— Чёрт, стёкла, — согнувшись, пробормотала она, роняя на пол капли крови и сплевывая осколки. — Сколько раз тебе говорить — твои спицы мне до лампочки, оу... — она осторожно вытянула из десны кусочек, морщась при этом. Странно, ей же не больно, по идее. — Блин, извини, я ничего плохого не имела ввиду, просто ты так вкусно всё описала...
— Идиотина! У меня иные параметры! — остывая, прорычала я. — Дура! Кто тебе вообще столько всего позволял?
— Ну, скажем так, было время, — засмеялась она, вытирая кровь с уголков губ. — Извини.
— Ладно, просто мозгами нужно шевелить хоть иногда, — уже бурча, сдалась я. Крысы, забив на наши разборки и подгоняемые прорабом-нежитью, уже заканчивали трудиться, водя хороводы вокруг драгоценных камней и неуверенно поглядывая на украшения и оружие. Сложив колечки, серёжки и медальончики в один мешочек, они не знали, как быть дальше.
— Эти мы сами разложим, — кивнула им Меллот, беря протянутый ей платок и вытирая вязкую кровь. — Пусть идут.
— Стой! — всполошилась я. — А куда они идут?
— Обратно к себе, — пожала плечами девушка. — А что?
— Как "что"? Они же оснастку всю пожрут! Да и Коул жаловался на то, что крысиные экскременты встречаются там, где лежат чистые простыни.
— Ну, тогда за борт, — девушка легонько наклонила голову набок. — Если они вредят, значит, у них одна дорога. Да и, правда Коула — крысы переносят множество болезней.
— Всех за борт? Вот так вот, без сожалений? — округлила глаза. Маленьких и теплых, да за борт?!
— Ты уже определись, а? — не выдержала она, поворачиваясь к своей крысе и приседая возле неё. — Говори.
Пипа, повертевшись вокруг своей оси несколько раз, встала на задние лапки и передней правой тронула себя за ухо.
— В каждом мешке по сто тысяч, — перевела Меллот, пока я удивленно смотрела на все эти манипуляции. — Монеты большого достоинства, потому и столько. Считай мешки, и перейдём к камням и украшениям.
— Да, хорошо, — вяло кивнула, быстро пробегая взглядом по помещению и записывая результат в книжечку. — Погрешность какая?
— Монет в сорок, — отозвалась она, бросив взгляд на крысу, опять выполнившую странные движения.
— Отлично, — довольно кивнула, записывая и это. — На сколько оставшиеся камни выйдут?
— Ну, на пару миллионов, — что-то прикинув в уме, повернулась ко мне Мелл. — Они уже ограненные и, большинство из них, высокого качества. Ну, если ты не съешь их, то тут можно много выручить. Если поторговаться.
— А драгоценности?
— Ещё больше. Нужен оценщик и хорошо умеющие торговаться люди, — она поднялась на ноги, подходя к одиноко лежащему на полу ожерелью из граната, и поднимая его.
— Это должно выйти миллионов на двадцать. Очень тонкая ручная работа, камни идеально отполированы и отшлифованы. На креплении есть клеймо мастера. Судя по завиткам, это авторская работа.
— Откуда у тебя такие познания? — удивилась я, круглыми глазами наблюдая за её действиями.
— Мне пришлось некоторое время просидеть в лавке перекупщика. Дрянное дело, но кушать хотелось сильнее, — поморщилась она. Спрашивать, почему она просто не сделала из него очередного зомби, не стала: тут явно было что-то очень тайное. И, я даже не знаю, стоит ли сейчас пытаться улучить её в чём-то.
— На сколько, навскидку, тут всего украшений?
— До ста миллионов, — мне оставалось только присвистнуть от удивления. — Не знаю, откуда все эти драгоценности, но... Кто-то явно грабанул закрома Дворян, если не Высшей знати.
— Об этом не писали?
