Иногда древние произведения нешуточные скандалы провоцировали. Ладно хоть хорошо далеко на юге.
Случайно уцелевшая при извержении куколка, изображающая молодую женщину с подвижными суставами рук, ног и даже пальцев. Марину в детстве поразило крошечное позолоченное колечко моржовой кости, снимавшееся с пальца. Одежда не сохранилась. Тело выполнено подчёркнуто реалистично. Вместе с куклой был найден маленький мраморный мячик для игры, так что и при 'жизни' кукла вряд ли была сильно одета.
Кукла, породившая моду сначала на взрослые безделушки, потом и на детские игрушки. Миррены прозвали фигурку 'символом северного разврата', хотя сами стали производили такие миллионами штук. К тому времени были найдены ещё несколько подобных фигурок и даже комплекты одежды для них, с гребнями и зеркальцами. Видимо от коротких платьиц и почти современного нижнего белья у попов свербит в различных местах. Да и судя по древним одеждам, излишней откровенностью наряды островитянок отличались уже тогда.
До сих пор споры идут, на Севере или на Юге, кто-то додумался обрядить куклу в современную женскую одежду... Тиражи и так неплохо продававшейся игрушки, выросли в несколько раз. На Севере уже больше двадцати лет ни одной девочки у кого в детстве не было бы 'Ланны -островитянки'.
Хозяйка самой первой куклы, скорее всего осталась жива, так как находку сделали в самом малопострадавшем районе, эвакуированном одним из первых, да и нашлась фигурка в мусорной куче. Кукла была не новая, носила следы починки, но любимую игрушку ребёнок бы не выбросил. Или просто девочка выросла, избавившись от вещей, утративших ценность.
Хозяйка оставила истории своё имя — Ланна нацарапанное на спине, Ланнами звались не пережившие извержения миниатюрные птички, славившееся яркостью оперения и скоростью полёта. Тоже споры идут, это имя хозяйки, написанное ей самой, имя куклы или вообще того же авторства, что-то вроде клейма мастера.
Сама Марина считает Ланну именем самой девочки, хотя ни одна версия не имеет неопровержимых доказательств. Книжек про Ланну самых разных возрастов уже не один десяток написаны. Сюжеты тоже — от для самых маленьких до трагедий, где над сюжетом даже циник и пошляк Херенокт рыдать будет.
* * *
Кое-что понимающая в аэродинамике Марина при виде нового сестрёнкиного любимца только глаза закатывает.
— Лучший способ для тебя это использовать — прикажи кабины в поплавках в маленькие салоны с кожаной обивкой и мягкими креслами переоборудовать. Будешь летать, игристое попивать, да красивыми местными видами любоваться. Сама только в пилотскую кабину носа не суй, иначе он навсегда в ней останется.
— Ты не веришь в мои способности к пилотированию?
— В способности верю, применительно конкретно к этому агрегату — нет. Эту жертву аборта от аэродинамики испытатель получше тебя чуть не разбил.
— Откуда ты знаешь? Мне говорили...
Марина упирает руки в бока.
— Да я даже догадываюсь, что. Они же тебе машину продавали. Как ты в неё влюбилась только крот и не заметит, и то сомнительно... Ещё и содрали, наверняка, втридорога. Это же ты сама со всеми своими деньгами. Такую не обмануть — преступление.
— Представляешь, — скалит ослепительно белые зубы Софи, — ты в корне не права. Я проверяла, мне машину продали практически по цене металлолома, и это с учётом стоимости ремонта, перерегистрации и перелёта. Передам Сордару как-нибудь, какими жадюгами ты считаешь моряков.
Марина только капризно-надменно поджимает губы в ответ, не любит оказываться сидящей в луже.
— Ты так и не сказала, откуда знаешь, что машину чуть на испытаниях не угробили. Или это сказочки?
Марина просияла, победоносно скалится.
— Чего лыбишься — не всем доступна информация, грубить и ругаться Софи умеет немногим хуже сестры.
