Среди эсперов и богов. Том 1

— В этом и заключается первый элемент моей стратегии. При презумпции невиновности, считается, что я сказал два слова. Видишь, ли она у эсперов не то, чтобы отсутствует, но слегка ущербная. Я же считаю, что при разрешении любого конфликта с нашим участием, преимущество должно всегда отдаваться нам. Любой эспер ценнее обычного человека, и делать поблажки на равенство — глупо.

Хорошо, что голосуют только эсперы. Будь здесь обычные студенты с научных кафедр, её бы распяли прямо на сцене. Хотя тогда подобного она бы и не сказала. Все слова Яманкан были ложь. Их содержание определялось лишь эффективность и степенью охвата.

— Став президентом, я возложу на студсовет обязанности по разрешению конфликтов между эсперами, людьми и администрацией. А мой секретарь, с которым вы уже познакомились, станет исполнять роль адвоката в спорах, связанных с несправедливым урезанием стипендий.

Что-о-о?! Не впутывай меня в это!

Майская с интересом повернулась ко мне.

— Так ты будешь студенческим адвокатом? Ух ты! Так здорово!

Со своим характером я могу быть только судьей по прозвищу 'Вешатель'. Защищать сверстником мне хочется не больше, чем разводить ездовых оленей в Лапландии. Крашенинникова кисло посмотрела в мою сторону. Наверное, подумала о том же.

— А второй элемент?

— Содействие. Хоть мы и учимся в комфорте, у каждого могут возникнуть трудности, которые трудно разрешить самому. И студсовет при мне будет тем место, куда любой может обратиться за помощью. Но наша помощь будет не бесплатной. Каждый, кому мы поможем, должен будет впоследствии помогать и другим. Звучит как наивная глупость, но такая схема поможет нам стать едиными. Помогая друг другу и вставая за каждого горой, мы придем к сплоченному общество, помогающим каждому в реальном мире после выпуска. Гораздо легче отстаивать своё мнение зная, что за тебя готовы поручиться и поддержать тысячи других людей. И ситуации, когда каждый эспер сам за себя — не будет!

Впрочем, ничего нового.

Я отпускал со сцены грехи. Яманкан обольщает безответственностью. Ведь нет ничего слаще, чем мысль, что всегда есть те, кто тебе поможет. А самому волноваться не надо.

— Преинтересная программа. Однако, у неё есть недостаток: за год такого не добиться. Не лучше ли попытаться реализовать её ближе к выпуску?

— Верно — это долгий путь. Но лучше его начать прямо сейчас.

— Но где гарантия, что следующие президенты начнут идти проложенным тобой курсом?

— Я уверена, что за год работы, эффективность моей программы станет видна невооруженным глазом и они охотно продолжат делать тоже самое.

— А если я соглашусь поддержать твою программу, то ты уступишь мне место в этом году? — спросила Крашенинникова и весело засмеялась, сведя всё к шутке. Она как никто знала, что стань Яманкан президентом, то этот пост она покинет только в двух случаях: вперед ногами или с красным диплом в обнимку. Сменяемость власти — это не про мою родину.

— Тоже я могу попросить и у тебя.

— Верно... Только мою программу выполнить проще. Если не сказать иначе: её просто можно будет выполнить. То, что ты обещаешь и то, к чему стремишься — совершенно разные вещи. Видишь ли, Лина, превращение студсовета в клуб добрых дел никак не изменит реальности — подняться выше простых людей можно только с помощью силы.

— Ты не права. Мирное решение возможно.

— Только в стране добрых фей и ласковых щенят, — с издевкой сказала Крашенинникова. — Никто добровольно власть не уступает. Скажи, если бы мирного выхода не было, ты бы пошла на конфликт?

— Если это позволит добиться желаемого — конечно.

— Значит, у ФОЭ будет пополнение в твоём лице? — хмыкнула Крашенинникова, довольная метким замечанием.

— Они лишь террористы.

— Они считают себя борцами за нашими права.

