— Мариночка! Милая! Я смогла! Понимаешь! Смогла! — ещё и целоваться пытается. Днём на солнышке перегрелась и только сейчас ударило?
Вывернувшись, Марина бросает.
— Отлично! Поздравляю! Только слюнявить меня было совсем не обязательно.
Эрида непонимающе смотрит на неё. Окидывает взглядом себя. Глаза расширяются, соображает, что неодета. Тут же, ойкнув, сжимается в комочек и тихо просит, уткнув голову в колени.
— Марина, мою рубашку принеси, пожалуйста.
За одеждой, если так можно выразиться, в таком месте окружающим всё равно есть что на тебе, или нет, Херктерент идёт нарочито медленно. Так и подмывает, зашвырнуть рубашку в бассейн, заставив Эр плыть за ней. Но это будет уже настоящее зверство в адрес безобидной подруги. Хотя школьные 'подружки' по отношению друг к другу и не такое устраивали, общаясь потом как и раньше.
— На возьми, — Эрида торопливо исчезает внутри одеяния.
Марину теперь шило в известном месте подбивает вернуться к вышке, поднять планку на верхнюю точку и прогуляться там. Пусть Эр полюбуется. Смеяться не станет, даже если Марина свалится, а она и с большей высоты в воду прыгать умеет.
Всё-таки удерживается. Надо же дать Эриде время успехом погордиться.
Подруга уходить не спешит. Сидит, и на воду смотрит. Марина рядом стоит, засунув руки в карманы шорт. Чего это разноглазая так перепугалась? Никогда же Эр своего тела не стыдилась. Напоказ тоже не очень-то выставляла, но наготу писать любит и умеет, включая себя саму. Вдруг так резко заклинило?
— Марина... — не поворачивается, словно проверяет, не осталась ли одна.
— Я тут.
— Фонари как-то тускло светят... Не знаешь, их можно сделать поярче?
— Можно.
— Знаешь как?
— Конечно.
— Включи на полную. Не люблю темноту.
Теперь горит на всю яркость. Эрида позы так и не сменила. Марина садится рядом.
— Ты чего так испугалась?
Медлит с ответом.
— Показалось. Словно кто-то нехорошо, зло на меня посмотрел. А я такая вот.
— Нет здесь никого, кто зло против нас замышлять может, — 'а такие, кто подобное бесплатное представление посмотреть не откажутся точно найдутся. Тем более, подобное часто по взаимной договорённости устраивается. Хотя, это точно не про Эр'.
— Так и есть, наверное. Сейчас уже прошло всё. Как в детстве, или во сне. Стало вдруг страшно, а потом и вспомнить не можешь, отчего.
— Ещё на карнавал собралась, там не так напугать могут. И оч-ч-чень все по-разному будут на тебя смотреть.
— А я всё равно пойду, — кулачки сжаты, в голосе прорезается наследственное упрямство. Будто Марина ей что-то собирается запрещать, знает же, всё равно бесполезно, если только не удастся переключить внимание на что-то иное.
— Иди, никто на запрещает.
— Ты не пойдёшь?
— Не решила ещё. Танцы несколько не моё, да и веселиться плохо умею, горячая южная ночь для меня описание погоды, а не что-то иное.
— Но...
— Я же сказала, иди не держу. Могу даже подсказать, кого из охраны взять, чтобы от взглядов и криков не решили к другим действиям перейти.
— Но сама...
— Заладила, 'но', да 'но'. То куста испугалась, то с жаркими островитянами веселиться собралась. Они себя в рамках по большей части, могут держать, но сама не замечая, можешь начать провоцировать. Устрой ты выставку — половину картин заставили бы убрать, а то и вовсе закрыли бы за непристойность. Хотя, тут уже не столько к тебе, сколько к нашим чинушам претензии.
— Знаешь, — Эрида заметно оживляется, — ко мне уже несколько девочек приходило. Просили рисунки из серии 'Цветы' и 'Весна' отдать. Хотели уничтожить.
— Отдала?