— Нет, что ты, — усмехнулась она. — Каждый год в море идёт на дно множество кораблей, и уже неважно чьих. Шторма, Морские Короли, иногда рифы. Пираты занимают во всем этом далеко не первое место. Ну, послали письма по миру с просьбой сообщить, если кто-то что-то видел или знает о пропавших, да и только. В борьбе за власть и наследство и на большее идут. Это так, мелкий откуп морю.
— А, ясно, — покивала, делая заметку. — Трения с продажей драгоценностей будут?
— Ну, попытаются заплатить как можно меньше, да только сами продадут за гораздо более высокую цену. Именно из-за того, что принадлежали кому-то из богатеев.
— Отлично, — пробормотала, записывая и это. — Что ж... Ты так и будешь дальше в короне ходить?
— Ага, мне нравится, — демонстративно коснулась украшения девушка, проводя по нему кончиками пальцев. — В мире и больше странных личностей встречается. Хочу быть принцессой. Нет, я — королева! — она приняла гордую позу, заправляя прядь за ухо.
— Ладно, — пожала плечами. — Я придумала на счет крыс.
— Правда? — загорелись её глаза. — Что?
— Пусть твоя Пипа создаст крысиный спецназ, — немного покраснев, предложила я.
Глаза девушки удивленно округлились, однако, она подалась вперёд.
— Поясни, — послышался азарт.
— Ну... — я сразу же растеряла все мысли, начиная тянуть и экать. — Эм, ну... Будет неплохо, если у нас будет невидимая противнику сила. Крысы маленькие и с очень крепкими и острыми зубами... Противник, в начале, не обращает внимания на животных, а они могут нанести огромный ущерб, перегрызя канаты или же, просто набрасываясь на человека, выцарапывая глаза. Я в одной очень интересной книге читала, как крысы охраняли лавку с драгоценностями в тёмное время суток. У них ещё такие классные ошейники шипастые были, чтобы нельзя было нанести вред грызунам.
— Хм, наверное, книга и правда классная, если там и такое было, — потерла подбородок Меллот, задумчиво глядя на всё ещё присутствующих в помещении крыс. — И, как думаешь, что скажет капитан?
— Не знаю, — пожала плечами, пролистывая пару страниц и ведя расчеты. — Всего сорок четыре крысы, если без Пипы. Можно сделать четыре группы по одиннадцать особей — одна командующая и десять подчиненных. Твоя — связующий. Ради шутки, назовем её генералом.
— Хорошо, мне нравится, — довольно кивнула она. — Где разместим?
— Ну, нужно помещение, с вентиляцией и из которого легко сбежать, если вдруг какая-то проблема, — неуверенно предположила я.
— Ладно, на тебе капитан, на мне помещение, — кивнула она, быстро выбегая наружу. Проводив её мрачным взглядом, механически отправила остатки рубина в рот, прожевывая и глотая. Она явно не сомневалась в том, что я получу согласие, в отличие от меня самой.
Валя, возвращенный ему светильник, рассматривал долго и придирчиво, но ничего не сказал, отпуская с миром, с намёком цыкая зубом вслед. А вот капитан меня поразил: быстро выслушав мой отчет о состоянии бюджета и отдав приказ передать копию Шону, мою задумку с крысами одобрил, да ещё и радостно потирая ладошки, заявил, что лично будет курировать проект. Выходя наружу и закуривая, в который раз покачала головой: капитан у меня шизик.
Задержавшись в тени центральной пристройки, возле одной из комнаток, села на прогревшиеся ушедшим уже с этой стороны солнцем доски, задумчиво рассматривая тихую палубу и чувствуя, как сердце вновь болезненно сжимается. Без Рея и Макса команда стала в разы серее, лишившись той живой искры, что металась по судну, нарушая его тишину и покой.
Дик молчал. Ни слова с того дня, ни одного приёма пищи, всё время в тени и вдали от остальных людей. Нил пытался его растормошить. Не знаю, что там у них произошло, но обратно парень вернулся бледный и напуганный, проскальзывая мимо серой тенью и наотрез отказываясь делиться чем-либо. К Дику, после, меня не пустил, запретив даже подходить к нему. Да только нахрена стоять в стороне, когда рядом с тобой угасает, ставший близким, человек?
