарный запас Норы оказался временно ограничен, и она постаралась передать смысл через эмоции. Но я лишь продолжал хлопать глазами, и она чуть успокоилась.

— Я не хочу, чтобы ты примелькался. Чем больше людей тебя знает, тем больше шанс, что кто-то заметит, что я с тобой говорю подозрительно часто.

— Но если я буду в студсовете, то наше общение не будет казаться чем-то необычным.

— Такое чувство, что ты хочешь остаться... — проницательно заметила Нора.

— Не то чтобы...

— О боже... Только не надо говорить, что ты втрескался?!

Что за глупость?! Я не из тех, кто с головой ныряет в омут любви, а потом, гребя руками изо всех сил, старается всплыть, ведь там темно, давит со всех сторон и невозможно спокойно вздохнуть. Но истинную причину своего желания я Норе сказать не мог.

— Нет конечно... просто... Ну не знаю. Может это шанс изменить что-то в жизни?

Я тяжело вздохнул и посмотрел куда-то в пустоту. Никогда прежде в себе не замечал такого актерского мастерства.

— Ты ведь понимаешь, что изменить свою жизнь можно только изменив себя? Как говорится: ты можешь начать жизнь с чистого листа, но почерк всё равно останется прежним. Так что пост в студсовете ничего не решит.

— Но я нужен вам там.

Больше ничего не оставалось. Сколько бы я не оттягивал неизбежное, рано или поздно оно наступит. Так лучше уж по моей воле.

— Зачем?

— Ради безопасности Университета.

— Чё? — манера удивляться у Норы была очень милой, и я не переставал ей умиляться.

— Хотите знать, куда пропала Вельская?

Глава 12. У этой победы вкус, как у моей жизни

Следователей было двое. Пару раз к ним присоединялся ещё один мужчина, но спрашивал он исключительно о кладенце. Чего не скажешь о других, ибо им было интересно буквально всё. Если первый час допроса прошел под мой монотонный рассказ о событиях последних часов, то дальше я лишь отвечал на непрекращающийся поток вопросов. Сперва у меня уточняли незначительные детали, то дальше вопросы становились всё более каверзными и провокационными: почему я не заявил о похищении, о чём разговаривал с похитителями, как выбрался из камеры. На каждый у меня уже был заготовлен ответ, но следователи не унимались.

Больше всего их интересовало желание спасти Яманкан в одиночку. Моя ложь строилась на том, что я считал, что в студгородке все под подозрением и подними я шум, то меня постарались бы заткнуть. Сутки назад такой ответ сошёл бы за неумелое вранье, но теперь всё поменялось — мои слова перестали звучать как параноидный бред. Остальные темы их интересовали значительно меньше. Как и Яманкан, они сразу обратили внимание на то, что я смог так точно выйти из запутанных коридоров базы к выходу, но за то время, что шли дебаты, я смог придумать правдоподобный ответ: оглушили меня слабо и даже с мешком на голове я смог запомнить маршрут. Звучало это весьма неправдоподобно — ну не походил я на обученного оперативника, чтобы быть способным на такое. Но я продолжал держаться своей версии.

Только мне не верили. Хоть и не могли доказать, что я вру. Следователям только и оставалось, что пытаться подловить меня на лжи, придираясь к любой мелочи. Пару раз они даже хотели вывести меня из себя, но тщетно. Весь седьмой класс я провел под непрекращающиеся шуточки одноклассников, давших мне за мой 'лучезарный' взгляд прозвище 'Мертвечина'. Если школа готовит ко взрослой жизни, то неудивительно, что я приобрел стрессоустойчивость для допросов.

Но главным камнем преткновения стал кладенец, ибо я отказался его отдавать, пока меня не заверят в отсутствии претензий к моей персоне. Оба следователя тут же согласились, но как только я попросил документальные подтверждение, сделка сразу забуксовала. Они не хотели так легко меня отпускать и продолжили допрашивать. Хотя с этого момента беседа уже перестала быть столь же располагающей, как прежде — мне стали угрожать тюрьмой за помощь Вельской.

Как мне услужливо сообщили, она села на маглев до Минеральных Вод, но сошла с него через десять минут после отправления. Причём сошла в прямом смысле слова. На скорости в триста километров в час вышибла дверь вагона, а потом преспокойно соскочила на землю. Некоторые киноманты могут как передавать кинетическую энергию, так и рассеивать лишнюю. Никаких переломанных ног, лишь испачканные в пыли туфли... Наверное. Как я понял, камеры были только в тамбуре, так что никто не знал, что стало с девушкой после того, как она покинула поезд.

Но на все угрозы я лишь кивал, время от времени вслух соглашаясь с правдоподобности их угроз.

Я не знал сколько было времени, когда один из мужчин, вышедшей ранее на минуту, вернулся с известиями, что кладенец найден. На лице второго появилось победное выражение. И я даже ему подыграл, поскольку догадался, что его у них в действительности нет. Спустя пол часа через висящий на стене телефон им услужливо сообщили, что обыск в квартире Обрескова ничего не дал. Я подумал, что сейчас они начнут кошмарить ещё сильнее, но допрос неожиданно закончился, и оба следователя вышли, оставив меня одного. Минут десять я отчаянно боролся с накатывающей сонливостью, а потом просто завалился на стол и вмиг провалился в тревожный дрему.

Проснулся я от грубого удара по ножке стула. Разлепив глаза, я увидел Нору, которая с прохладцей взирала на меня.

— Пошли.

На затекших ногах я выбрался из изокуба. В атриуме Ратуше никого не было, а в воздухе стояла тишина. Нора вывела меня из зала и повела к служебной лестнице. Мы поднялись на второй этаж, затем на третий, но вместо того, чтобы свернуть к её кабинету, продолжили подъём. Выйдя на четвертом, мы миновали коридор и уперлись в невзрачную дверь. Женщина достала из пространственного кармана ключ-карту, схожую с теми, что висели на невидимке, и, махнув её возле замка, прошла в дверь. Мы оказались в треугольной комнате без окон, где не было ничего, кроме винтовой лестницы. Задрав голову, я увидел уходящие ввысь стены, вдоль которых располагались роботизированные фермы, в креплениях которых спали полицейские дроны, что иногда летали над городом.