— Одно другому не противоречит. Только вот от их действий страдают как простые люди, так и эсперы. А я такого никогда не допущу.

А нельзя ли быть чуть проще? Я уже не раз говорил, что это выборы президента студсовета, а не страны. Зачем лезть в высокую политику? Может ограничитесь задачами по возрасту и силам? Но видимо свойственная людям тяга к причастности к чему-то более масштабному и значимому, чем они, заставляла зрителей слушать разинув рты. Хотя полемика на сцене ничем не отличалась от споров на замызганной кухне старой малосемейки.

— Но взаимопомощью ничего не добиться. Либо желаемое тобой придет со временем, само собой, либо ты возьмешь всё силой. Никак иначе.

— Ты мыслишь поверхностно.

— А ты радикально. Может моя программа и не хватает звезд с неба, но она реализуема здесь, сейчас и без крови. А ты скрываешь, что последнее неизбежно.

Я ожидал контрудара от Яманкан, но она неожиданно замолчала. В зале повисла непривычная тишина. Раздались пара тихих шепотков и тут же шипение с просьбой замолчать.

— Настя, я всегда тебя уважала... Но есть в тебе одна черта, которая не позволяет быть президентом. Это жажда комфорта, — медленно заговорила Яманкан. — Ты обещаешь его всем присутствующим, но забываешь о простой истине: стремление к нему, отнюдь не путь вперед. Это как считать себя целеустремленным, изо дня в день, не покладая рук, без перерыва на сон и еду, делая идеальное кресло, чтобы потом в нём бездельничать до конца жизни. Но это тупик. Если мы пойдём по твоему пути, то быстро деградируем в сытом и блаженном раю, что ты, без сомнения, легко построишь.

Яманкан не отрицала талантов оппонента, она даже их превозносила. И эта честность подкупала сердца. Если кто-то искренне признает правоту другого, то выходит, что он порядочный человек, чьи идеи не могут быть плохими.

— Ты не обещаешь людям и того. Твои речи — популистские лозунги. Их в принципе невозможно исполнить. Мы — будущее человечества? Да. Я этого не отрицаю, — ответила той же монетой блондинка. — Но ты очерняешь простых людей, чтобы создать впечатления нашего угнетения. Но это не так. Запрет на выезд из страны и ограничения на выбор работы — единственные минусы нашей жизни. Остальное мелочи.

— Не нужно перечислять очевидное. Я это всё знаю. Вот только у меня есть то, что не позволяет слепо верить твоим словам о нашей 'прекрасной' жизни.

— И что же это?

— Память.

— Я была лучшей в... — она запнулась, словно хотела сказать что-то, что не предназначалось для массовых ушей, — эм... в нашей школе. Так что с ней у меня даже лучше, чем у тебя.

— Я не говорила о способности к запоминанию. Я говорила о воспоминаниях о пережитых событиях, — Яманкан сказала это тихим ровным голосом, но каким-то неведомым образом весь зал замер в недоумении.

— Ты оскорбляешь людей софистикой, — нахмурилась Крашенинникова. Она поняла, что Яманкан готова вот-вот разыграть какую-то карту, и ей требовалось её опорочить, чтобы сгладить будущий эффект.

Не говоря ни слова, Яманкан отошла от трибуны и сняла туфли. Потом приподняла край юбки и, запустив под неё руки, подцепила край колготок... и медленно стянула их с себя. От изумления я открыл рот, а следом за мной и все, кто был в зале. Держа колготки кончиками пальцев, Яманкан, подняла руки с ними повыше, демонстрируя залу, а затем отбросила в сторону, как профессиональная стриптизёрша.

— Полагаю, что тебе вы можете разглядеть все в деталях, — обратилась девушка к залу.

Она чуть повернулась и я увидел, что её правое бедро было покрыто грубыми шрамами со следами ожога. Ран было несколько, но особенно выделялась одна, что зигзагом протянулась на целую ладонь, сияя идеально белым цветом. Вокруг неё были порезы и поменьше, но они так сильно в глаза не бросались и лишь дополняли картину.