— Нет. Пообещала только не выставлять и не публиковать, если нет разрешения. Я потом других спросила, так многие наоборот, поинтересовались, когда выставка и обещали прийти на открытие. Для себя или приятелей копии уже заказывать стали. Иногда берусь, но мне не интересно. Деньги же роли для меня не играют. Некоторые были согласны, чтобы я выставляла нарисованное, но ни в коем случае не показывала фотографии и негативы. Я даже цветное уже печатала...
Сама-то что скажешь? — спохватывается Эр, — У меня же и тебя много.
Немного подумав, Марина отвечает с усмешкой.
— Выставляй и публикуй всё что есть и что будет. Мнение не изменю. Только с одним условием. После окончания школы. Такое всегда популярно и скандально. Будь ты мальчиком, ещё бы и по судам затаскали за такую живопись по всяким разным нехорошим статьям.
— Будь я мальчиком, намного меньше девочек согласились мне позировать, а то и вовсе бы никто бесплатно не захотел, — резонно замечает разноглазая.
— Софи тебе что сказала насчёт публичных демонстраций её прелестей?
Эрида поворачивается. В глазах весёлые искорки.
— Представляешь, ровно тоже самое, что и ты. Причём слово в слово. Договорились друг с другом?
— Нет. Тут как в математике, из заданных условий может получиться только одно решение задачи. Ты разве выставку уже запланировала? Тебе ведь любой музей свои залы с удовольствием предоставит, а канцелярия твоего отца всех искусствоведов да художественных критиков подкупит, чтобы хвалебные статьи о тебе писали. Потому что...
— Потому что, я дочь своего отца, называй вещи своими именами Марина. Мы в одной стране живём, я, хоть и тепличное растение, тоже колючки имею. И в определённой области, многое могу именно сама, без оглядки на чины и титулы.
— Угу. Угу. Ты только на школьных выставках бывала, у Софи уже публичных хватает. Даже в мирренском 'Дворце Искусства'. Так вот, всякие критики уже успели термин придумать. 'Стиль Софи Саргон' и 'художник, круга Принцессы'.
— И кого туда записали? — не ирония, совершенно искреннее и неподдельное изумление.
— А я не знаю, иди разбуди, да спроси, если только Сонька в город гулять не направилась, — вообще-то Марина знает, сегодня сестра мирно спит, но хочется иногда ляпнуть что-то этакое.
— Меня туда не запишут точно. Сама же знаешь, стили у нас совершенно разные.
— Делов-то! — пожимает плечами Марина, — Будут писать, 'художник круга Принцесс'. В вашей среде все всех знают.
— В твоей среде так же дело обстоит?
— Я ещё не определилась, какая моей будет, — машет рукой Марина, — человек почти всегда сразу к нескольким относится. И далеко не всегда хорошо получается, когда они пересекаются. Как говорят, не мир тесен, слой тонок, ты же мне жутко дальняя, но родственница. Родственники для человека это одна среда или сильно разные?
— Умеешь ты задавать вопросы, где нет ответа. Я одна у своего отца, и одновременно состою в родстве очень со многими, включая вас двоих. Но крайне немногие люди мне по-настоящему дороги. Не хочу терять никого. Но каждый день заставляю себя слушать сводки. Боюсь услышать однажды знакомое имя. Этот огонь не щадит никого. Он и меня может сжечь однажды. Я знаю.
Марине становится жутко от этого, с совершенно императорской интонацией сказанного 'Знаю'. Иногда человеку известно, сколько ему осталось жить. Но это же не про Эриду! Только не про неё! Нет же такого таланта у разноглазой принцессы.
В эти самые, разноцветные, взглянув Херктерент понимает. Что-то такое, на периферии сознания сознания, способное чувствовать собственный конец, у Эр есть. И вполне ей самой осознаётся.
К сожалению.
— После тьмы всегда приходит свет. День сменит ночь. Мы победим. Не может быть по-другому.
— Они точно так же думают, Марина. Вспомни кладбище кораблей.
— У них оно если и есть, то куда больше.