Так вот как изнутри выглядит часовая башня Ратуши!

Нора уже миновала пару пролетов, но увидев, что я продолжаю стоять на месте, пялясь на окружение, хмуро крикнула:

— Не отставай!

Накручивая круги, я поднялся вслед за Норой на самый верх. Никакого часового механизма тут не было и в помине. Только огромные окна с небольшими электромоторами в центре, к которым с другой стороны крепились стрелки. На маленькой площадке, напоминающей комнату смотрителя маяка, был небольшой стол со старой лампой, квадратный монитор, которому был уже не один десяток лет и пара серверных шкафов, для управления беспилотниками и хранениями записей с их камер.

С улицы циферблаты казались непрозрачными, но теперь я понял, что через них была видна вся долина: горные хребты, сжавшие студгородок в клещи; красные черепичные крыши учебных корпусов; парк и виднеющиеся за ним крыши общежитий; серебристая лента реки, что, петляя, терялась вдали. Судя по положению стрелок, сейчас было уже девять утра. Получается, я почти сутки на ногах. Даже для такого ветерана ночных бдений, как я — перебор.

Нора прислонилась спиной к стеклу.

— Можешь радоваться — тебе ничего не сделают.

— А хотели?

— Ты и Паулина позволили Вельской сбежать. Это, знаешь ли, не пустяк.

— У нас были причины так поступить...

— Я уже слышала все аргументы от Паулины, — Нора подняла руку останавливая меня. — Попытка ареста столь сильного киноманта в людном месте могла обернуться кровавой бойней... бла-бла-бла... Но это уже не важно... Где кладенец?

— Точно мне ничего не сделают?

— Мы и так его найдем рано или поздно. Ради того, чтобы сократить время поиска на пару часов, тебя бы выпускать не стали.

Звучало вполне логично.

— Он у соседки Яманкан по общежитию... Её, кажется, Кира зовут.

Я знал, что как только расскажу о кладенце, его начнут искать. На камерах в концертном зале было видно, как я вхожу с кофром, который подходил формой и размером. Разумеется, следователи тут же принялись обыскивать здание, но ничего не нашли. Это отняло у них лишние пару часов. Потом они догадались проверить записи с покидающими здание студентами. На них и нашелся искомый кофр в руках Обрескова. Только и он был пуст — недожурналист по условиям сделки должен был забрать лишь чехол от платья. А сам кладенец, накрыв блейзером, вынесла из здания Кира. Последняя часть плана была самой сложной, ведь она могла отказаться, но видимо Обресков попрал основы человеческой гордости и согласился что-то для неё исполнить. Вообще, Киру бы нашли в любом случает. Отсрочка была всего в лишнем часе-двух... но этого хватило. Следователям надоело бегать в мыле по студгородку, и они пожаловались Норе, которая взяла всё в свои руки.

Что не говори — без связей никуда.

Нора быстро накидала сообщение на своем телефоне и убрала его в карман. Обычный, а не пространственный, где хранила остальные вещи — связь в нем не работала.

— Что это за кладенец? — спросил я.

— Кодовое название 'Буравчик'. Был закреплён за фельдъегерем по имени Игорь Стрелицын. Вместе со своей группой он погиб полгода назад в операции на Дальнем Востоке. Убийц так и не нашли, но это были не делинквенты — целью изначально был кладенец, поскольку пропал только он, а встроенный маячок был сразу отключен.

— Получается, что операцию планировали уже давно?

— Верно. И обеспечивали группу всем необходимым. И поэтому у меня вопрос: есть что-то такое, о чем ты хочешь мне рассказать?

— О чём вы?

— Мне кажется, что ты что-то скрыл от следователей. Верно?

— Допустим... да, — после долгой паузы выдал я.

— Это связано с твоим побегом? — как и следователи, она не купилась на историю про идеальный внутренний компас.

Я кивнул и начал рассказывать о невидимке, стараясь не упустить ни детали. Особо сильно я напирал на ту часть, которая заставляла подозревать кого-то в руководстве ФСС. Но и про истинную цель — найти редкого эспера, тоже упомянул. Нора слушала молча, не перебивала и даже не задавали уточняющих вопросов. Лишь кивала и, то и дело, задумчиво смотрела на долину.

— Полагаешь, что в ФФС скрывается предатель?

— Невидимку умудрились провести через пограничный контроль на вокзале. Что ещё остаётся думать?

— Поэтому ты и не рассказал о ней на допросе? Опасался, что этот неизвестный узнает о её помощи вам?

Я кивнул.

— С моим невезением этим неизвестным мог оказаться даже следователь, что меня допрашивал. По крайней мере, по параметрам подходит: пост не низкий, но и не высокий.

— А почему ты считаешь, что фельдъегерь с высоким доступом не может быть предателем?

— Но тогда в этом нет смысла. Невидимка же сказала, что целью всей операции был поиск одного конкретного эспера. Кто-то вашего уровня уже бы знал кто он.

Нора улыбнулась уголками рта.

— Думаешь?

— А разве вы не имеете доступа к личным делам студентов?

— Имею... Только вот самой главной информации — о типе способности — в них нет. Скажу больше, я, как член Руки, даже не имею доступа к подобным сведениям.

— Но если кто-то из студентов...

— Тогда я должна буду применить все свои таланты, чтобы максимально быстро определить характер его способности и применить контрмеры, — не дала она мне закончить. — Однако, лазейка, которая облегчила бы работу, есть. Зная имя студента-делинквента, я могу отправить его в московский штаб, откуда мне вышлют название способности. Только вот поток таким запросов тщательно контролируется. Я не могу отправить больше трех в сутки, а после каждого требуют писать подробный рапорт: когда, почему и зачем.

Получается, что студенты направо и налево треплются о своих способностях, а обычным фельдъегерям приходится проходить бюрократическую волокиту?