— Это как раз ты, пилотесса должна была знать. У ЕИВ есть мечта — издать книгу 'История конструкции летательных аппаратов Империи', где должны быть сведения абсолютно обо всем, что летало или хотя бы пыталось в воздух подняться в наших краях. Несколько глав уже написано, кое-что — даже им самим. По всем возможным каналам идёт сбор информации. Угадай, где хранится всё, посвящённое деятельности местных конструкторов, включая копии отчётов об испытаниях?
— Неужели здесь?
— Ага. В библиотеке. Только я не думаю, что...— Софи со скоростью реактивного снаряда срывается с места, успев на бегу показать сестре кулак. Судя по взятому направлению, местонахождение книгохранилища ей известно.
Ну, и пусть посидит почитает. Всяко голова целее будет. Марина пока пойдёт и спокойно по самолёту полазает. Благо, гидроплан надёжно пришвартован. Херктерент давно мечтала с поплавка летающей лодки, неважно какой, нырнуть. Такую возможность упускать не стоит.
Придя на пирс, обнаруживает, не она тут первая. Верхом на поплавке, словно на гигантской рыбине, сидит выставив напоказ своё великолепие, Рэда. Довольная, словно кошечка, сметану укравшая.
— Не боишься, смотрит кто-нибудь?
— Пусть мне не жалко. Здесь все свои.
Сбросив с плеч утащенное у Эр полупрозрачное длиннополое недоразумение, по ошибке именуемое одеждой, ибо в нем не поймёшь, одет человек или раздет, Марина прыгает в воду. На ней многим по школе памятный чёрный с серебром закрытый купальник. Она редко меняет понравившиеся вещи. С годами меняется размер модели, но не она сама.
Вскоре уже сидит на другом поплавке напротив Рэды.
— Хотела бы слетать — прикрыв глаза и прислонившись к стойке говорит Хорт, — ты в одной кабине, друг в другой. Словно в бой. Ветер свистит, опасность пьянит, только небо вокруг.
— Ага — соглашается Марина, у самой что-то подобное бродит в голове, да и на других, кажется, общение с больной небом Софи, сказывается, — только тогда надо в задних кабинах лететь. Был проект разведчика, там турели с пулемётами должны были быть. На месте стрелка острота ощущений выше. А тут в одной штурман, в другой радист.
Всё вместе — это просто наркомания от авиастроения. Хотя, бывало в бой и не на таком ходили. И даже возвращались.
— Вот только почему Софи так хочет на нём полетать? Может, чувствует то же, что и я?
— Угу. Только вот если лётчику станет плохо или его убьют, остальным остаётся только прыгать. По мне так не очень умно делать машину для полётов в высоких широтах только с одним пилотом. Учитывая какая машина здоровая — глупо вдвойне.
— Вчера ночью Софи и Эор бегали голыми плавать у самолёта и нырять с него. Безо всего от спален до пирса. Даже полотенец не брали. Софи потом долго сидела где ты сейчас.
— Сама-то откуда знаешь? Тоже бегала?
— Нет, просто пешком шла.
— А Хейс с вами не было? — интересуется Марина с ноткой обиды.
— Звали, не пошла, сказала: 'Я слишком разумна для всего слишком безумного'.
— Тебе Дмитрий нравится что ль?
Рэда опасливо пожимает плечами, явно жалея об отсутствии метательных ножей. Делить мальчиков ей ни с кем не приходилось, тем более, с безбашенной Еггтой. Друг другом, но до определённой степени. Дальше такое может начаться.
— Если да, то забирай. Он мне нужен ровно в таком качестве, как сейчас. Солдатом. Для большего — сердце не лежит и не ляжет. Пусть лучше на твои сиськи пялится, чем мне в спину, грустно вздыхая, словно поэт эпохи увядания. Я не возражаю против любых ваших отношений. Даже не так, мне до них просто дела нет. Вот только, — Марина вздыхает, — между вами природа может, и возьмёт своё, только вот моим солдатом он останется навечно.
— Ты правда не против, Марина?
— Против чего?
— Ну, если мы станем встречаться?
— Рэда — переходит почти на шёпот Марина нагнувшись к ней, Хорт тоже с поплавка нагибается.
