Среди эсперов и богов. Том 1

Всё это верно и отсюда возникает другой вопрос: а так ли я ей нужен? Не покидало чувство, что в её мотивах скрыто второе дно. Зачем я ей после победы? Общался я с Яманкан всего ничего, но уже понял, что она весьма расчетливая и хладнокровная особа, строящая планы на несколько шагов вперед. Скорее всего, каждый из членов команды будет служить ей в дальнейшем, но вот как именно — додуматься не мог.

— Я не выдержу столько лести в свой адрес.

— Вот видишь! Вместо того, чтобы обидеться на несправедливую ложь, ты просто ударился в сарказм, который стал для тебя защитной реакцией на мнение окружающих.

— Психолог из тебя так себе.

— И вновь тоже самое.

— Хорошо-хорошо, — я насупился от того, как грубо она прошлась по моим больным точкам. — Но какой мне смысл тебя поддерживать? Что я получу взамен?

Ответ был важен по двум причинам: стоит ли моя тихая жизнь предстоящих жертв и определить, кто Яманкан по натуре — эгоистка или эгоцентристка. Если думает, что понятия похожи, то вынужден разочаровать: разница есть и весьма существенная! Эгоисты делают всё только ради себя, однако понимают, что никто вокруг потакать их желаниям не станет. От того им приходиться идти на компромиссы и делать что-то взамен. А вот эгоцентрики вообще не признают каких бы то ни было услуг со своей стороны, требуя, чтобы все вокруг работали только ради них и не просили ничего взамен.

Кстати, эгоистов больше среди мужчин, а эгоцентриков среди женщин. Но о последнем в присутствии дам лучше не упоминать. Никто не любит правду, но женщины за неё ещё и мстят презрением. Источник — я!

— Разумеется получишь. У меня есть то, что тебя наверняка заинтересует: возможность меньше учиться!

— Это как?

— Требования к студентам, состоящим в студсовете сильно занижены. За плохую успеваемость у них не урезают стипендию, а во время организации мероприятий предоставляют отгулы с занятий. Так что, если хочешь лениться следующие четыре года, то соглашайся работать на меня. Правда, тебе придется приложить немалые усилия в последнюю неделю, но результат будет того стоить.

Я задумался. Мотиваторы были и вправду интересными, но был один минус, который перевешивал плюсы: я мог стать известным. Моё нежелание контактировать с людьми было вызвано тем, что они сами меня не принимали. Всё школьную жизнь мне считали странным. Замкнутый ботаник, проводивший время за чтением книг — я точно не был душой компании. Школа была средой, где живут по законам животной стаи, а там отличия не приветствуются. В старших классах ситуация улучшилась, однако встала другая проблема — что-то во мне, начиная от поведения и заканчивая взглядом на жизнь, отталкивало людей. Известность ничего хорошего не принесёт, а вот круг тех, кто будет на меня коситься — расширит.

Затянувшееся молчание Яманкан истолковала неверно и решила воспользоваться тем, что приберегла на крайний случай.

— Вижу, ты всё ещё в сомнениях. Тогда вот тебе последний плюс, который компенсирует будущие треволнения: с твоим гнилым взглядом и умением общаться, тебе не светит завести девушку. Но я обещаю, что поспособствую тому, чтобы ты смог лишиться девственности.

Я вновь убедился, что для неё не существует каких бы то ни было моральных границ.

— Лично?

— Я сказала 'поспособствую'. То есть лишь создам условия, чтобы приглянувшаяся девушка смогла сорвать бутон твоей невинности.

Мой — даже мысленно не хочу повторять этот эпитет — волновал меня примерно так же, как внешняя политика Бангладеша. Ещё в старших классах я смирился с тем, что с умением поддерживать беседу, багажом комплексов и гнили в душе, девушку мне не завести. Так что к предложению Яманкан я отнесся равнодушно.

— Девушка, приглянувшаяся мне или тебе?

— А ты в том положении, чтобы выбирать?

— А ты в том положении, чтобы всерьез это предлагать?

Яманкан принялась потирать переносицу. Я знал её всего ничего, но уже понял, что она бессознательно так делала, когда злилась.

— А кто ещё в нашей команде?

— На должность заместителя я пригласила Майю Майскую.

Либо кто-то был без ума от весны, либо опасался, что будет забывать имя дочери.

— Кого?

— Ты настолько не интересуешься жизнью?

Интересоваться жизнью тоже, что и интересоваться людьми. Только вот окружающие не понимали меня, а я не понимал их. При таком раскладе моё поведение было вполне оправдано.

— Её отец генеральный директор 'Иммель'.

Всё стало на свои места. И ещё больше усложнило.

— Дочь строителя Кронштадского Изофронта... эспер?

Кажется, бог любит злые шутки.

— Карма... наверное, — Яманкан развела руками. — Тем не менее, её отцу благодарны все в стране, а эта благодарность распространяется и на дочь.

— А казначей?

— Натан Энтин. Его ты тоже не знаешь?

Я кивнул, попутно решив потом уточнить: точно ли Майская попала в команду из-за своего отца, а не из-за того, что требовался хоть кто-то с русской фамилией.