— Нет у них такого. Иногда ставят пустой могильный памятник, если корабль погиб со всем экипажем. Но весь экипаж ведь гибнет довольно редко. У них в храмах вывешивают мраморные плиты, где все погибшие корабли перечислены.
— Стен скоро не останется. Если от патрульных катеров, да десантных барж начинать считать, счёт уже на тысячи идёт. Да и собор главный сгорел недавно, мрамор, вроде, высокие температуры не очень любит.
— Собор наши разбомбили?
— Конечно. Кто же ещё?
— Много погибло?
— Софи спрашивай, она лучше знает. У Ярика была встреча с пилотами. Четыре машины, кажется, потеряли, что при налёте такого масштаба вообще ни о чём.
Эрида качает головой.
— Тех, кто на земле был, ты уже не считаешь? Они людьми быть перестали?
"И не начинали!' — очень хотелось ответить.
С утра Марина отправилась к Чёрной Смерти. Могла позвонить, но если возможность есть, предпочитает с человеком лицом к лицу разговаривать.
Смерть одета во вчерашнем стиле, только во всё другое. Если не знать, можно и не узнать.
— Сегодня в город пойдём? — словно поджидала Марину. Глаза смеются, словно и не могло по-другому быть.
— Сама как думаешь?
— Ставки совсем другие. Нам куда больше придётся по сторонам смотреть.
— Тебе именно за это платят вообще-то.
— А я и не отказываюсь. Всё всегда до монетки отрабатываю.
— Да знаю я. Раз ставки другие, то всяких заинтересованных лиц проще всего слать сразу к тебе?
— Значит, идём?
Обе смеются.
Смерть протягивает браслет.
— Надень. Видишь, на мой похож. Пока не начнётся, меньше вопросов задавать будут. Не заболей этим. Песок — это навсегда. Хочется вернуться, даже зная, что не можешь.
— Я побеждать люблю. Не именно здесь, а вообще.
— Не только ты про меня читала, но и я про тебя.
Ты на справедливости помешана, как ни странно. Победа ради ощущения превосходства не слишком важна для тебя. В этом смысле, ты, к счастью, совсем не я.
— Интересные на тебя ставки.
— Это так важно?
— Важнее всего. Хорошо, что из-за войны местные в собственном соку варятся. Всё жестче и жёстче дальше будет, но относительно честно. Пришлых почти нет, значит, игроки тоже все отсюда.
— Татуированных опасайся, любая здесь стоящая не просто так свои знаки носит.
— У тебя же никаких нет, а ты страшнее всех.
— Тут таких как я, больше нет. Меня не просто так зовут смерть. Молодёжь уже забывает, я ведь из Чистых. Самых жутких бойцов, дерущихся только насмерть.
— Это же...
— Правильно, уже запрещено. И правильно! Но я жива, слава умирает медленно.
— Кем меня считают?
— Бойцом на будущее. Раз саму меня наняли тебя учить. Это не меньше, чем заявка на все титулы.
— Ты пока во многом выезжаешь на своей ненормальной силе. Могут кровь проверить.
Марина плечами пожимает.
— Пусть проверяют, я не боюсь.
— Зато, я опасаюсь к примеру смазанной не тем иглы.
Сегодняшние не вчерашние. Херктерент знает, драться придётся, самое большее, трижды, но уже первая оказалась куда как крепкой. Выше Марины, сплетённая из одних жил с умными и злыми глазами.
До имён им обеим дела нет.
Сбить с ног не удаётся. Марина быстрее, удары сильны, но часто блокируются. Сама тоже почти не пропускает. Быстрее на проценты, а не в разы, как вчера.
Очередной удар. Точно достала! Судья останавливает бой и начинает отсчёт. Шатается, но на счёт 'шесть' бой остановлен. Противник опять в стойке.
Из какого же материала её голова? Всё равно, у Херктерент крепче.
Следующая лезет в ближний бой. Понимает, Марина особенно опасна ударами ног на дальних дистанциях.