Оглушительный рёв.
— Каким местом ты меня только что слушала?
Дёрнувшись от окрика, Хорт оказывается в воде. Марина на всякий случай, делает то же.
Рэда и Марина стоят в воде нос к носу. В воде Хорт держится уверено, глубина не помеха.
— Твои шуточки.
— Я не виновата в твоей глухоте.
— Так ты не против?
Марина делает вид, будто хочет заорать.
— Всё, поняла, поняла.
Херктерент в неё брызжется.
Рэдрия снова на поплавке сидит. Марина в воде, приноравливается как бы снова в воду за ногу старого противника сдёрнуть. Взгляд цепляется за шрам на бедре. Мягко говоря, впечатляющий. У самой место перелома заныло. Интересно, она знает, шрам можно убрать? Рэда всё-таки девушка, а шрамы не красят даже женщин Еггтов.
— Поверить не могу, ты так легко от него отказываешься.
— Рэда, дружба-дружбой, а что другое — это что другое. Я не могу отказаться от того, что и так никогда мне не принадлежало. Тебе что-то нужно — сама прикладывай те усилия, что нужными считаешь. Я только сказала, ревновать не буду, в этом вопросе мы с тобой не соперницы.
— Но тогда, зимой. Вы так красиво танцевали. Почти весь вечер и большую часть ночи. Раньше бы люди решили...
— Мы не тогда живём, а сейчас, — прерывает её Марина, — Танцевали красиво — и я, и он — молодые, здоровые да ловкие, руки-ноги на месте. Чему удивляться? Софи тогда тоже танцевала, причём далеко не с одним, да и ты успела... Как там их звали?
Рэдрия смущена, аж глаза опустила. Так Марина и поверила, излишне застенчивые девушки только в мирренских романах скверного качества остались.
— Я с ними не стала встречаться. Хотя и предлагали.
Марина пожимает плечами.
— По Димке сохла? Ну, вот он твой шанс, смотри не упусти, пока не усохла совсем, — выразительно обозревает великолепие Рэды.
Хорт молчит. Неужто злится? Только не понятно, за что?
— Давай, поторопись. А не то смотри, сейчас лето, всё у всех на виду, местных в городе много, а нравы куда как попроще столичных. Димку-то природа ничем не обидела.
— По-моему, природа тебя чем-то в голове обидела. Чувствами в первую очередь! — выпаливает Рэдрия.
Марина смеётся.
— Рэда, мне сейчас слишком хорошо, и я не хочу с тобой ссориться. Но если настаиваешь, можем и подраться. Можно прямо сейчас. И результат для тебя снова будет плачевным, причём я сразу обязуюсь твоей ноги не касаться.
Хорт хмурится, обдумывая решение. Марина искренне забавляется. Чего бы Рэда ни надумала, Херктерент спорить не станет. Охота снова на ногу, только другую, охрометь — пожалуйста, всегда можно устроить.
— Заранее предупреждаю, Рэда, если ты не знаешь, я ногами дерусь куда лучше, чем руками, — с серьёзным лицом выдаёт Марина, с трудом удерживаясь, чтобы не расхохотаться.
— Я... Я не буду с тобой драться, Марина. Только не говори, будто я трушу.
— Не дерись. Я не возражаю, и не обижаюсь. Дела мне просто нет, какие там у кого о моих чувствах мнение. Не на эмоциях живу. Хочешь что про Димку узнать — спрашивай. Не скажу только того, о чём он сам просил не говорить.
— Скажи, а он правда, как и ты... Не грэд?
— Правда, как и я, наполовину. Только во мне того и другого пятьдесят на пятьдесят, а в нём откровенный перекос как раз в грэдскую сторону. Он на родном языке своего отца крайне плохо говорит, хотя знать-знает, читает бегло. Только ты ведь не чтением на русском языке с ним заниматься собираешься? — Марина заговорщически подмигивает.
Кажется, Рэда умудряется покраснеть.
— А если он не захочет со мной встречаться?