— Выдающееся дарование в области математики. Самостоятельно вывел двадцать второе частное решение задачи трех тел.

После слова 'вывел' мой гуманитарный мозг заполнил белый шум, который развеялся лишь когда Яманкан замолчала.

— Ясно-понятно...

— Так ты со мной?

Ответ значил очень много. Дать его сейчас, без раздумий и согласований, было неразумно. С одной стороны, я немало выиграю, если она победит. С другой — навлеку на себя недовольство Норы, которая не хочет, чтобы я выделялся. Между ними трудно будет выбрать.

— Я согласен, но окончательный ответ дам завтра.

— А что изменится за один день?

Я получу ответ на вопрос: стоит ли влезать во всё это или отступить, выразив свои извинения.

— Считай, что это моё единственное условие.

Яманкан изобразила улыбку Мона Лизы и кивнула.

— Так и быть. Я могу подождать.

Мы вышли из аудитории. Яманкан заперла за собой, и мы спустились обратно на второй этаж. Разговор отнял почти всё обеденное время, так что я просто выпил в столовой сока, чтобы не смущать людей урчанием в животе, и вернулся обратно на своё место.

Придя домой после следующих трех лекций, я съел заранее купленный набор еды и сел за учебники. Вопреки словам о своей лени, учёбой я занимался. Те главы учебников, что преподаватели рекомендовали для домашнего изучения, я читал, хотя на большее меня не хватало. Никаких конспектов или дополнительного материала — только лекции и десяток страниц перед сном. Было уже почти одиннадцать, когда в мессенджер на мой ноутбук пришел запрос на добавления в друзья от Яманкан. А следом и короткая ссылка на видеотрансляцию.

Яманкан сидела перед камерой в своей комнате и отвечала на вопросы студентов в прямом эфире. Волосы были слегка растрепаны, привычного галстука нет и в помине, а блузка расстегнута на пару пуговиц больше, чем нужно. В своих ответах она подчеркивала, что за одиннадцать лет отрицательное отношение к эсперам никуда не исчезло и это нужно исправлять. Время от времени ненавязчиво упоминала и свои положительные стороны.

Трансляцию сопровождал чат, но поскольку всё работало исключительно через сервисы Университета, анонимности там не было. Так что любимых забав интернет-идиотов, вроде предложения показать грудь, не наблюдалось. Скучно и пресно.

Хлопнув крышкой, я закрыл ноутбук и подошел к окну. Уличные фонари освещали пустынный тротуар и растущие перед домом деревья. На одной из веток, почти на уровне глаз, сверкнули два желтых пятнышка. Я сдвинул одну из штор, чтобы свет из комнаты осветил картину за окном и увидел, что всего в паре метров от меня, вцепившись когтями в дерево, сидела кошка. Как необычно: бродячих животных в студгородке не было, а держать питомцев было запрещено правилами.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом она резко отвернулась и соскочила с дерева. Говорят, что отрицательный результат — тоже, своего рода, результат. Если это верно хоть на пару процентов, то есть повод для гордости. Прежде, играя с кошками в гляделки, они никогда не отворачивались, продолжая равнодушно взирать на меня, считая пустым местом. Но теперь даже они стали шарахаться. Старая шутка гласит, что для интровертов в Аду нет отдельного котла... собственно в этом вся пытка и заключается. Если так, то, возможно, благодаря своей недоброжелательной ауре, я персональный котёл получу.

Проводив взглядом мелькнувший на лужайке кошачий силуэт я плотно зашторил окна. Мне предстояло получить ответ на вопрос — участвовать в выборах или нет.

Глава 3. Хорошо разбираешься в людях?

Говорят, что человек может привыкнуть ко всему.

Но почему-то всегда умалчивают о том, сколько на это нужно потратить времени. Я уже месяц перебирал ногами ступени Мучительницы, но к концу подъёма мышцы по-прежнему отдавались болью, а пот тёк ручьями. И если сам подъем проходил под сенью деревьев, то, как только я выходил на поле, приятная тень и прохлада отступали, и я оказывался под палящими лучами южного солнца.

Перед выходом я отправил Яманкан сообщение лишь из одного слова: 'Участвую'. Вся затея с выборами по-прежнему казалась неудачной, но теперь отказываться уже смысла не было.

Ослабив галстук и расстегнув ворот рубашки, я добрался до своей аудитории и, со стуком бросив сумку на пол, завалился на парту. Почти все одногруппники уже были на месте и болтали друг с другом. С начала занятий все уже перезнакомились и разбились на фракции, клики, группы, фронты и прочие объединения людей, ищущих спасения от одиночества среди таких же как они. В мою сторону, спасибо самому дальнему месту, никто не смотрел, что меня всецело устраивало.

Чтобы скоротать время, я стал читать студенческие чат-каналы. Основных тем было две: слишком маленький кинотеатр, в котором на выходных не было свободных мест и выборы в студсовет. Первоначально кандидатов было семеро, но к сегодняшнему дню трое уже отказались от участия. Как я понял из разрозненных сообщений: не смогли сколотить команду. Участие в ней для подчиненных не было формальность и налагало ряд обязательств, отчего претенденты не смогли собрать достаточно единомышленников. Это было странно. Огромное количество людей мечтает о какой-никакой, но власти.