— Да и этот способ не помог бы найти нужного эспера, — продолжила Нора. — Видишь ли, если его способность подпадает под особую категорию, то его личное дело — фальшивое. Получи предатель к нему доступ, он бы и не узнал, что это и есть нужный человек.

Но если так, то в студгородке все под подозрением. Даже... Нора!

Я вдруг понял, что мы здесь сейчас совершенно одни. Никто не видел, как я покидал изокуб вместе с ней. По пути нам никто не повстречался. А здесь сейчас нет ни единой камеры.

— Полагаю, что можно подытожить нашу беседу: ты знаешь о невидимке, предателе в рядах ФСС и истинной цели Вельской...

Интонации Норы вдруг стали весьма несвойственными ей.

— Чудо, что даже это удалось узнать.

— Ты узнал достаточно. И ты правильно поступил, что решил довериться лишь мне... Даже жалко, что так всё обернулось.

— Как 'так'?

— Трагично.

Да что с ней не так? Этот странный спектакль затянулся. Не на полном же серьёзе она это говорит?

— Бедный наивный мальчик... Ты смог спастись благодаря смекалке. Но какой бы хорошей она не была, она не заменит недостаток информации. Ты думал, что я точно не причастна, а оказалось, что под подозрением то все! — Нора отлипла от окна и, разминая пальцы, как пианист перед концертом, стала приближаться ко мне. — Позволь мне дать тебе один жизненный совет: в этом мире единственный, кому ты можешь доверять — это ты сам!

— Только не при раздвоении личности...

Мой голос больше походил на предсмертный хрип. Во рту стало так сухо, что язык едва ворочался. Всё, что сейчас говорила Нора, звучало как прощание.

Нет! Быть не может, что это она... Но ведь она с самого начала действовала против Яманкан. Нора сказала, что это ради меня, но может наоборот? Требовался повод, чтобы избавиться от Яманкан и он удачно подвернулся в моём лице.

— Аха-ха! Умеешь ты пошутить... — рассмеялась женщина и посмотрела в окно-циферблат.

Перед мостом через реку, возле одного из лабиринтов, стоял бронеавтомобиль 'Тайфун' с гербом ФСБ. Возле него прохаживалось несколько спецназовцев. Между входом и машиной сновали фельдъегери, таскающие какие-то ящики.

— Тут так высоко... и одиноко. Юный эспер с неоднозначным прошлым... только что с допроса. Такой легко мог не выдержать стресса и напасть на того, кто считал его другом.

Ждать больше было нельзя.

Глубокий вдох и я активировал способность. От лестницы меня и Нору отделяло равное расстояние. Так что она точно успеет меня перехватить. Единственный выход — перемахнуть через перила и спрыгнуть вниз. Лестница как раз делал там изгиб, и я попадал прямо на неё. Только вот высота была приличной — метра три. Но попытаться стоило. В крайнем случае, я умру с пулями в спине, а не с порезами от выбитого мной циферблата. Пусть ей будет труднее придумывать правдоподобную версию!

Медленно я стал пятиться назад. Способность уже вовсю работал, и я стал ощущать её давящее чувство.

— Аха-ха! — Нора прикрыла рот ладонью и стала издавать звуки, напоминающие помесь смеха робкой гимназистки и серийного убийцы, разделывающего в подворотне портовую проститутку. — Ой не могу! Прекрати! Я не выдержу! Ох, какой же ты долбоклюй! Ты и Паулина... Вечно творите какой-то цирк, от которого у меня живот сводит! Ох... столько смеяться нельзя! Два дебила — это сила. Два умника — это два дебила в квадрате! Аха-ха!

Она меня провела! С начала беседы я чувствовал, что она на меня злилась, но никак не могла решить, как поступить. Но слова о предателе тут же родили в её голове идею злой шутки. Даже не знаю, что меня расстроило больше: то, что испугался — весьма благоразумно, к слову; или то, что не смог раскусить откровенный розыгрыш.

Нора все сильнее заливалась смехом. Отойдя, она оперлась о кирпичную стену и, хватая ртом воздух, стала стучать себя по животу, пытаясь унять колики. Ей и впрямь было весело. Чего не скажешь обо мне.

— Ты... вправду... подумал... что я тебя... выкину... в окно?! — из-за смеха каждое слово давалось ей с трудом.

Неужели мои намерения было так легко понять? Или всё было написано на лице? Нет. У меня всегда унылое выражение дохлой рыбы, и по нему не всегда можно что-то понять. Значит предсказал такой исход из опыта?

Наконец она успокоилась.

— Кстати, я забыла спросить: ты узнал, кем были похитители Паулины? — она попыталась говорить серьёзно, но улыбка по-прежнему не сходила с её лица.

Ну что за скверный характер!

— Как быстро вы сменили тему, — вопреки желанию выглядеть достойно, я не удержался и пожаловался.

Да и мой характер ничуть не лучше.

— Не дуйся! Было же весело?!

— Ага... Как при нашей первой встрече, — моим пессимизмом можно было заполнить лунный кратер.

— Ох... какой проблемный юноша, — удрученно сказала проблемная женщина. — Ладно, так ты узнал, на кого работала Вельская?

— Нет. Даже без единого намека. Но мне кажется, что вы сами уже это знаете? За девять часов вы много выяснили. Кстати, хоть кто-нибудь уже арестован?

— Извини, но я не могу делиться с тобой информацией о ходе расследования. Сам понимаешь, — она сделала долгую паузу, а потом, чуть тихо, спросила, глядя мне прямо в глаза. — Ты когда-нибудь слышал об ИМОС?

— Что это?

— Аббревиатура от Института международных отношений и социологии.

— Звучит как название фиктивной конторы для отмывания денег.

— Тут ты ошибаешься — они вполне реальны. Но вот к образованию они отношения точно не имеют. Это частная разведка со штаб-квартирой в ЮАР.

— Частная разведка? Хм... а такие есть? О частным военных компания я слышал, но чтобы разведка...