— Вот такой 'подарок' я получила от людей, которые узнали, что я эспер. Я не убивала людей, не пила кровь младенцев и молоко подле меня никогда не скисало... но люди посчитали меня ведьмой. Они попытались навредить мне лишь потому, что неведомая сила сделала меня не такой как они. Вот память о чём я храню. И именно она заставляет меня быть той, кем я являюсь, делать то, что делаю, и стремиться к тому, что обещала...

Пусть ноги Яманкан и были длинными и стройными, но особо от других не отличались. Поэтому я смотрел совершенно в противоположную сторону. Нора, закрыв лицо руками — правда предусмотрительно растопырив пальцы, чтобы ничего не пропустить — давилась смехом. Нетрудно было понять, что рассказ Яманкан и её рана связаны не больше, чем закон сохранения массы и чудо Иисуса с пятью хлебами. Но об этом знали только она и фельдъегерь, поэтому рана произвела должный эффект. На изуродованную, некогда гладкую и нежную, кожу смотрели шокированно. Никто и предположить не мог, что такая красавица прячет столь уровдливые шрамы. В зале пару раз сверкнули вспышки телефонов — самые активные уже вовсю делали фото и рассылали тем, кто остался в студгородке.

— ...Настя обещает комфорт и сытую жизнь в студгородке, но что нам с неё, если нас всё равно считают ошибками природы? — зрители всё ещё находились под впечатлением от раны и Яманкан использовала это, чтобы закрепить успех. Сейчас самый подходящий момент, чтобы пустить в ход громкие лозунги. — Мы сможем ходить чуть чаще в кино... и не сможем позволить себе иметь гордость и достоинство! Как по мне — грабительская сделка! Мы не второй сорт — а будущее человечества!

— Лина, то что ты говоришь...

— Попахивает заговором? — на упреждение ударила Яманкан. Из уст Крашенинниковой это бы звучало как обвинение, но теперь стало лишь невинной констатацией факта.

— Да. Ведь ты просто жаждешь власти. Ради неё ты готова пойти на что угодно.

— Я не из тех, кто считает, что цель оправдывает средства.

— Со стороны выглядит иначе.

— Просто путь к моей цели более тернист, чем твой. Вот тебе и мерещится всякое, — засмеялась Яманкан.

Как ни парадоксально, но противостояние этой парочкой было столкновением не людей, а принципов. Обе были разными человеческими стремлениями, вдруг обретшими плоть и начавшими сражаться за людей. Одна стремилась удовлетворить плоть, другая — душу. Интересно, кто в зале, помимо меня, видел лишь пирамиду Маслоу в упрощенном виде. Завлекая удовольствиями, Крашенинникова поднималась снизу к вершине. Яманкан, оккупировав самый верх, шла по нисходящей с обещаниями признания и уважения. Но ирония в том, что люди готовы перейти на ступень выше не до конца освоив текущую. А вот спускаться никто не хочет. Жажда самоактуализации неуклонно побеждала.

Ох, что-то меня опять занесло.

— Если твой путь тернист, значит и путь тех, кто тебя поддержит?

— Я не стану возлагать свою ношу на других.

— Но если обстоятельства изменяться?

— Тогда я пойду к цели в одиночку. Но уверена, что те, кто меня поддержат так не поступят. А можно ли ожидать того же от тех, кто как и ты, любит... горячий какао и лимонный сорбет.

Энтин хмыкнул и постучал по экрану телефона. Все время, что шли дебаты, он только и делал, что читал в онлайне какой-то мудреный учебник, испещренный сложными формулами. Однако после открытия новой страницы, ему высветилось сообщение об отсутствии сети. Наверное проблема с маршрутизаторами. Не более. Все здания Университета были экранированы от сотовой сети на улицах. Интернет был доступен только через роутеры внутри. Это делалась на случай, если требовалось на время экзаменов лишить студентов доступа с сети или ограничивать работу определенных сервисов. Например, внутри медицинских лабораторий нельзя было снимать и рассылать фото.