Да и явный лидер стал вырисовываться достаточно быстро. И это была отнюдь не Яманкан. Без ложной скромности можно сказать, что будь она кандидатом в президенты страны — у неё были бы все шансы победить. Но текущий масштаб был значительно меньше, и у голосующих были свои приоритеты. А на них играла Анастасия Крашенинникова.

Во-первых, она была красивой. Кто считает, что этого недостаточно, тот вероятно был в действе так легковерен, что школьная учительница смогла его убедить, что людей любят за душу, а не за форму лицу. Но настолько оторванных от реальности было таки мало и Крашенинникова нравилась окружающим: золотистые волосы, большие голубые глаза, стройная фигура. Типичные ребёнок от повторного брака разбогатевшего миллионера, который после сорока лет решил, что дочь от фотомодели будет хорошо смотреться на семейных фото. Однако, она была достаточно умна, чтобы не кичиться деньгами семьи. В её Инстаграме — между прочем с тридцатью тысячами подписчиков — не было покрытых стразами спорткаров и завтраков на веранде с видом на Пьяцца Навона. В основном фотографии, где она обсуждает новинки кино, делится впечатлениями о концертах и показывает как... учится. Для меня унылые фотографии рисунков на кофейной пенке были интереснее, чем то, как она в дизайнерских очках держит учебник — но людям нравилось.

Во-вторых, её программа была простой для понимания — улучшение качества жизни. Куда их можно было улучшать ещё больше, мне было невдомёк, но она настаивала на том, что сможет сделать цены — ниже, а количество мест для досуга — больше. Её лозунги были потрясающей в своей очевидности ахинеей. Но кто когда здраво оценивал обещания? Полмиллиарда — столько государство намерено потратить в этом учебном году только лишь на стипендии. Я сильно сомневаюсь, что тех, кто готов оторвать от бюджета страны два миллиарда через три года волнуют развлечения студентов. Хотя морального права судить её у меня не было — я в команде девушки, что заигрывает с экстремистскими лозунгами.

Телефон дзинькнул и на экране появилось уведомление о входящем сообщение от Норы:

Жду в Ратуше в 16:30 — опоздаешь хоть на минуту, и я вырежу всю твою семью вплоть до кошки!

Жуть какая! Мне, как кошатнику, судьба моей нахальной кошки Лизки была не безразлична. Тем более Нора производила впечатление типичной собачницы, так что убийство ожидается жестоким, ибо в войне фракций хвостатых и ушастых не действует Женевская конвенция.

Занятия закончились в четыре. Стараясь не опоздать, по пути разыгрывая в голове предстоящий диалог, я быстро спустился с горы и бегом добрался до места, считавшегося центром города — Ратуше. Белое четырехэтажное здание было самым большим в городе. Сверху оно напоминало треугольник, однако атриума в нем не было. Его заменяли залы с изокубами и массивные опоры, поддерживающие купол с вертодромом, куда, по слухам, мог сесть даже тридцатитонный Ми-26. Первый и второй этаж использовали исключительно для нужд студентов и преподавателей, а вот второй и треть делило руководство и силовики. В холле было много людей — как преподавателей, так и студентов — и чтобы не быть случайно узнанным, я, уткнувшись взглядом в пол, быстро проскочил через толпу.

Вход на этаж фельдъегерей никак не охранялся. Никаких рамок металлодетекторов, аквариумов с охранниками или бронированных дверей. Лишь мирно подмигивающие видеокамеры под потолком.

В отличии от первого этажа тут было очень тихо. Никто не носился по коридорам с пачками бумаг и не обсуждал последние события. Лишь уходящий вдаль коридор, застеленный плотным ковром, заглушающим шаги. Планировка у здания была очень сложной и заблудиться в нём было просто, но ещё до приезда в Университет я запомнил схему этажа, так что уверенно шел вперед. После очередного поворота одна из стен сменилась стеклянными окнами, выходящими в атриум, где на промышленных тросах висели изокубы — помещения для совещаний, переговоров... и допросов. Среди них мелькала мундиры фельдъегерей и халаты ученых. Стараясь не смотреть на место, где мне однажды пришлось побывать я ускорил шаг и быстро дошёл до кабинета Норы.

— Войдите, — раздалось из кабинета, после того как я постучал.

Нора сидела за большим столом, подперев голову руками, и с какой-то тоской изучала разбросанные перед ней документы. Она подняла на меня красные от недосыпа глаза и выражение лица стало ещё хуже.

— Давно не виделись.

Сказано это было настолько сухо, что я замер у входа.

— Неделю.

— Выходит твой интервал — неделя, — констатировала Нора.

— Интервал? — я тупо переспросил, не понимая о чём она говорит.

— Отрезок времени между глупыми поступками. Кто-то их совершает каждые пять минут, кто-то раз в день... а кто-то лишь единожды в жизни.

— Не помню, чтобы неделю назад делал что-то подобное.

— Ты перечил моим наставлениям на крыше.