— Бывают. Хоть их и меньше. Как правило, подобные компании выполняют субподряды для госагентств: анализ данных, прогнозирование вероятных конфликтов, независимый аудит сторонних проектов. Иными словами, всё то, что не требует затрат, но служит прекрасным средством для освоения государственного бюджета. Но ИМОС от них отличается. Они действительно занимаются разведкой как таковой: сбор данных, агенты влияния и вербовка информаторов, промышленный шпионажи... В основном действуют в Африке, реже в Южной Америке. В других частях света у них уже есть конкуренты и они туда не суются.

— Зачем вы мне это всё рассказываете?

— Пару месяцев назад, в рамках межведомственного обмена, от СВР поступили сведения, что ИМОС, якобы, собирается провести в стране операцию. Из-за отсутствия доказательств информацию посчитали сомнительной, и никто ей значения не придал. Теперь же есть основания полагать, что за всем стоят именно они.

Я довольно ухмыльнулся, поскольку нашел в словах Норы слабое место.

— Не сходится, Элеонора Валерьевна. Если для них работа в России в нову, то они никогда бы не смогли отыскать для задания неучтенного эспера-невидимку в сибирской глуши.

— А почему ты решил, что её нашли ИМОС?

Я опешил.

— Э... ну а как же...

— Об Аукционе, ты тоже, полагаю, никогда не слышал?

Почему каждая встреча с Норой сводится к лекции? Будто она меня натаскивает, готовя к чему-то.

— Не слышал.

— Эта... кхм... группа людей занимается продажей и похищением эсперов. Работорговцы — если говорить прямо. Их пытаются ликвидировать уже много лет, но без толку. Они осторожны, хорошо организованы и не стеснены в средствах. По слухам, на Аукционе некоторых эсперов продают за сотни миллионов рублей. Полагаю, что ИМОС именно у них приобрел информацию о невидимке.

— Они так богаты?

— Они — нет. А вот их клиент, скорее всего, имеет неограниченный бюджет.

— Хотите сказать...

— Да. Подобные им никогда бы не стали участвовать в столь опасной и рискованной миссии на незнакомой территории без технической и финансовой поддержки другой страны.

— И что это за страна?

— В том-то и смысл использования ИМОС — это должно остаться в секрете. В случае разоблачения сотрудников государственной разведки, обменом нот протеста дело бы не ограничилось. Убийство, терроризм, саботаж — это прямая агрессия против суверенного государства... Войны часто начинали и из-за меньшего. Но вот если раскроют непонятную компанию с другого конца света — удар будет нанести не по кому.

— Как-то это всё сложно... А мне точно можно это всё знать?

— Я с тобой особо секретной информацией не делюсь, — сказала Нора так, словно бывает документы с грифом 'Секретно, но не слишком'. — Пока это лишь теории и домыслы. Да и ты, надеюсь, понимаешь, что это исключительно наша дружеская беседа.

— Можно убрать слово 'дружеская'? Мне не нравится дружба, при которой меня бьют.

— Это насилие во благо!

— Да вы лицемерка...

Хруст пальцев.

— ...пусть и с чистым и благородным сердцем!

— Да-да! Я такая! — Нора аж зарделась и приложила ладони к щекам, будто намереваясь скрыть краску на лице.

— Значит, вы поможете невидимке? — я посчитал, что сейчас самый подходящий момент для подобного вопроса.

— Я постараюсь найти способ снять браслет... хоть это и будет непросто. Подобные устройства, своего рода, технологическое совершенство. В них столько внутренних механизмов противодействия взлому и разрушению, что и представить трудно.

— А её... кхм... поступок?

— Если у неё и вправду не было выбора — то обвинения в терроризме не будет. Мы быстро подведём её под сороковую статью Уголовного кодекса, — блеснула Нора знанием юриспруденции, а потом, стерев слезы слез тыльной стороной ладони, вытащила из-за спины небольшую коробочку. Она вообще никогда прямо не демонстрировала работу способности, предпочитая ей эпатажные выходки: вытряхнуть из кошелька утыканную гвоздями бейсбольную биту или достать из облегающих брюк мотоциклетную цепь.

— Это твой телефон взамен отобранного, — она кинула мне коробку.

Поймав её на автомате, я увидел, что на картонном корпусе эмбоссером было выбито моё имя.

— Спасибо.

— Только прежнего доступа я тебе не верну.

— Вы ещё злитесь?

— Конечно. Не сказать, что твой поступок меня удивил, но то, что ты не обратился сразу ко мне, заставило сомневаться в твоей сообразительности. Кстати, почему ты этого не сделал?

Вот мы и пришли к главному. В студгородке был только один человек, который мог раскусить мою ложь — Нора.

— Я решил, что это... ваших рук дело!

— Без ножа режешь...

— Но это правда. Вы ведь и правда не хотели, чтобы Яманкан стала президентом студсовета. Я слышал вашу беседу в учебном корпусе. Она чем-то вам сильно насолила, раз вы так старались её оставить на кафедре контаминации. Хоть и говорили, что делаете это ради меня.

— Паулина... — она замолчала. — Яманкан имеет три качества, которые делают её опасной для себя и для окружающих: целеустремленность, перекошенное чувство справедливости и сильную способность эспера. Я делала это ради неё.

Что-то её образ совсем не вяжется со вторым пунктом. Эгоцентриком справедливость чужда.

— Значит и инсценировать похищение могли. Простите, Элеонора Валерьевна, но ваша репутация говорит сама за себя.

Мелькнула мысль приписать ей и Голодомор с Монгольским Игом, но я передумал. Переигрывать с недоверием не стоило. Начну закручивать гайки, только если она не поверит.

— Никак не могу тебя понять: то ли ты поехавший на всю голову параноик; то ли полный идиот, одержимый желанием получить поцелуй от спасенной девы.

— Может быть что-то посередине? Как-то оба варианта звучат паршиво.

Нора усмехнулась.

— Ну-ну... — с какими-то странными интонациями сказала она. — Надеюсь, впредь ты станешь мне доверять... больше, — похоже ответ её и правда удовлетворил. Мне бы обрадоваться, но лёгкость на душе так и не появилась. Какая неправильность давила изнутри, но не могла принять форму, чтобы её осознать.