— Я тут причём? Мне что, тебе письменное разрешение выдать, или ему приказать на твои груди внимание обратить? Рэда, тебе головку не напекло? Внешностью с мозгами вроде бы не обделена. Вперёд, смелость она, знаешь ли, города берёт. Хоть сейчас можешь пойти, особенно в таком виде, разговор быстро приведёт к желаемому результату. Впрочем, вру разговор вряд ли получится. От таких видов мозги у мужчин, как правило сразу текут. Только не забудь резинки взять, если надумаешь общение продолжить.
Рэдрия зажимает рот от смеха.
— Умеешь ты, Марина, всё что угодно к шутке свести. Ещё спросить можно?
— Спрашивай. Мне не жалко.
— Правда, что его отец попал сюда... Ну, в общем, с той же войны, что и ЕИВ?
— Сама удивилась. Даже перепроверила. Но всё подтвердилось. Не просто с той же войны, но даже из того же года, правда с другого, самого горячего на тот момент, фронта. С разницей в несколько десятков лет. Отец ему говорил, ранен был. От госпитальной скуки взялся лёгкий танк проектировать, большую часть сделал, но тут его выписали. А бои тогда ого-го-го какие шли. Не до проектов. И в одном из боёв в них попали. И он попал сюда. В состоянии сильнейшей контузии, по насмешке судьбы, угодил на полигон одной из танковых дивизий в разгар учений. Бумаги, найденные при нём, очень внимательно изучили. Они и определили его судьбу здесь. В тот год ЕИВ сделал предложение Кэретте Еггт.
— Как такое может быть? Ведь время...
— Время оно такое. Временами, крайне непонятная вещь. Жестокое. Сильно бьёт временами. Тут люди из четырёх лет там до сих пор появляются. Последний случай — года три назад.
Кто-то, двадцатилетний, рискует встретить дряхлого старика — бывшего лучшего друга. Или столь же дряхлую старуху — давнюю возлюбленную.
— Разве женщины тоже?
— Ну да. Никто и никогда не утверждал обратного. Из тебе известных — мама Коаэ, вот только с ней непонятного до сих пор куда больше, чем понятного... Забыла про неё?
— Из головы вылетело просто.
— Ну да, мальчики очень легко выгоняют из черепной коробки все прочие мысли, кроме как о них.
Рэда молчит.
Марина мечтательно щурится.
— Интересно бы было, скакнуть лет на полсотни вперёд. Увидеть, как всё перемениться, как Сонька станет седой и беззубой. Хотя, вру на парики и зубы искусственные у неё деньги всяко найдутся.
— Ты всё шутишь.
— Ага. И ещё из всего мировую проблему создать тоже могу. Так идёшь с Димкой разговаривать?
— Не... Не сегодня. Я ведь Софи обещала с ними поплавать. Придут, а меня нет. Нехорошо как-то будет.
— Так я же буду тут сидеть, всё объясню. Идёшь?
— Нет. Не пойду, — на этот раз слышна знакомая упёртость Хорт.
— Как знаешь. До бесконечности оправдания своей трусости подыскивать не получится.
— Я не трушу!
— Но я боюсь! — Марина показывает Рэде язык.
— Пойду, катер вызову.
— Зачем?
— Отбуксируем эту штуку подальше от берега, на якорь поставим и там поныряем.
— Её можно поставить на якорь?
— Конечно, как и любая летающая лодка этот гидросамолёт ещё и корабль немножко.
— Может, мы на ней по-самолётному куда-нибудь.
— Может, но точно не сегодня. Никто из пилотов эту каракатицу ещё не облётывал, а я полечу только с тем, у кого будет не меньше двадцати часов налёта, причём сама проверю лётную книжку. И если сегодня опять на глупости потянет, а меня не позовёте, то вздумай она полетать, разрешаю кинуть ей в голову чем-нибудь тяжёлым, или ножи свои возьми, в руку ей швырнёшь. Жалко будет совсем сестрёнку потерять, пусть даже такую.
— А если позовём, что будет?
— То я ей всё это сама сделаю.
— Марина... — что это у Рэды с интонацией случилось? Вроде, так быстро не простужаются. Тем более, в такую жару.
