— Я не понимаю, — кошка снова пробралась в кабинет и запрыгнула ко мне на колени.
— Это значит, что дементоры не добрались до твоей любви, не уничтожили основную составляющую души, — доктор Браун кого-то мне напоминал, но мне никак не удавалось вспомнить, кого.
— Почему они вообще не высосали её? Ведь именно это они и делают, — кошка недовольно фыркнула на меня, должно быть, я дёрнул её за шёрстку.
— А почему ты не умер после смертельного заклятия? Я не знаю ответа на твой вопрос, как и на свой, я знаю только, что постепенно к тебе вернутся все твои чувства и воспоминания, — доктор Браун взглянул на часы и потянулся за ежедневником, должно быть, скоро к нему должен был прийти другой пациент.
— Значит, это был тест? — встав с кресла, я прихватил книгу.
— Что именно? — мы вышли из его кабинета, направляясь к двери.
— То, что ваша жена открыла мне дверь, — бросив мимолётный взгляд в гостиную, которую мы проходили, я вдруг застыл как вкопанный. Там была целая лаборатория по производству зелий. — Вы не боитесь, что это может кто-нибудь заметить?
— Это может заметить только волшебник, — улыбнулся доктор Браун. — И да, это была проверка. В субботу, когда у моей жены будет выходной, мы попробуем кое-что особенное для твоего излечения.
Те пару дней, что у меня были до третьего сеанса, я потратил на изучение книги, которую дал мне доктор. Надо сказать, что он значительно сократил историю о вейлах. После изучения раздела о них мне стало интересно, почему они живут вместе. То есть вполне понятно, что этим женщинам нужны были партнёры для продолжения рода, но из всего описанного следовало, что они выбирали очень сильных мужчин, способных хоть как-то сопротивляться их ауре. А Патрик Браун был таким обыкновенным, к тому же сквибом, это вряд ли способствовало рождению сильного потомства. В общем, мне был интересен этот вопрос, пока я не дошёл до раздела о дементорах. До части, где были описаны теории их происхождения. Долгое время считалось, что дементорами становятся волшебники, подвергнувшиеся их поцелую, поэтому, чтобы количество этих существ не увеличивалось, в министерствах магии разных стран были установлены арки смерти. Волшебников толкали в эту арку, и они испарялись: их магия, тело — все расщеплялось на атомы и питало собой магию арки. Потом кто-то провёл опыт, и оказалось, что это не так. В любом случае, никто точно не знал, как появились эти существа, но все точно знали, что убить их нельзя. Они как-то сами по себе знают, когда начинается и заканчивается их жизненный цикл.
Доктор Браун был прав в отношении схожести вейл и дементоров. Они были противоположностями друг другу по влиянию на людей, к счастью, вейлы намного более разумны и, возможно, они даже немного боятся использовать свой дар на людях. Женщины, являющиеся заложницами своей красоты — это довольно иронично.
— Гарри, проходи, — радостно поприветствовала меня миссис Браун, открыв дверь. — Сегодня будет замечательный день.
Миссис Браун была настолько воодушевлена, что её ауру можно было заметить невооружённым взглядом: будто множество золотистых пылинок, вьющихся вокруг неё, следующих за ней шлейфом, пахнущим пьянящим сладким цветочным ароматом; оседающих на все предметы в комнате и заставляющие их светиться.
— Кстати, меня зовут Кларисса, — словно маленький ураган, она унеслась из гостиной, ловко лавируя между столами, котлами, тумбочками, при этом не столкнув ни одной колбочки.
— Ваша жена всегда такая воодушевлённая, или сегодня какой-то особенный день? — присев в кресло, которое я уже облюбовал для себя, спросил у доктора Брауна, который тоже выглядел более взволновано, чем обычно.
— Прекрати обращаться к нам на вы, можно просто Патрик и Кларисса.
— Хорошо, так что вы задумали? — я бы не назвал то, что испытывал в эту минуту страхом, но лёгкое волнение определённо было.
— Самое главное на пути к излечению — это осознание того, что случилось, — когда миссис Браун… Кларисса тараторила, её акцент проявлялся сильнее. — Если человек попал в аварию, он должен вспомнить её, пережить, смириться; если сломал руку, вспомнить, как это было.
— А если меня поцеловал дементор, то я должен вспомнить, каков его поцелуй на вкус, — я продолжил логическую цепочку.
— Верно! — радостно заявила Кларисса, от чего её аура вспыхнула золотистой пылью, так что доктор Браун… Патрик даже немного поморщился.
— Но я не помню того вечера, даже не вижу кошмаров о нем, — идея была неплоха, она, наверное, даже помогла бы мне понять, почему поцелуй не сработал, ведь скорее всего, кто-то прогнал дементора в последнее мгновение своим патронусом, а я даже не знал, кого благодарить за своё спасение.
— Для начала я попробую загипнотизировать тебя, — Патрик покачал передо мной карманными часами. — Если это не сработает, то мы дадим тебе зелье гипноза.