— Если впредь не станете работать спустя рукава — Яманкан то теперь президент.

— У меня были дела поважнее.

— Хм...

— Не хмыкай мне тут! Сейсмодатчики зафиксировали кратковременные удары под горой. И туда отправили группу проверить, что случилось. Что они там обнаружили ты догадываешься. Дебаты только начались, когда мне об этом сообщили, а пока я разбиралась в ситуации, Яманкан всё и провернула. Удачное стечение обстоятельств.

Я собирался хмыкнуть снова, но сдержался. Нора оправдывалась, а в такие минуты стоит помалкивать. Как и Яманкан, мне чувство справедливости чуждо.

— Ладно. Раз всё обсудили, то можем расходиться, — сказала Нора и пошла к лестнице.

Возвращались мы в молчании, поскольку каждый думал о своём: я о тревожно прогрессирующем умении хорошо врать, она о предателе в рядах службы. На третьем этаже Нора свернула к себе, но напоследок бросила через плечо:

— Кстати, если хочешь, то может зайти в комнату студсовета. Она на первом этаже в северном крыле.

Я спустился вниз. Было утро субботы и здание было будто вымершим. За весь путь мне не встретилось ни единого человека, отчего в коридорах стояла гнетущая тишина. Читая таблички на дверях, я дошел до нужного кабинета. Вскрыв коробку, я достал телефон и приложил к замку. Механизм, скрытый за украшенной богатой резьбой древесиной, щелкнул впуская внутрь.

— Э... — вырвалось из моего рта нелепое блеяние.

Комната студсовета при первом взгляде внушала трепет: высокий потолок с лепниной; огромное окно с витражом; массивные столы — у окна для президента, и для переговоров в центре; правую стену разделял узкий балкон, чтобы было удобнее работать с огромной библиотекой, занимающей все пространство от пола до потолка. Но чем больше в глаза бросалось деталей, тем больше я убеждался, что комнату использовали не по назначению. Из неё сделали склад для учебного инвентаря, который посчитали хламом. Карта Бессарабии времен Российской Империи соседствовала с портретом Лобачевского и детским рисунком с ромашковым полем с надписью 'Прикрасный мир!'. Под ними к стене прислонили ещё несколько картин. Я стал их перебирать, но после портрета советского маршала, увешанного кучей медалей, мой интерес скис как просроченное молоко.

По углам стояли штабеля из коробок, но туда соваться я уже не рискнул. Шанс найти окровавленное оружие, использованные контрацептивы и пробирки с трилистником биологической угрозы — почти стопроцентный!

Неспешно расхаживая по комнате, я как-то само-собой добрёл до лестницы на балкончик. Поднявшись, я заметил в самом конце кресло аккурат над входом в кабинет. Идеально! Каждый, кто станет заглядывать в кабинет, будет видеть лишь пустое помещение, не догадываясь, поднять глаза на меня. Надеюсь, это кресло станет моим тихим местом среди всех странных людей, наводняющих Университет.

Замок двери щелкнул и в кабинет кто-то вошел. Стараясь себя не выдать, я замер. Подо мной проплыла знакомая копна черных волос. Держа в руках пачку конвертов, Яманкан подошла к столу. Ножом для писем — да-да, создателям Университета были не чужды аристократические замашки — она вскрыла один из них. В лучах солнца, пронизывающих кабинет, блеснул круглый значок для лацкана. Несколько секунд Яманкан внимательно его изучала, а потом со всей силы швырнула в стену.

— И ради чего? — едва слышно прошептала она.

Кажется, я увидел то, что не должен был. Теперь оставалась либо продолжать прятаться, либо намекнуть на своё присутствие.

— Ты только сейчас задалась этим вопросом?

Девушка резко обернулась.

— А... это ты.

— Удивлена?

— В моём сердце теплилась надежда, что ты так и остался в изокубе... Но, видимо, Нора и кладенец — удачное сочетание, — слова Яманкан сквозили холодом арктических льдов.

Я спустился по узкой и неприятно дребезжащей лестнице.

— Ты, как погляжу, справилась и без них. Как допрос?

— Тебе правда интересно или где-то вычитал, что подобные вопросы позволяют налаживать отношения? — впервые улыбнувшись, спросила Яманкан.

Она уже оправилась от того, что устроенная сцена была увидена и теперь вернулась к образу снисходительной богини мудрости и власти.

— Ни то, ни другое. Уйди я молча, это смахивало бы на трусливый побег.

— От реальности?

— Ха-ха! — я изобразил саркастичный смех. — Опять ты за своё. Будешь перечислять признаки моего низкого социального статуса, чтобы убедить его менять?

— Разумеется. Не люблю останавливаться на полпути.

— Мне страшно за своё будущее.

— Наконец-то ты его осознал!

— Я имел в виду иное, — кисло выдал я.

— Ты не понял...

— Всё я прекрасно понял. Просто мне не нравится, что ты строишь на мой счет планы. Но ещё больше не нравится, что ты прикрываешь корыстные мотивы благородными!

Яманкан прислонилась к столу и сложила руки на груди. Лившийся с улицы свет, озарял ей спину, отчего казалось, что она ангел, спускающийся с полотен художников Возрождения. На редкость неприятная ассоциация.

— Только такой испорченный человек как ты, может отталкивать руку помощи. Увидев тебя, я поняла, что только я могу изменить твою серую жизнь.

Когда кто-то видит человека не похожего на себя, он либо отталкивает его, либо старается изменить, введя в свой круг. Но иногда люди сознательно не хотят становиться частью большинства. Как можно считать человека несчастным, если он просто ценит другие вещи? Почему нельзя на секунду допустить, что все люди разные и понять, что одиночество часто не следствие обстоятельств, а осознанный выбор. Ведь очень многие находят в нем счастье.