Встав и пройдя к борту, щелчком выбросила окурок в море, глядя в легко волнующуюся синеву с белыми барашками волн и настраивая себя на неизвестность впереди. Заскочив в каюту Шона, быстро сгрузила ему наспех переписанные цифры, и выбежала обратно, пряча блокнотик с пером и чернильницей в маленькую сумочку на боку.
Дик обнаружился спустя полтора часа блужданий по Парящему — такое имя носил наш корабль. Лезть на марс было крайне страшно — самая верхотура. Коул, как-то, пытался мне объяснить то, что корабль сделан из какого-то сверх прочного дерева какого-то Адама, но, меня это не убедило, и я продолжала смотреть на корабль с затаенным ужасом — а ну, как рухнет? Какая же ненадежная, с виду, конструкция. Так что, один раз глянув вниз и ощутив, как резко заболело в животе, сворачивая кишочки в тугой комок, я уже начала себя проклинать за самонадеянность и отказ следовать совету Нила. Вцепившись руками в доски, прислонилась лбом к мачте, пытаясь успокоиться и не нервничать — подумать о чем-то отвлечённом.
Бескрайнее поле с подсолнухами, раскинувшееся настолько, сколько хватало глаз. Посреди всего этого золотистого великолепия виднелась девушка, в платье, по оттенкам золота не уступающее лепестками растений. Закрывающее грудь и живот, крепящееся на шее, оно полностью открывало спину и бока, на вид, сделанное из тяжелого, падающего материала. Юбка, вся из кружев, слоями идущими вниз, взмывала при каждом шаге, из-за чего девушке приходилось приподнимать ее впереди рукой в желтой перчатке по локоть, заканчивающейся какой-то воздушной тканью того же цвета. Кольца-серьги в ушах, с тремя черными подвесками, напоминающими семечки. Высокий хвост на голове, закрепленный черной заколкой с каким-то цветком, составляющим контраст с волосами цвета золота.
Идя по полю, она ласково касалась лепестков подсолнухов свободной рукой, легко улыбаясь им, нежно глядя удивительно голубыми глазами.
— Не стой в стороне, сестренка, — неожиданно повернув голову в мою сторону, мелодично позвала меня, легким движением головы отбрасывая длинную челку вбок, и улыбаясь мне. — Иди ко мне, прогуляемся, пока это возможно, — взгляд стал печальным.
Резко очнувшись, всем телом приникла к лестнице, дыша как загнанный зверь, и чувствуя, как по виску стекают капли пота. Быстро рванув наверх, в два счёта оказалась на месте, перебрасывая тело через бортик и попадая под крышу марса. Пальцы занемели, ноги не слушались, из-за чего пришлось упасть на попу, прислоняясь спиной к бортику. Да твою же мать, как вовремя!
Дик оказался рядом, безжизненным взглядом гипнотизируя мачту. Глубоко вздохнув, удобнее устроилась на своем месте, с отчаянием слушая громко бьющееся сердце и пытаясь понять то, что только что увидела, всё ещё не до конца вынырнув из того теплого, солнечного дня. Она назвала меня сестрой. Не мои воспоминания, показали еще одну часть, неведомую до этого. Лучше бы и не видела их дальше.
Начать разговор с парнем как-то не получалось: при каждом бросаемом взгляде, натыкалась на куклу, которая, с благословения чьей-то высшей воли, научилась дышать и моргать, да только и всего. И что, спрашивается, делать? Мне не особо было дело до людей, вокруг меня, пока они были чужими, не моими людьми. Теперь же, мы жили на одном корабле, и я, не смотря на свою изначальную нелюдимость, просто не могла пройти мимо него, медленно уходящего вслед за братом и другом. Это неправильно.
— Дик, Дик, — тихо прошептала, нарушая молчание. — Ричард...