— Если не сработает гипноз, почему должно сработать зелье? — в учебнике за третий курс было описание свойств зелья без рецепта. Исходя из описания, зелье имеет такой же эффект, как и гипноз, оно было придумано для облегчения жизни волшебников, так как технику гипноза мог постичь не каждый, а сварить зелье удаётся почти всем.
— Для этого есть я, — гордо улыбнулась Кларисса. — Я сосредоточу на тебе всю свою силу — это должно будет помочь тебе оказаться в нужном состоянии.
— Хорошо, давайте попробуем, — в больнице Святого Мунго надо мной тоже проводили опыты, одним больше или меньше, неважно — главное результат.
Часы Патрика мерно раскачивались перед моим лицом, он размеренно говорил со мной, и даже на пару мгновений я почувствовал лёгкость в своей голове, но как только задумался над этим ощущением, оно пропало. Мы попытались несколько раз, но с каждым разом сбросить чувство лёгкости становилось все проще и проще, хотя я, наоборот, старался его сохранить. Тогда пришла очередь зелья. Удивительно, что на вкус оно было довольно приятным, я уже привык, что все зелья имели противный вкус или запах. С последним глотком зелья в моей голове возникло знакомое чувство пустоты и лёгкости, а потом я ощутил на себе дар вейлы. Я буквально видел его: чистый поток силы окутывал меня; я вдыхал золотистую пыль, оседающую на моем языке чем-то приторно сладким, как растаявшая на солнце шоколадка, и мне было хорошо.
— Гарри, расскажи мне о том, что с тобой случилось, — голос доносился откуда-то издалека и был для меня совершенно неважным, важной казалась эта пыль, окутывающая меня теплом, и тогда я заговорил.
Они окружали меня со всех сторон, разум твердил действовать: спасаться бегством, пока ещё была возможность, но было так холодно и так темно. Эта ночь сама по себе была холодной, а близкое присутствие дементоров все усугубляло. Я уже не представлял, в какую сторону бежать, чтобы найти Сириуса, просто знал, что нужно двигаться, чтобы спасти его, спасти себя. Отличительная особенность гриффиндорцев — их неспособность мыслить рационально — бросаться в самое пекло без всякого плана, надеясь на случай и удачу. Я неожиданно очень чётко понял это, когда, споткнувшись о корень дерева или о кочку, растянулся на земле, как никогда ясно ощущая присутствие дементора рядом с собой. Холод сковывал каждую мышцу тела, у меня не получалось даже пошевелить пальцем. Я слышал, как кричала моя мама, словно она была там — внутри моей головы, металась от правого виска к левому, стараясь выбраться наружу. Разумеется, это было не так, а мне нужно было сосредоточиться на чём-нибудь приятном, чтобы произнести заклятие патронуса, чтобы попытаться спастись, но все, о чем я мог думать — это о том, что мне невозможно холодно. Я уже не чувствовал пальцев на своих руках, а мама все кричала — впустую вымаливая мою жизнь.
Однажды я видел, как Дадли смотрел научную передачу: что-то про сухой лёд или жидкий азот. Не знаю, почему я вспомнил об этом, когда дементор стал наклоняться ко мне. Просто, будто под гипнозом, я наблюдал за белыми клочками дыма, вырывающимися из его рта, моё сознание вдруг прояснилось — я больше не слышал голоса матери. Единственное, о чем мне удавалось думать, это о том, что я, возможно, превращусь в ледышку из-за его дыхания, и мне будет совершенно не так весело, как тем учёным, пытающимся привить подросткам тягу к науке.
Склонившись надо мной, дементор выдохнул прямо мне в рот, и мне захотелось, чтобы все прекратилось. Мои внутренности будто превратились в хрупкие сосульки, готовые разлететься в дребезги от удара сердца. Я все ждал, когда же это случится, потому что мне казалось, что это должно было быть очень громко, ведь все во мне разобьётся и я рассыплюсь на части. Но я не слышал никакого треска или звона, только хриплый звук, будто кто-то с силой всасывал в себя воздух, а после этого все вернулось: я снова слышал, как кричала мама и как кто-то выл внутри моей головы.
Мне показалось, что между выдохом и вдохом дементора прошла целая вечность, на самом же деле всего пара секунд. Мне так много всего показалось за эти пару секунд: вспомнилось, как однажды Дадли отбил меня от хулиганов, а потом сам же больно ударил. Он сказал тогда, что только он имеет право меня обижать. Оказывается, он защищал меня в детстве, причём так, что я никогда бы не подумал, что это делается мне во благо. Вспомнил, как Гермиона поругалась с Роном на занятии по чарам из-за заклятия левитации. Рон ведь на самом деле был противным маленьким мальчишкой, которому было обидно, что его превосходят, а Гермиона была настырной выскочкой, которая просто хотела быть такой же, как и все остальные дети-волшебники, знать то же, что знали они. Она просто слишком переусердствовала в своём стремлении быть наравне с остальными. Вспомнил, как было больно, когда один из клыков василиска пробил мне руку; его яд был таким вязким и тёплым, он постепенно лишал меня сил, но было не страшно, ведь своим поступком я сохранил жизнь Джинни. Вспомнил, как Сириус предложил мне переехать к нему. Возможность жить с человеком, хоть как-то знакомым с моими родителями и любящим меня, переполняла меня ощущением восторга и радости. А потом я вспомнил, как зелёный луч заклятия нёсся в мою сторону, как он ударил мне в лицо, как было больно, будто что-то внедрили в голову: кость, которой там не должно было быть.