В школе я видел немало тех, кто не мог молча просидеть одному и пары минут. И они считали это признаком широкой души. Вот только для них подходила фраза 'Если тебе скучно наедине с самим собой — значит ты в плохой компании'. И это люди, которые даже не в состоянии остаться со своими мыслями, пытаются утверждать, что одиночки — странные?

— Ты хоть представляешь, как глупо это звучит?

— Ничуть. Цель всей моей жизни — помощь людям. И я готова помогать даже тем, кто считает, что в ней не нуждается.

— Умоляю, перестань! Мы здесь одни и можно обойтись без игры на публику. Я знаю, зачем тебе нужен был с самого начала.

Люди постоянно путают невразумительность с глубокомыслием. Как иначе объяснить популярность 'Искусства войны' Сюнь-цзы? Более претенциозной чепухи и представить нельзя. 'Познай себя, и ты победишь в сотне битв'. Как осознание любви к апельсиновому соку поможет в снабжении партизан в тылу или расчета скорости войск по пересеченной местности? Читайте Макиавелли — он излагал яснее и проще. 'Дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные — исполнять сами'. Яманкан если и не читала престарелого итальянца, то уж это знала.

— Когда ты предложила пост секретаря, я никак не мог понять, почему ты выбрала меня. Твои аргументы хоть и звучали убедительно, но всё же заставляли сомневаться. Всё изменилось, когда я познакомился с остальными членами совета. Майя Майская — ведомый человек, который смотрит на тебя открыв рот. Такая как она, тебе слова поперек не скажет и будет служить лишь предметом декора. Натан Энтин — исследователь, которому чужда бюрократия. Полагаю, за участие в выборах ты пообещала ему научное оборудование вне очереди. Вряд ли он станет часто появляться в студсовете и интересоваться его делами. И последний — я... Тот, кто станет заниматься бумажной работой и выполнять неприятные поручения. Бюджет студсовета не резиновый, так что на всех денег не хватит. Многим придется регулярно отказывать. Но это настроит против тебя людей, а такого ты допустить не можешь. Придется регулярно прибегать к хитрости. Допустим, что некоему клубу требуется сто тысяч в месяц, но ты можешь дать только пятьдесят. Ты отправляешь меня с сообщением, что студсовет выделит лишь тридцать. Как гонец с плохими новостями, я получаю ненависть и презрение. Затем студенты идут к тебе, после чего ты милостиво поднимаешь сумму до приемлемых пятидесяти. Как говорится: чтобы сделать человеку хорошо, нужно всего его лишить, а потом вернуть половину. Так ты всегда будешь в выигрыше. Поправь меня, если я где-то ошибся.

— Поправить... — она мягко произнесла это слово, будто пробуя его на вкус как десерт. — Это подразумевает наличие ошибок. Но разве можно найти ошибку в том, что само по себе является ею?

— Значит, ты решила всё отрицать, — удрученно сказал я.

Впрочем, я и не рассчитывал на честность. Мне было важнее выразить свою точку зрения, чем услышать слова в её поддержку.

— Ты любишь поэзию?

— Не очень.

— Зря. Есть такое короткое стихотворение: в одно окно смотрели двое; один лишь видел дождь и грязь; другой — листвы зелёной вязь, весну и небо голубое; в одно окно смотрели двое, — нараспев произнесла она. — Ты сделал вывод руководствуясь лишь негативным мышлением и талантом находить в людях плохое... Вот только ты ошибся!

Она с неприкрытым торжеством посмотрела на меня, словно я прилюдно опростоволосился. Но так легко меня было не обмануть.

— Кажется, это один из методов ребулистики... Ad hominem, если не ошибаюсь? Дискредитировать позицию оппонента, перейдя на личности.

На лице Яманкан появилось удивление с нотками одобрения.

— Это... Это просто... поразительно! — с восторгом воскликнула она. — Оказывается, ты тратишь жизнь не только на игры и интернет. Я восхищена... Пусть и чуть-чуть... Хотя это не отрицает того, что ты не прав. Я взяла Майю под своё крыло, не из-за связей, а исключительно из-за её характера. Всегда найдется придурок, который решит устроить свою жизнь посредством брака с богатой наследницей. С учётом податливости Майи, охмурить её не составило бы труда даже тебе. Что, согласись, уже о многом говорит. Но если она всегда будет подле меня, то такого исхода можно будет избежать. Теперь перейдем к Энтину. Выдающееся дарование. Подобные ему должны получать всестороннюю поддержку общества, чтобы спокойно заниматься исследованиями. Но его работы могут показаться... кхм... бесперспективными. Так что я возьму на себя роль человека, что станет помогать ему в бюрократических вопросах. И ты... Тот, кому нужна помощь в адаптации. И студсовет подходит для этого как никогда! Твой образ жизни — ошибка. Пусть и продолжаешь это отрицать. Не сумев адаптироваться в школьном коллективе, ты ошибочно решил, что и здесь тебе не место. Хотя по мне, ты прекрасно вписываешься в местный антураж. Но работая секретарём, ты быстро станешь обычным... хумансом.

Яманкан замолчала. Но меня настолько переполняли эмоции, что я не сразу смог что-то из себя выдавить.

— У меня... просто... слов нет... Вывернуть все факты наизнанку, чтобы представь в благородном свете... Кажется, теперь пришла моя очередь восхищаться. Суббота — день сюрпризов, не иначе.

— Я говорила чистую правду... за исключением пары деталей.

— Пара деталей? Ну как же! Не нужно меня обманывать. Я не из тех, кто так очарован твоей красотой и умом, что в упор не видит, что ты жестокая и лживая манипуляторша.

— Ты считаешь меня красивой? Я тронута!

— А где жестокая и лживая?

— Предпочитаю игнорировать негатив окружающих.

— Негатив или здравое отношение?

— Нет-нет, именно негатив.

Почему я продолжаю с ней говорить? Все эти словесные баталии напоминают вязкое желе, через которое приходится с силой продираться. Может кто-то и любит изящные обороты, остроумные аллегории и меткие пикировки — но точно не я.