Тишина. Да такая, что хотелось кричать, хотелось выть и тормошить его, схватив за грудки и, в процессе, пару раз приложив головой о доски борта, лишь бы добиться вновь злого, упрямого взгляда. Да только хриплое дыхание и вырывалось из пересохшего горла, не сумевшего даже повысить голос, не то, чтобы что-то громкое выдать. Ноль реакции.
— Ричард, очнись! — хрип, не слова, но, тут уже интонация важна для блуждающего где-то там вдали сознания. — Очнись, придурок, это он мертв. Не ты! Его уже не вернуть!
Ноль. Голяк. Пиздец, ничем не завуалированный и не прикрытый, как библейские Ева и Адам. И, как вернуть человека к жизни, если он сам этого не хочет?
— Дик, вернись, вернись, дурак, — сев напротив него, попыталась поймать его взгляд. Да только он проходил сквозь меня, не задерживаясь и не выражая и тени мысли в глубине. — Подумай о тех, кто ещё остался и кому ты дорог. Дик, не будь эгоистом...
— Уходи, стекляшка, — тихо, безразлично, четко. Но, то, что он меня узнал, резко вселило надежду, согревающую сердце маленькой искрой.
— Никуда не пойду, и ничего ты с этим не сделаешь, — фраза, которая, в своё время, успела выбесить меня. Сработало и на нём, что стало неожиданностью, тут же встречаемой широким оскалом.
— Пошла вон, чужачка! — зарычал он, всё больше приходя в себя и, даже, легонько розовея.
— Нет, — отрицательно мотнула головой, ловя за хвост ускользающую мысль и поворачивая ее к себе лицом. — А хочешь, заключим маленькое пари? Выиграешь — я отстану и грусти себе, сколько влезет. Хоть повесься.
— А если ты? — сверкнул глазами он.
Я легко улыбнулась — попался.
— Будешь мне должен услугу. И больше не будешь сбегать от проблем, — обидчиво усмехнулась, ловя в ответ, уже начинающий пылать бешенством, взгляд. — Ну, так что?
— Идёт! — он подался вперёд, чуть не упираясь мне лбом в лоб. — Что нужно?
— Три поединка, — широко улыбнулась, отпрянув и поднимаясь на ноги. Вроде бы, больше не трясутся. Чёрт, а ведь ещё вниз как-то надо слезть, о чем я совершенно не подумала. И, это с моей-то косолапостью и периодической несогласованностью с телом. Дура — одно определение. — Победитель по последнему сражению.
— Тогда зачем ещё два? — нахмурился он, так же вставая и, резко хватаясь за борт рукой.
— Из-за твоей слабости и для того, чтобы лучше узнать друг друга. Один поединок в два дня, — кивнула, бросая взгляд вниз, на корабль, и чувствуя нахлынувшую тошноту. — И, ещё условие: сегодня без поединка. Ты будешь кушать. Столько, сколько влезет.
— Я отлично себя чувствую! — прорычал он, делая шаг вперёд и чуть не наворачиваясь.
— Да, только сильное головокружение, тошнота, недосып, периодическое потемнение в глазах, а так, всё прекрасно, — важно закивала, перелезая борт и, держась за канаты, ставя ногу на первую ступень. — А, руку давай!
— Зачем? — нахмурился он, кое-как подходя ко мне.
— Как зачем? — состроила удивленное выражение лица. — Закрепить соглашение, конечно же.
Парень молча протянул ладонь, слабо сжимая холодными пальцами и упрямо глядя прямо в глаза.
— Сам слезешь? — уже скрывшись из виду, крикнула, задрав голову к небу. Всё же лучше, чем нечаянно бросить взгляд вниз.
— Заткнись и ползи, стекляшка, — послышалось тихое. Что же, у меня сейчас действительно занятие серьезное. Например: не промахнуться мимо очередной ступени.
Спуск занял целую вечность, за которую я успела основательно проредить ряды нервных клеток, вспомнить счет на пяти языках и, наверное, насмешить большую часть наблюдающего за мной экипажа. Во всяком случае, те, кого встретила, когда ноги уверено стали на палубу и, пошатываясь, отошла в сторону, к перилам, облокачиваясь на них, не скрывали веселья.