Эта странная тупая боль в голове исчезла, но вместе с ней исчезло и все, что только что переполняло меня, заставляя чувствовать себя человеком со своей судьбой и желаниями. И вот тогда наступил этот удар сердца, от которого все зазвенело внутри, норовя рассыпаться. Дементор разжал свои руки, отбросив меня на землю, как ненужную тряпичную куклу. Я больше ничего не мог ему дать, и он выбросил меня.
— Тебя поцеловал дементор, Гарри, — произнёс Патрик, когда ощущение тепла покинуло меня, но на его место не пришёл холод от того, что я, наконец, вспомнил, что со мной случилось, просто стало как-то пусто.
— Мы и раньше это знали, — фыркнул я, взяв из рук Клариссы большую кружку ароматного горячего шоколада.
— Нет, мы думали, что он не завершил свой поцелуй до конца, оказалось, что завершил, — на лице Патрика было смятение и грусть. Я вдруг вспомнил то, что мне не удавалось. Первый курс, зеркало Еиналеж — отражение моего отца в нем.
— Мой отец. Почему ты так похож на моего отца, Патрик?
— Потому что я его младший брат, — либо это шоколад обжёг мне язык, либо это был мой собственный судорожный вздох.
— Как так получилось, что никто не знал о младшем брате Джеймса Поттера? — Кларисса лишь фыркнула на мой вопрос, будто выражая этим все своё презрение к моему отцу. Она села на бортик кресла рядом с мужем, и я узнал ответ на свой вопрос о её выборе: она любила Патрика, все её действия говорили об этом.
— Потому что в старых аристократических семьях не принято хвастаться тем, что в семье родился сквиб. Родители сказали всем, что я скончался через несколько дней после рождения. Да, это трагедия для семьи, но она заставит другие семьи думать о Поттерах, как о сильных людях, способных справиться с таким несчастьем. А признайся они, что в семье родился сквиб, то это значило бы, что магия рода Поттеров умирает, а значит, не стоит связывать с их отпрысками своих детей. Мои родители пошли по лёгкому пути: они отправили меня в частную школу-интернат для мальчиков в Америке, дали мне другое имя. Я не слишком интересовался жизнью волшебников в своей родной стране, пока Кларисса не рассказала мне о том, что с тобой случилось, — в голосе Патрика не было раздражения или грусти, когда он рассказывал мне о том, как от него отреклись родители, будто его тоже поцеловал дементор и он не может испытывать эмоций.
— Разве это нормально, что они солгали всем о тебе? — спросил я, поставив на маленький журнальный столик пустую кружку. Их кошка тут же запрыгнула на стол, будто специально до этого поджидала, когда же кружку поставят, чтобы начать слизывать шоколад со стенок сосуда.
— К сожалению, да, это нормально. Ты жил вдалеке от магического мира, и тебе неизвестны некоторые его особенности. Если в семье рождается сквиб, то считается, что магия рода угасает, и волшебники в таких семьях не будут рождаться ещё очень долгое время, пока кровь наследников полностью не обновится. Правда, тогда таких волшебников уже будут называть грязнокровками. Эти волшебники настолько отдалятся от прямой ветви своих предков, что уже нельзя будет проследить, кто был родоначальником. Чтобы кровь обновилось и магия вернулась, нужно несколько сотен лет. Так что семьям проще сказать, что ребёнок умер, а самим отправить его куда-нибудь подальше к маглам, чтобы он научился жить в мире, где нет магии, потому что именно там его место.
— На самом деле вейлам не важно, будут ли их супруги волшебниками или простыми маглами, наши дочери все равно получат дар и магическую силу, — должно быть, на моем лице было какое-то странное выражение, раз Кларисса поспешила разъяснить, как так получилось, что они вместе, хотя Патрик только что заявил, что его дети, правнуки, праправнуки и так далее не будут обладать магией.
— Ясно, пожалуй, я пойду, мне есть о чем подумать, — фактически я сбегал от них, но мне и правда было о чем подумать.
Что-то странное происходило со мной, пока я шёл к дому номер четыре по Тисовой улице. Все, что мне удалось узнать на этом приёме у психолога, словно роем пчёл билось внутри моей головы. Оказывается, у меня был родной дядя, который узнал о существовании племянника только тогда, когда его жена рассказала о чуде, произошедшем с мальчиком в Англии. Оказывается, в магическом мире принято отказываться от своих детей, если они рождаются сквибами. Оказывается, никто не спасал меня от дементора, он сделал все, что был должен. Оказывается, во мне почти нет души, а то, что осталось, держится на весьма шатком и эфемерном ощущении тепла, называемом любовью.