Я вообще не привык общаться с людьми. А тут мало того, что постоянно приходиться этим заниматься, так ещё нужно вовсю задействовать мозг. Ослабь я бдительность хоть на минуту, и Яманкан вмиг отравит меня своим сладкоречивым ядом.

— Если гордыня любимый грех Дьявола, то в Ад он тебя понесёт на закорках.

— Ты сильно не отстанешь — тебя доставят экспрессом.

— За праздность особое отношение? Удачно я грех выбрал.

— Не за него... Скажи мне — каково это работать сразу не две стороны?

Не будь у меня полчаса назад разговора с Норой, то я, наверное, себя бы выдал. Но сейчас на моём лице не дрогнул ни единый мускул.

— Понятия не имею. У меня есть только опыт объекта вялой школьной травли и чернорабочего на огороде семейной дачи... Но, пожалуйста, не спрашивай о последнем — эти воспоминания для меня самые болезненные.

— Я в восторге от твоей самоиронии, — сказал Яманкан, но вопреки словам, я не заметил никакого восторга. — Редкая черта для лжецов. Или ты продолжаешь верить, что я не знаю правды?

Я собирался вновь пошутить, но она не дала шанса.

— Полтора месяца назад, приехав в Университет, я с удивлением узнала, что меня определили на кафедру контаминации. Я направила в Ректорат запрос на перевод, но мне отказали, сославшись на пометки в личном деле. Я сразу поняла о чём в них шла речь... и кто их сделал. Дождавшись Нору, я попыталась убедить её отредактировать дело, но безтолку. Поняв бессмысленность своего поведения, я просто ушла, — Яманкан встала со стола и приблизилась ко мне. — Однако, в тот день случилось чудо. Уже начав спуск по Мучительнице, я в последний раз обернулась в сторону учебного корпуса... И каково же было моё удивление, когда я увидела на крыше две фигуры. Что было дальше ты знаешь: знакомство, предложение о сотрудничестве, совместная работа. Но одного ты не знаешь: всё это время я знала, что ты шпион Норы в рядах студентов!

— Ты ошибаешься, — мой голос был непривычно тих.

— Нисколько. Я поняла это в первую же минуту, как увидела вас вместе.

— При нашей встрече, ты...

— Ах, точно! — перебила она меня. — Тебе, наверное, хочется узнать мой план? Видишь ли, я с самого начала знала, что Нора будет против моего президентства. Она считает, что такой человек как я, не должен иметь доступа к власти. Даже самой незначительной.

— Трудно с ней не согласиться.

— Как иронично: убийца, на руках которой кровь десятков эсперов, осуждает меня за то, что я воздала по заслугам нескольким отбросам, готовых уйти от заслуженного наказания. Но мы отвлеклись... Сознавая, что она будет строить козни, я воспользовалась тобой.

— Не помню, чтобы ты использовала меня против неё.

— А ты это делал неосознанно.

— Что-то новенькое, — со скепсисом сказал я.

— Знаешь, какое качество присуще большинству людей? Любопытство. Особенно иронично, что во время предвыборной кампании ты был его лишен. Мы беседовали ровно три раза, прежде чем ты согласился войти в мою команду. Первая встреча — знакомство. Ставила целью узнать твоё имя и понять, что ты за человек. Вторая встреча — пересказ моего плана... и попытка убедить, что я не знаю, какие отношения связывают тебя с Норой. Я специально выпытывал детали, делая вид, что не подозреваю о том, что ты её информатор. И, как ни странно, ты поверил в это. Хоть и отказался работать со мной. Но это было ожидаемо, так что я не наседала. Ключевой должна была стать третья встреча, на которой я убедила тебя, работать со мной. И тут случилось главное — ты проявил интерес! Спрашивал о своей роли, плюсах должности, других участниках команды. Моё предложение и вправду тебя заинтересовало. Только затем ты взял время на подумать. Полагаю, что ты согласовал своё участие с Норой. Я права?

Ты совсем-совсем не права! Не права настолько, насколько вообще возможно. Ты сделала неправильный вывод из правильных фактов. Они могли привести тебя только к одному выводу, и ты его приняла, пусть и не зная, что он в корне ошибочен.

Но я не мог этого сказать. Те, кто обвил удавкой мою шею при первом знакомстве, были настолько убедительны в своей силе и влиянии, что я до сих пор ни не решился пойти против них. Пусть я и верил, что рано или поздно мы встретимся, и я отомщу за месяцы страха и предательства.

— Дальнейшие события были особенно интересны. Получив разрешение от Норы, ты стал работать со мной. И тут весь твой интерес к выборам иссяк. Ты не интересовался стратегией, ленился помогать, а соперники были безразличны. Можно было всё списать на твой меланхоличный характер, но правда, как мне кажется, таилась в ином: ты знал, что я проиграю.

Она отошла и принялась нарезать круги вокруг меня, что истуканом замер в центре комнаты.

— Держи друзей близко, а врага ещё ближе. Прекрасное изречение! Поняв по твоему поведению, что Нора решила похоронить мои шансы на президентство, я стала прорабатывать варианты её действий и остановилась на наиболее вероятных: отстранить под надуманным предлогом, незадолго до дебатов вывести силой из игры и фальсифицировать итоги. Первый так и не был задействован. Потом последовало моё похищение, но я быстро поняла, что даже для Норы — это перебор. Выходит, оставался последний... к которому я уже была готова.

— Как готова?

— А ты не догадался?

— Нет.

— Врушка... Всё ты понял. Но я ничего не буду говорить. Даже у стен есть уши, знаешь ли, — она хитро улыбнулась и вновь встала прямо напротив меня.

— А как же этический конкурс? Своим выступлением я мог спутать тебе все карты.

— Сперва я об этом подумала, но потом решила, что ты не станешь ничего делать. Тебе будет сложно и похоронить мою репутацию, и остаться незапятнанным. Тебе ещё четыре года здесь учиться и дурная репутация ни к чему. Я расслабилась и последующее выступление подтвердило мою правоту... И одновременно убедило, что будут сфальсифицированы итоги. Но я была готова к такому исходу.