Эта вынослива. Даже слишком. Как бы не выносливее самой Херктерент. Почти не атакует, только обороняется. Защита близка к непробиваемой. Выжидает, противник устанет первым. Логика в этом есть. Немалая. Но против неё сама Марина.
Удаётся подловить. Удар по ноге пропущен. Падает. Марина тут же бросается сверху, нанося удар за ударом.
========== Глава 31. ==========
Глава 31.
В резиденции нашлось тоже, что и во всех прочих — несколько полностью боеготовых артиллерийских орудий.
Софи никогда не одобряла наличия в любой отцовской резиденции боеспособной артиллерии. С детства пошло, взрослые недооценивали шустрость Марины, а её к пушкам так и тянет. Что ещё хуже — пытается раздобыть снаряды. Снаряд легкой противотанковой или зенитной вполне может маленькая девочка утащить и в костёр сунуть.
Годы прошли. Марина поумнела, во всяком случае научилась правильно пушки эксплуатировать, и не только стрелять, но и попадать. Отцовские пушки никуда не делись, только калибры выросли.
Теперь в каждой резиденции есть противотанковые, легкие зенитные, и полевые. Недавно в Загородный завезли тяжёлые пехотные орудия. Кажется, основная причина появлений — возможность при необходимости, перемещать пушки вручную.
Потом узнала о старом страхе Саргона. Во время его детства важный бой, приведший к тяжелому ранению его матери и впоследствии преждевременной смерти, был проигран из-за отсутствия артиллерии. Пулемёты не помогли. Так излагались факты о его родителях в официальной биографии Саргона. Биографии, в общем-то, типичные для младших представителей домов. Военная служба, участие в боевых действиях и подавлении мятежей.
Софи прекрасно знает насколько эти факты в роскошно изданных причёсывают. Стала копать. Ни к каким младшим ветвям Домов родители Императора не относились. Были самого простого происхождения. Ранения обернулись последствием попадания в плен и изуверских пыток. Бои и подавления мятежей тоже были. Но происходили они во время крайне ожесточённой гражданской войны, способной поспорить по уровню зверств с любой из Войн Верховных. Портреты родителей писали по ЕИВ воспоминаниям, да ещё и были изрядно облагорожены. В чертах мужчины не было ничего от Саргона, хотя он говорил на родителей весьма похож. Так уж заведено, писать наследника похожим на предшественника, хотя на деле больше трёхсот лет Императорам биологические дети не наследовали.
Миррены хихикали над ненормальной монархией, хотя система работала, и столь знаменитых мирренских войн претендентов удавалось избегать.
Видимо, рассказы матери о тех боях настолько отложились в памяти будущего Саргона, что он при первой возможности личную артиллерию себе завёл. Чтобы в момент кризиса без пушек не оказаться.
Софи лично себе думала раньше завести несколько эскадрилий пикировщиков, чтобы в случае чего иметь возможность смешать любых мятежников с землёй.
Ураганный огонь дивизионов ПВО, как раз из зениток тех образцов, что во всех дворцах имеются пыл несколько охладил.
Марина, как обычно, попадается совершенно некстати. Как-то помято выглядит. Не выспалась, или опять в винный погреб ходила?
— На охоту решила сходить? Местными трофеями разжиться?
— Марин, ты о чём вообще?
— Сама же только что сказала, куда направляешься. Самое любимое место местных для общения с противоположным полом.
Запаса вредности Софи хватает на таинственную улыбку в ответ. Пусть младшая понедоумевает. Именно туда следить за ней никогда не пойдёт. Не говорить же ей правду, цель номер один — на статуи полюбоваться. Ну, а всё остальное — как получиться.
Набережную украшают величественные статуи обнажённых мужчин и женщин. В аллегорической форме изображены виды спорта. Авторы вдохновлялись образцами классического периода.
Всё бы ничего, но самые крупные из сохранившихся классических скульптур — от силы, полтора человеческих роста. Здесь же поставили бронзовых десятиметровых гигантов. Самой Софи 'Набережная Великанов' нравилась всегда.