— Из века в век одно и тоже: я ваш спаситель, я поведу вас, я дам вам, что вы желаете... Сплошные 'я'. Только вот такие как ты, Лина, чаще приводят людей к бедности, чем к счастью. Такова судьба всех популистов. И в этом наше отличие — ты за перемены, а я за стабильность. Вот только подобные тебе извращают мою позицию, называя её уделом 'планктона', — Крашенинникова изобразила пальцами в кавычки.

Я был с ней согласен, только её слова всё больше тонули в главной проблеме: она больше не отстаивала плюсы своей программы, а очерняла другую. А это спорный путь. Чуть ошибешься и опустишься до уровня базарной бабы, вопящей, что у соседки рыба тухлая. Только такой подход отталкивает покупателей не только от соседки, но и от тебя.

Крашенинникова так уверовала в победу, что лидерство Яманкан казалось теперь непостижимым. Нужно было найти выход. И найти быстро. Только времени было все меньше и удачного решения так и не было.

— Полагаю, что дебаты можно считать оконченными! — громко объявила ведущая. Она, наконец, решила прикрыть диспут от греха подальше. Сегодня и так было сказано много того, что говорить было не принято.

— Спасибо, за интересную дискуссию, Лина. Надеюсь, через много лет мне не придется жалеть, что я упустила шанс изменить мир, — на прощание улыбнулась Крашенинникова.

Как-то двусмысленно прозвучало. Трактуй как хочешь: то ли она не смогла улучшить жизнь в Университете, то ли не смогла уберечь страну от восстания эсперов под началом жадной до власти Яманкан.

Та не стала ничего отвечать, а просто пошла к нам. По пути она подхватила с пола колготки и принялась игриво крутить их на пальчике. Как только она села на свое место, Майская тут же принялась её поздравлять, но я и Энтин так и хранили молчание.

Глава 11. Не важно, как голосуют — важно, как считают

Трибуны со сцены оперативно убрали, но ведущая, до этого исчезнувшая за кулисами, так и не вернулась. Время шло. Недолгая тишина, повисшая над залом начала сменяться нестройным, но недовольным гулом.

— Лина, а давай на память сфоткаемся! — предложила Майская Яманкан, и у меня появилось желание рвануть со сцены прочь.

— Давай потом. Я так измотана, что на мне лица нет.

— Ой, перестань! Ты прекрасно выглядишь. Кстати, как думаешь: у нас есть шансы?

— Немалые... Кстати, сеть подняли?

— Какую сеть? — опешила Майская.

— Я заметила, что интернет не работает.

Майская тут же включила телефон и разочарованно протянула:

— Как же та-а-к! Но фото можно и так сделать. Верно?

Она повернулась к нашей смурной парочке парней.

— Вы тоже присоединяйтесь!

— У тебя нет селфи-палки, чтобы все поместились в кадр.

— Да прижмемся друг к другу и влезем.

Я с невысказанной просьбой посмотрел на Яманкан.

— Майя, Бергман не тот человек, которого стоит подпускать настолько близко к твоему телу.

— Боишься, что минус на минус даст плюс? — я был несказанно разочарован её 'помощью' и не преминул вернуть должок.

— А в её окружении есть кто-то, кто дурно на неё влияет? Кто он? Быстро говори имя! Я немедленно с ним расправлюсь!

— Не вижу смысла. С его гипертрофированным нарциссизмом он не способен на аутоагрессию.

— А! — завизжала Майская и капризно затопала ногами. — Говорите нормально! Я же ничего не понимаю!

И в этом твоё счастье.

Ведущая вернулась на сцену и подойдя на сцену громко объявила.

— Прошу прощения. У нас возникли технические сложности. Мы дадим возможность провести голосование в ближайшие пять-десять минут.

Ей ответом был недовольный ропот. Уже все присутствующие знали, что интернет стал недоступен. А это очень-очень плохо. Сейчас в зале шестьсот человек. Даже если с верой в богатый внутренний миг большинства, сократить число вдвое, то у нас триста сетевых наркоманов, у которых вот-вот начнётся ломка.