Я открыл рот, чтобы спросить, почему после побега я не сообщил о заговоре и Вельской, но передумал. Ответ может мне не понравится. Совсем.

Всю жизнь я считал себя умным. И пусть на словах это и отрицал, но гордыня, которую я осуждал в Яманкан, свила клубок и в моем сердце. Десятки книг, сотни статей и тысячи часов рефлексии убедили меня, что я лучше серой массы. Вот только прямо здесь и сейчас, с улыбкой и под томные взмахи ресниц, мне объяснили, что я зазнавшийся идиот. Меня ткнули в правду, имя которой — самозаблуждение.

Яманкан оказалась умнее и хитрее меня. Можно сказать, что наши недолгие отношения были построены на лжи. Прекрасная репетиция брака по расчёту! Но сколько не иронизируй, правды не скрыть.

В этой игре лжецов — я проигравший.

И это было невыносимо!

— Ты не боишься, что я стану твоим врагом? Как и ты, я теперь тоже в студсовете.

— А ты станешь? Тогда, может, заключим мировое соглашение?

Мирное соглашение? После того, как меня победили даже без объявления войны? Это такая издевка?

— Думаю, это ни к чему.

Яманкан сделала паузу.

— Кхм... Ожидала немного иной реакции...

— А конкретнее?

— Брани, лжи, угроз... Но ты воспринял всё спокойно.

С первого дня знакомства, я так увлекся саркастичными ремарками в её адрес, что забыл, кто она есть на самом деле. Теперь остается только подбирать слова и следить за эмоциями. Несмотря на проигрыш, хоронить достоинство я не собирался.

— Есть моменты, когда нужно поступать только так.

Людьми движут потребности и желания. Еда, сон и кров лежат в основе всего, поэтому мы стремимся к ним вынужденно. Но как только потребности тела уходят на задний план, на сцену выходят желания, порождённые чертой личности, присущей всем — жажде самоутверждения.

Желание повысить самооценку в своих глазах или в глазах окружения заставляет нас заниматься искусством, искать друзей, писать комментарии в сети. Всё, чтобы мы не дели, так или иначе упирается именно в эту жажду. Принять эту истину бывает легко не всем, и они начинает прятать жажду самоудовлетворения под слоем аргументов.

Для офисного клерка иметь машину настолько сладкая мечта, что он готов привести сотни доводов в её полезности, но ни один в её абсурдности. Налоги, пробки и бензин, в обмен лишь на одну вещь — тонкий корпус, отделяющего его от тех, кто хуже него лишь потому, что ходят пешком. Могут ли полторы тонны дешёвого металла дать чувство самоудовлетворения? Миллионам людей — да.

Но я так приземленно никогда не мыслил. Я слишком легко разбирал чувства на составляющие, чтобы неосознанно отдаться навстречу такой глупости, как социальный статус. Возможность стать в глазах людей лучше, чем они, не доставит мне ничего, кроме дискомфорта. Однако, тяга к самоутверждению мне была не чужда. Просто путь его достижения зависит от индивидуальных черт: способностей, воспитания, мировоззрений. Мне требовалось что особое, чтобы чувствовать эмоциональное благополучие.

И прямо в этот момент я осознал, что именно.

Это было настолько странно, что я даже не мог понять, как себя вести. Интересно, первая влюбленность наступает так же? Но при любви ты хочешь обладать объектом желания... А я сейчас хотел совсем иного: чтобы в этой самой комнате, стоя на тех же самых местах, видеть в глазах Яманкан унижение от проигрыша в интеллектуальной игре. И с каждой секундой, это желание росло во мне всё сильнее.

И скажу честно: чего-то хотеть — восхитительно!

— Ты ведь понимаешь, что я потом всё передам Норе?

— Зачем?

— Думаю, она, как никто, должна знать, что ты станешь меня шантажировать.

— Я не буду этого делать?

— Правда?

— Видишь ли, ты хоть и считаешь меня плохим человеком, но в действительно это не так, — она как-то странно поджала губы. — Ты спас мне жизнь. И пусть это было весьма... глупо, но, тем не менее, я твоя должница. Когда-нибудь я верну тебе долг. А пока, в качестве аванса, я клянусь впредь никогда не использовать против тебя эту информацию.

Яманкан достала из кармана телефон.

— Уже так... рано? — она улыбнулась поняв, что фраза 'так поздно' не подходит. — Было... приятно поболтать. Но думаю, что пора расходится. Лично у меня впереди ещё много дел. Один переезд чего стоит — мне сказали пару недель пожить в гостинице под охраной полиции.

Обаяния тебе не занимать. Я после допроса получил лишь глупый розыгрыш.

— Верно, — я кивнул.

Она отстранилась и пошла к выходу.

— Удивимся здесь в понедельник после учёбы, — сказал она напоследок. — Впереди много дел: у меня грандиозные планы на это место!

Дверь хлопнула, и я остался один.

На полу блеснул значок для лацкана. Подняв его, я стал изучать изображенный на нем герб Университета: птица Гамаюн, чья шея сразу переходила в широкий хвост, перья которого были стилизованы под капли воды, вспышки молний, языки пламени и куски земли. Мой, наверное, выглядел так же... вот только заслуживал ли я его?

Реальная победа, добытая ложью.

Положив значок на стол, я забрал конверт со своим именем, напоследок оглядел комнату и вышел, мягко прикрыв за собой дверь. Покинув здание, я, вместо того, чтобы направиться домой, просто плюхнулся на мраморную лестницу Ратуши. Выглянувшее из-за гор солнце уже раскалило брусчатку и воздух начал дрожать жарким маревом.

Не смотря на ранний час, центральная площадь была заполнена людьми: девушки фотографировались у фонтана; смеясь и подгоняя друг друга, к вокзалу бежала компания студентов с сумками наперевес, кто-то просто коротал время в тени зданий, играясь с телефонами.

Если эта и есть золотая пора жизни, которую так воспевают люди, то она у меня весьма странная. Ведь я намереваюсь провести её, тратя на самую абсурдную цель, что когда-либо ставил перед собой.

Победить Паулину Яманкан.